ВЛАСТЕЛИН СЛОВЕС № 2 — Голосование!

Уважаемые мастеровчане! Улов нынче небольшой, но, надеемся, тем внимательнее вы отнесетесь к представленным на конкурс восьми описаниям.

Вам необходимо проголосовать за три описания, наиболее соответствующих непростому в этот раз заданию.

Пожалуйста, поддержите наших участников: отметьте плюсы, не забудьте про минусы.

Проголосовать нужно до среды, 5 ноября, 18.00 по Московскому времени.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ:

Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Напомню, описание в стилистике Чехова было сверхзадачей (т.е. приветствуется, но необязательно), основная задача — описать предложенную сцену.

_________________________________________________________________________________

1.

Антонина Ивановна сочиняла пирожки. К сожалению, как это всегда бывает после продолжительного перерыва, ей показалось, что былое мастерство ее пошло на убыль. Не успели ее сочинения толком избавиться от нелепой частушечной эклектики, как они тут же принялись обнаруживать в себе явную склонность к барокко. Это было уже чересчур. И хоть бы понять – с чего? Ведь вот, например – полковник Исаев, строг, подтянут и черно-бел, не то, что некоторые – без малого икона классического стиля. Вот телефон, обладающий всеми свойствами полковника Исаева. Вот шторы, тоже не позволяющие себе ничего лишнего. Вот чайный гриб… Кто сейчас из молодых да ранних вспомнит, что это такое – «чайный гриб»?..

Антонина Ивановна внимательно смотрела в телевизор, а руки ее упорно вылепляли чебурек.

2.

Катерина Ивановна вздрогнула и всем телом подалась вперёд — не шевелясь, почти не дыша, всматривалась она в родное, не позабывшееся с годами лицо: волевое, с лёгким прищуром карих глаз. Взгляд их возвращал ей молодость, и ту далёкую весну, когда жизнь до краёв была наполнена смыслом, а будущее виделось так светло, так отчётливо, и надеждам было тесно в груди, и сомнений не было – сбудется! непременно сбудется!

И сейчас за окном была весна – терпкая, душистая, незапылённая, ещё совсем юная, не вкусившая горечи разочарования. Но налетит однажды ветер и смахнёт на землю свадебный, яблоневый наряд — но и это не вразумит и не лишит надежды. Впереди лето, а за ним и бабья пора, и лишь потом, когда отразятся в замёрзших лужицах жалкие остатки былой красы – тогда и наступит пробуждение от девичьих и бабских грёз, и унесётся последняя надежда с клином журавлей.

Катерина Ивановна вздохнула — к чему ей весна? Лишь душу бередить. И только лежащие на скалке руки, вдруг, ожили, заметались по столу, и лёгкий стук нарушил унылую тишину.

…центр – Юстасу…

3.

Вспоминая покойную бабку Аглаю, всегда вижу одну и ту же картину: тесная комнатка в коммуналке со стонущим паркетом и бежевыми в унылый ромбик обоями. На широком подоконнике преет в трехлитровой банке гадкий, но чем-то очень полезный гриб…

Ловко орудуя скалкой, бабка стряпает «летние» пирожки. Летние, потому что за окном — долгожданный июнь, и на рынке появился первый ярко-зеленый лучок.

Она стоит ко мне спиной и я наблюдаю за тем, как вздрагивает обвислый жирок на ее предплечьях и покачивается в такт движениям тяжелый зад. Голубой в ромашку халат давно вылинял и уже не поддается штопке, но баба Аглая не торопится менять его на новый, подаренный ей еще прошлым летом.

Тут же, на столе — присыпанный мукой дисковый телефон. Бабуся тяжела на подъем и глуховата, поэтому аппарат всегда таскает за собой, чтобы, не дай бог, не пропустить звонок.

Из выпуклой линзы старенького телевизора на нас глядит вечный Штирлиц. Лицо у него почему-то всегда грустное. Чует, наверно, что летних пирожков ему не достанется.

4.

Баба Шура лепила пельмени. Не на кухне, нет. Она любила сесть за стол перед стареньким чёрно-белым «Рубином», особенно, когда передавали «Семнадцать мгновений весны». Руки сами раскатывали тесто, а глаза бабы Шуры, за очками в роговой оправе внимательно следили за перипетиями полковника Исаева, красавца-мужчины и настоящего героя. В комнате баба Шура проводила всё своё свободное время. Широкие окна с занавесками, сшитыми дочкой из купленной в Ленинграде дефицитной ткани с узором-листьями, пропускали много света, так что хватало и для любимого чайного гриба в пятилитровой банке. Обои были как раз под цвет гриба, сын переклеил недавно, а паркет-лесенку баба Шура натирала каждую неделю. Встанет с утра, бывало, повяжет передничек на старенькое голубое платье, волосы в пучок соберёт да гребёнкой сверху приколет — и давай убираться. А как закончит, чай попьёт из кружки в горошек и вышивает синим по белому салфетки или газету Известия перечитывает. И телефон рядом — вдруг соседка позвонит.

5.

Летний день. Густая листва скрывала окна мрачной, оклеенной дешевыми коричневыми обоями в ромбик хрущевки бабы Мани от глаз с соседних домов. На ветхой подставке стоял чернобелый телевизор, из под которого грязнобелая скатерть нависала над пожелтевшими газетами, и довоенным паркетом. На самом телевизоре красовалась медная статуэтка Дон Кихота.

Однако окна закрывал стеклопакет. На керамогранитном подоконнике скучала банка с замаскированным под чайный гриб нитридом трийода. Вещество сохраняло стабильность в специальном растворе.

Надев очки, забрав на затылке гребешком седые волосы, прикрыв бронежилет синим платьем в цветочек, подвязавшись розовым передником, бабушка сидела за овальным столом и раскатывала скалкой кусок пластида, посыпая его молотым гексогеном. Старушка шелуша конфетки, запивая чифиром из красной, в белый горошек кружки и лепила пирожки, о начинке которых страшно думать.

Вдруг на столе звякнул телефон — сработал датчик движения. Телевизор высветил изображение агента спецслужб, которого снимала видеокамера входной двери. Бабушка напряглась. Вычислили! Ночь обещала быть нескучной.

6.

Когда начинался любимый сериал «про Штирлица», Мария Петровна, которую всё уже звали запросто — баба Маня, усаживалась перед стареньким ламповым телевизором. А чтобы время зря не терять, лепила пирожки для любимого внука. Полное тело её, перетянутое в расплывшейся талии завязками передника, ритмично вздрагивало, узловатые, привыкшие к любой работе, руки катали скалку, а подслеповатые глаза из-за очков неотрывно следили за «касатиком», который вёл непримиримый бой с фашистами. Иногда на самой напряжённой сцене, баба Маня замирала, смахивала кончиком передника набежавшую слезинку и машинально поправляла пучок седых полос. А потом вновь принималась за дело: банкой шпрот вырезала аккуратный кружок, клала начинку, и выкладывала очередной пирожок тут же в ряд на деревянном столе. А по окончанию очередной серии, баба Маня обязательно звонила Семёновне, подруге детства, чтобы поделиться радостью: полковник Исаев и на этот раз сумел обвести вокруг пальца проклятых фрицев!

7.

Клубок со спицами был отложен. Гладкие руки замерли на скалке. Он! Красавец-мужчина смотрел прямо в глаза. Пирожки сохли, раскатанное тесто заветривалось, конфетка прилипла к нёбу, а строгий взгляд с экрана не отпускал. Не существовала комнатка со скрипучим паркетом и вечным сквозняком из рассохшейся рамы, таким сильным, что темные шторы с листьями шевелились над гармошкой батарей, покачивалась расшитая салфетка под телевизором и шелестели газеты. Не существовало бушующего зеленью мая, чей свет преломляла банка с чайным грибом на подоконнике. Существовал только он, мужчина мечты, тайная страсть. Ради него Серафима принесла тесто в зал, на темный от времени раскладной журнальный столик, чего раньше никогда бы не сделала, надела любимый голубенький халат и розовый фартук. Седые волосы были аккуратно подобраны и украшены гребнем. Жаль, нельзя снять очки. Баночка кофе, кипяток в красной чашке, телефон – все под рукой. Она ни на секунду не оторвется от него – любимого, желанного героя.

8.

Комната была пропитана атмосферой будничного дня. На экране телевизора застыл портрет мужчины в офицерской форме с большим, широким носом, огромными ушами, объёмным лицом, и только аккуратная причёска с гладкими короткими волосами не была таких пышных размеров.

Под столиком, на котором расположился телевизор, покоилась пачка старых газет, покрытая пылью.

На телевизоре стояла статуэтка рыцаря и совершенно не сочеталась с простотой двухлитровой банки на подоконнике, занавесок с разноцветными листочками, чашкой чая на столе, составлявшей компанию чёрному стационарному телефону, жестяной консервной банке и четырём разным по форме пирожкам.

За столом, который находился перед телевизором, сидела милая старушка в голубом халатике с рисунком в виде цветочков. Она была не собрана. Голова её внимательно следила за человеком на экране, руки при помощи скалки раскатывали тесто, а туловище, будто бы разрывалось между двумя занятиями, решало: выпрямиться или согнуться.