Соавторская игра №17, Беты

1. Суть игры: Написание миниатюры двумя разными людьми, попытка создать вдвоём цельное произведение.

2. Цель игры: Помочь найти себе соавтора или бету, оценить свои возможности в плане совместной работы над текстом.

3. Игра анонимная. Участником может быть любой желающий. Голосование публичное.

У нас есть 9 интригующих Альф и мы работаем дальше

Беты пишем до пятницы до 27.12 до 18.00 по Москве.

____________________________________________________________________________________  

Картинки

Конкурсные Альфы

№1

***

— Нет, это невозможно. Вы поощряете все её прихоти. Так нельзя, — возмущалась статная женщина лет сорока. Хотя она уже давно переступила порог молодости, но всё ещё сохраняла привлекательную красоту и безупречную грацию.

— Дорогая, не сердитесь, — пожилой мужчина, сидя у камина в домашнем халате и тапочках, оторвал взгляд от газеты и посмотрел на стоявшую рядом супругу. Посеребрённая годами шевелюра, тонкие черты лица, ласковый взгляд, улыбка из-под красиво уложенных усов гипнотически повлияли на женщину. Она на мгновение изменилась, но тут же нахмурилась, вспомнив, что подошла к мужу не для обмена любезностями.

— Вам совсем не идёт сердиться, — улыбаясь, продолжил говорить мужчина, — и потом, она всего лишь наша принцесса, и я не могу ей ни в чём отказать.

— Принцесса? Я, конечно, могу понять ваши чувства. Только после пяти сыновей я смогла подарить вам такую желанную дочь. Но так нельзя. Она не принцесса. Она избалованная девчонка. И когда она вырастет…

— Когда она вырастет, — продолжая улыбаться, прервал жену мужчина, — она станет самой красивой девушкой.

— Нет, вы не исправимы. Вы слишком балуете её. Ну разве так можно? Мне кажется, бедный Клаус ночей не спит, исполняя ваши заказы. Вся детская завалена медведями. В гостиной нет свободного кресла, а столовая? Я не говорю уже о нашей спальне. Мне кажется, я живу в лесу. Мой муж — медведь, я сама — медведь, а теперь ещё и это?

— Что, дорогая?

— Как что? Я почти готова смириться с тем, что вы скупаете всех игрушечных медведей в округе, что не даёте покоя игрушечнику Клаусу, но притащить в дом это чучело?

— О чем вы говорите, дорогая? Какое чучело?

— Как какое? Чучело медведя.

— Вы говорите о том милом мишке, что я купил для Агнии утром?

— Нет, я говорю о том чучеле из настоящего медведя, что сидит сейчас перед нашей дочерью на задних лапах, а она наливает ему чай.

— Что?! — вскакивая с кресла, закричал мужчина. — Я не заказывал никакого чучела.

Родители влетели в детскую.

— Ой! Мама, папа! — радостно защебетала Агния. — Смотрите, кто ко мне пришёл.

Медведь, держа в одной лапе чашку с чаем, в другой — печенье, повернул голову и, изобразив подобие улыбки, смахивающее на оскал, произнёс:

— Привет, я Чарли.

Женщина, потеряв сознание, упала на пол. Мужчина в растерянности смотрел на медведя, не в силах решить, что нужно предпринять в первую очередь: попытаться привести в чувства жену или, схватив Агнию, спасаться бегством.

Пар от чашки с чаем в лапе медведя стал быстро распространяться по комнате. Через мгновение всю детскую заволокло туманом. А ещё через мгновение этот странный пар-туман исчез. Чашка с чаем стояла на столике. Парок так и продолжал исходить от неё. Агния и медведь исчезли…

№2

***

Когда это случилось? В выходной? Вроде. Не помню точно. Эх, старость – не радость. Ага, вспомнил! Была суббота, восемь утра, настало у меня время утреннего чаепития. Вылез из свой норы, то есть из постели, потянулся и, поднявшись, протопал на кухню. Там заварил чая покрепче и отправился в кабинет чем-нибудь заняться: почитать книгу, телевизор посмотреть – утренние новости. Выходной же. Захожу, а он там, в смысле в зеркале. Стоит и пялится на меня молодой мужчина лет тридцати. Черты лица его точёные, сам в белом халате, в руках – колбочка, в которой плескается жидкость коньячного цвета. На губах незнакомца играет ехидная улыбочка.

В общем, я как вошел, так и застыл с чашкой в руке. Держусь за ложку – пошевелиться боюсь, а в голове ни единой мысли. Пялюсь на гостя, как дурак. Впечатление такое, что кто-то канат в голове сильно натянул, а он лопнул, и в ответ — звенящая тишина.

Молодой человек непринуждённо поправил очки (видать, моё появление для него не являлось неожиданностью) и произнёс:

— Ну, здравствуйте. Доброе утро.

Мысли оттаяли, и я сказал:

— Ага, доброе. Это как посмотреть. Ты кто? И что здесь делаешь?

— Здравствуйте, — растянувшись в улыбке, произнёс незнакомец, — что я здесь делаю? Вообще, это моя квартира.

Только сейчас заметил, что за его спиной стоит диван. Мой диван! Я обернулся. Дивана сзади не было. Так он, значит, пока я спал, успел мебель умыкнуть?!

— Я говорю о том, что ты делаешь в зеркале?! – возмутился я.

— Я не в зеркале, а в своей комнате, это вы – в зеркале.

Тут вспомнилась «Алиса в Зазеркалье», и я умолк. А ведь молодой человек не так глуп. Он прав. С его точки зрения, это я в зеркале, а он в комнате, а с моей точки… Я запутался, но должна же существовать, помимо двух мнений, истина, и она посередине, то есть в зеркале, что между нами. Я поставил чашку на камин и осторожно протянул руку. Она наткнулась на гладкое и холодное препятствие. Стекло? Быть не может. Эта стена является внешней и за ней находится улица. Тогда как у него оказался мой диван?

№3

***

Мой отец — оборотень. Но не из тех, кто в полнолуние сходит с ума, превращается невесть во что и рвет всех подряд. Нет, он — благородных кровей, из приличного клана оборотней-медведей, в котором принято превращаться в зверя, а также рвать кого-то — только по собственному хотению.

Ещё молодым он получил хорошее наследство и зажил припеваючи в собственном поместье. Но одному жить было скучно, и он решил обзавестись семьей.

В округе было несколько подходящих девиц того же клана. Но вот в чем беда: если и мать, и отец — оборотни, то у них родится страшный монстр, неразумный и воспитанию не подлежащий. А чтобы ребеночек вышел нормальным оборотнем, один из родителей непременно должен быть человеком. Вы не знали?

Так вот, отец нашёл хорошую девушку и женился на ней. Он показывался ей только в людском обличии, и она даже не подозревала, что стала женой оборотня. Пока я не родился.

Детёныши не умеют себя контролировать. Появившись на свет обычным младенцем, я вскоре первый раз обернулся медвежонком. Хорошо, не на руках у матушки, а в кроватке.

Говорят, она сильно расстроилась. И исчезла из нашей жизни навсегда. Куда она делась, я до сих пор не знаю. Отец, правда, утверждает, что он её и когтем не тронул, отпустил с миром и даже пенсион какой-то назначил.

Так мы и остались: папаша — соломенный вдовец и я — сиротка.

Настрадавшись в одиночестве, родитель решил, что мою жизнь испортить не позволит. Он долго думал, как это сделать, и однажды его осенило.

Мне исполнилось шесть лет, и я уже мог сознательно становиться то медвежонком, то мальчиком. Хотя иногда меня еще перекидывало без моей воли.

В один прекрасный зимний день, когда я вернулся с прогулки, отец сказал, что приготовил мне сюрприз. Мы пошли в малую белую гостиную, и там я увидел… маленькую девочку! Она спала на коврике возле камина.

Девочка была очень грязная, вместо платья — лохмотья, серые волосы сбились в колтуны. И запах от неё исходил… Ужас!

В изумлении я разглядывал неожиданную гостью.

— Зачем она здесь?

— Это твоя будущая жена, — ответил отец.

— Фу! — возмущенно закричал я. — Ни-за-что!

Девочка проснулась, села и удивленно посмотрела на меня.

— Её вымоют и переоденут, — улыбаясь сказал отец. — Она будет расти вместе с тобой, будет видеть, как ты становишься медведем — и не будет бояться, потому что привыкнет. Кроме того

№4

***

А знаете ли вы, как радостно на крыше? Особенно, когда некуда больше идти, незачем спешить, не с кем поговорить по душам. Только ветер и всепоглощающее одиночество. И старое воспоминание. Не воспоминание даже, так — призрак из недописанной книги, зачитанной до дыр сказки, старого, пропахшего нафталином мультфильма…

Девочка. Конечно же, Коломбина. Нарумяненное лицо, строгий, но вместе с тем игривый костюм, ресницы до небес. И слабо натянутый канат. В нескольких метрах над цирковой площадью. О, эти чудные, робкие ножки, затянутые в шёлковые бордовые чулки, едва-едва касающиеся натянутой верёвки!

С этой высоты всё кажется таким маленьким, почти игрушечным. Люди-куклы, песочница вместо арены, разноцветные кубики вместо фургончиков цирка и лошади, которые легко смогут уместиться на ладони бесстрашной канатоходки. А она делает первый шаг…

Публика замирает в ожидании. Дамы пытаются сдержать ещё неродившийся крик, прикрывая округлившиеся рты холёными ручками, затянутыми в ажурные батистовые перчатки…

Что ж, я постараюсь из не разочаровать.

№5

***

Первосортный атлас ее кожи долго хранил тепло его ладоней и запах машинного масла. Она помнила внимательные пальцы, морщинки в углах глаз. Доктор Гаспар Арнери вкладывал в вещи, к которым прикасался, гораздо больше смысла и души, чем обычные ученые или мастера. Может, поэтому его воздушные змеи летали выше и вдохновеннее других, музыкальные инструменты делали посредственного исполнителя виртуозом, а чиненные им вещи вызывали у хозяев гораздо более теплые чувства, чем их новехонькие собратья. Ей он помочь не смог, как ни старался – проклятое зубчатое колесо! Но частица его души вдруг толкнулась в ее груди, теплой волной окатила фарфоровое лицо. Ресницы дрогнули – кукла открыла глаза.

Этот нежданный подарок – жизнь из рук доктора Гаспара, – имел горький привкус. Вместе с дыханием, свободой движений появились боль в груди, холод. Хотя холод был ей знаком и раньше. Такими ледяными были руки наследника Тутти, когда ночами он плакал скупыми яростными слезами у нее на плече. Мальчик с глубокими серыми глазами – хрупкий цветок, который заставляют отращивать шипы. Он ненавидел ясные морозные утра. «Ты не представляешь… Солнце, яркое небо, снег скрипит под ногами. И кровью – по белизне и свежести. Это почти красиво», — лихорадочно шептал он в ночь после очередной казни, на которую его заставляли смотреть (плакать — не сметь!) Он – «железный волчонок», будущий правитель и не должен испытывать жалости к преступникам. «Там была девочка, похожая на тебя…»

Когда высыхали слезы, наследник и его кукла строили планы побега, планы протеста. Тогда она еще не могла говорить, но Тутти было достаточно ее молчаливого согласия.

Сколько времени она пролежала, истыканная пиками мятежных гвардейцев, в куче мусора? И что стало с ним? Кукла заскребла пальцами по стене и с трудом поднялась. Жить – больно и страшно. И совсем уж невозможно – без него. Она решительно оторвала драный подол некогда роскошной юбки. «По крышам можно добраться куда угодно», — так говорил пленник в зверинце наследника, рыжеволосый оружейник Просперо.

№6

***

— Девочка! Не делай этого!

— Чего не делать?!

Девчонка лет тринадцати стояла на самом краю парапета старой пятиэтажки и смотрела, на столпившихся внизу зевак.

— Этого… — спасатель со стажем Игорь, приближался постепенно, опасаясь резких движений, — этого… не смотри вниз, а то голова закружится.

«Чуть не сказал «Не прыгай!»»

Девчонка залилась звонким смехом, и тут же стала серьезной.

— Не могу не смотреть! Я пришла рыбками любоваться, а они плавать прекратили… Обидно!

«Черт возьми! Какими еще рыбками?!»

— Ах, рыбками, — понимаю… а давай знакомиться? Меня дядя Игорь зовут. – Он осторожно протянул руку навстречу девочке.

— Не подходи! – До этого милые кошачьи глазки, вспыхнули яростью, а в голосе откуда-то появилась хрипотца.

Игоря передернуло от неожиданности.

— Вон там, видишь? — Начала вновь спокойным тоном, — там гуппи. – Она указала на стоящего чуть поодаль толпы худощавого мужчину — он ничего не ест и, наверное, скоро сдохнет, — во время этих слов, девочка пожала плечами и наивно улыбнулась. – А это гурами. Интересно, правда?

— Ага… он тоже скоро сдохнет? – Выхватывая моменты, когда девчонка не следит за ним, Игорь полушагами, полудвижениями, старался хоть на чуточку приблизиться к ней.

— Нет — это она. Она — настоящая самка, каждый день меняет наряды, и время от времени цвет волос. Такие живут по-наглому долго!

Опять огонь в глазах.

— Не подходи, сказала! – крик похожий на рев вырвался из ее груди. Каскад пшеничных волос взорвался ураганом.

И опять огонь гнева снова сменился легкими струнками радости на девчачьем личике.

— Ну вот почему они стоят? Ну?! Давайте, плавайте, плавайте!

Она недоверчиво глянула на спасателя и осторожно потянулась рукой в сторону небольшого рюкзачка. Достав оттуда жестяную банку зеленого горошка, она, одним движением сорвала крышку с ключом. Снизу донесся обрывистый вздох.

«Горох» — Игорь не знал чего ожидать. Таких спасать, ему еще не приходилось.

— Ну же, давайте! – Из банки, небольшими горстками, она набирала «корм» и заботливо посыпала им толпу. – Вот вам, кушайте, кушайте и шевелитесь… — бормотала она себе под нос.

Казалось, даже тучи цепляются за верхушки высоток, чтобы понаблюдать за этим зрелищем.

Игорь прокручивал в голове варианты.

— Смотри сюда! – Рявкнула ему девчонка. – Смотри на них. Сейчас.

По парапету, вдоль крыши, над самой «пропастью» девочка сделала несколько фигурных шагов. В долю секунды она развернулась и, набрав разгон в сторону спасателя, подобно птице взмахнула руками. Прыжок. Приземление на одну ногу.

Колокольчиком зазвенело из ее уст: «оп-ля!»

Толпа завизжала и заухала.

«Летуны с каждым годом все изощренней…» — Для Игоря — это был опасный трюк, а для прыгуньи — гранд жете — последнее из того, что они проходили на хореографии.

— Ну, наконец-то вы ожили! – Она хохотала во всю мощь.

— Не подходи, говорю!

№7

***

Утренняя чашка кофе. Чёрного как ночь и горячего как женщина – что может быть лучше? Сначала просто вдыхаешь аромат и смотришь на разводы густой пенки, потом маленькими глотками неспешно пьёшь, разглядывая кремовые ободки крохотных пузырьков на стенках. Молодых оно заряжает бодростью, старикам даёт уверенность и несёт покой.

Да, именно покой. Ещё месяц назад доктор Карл Циглер был в этом убеждён. Любил утром посидеть в одиночестве за чашкой кофе, полистать газеты или послушать последние новости. Но в тот день он нарушил установленный порядок…

Почему-то захотелось пересмотреть старую запись церемонии вручения Нобелевской премии по химии. Карл видел на экране себя – молодого, счастливого, полного смелых планов.

В дверь постучали. Звук показался Циглеру странным: удары следовали через очень длинные промежутки времени, словно человек держался из последних сил. Да и сам факт столь раннего визита удивлял – последние годы Карл жил затворником, а друзья только по праздникам звонили по телефону. Но ещё больше он поразился, когда открыл двери… За порогом никого не было.

Сильный порыв ветра чуть не сбил его с ног. Взлетели к потолку бумаги со стола, зло хлопнули тяжёлые портьеры, звякнули бокалы в шкафу. И тут же Циглер почувствовал резкий запах формалина. Он исходил отовсюду, как в морге. Карл, с трудом сдерживая кашель, подбежал к окну, распахнул форточку и опёрся на подоконник. Дышать сразу стало легче. А следом появилось ощущение, что на него кто-то смотрит.

Карл медленно повернул голову и… Хорошо, что стена оказалась рядом, иначе он бы точно упал – из глубины зеркала его пристально разглядывал молодой мужчина в белом лабораторном халате. С такой знакомой и, казалось, давно забытой улыбкой на губах.

— Герман? – прошептал Циглер. – Не может быть, ты же…

С тех пор утренний кофе стал причиной беспокойства. Стоило его заварить, и Карл неизменно чувствовал запах формалина вместо привычного аромата. И точно знал, что Герман Штауб, талантливейший химик, опять молчаливо смотрит из глубины отражения, помешивая раствор в злосчастной колбе. Если бы не она, вряд ли доктор Циглер стал бы нобелевским лауреатом…

№8

***

Alter ego

Дверь почти бесшумно закрылась за лаборанткой Анечкой, уходящей, как всегда, строго по расписанию. Оставшись в одиночестве, я дописал несколько слов в рабочий журнал: «После станд. обраб. упарили до 1/2 объёма и оставили для осажд. при комн. темп.», – а потом подошёл к лабораторному столу. Работать в одиночку было строжайше запрещено по технике безопасности – кому, как не заместителю завлаба, об этом знать? Но я больше не собирался сегодня экспериментировать. Хотелось ещё раз взглянуть – неужели не начало выпадать? Сколько уже их было, таких вот колб с растворами, сколько было волнений, ожиданий и напрасных надежд! Синтез № 278 – и это только за последний год… Правда, Профессор заверил, что всё получится. В своей обычной, полной недомолвок, манере, а главное – не уточнив, когда именно. Конечно, после двух его точнейших предсказаний я окончательно перестал сомневаться. Но это не избавляло от любопытства…

Зеркало на входной двери затянулось туманом. Через несколько секунд в нём прорисовались черты уже хорошо знакомой прихожей. Профессор Марчук смотрел в мою сторону, помешивая в большой чашке что-то тёмное и дымящееся.

– Добрый вечер, профессор. Может, не стоит вам столько кофе? В вашем-то возрасте…

– Беспокоишься, Анатолий? Понимаю. Я тоже бы на твоём месте беспокоился, – старик издевательски хихикнул. – Не бойся, это без кофеина. Сейчас он вкуснее, чем в ваши времена, почти как натуральный. Но тебя же не это волнует, верно? Как твой суперкатализатор?

– Не очень. Правда, я сегодня изменил кое-что в условиях. Воду заменил на метанол, температуру снизил до комнатной. И всё равно…

– Ну наконец-то, допёр, мыслитель! Это же элементарно: у метанола линейная ассоциация, а не трёхмерная, как у воды.

– Ну вот и я так подумал. Вы знаете…

– Да брось ты это своё дурацкое «вы»! Вот же балбес, нашёл кому выкать! С тёщей своей будешь… на «вы» и шёпотом, – Профессор на мгновение сделал вид, что обиделся, и вдруг, ткнув пальцем в мою сторону, воскликнул. – На колбу посмотри, Балда Иванович!

– Сергеевич, – машинально поправил я, и тут рука, держащая колбу, ощутила явное тепло. Я, словно боясь чего-то, медленно опустил взгляд вниз. Всё содержимое сосуда на моих глазах превращалось в густой, полупрозрачный гель.

– Поставь на место. Утром выделишь. Дай осадку как следует сформироваться, а то знаю я тебя, торопыгу. Как-никак сам таким был, – и профессор Анатолий Сергеевич Марчук ехидно подмигнул человеку в белом халате, отражавшемуся в большом зеркале его прихожей…

№9

***

Старик лежал на спине, глядя в потолок, и не мог заснуть. Он знал, что сегодня опять увидит сон, который давно мучает его, отбирая немногие оставшиеся силы. Человек повернул голову и долго смотрел на стоящий рядом портрет седой женщины, как будто искал в нем силы, чтобы пережить еще одну ночь.

Луч лунного света прошел треть своего пути по комнате, пока старик, наконец, заснул. И сразу оказался перед знакомым зеркалом, которого в реальной жизни никогда не видел…

… Он только что заварил чай и не спеша возвращался к любимому креслу. Проходя мимо зеркала, бросил на него взгляд и замер. Вместо отражения оттуда смотрел незнакомый молодой мужчина в белом халате.

Поведение незнакомца выражало глубокую задумчивость: не меняя положение головы и не переводя взгляд, он непрерывно перемешивал жидкость в стеклянном сосуде. Постояв так с минуту, и, видимо, приняв решение, незнакомец резко повернулся, и стремительно пошел вглубь комнаты. От его задумчивости не осталось и следа. Поглощенный экспериментом, он переходил от стола к столу, листая огромные фолианты, делая пометки в маленьких потрепанных тетрадях, чтобы затем добавить в сосуд все новые и новые компоненты.

Происходившее по ту сторону зеркала вызвало у старика ощущение тревоги и опасности. На мгновение незнакомец повернулся лицом, и его широко раскрытые, горящие безумным огнем глаза напугали старика. Тревожное предчувствие сменилось уверенностью, что эксперимент в случае удачного завершения принесет миру только страдание. Старик уронил чашку и со всей быстротой, на которую был способен, посеменил к зеркалу. Упершись в стекло ладонями, он подался вперед и закричал: «Прекрати немедленно! Ты не понимаешь, что творишь!!»

Незнакомец его не слышал. Закончив приготовление смеси, он перелил ее в большую колбу и поставил на огонь. Предыдущие сны заканчивались одинаково: жидкость начинала кипеть, лицо мужчины искажала жуткая улыбка-оскал, и старик в ужасе просыпался. Но в этот раз, впервые за все время, незнакомец не довел свой эксперимент до конца. Выкрикнув что-то, он погасил огонь и, сжав от ярости кулаки, выбежал из комнаты.

Сон не прервался. Старик все еще видел лабораторию. Его внимание, как магнитный полюс стрелку компаса, притягивал сосуд. Внезапно зеркало покрылось рябью. Старик, который все еще упирался в него руками, потерял опору и провалился в чужую комнату.