Сапоги 45. Примеряем пары!

В последнее время с детективом Перри творилось что-то неладное. Его постоянно преследовала одна и та же мысль: стоит ли жить тем, кто этого не достоин? В этот список входили маньяки, насильники и прочие отморозки. Перри понимал, что вершить самосуд не гуманно, но когда читал очередное дело, кровь в жилах застывала от содеянного убийцами и насильниками. На этот раз он ловил маньяка-педофила. Поймать и арестовать, упечь преступника за решётку – это мягкое наказание, даже «пожизненно» звучало нелепо. Перри решил наказать злодея, поговорить с ним по душам, без свидетелей. Всему причиной последнее совершённое педофилом злодеяние. Это нельзя было описать. Такого Перри не припоминал. Он повидал много расчленёнки и прочих мерзостей, но такого не видел. При виде маленького тела, если это можно было таковым назвать, его чуть не вывернуло. Жертвой оказался пятилетний сын соседей, Денни. Перри часто, возвращаясь с дежурства, общался с мальчиком, шутил с ним и пару раз покупал ему мороженое. Больше его нет.

«Неужели он прознал обо мне? Не мудрено. Он наверняка всё обо мне знает. Возможно, решил поиграть. Маньяки это любят. Псих. Клянусь, я убью его. Такая мразь не заслуживает жизни».

От дурных мыслей Перри отвлёк колокольный звон. Он остановился у храма, взвесил все за и против.

— Давно я не молился, Боже, прости, — он вышел из автомобиля и пошёл в храм. Помолившись, Перри поставил свечку, перекрестился. Постоял немного и вернулся в суетный мир, к своим делам.

Вечером Перри хотел зайти в бар, но по рации сообщили о подозрительном человеке в старом районе. По приметам, это мог быть маньяк. Перри помчался по указанному адресу. В сквере, на «Кейрен стрит» возле нежилого здания его ждали двое копов.

— Предполагаемый подозреваемый направился внутрь дома. Нас предупредили, что он опасен и мы решили дождаться вас! – отрапортовал один из них.

— Вы правильно поступили, — кивнул Перри и достал пистолет. Остановившись у дверного проёма, он приказал копам обойти с другой стороны.

«Если это ты, сволочь, тебе не жить. Ты ответишь за маленького Денни. Я изуродую тебя, и если выживешь, то оставшуюся жизнь будешь проклинать, что появился на свет».

В разбитые окна падал тусклый свет луны. Перри заметил чей-то силуэт в темноте и прицелился:

— Ни с места! Полиция!

К удивлению Перри, подозреваемый не побежал, как это делают почти все преступники, а спокойно шёл к нему. Не мудрено, если маньяк. Они ведут себя неадекватно. Перри едва разглядел лицо и отшатнулся.

— Какого чёрта?! – детектив не верил своим глазам, а его кровь закипала в жилах, заставляя с ещё большей силой сжимать пистолет.

— Давно не виделись, Перри. Тебе понравился мой последний подарок? – тринадцать лет прошло с тех пор, как он последний раз видел эти безумные глаза. Тогда они смотрели на него из-за тюремной решётки.

«Если бы я только убил его тогда, Денни и другие были бы живы!»

— Знаешь, Перри, этот соседский пацан, он всё время тебя звал. Хотя с каждым новым порезом, с каждой сломанной костью его голос становился всё тише и тише, пока затих вовсе.

— Закрой свою паршивую пасть, выродок, пока я не сделал это вместо тебя.

— В прошлый раз ты был гораздо вежливее. Куда пропал тот образцовый слуга закона?

— Похоже, он понял, что слишком долго защищал не тех. – Перри спустил крючок, и безумство покинуло ненавистные глаза, поставив алую точку на деле тринадцатилетней давности.

«Закон и порядок? Сейчас это не более чем красивые слова. Фемида слепа и как никогда нуждается в поводыре».

— Я понимаю ваши чувства, детектив, но не смотря на это нам придется сообщить обо всём в отчёте. Простите.

— Надеюсь, вы тоже меня простите – прозвучало ещё два выстрела. Перри спрятал пистолет и покинул пропитанный смертью дом.

***

Звук проезжавших мимо машин проникал в комнату дешёвого мотеля и растворялся в табачном тумане. Тусклый свет лампы освещал едва заметную под обилием бутылок, газету.

«Кровавая справедливость!

Полиция города продолжает поиски бывшего детектива Перри Хартлока. Убивший полгода назад двух офицеров и подозреваемого в деле о серийном педофиле, Хартлок принялся вершить свою справедливость. Ему присваивают более двадцати смертей, все жертвы так или иначе связаны с преступным миром. Огромным препятствием для властей становится нарастающая поддержка линчевателя со стороны жителей города…»

— Привет – заходи! Ща выпьем, — Витек отстранился, впуская. Недельная щетина и круги под глазами намекали на то, что он не просыхает уже давно. Полгода назад он был совершенно другим человеком – руководил отделом в крупной компании, почти не пил, ухаживал за Юлькой и, возможно, сейчас у него могла быть своя семья, если бы не Борис… Эх, ну кто ж виноват, что он тоже влюбился в Юльку и отбил ее у друга? Причем, подленько. Тогда он совсем голову потерял…

— Не буду я с тобой пить! Поговорим, и пойду.

Витек лишь усмехнулся. В квартире за полгода произошли перемены – появились комп с тремя мониторами, дорогая мебель. Картину портили пустые бутылки и картоны. В кухне было чисто, вкусно пахло из духовки.

— Утка по-пекински. Скоро будет готова, — Витек достал бутылку.

— Говори, зачем позвал – пить я не хочу.

— Хочешь! – Витек рассмеялся и налил себе полстакана вискаря. – Просто еще не знаешь об этом. Помнишь, когда я на корпоративе из-за Юльки подрался — меня тогда прилично приложили, и я две недели в больничке провалялся?

Борису стало не по себе – ведь именно он тогда напоил Витька, наплел ему всякого и подговорил Гарика поухаживать за Юлькой, зная, чем это все закончится. Конечно, избиение Витька в планы не входило – достаточно было, чтобы тот просто потерял лицо, затеяв драку. Что и случилось.

— Помню, — процедил Борис.

— Вот после больнички у меня все и началось. Если я начинал о чем-то крепко и искренне думать, то это сбывалось. Я, дурак, поздно это понял. – Витек залпом выпил. – С работы уволился, бухать начал. Да и на кой она мне, эта работа, теперь! Пошли, ты еще не врубаешься, ща покажу… — Витек потянул Бориса в комнату.

Он с силой пнул картонную коробку, и оттуда вывалилось несколько пачек валюты.

– Денег, как грязи! Да только не нужны они мне. Вначале нажелал — совсем тупым был. Ща, объясню.

Витек налил себе еще, выпил и заглянул в духовку.

— Пять минут. Слушай. Мысли как скакуны, иногда такая хрень в голову лезет, что аж страшно. Вот и пью, чтобы не зацикливаться, не думать. Телек не смотрю, новостями не интересуюсь – а вдруг что не то подумаю… Понимаешь? Я ведь не бог, а как только все хочешь переделать – затягивает… Ни хрена ты не понимаешь! Ладно… В общем, недавно вспомнил я вас с Юлькой. Не помню, что именно думал, но в тот момент меня конкретно колбасило. Потом пытался все исправить, мысли подбирал хорошие, счастливые. Вот теперь не знаю, что будет. Ты уж прости меня, если что…

Борис почувствовал, как липкий холодок страха пополз по позвоночнику. Сильно захотелось выпить. Он откупорил бутылку коньяка и налил себе полный стакан.

— Знаешь, — сделав пару глотков, медленно проговорил он, — в детстве я бы душу продал за такое умение. Ну, как нас воспитывали — всем помогать, больных излечить, мир во всем мире…

Витек запрокинул голову, и из его горла вырвался нервный лающий смех.

— Закон сохранения энергии, Боря! Ничто! не появляется! из ниоткуда! — выкрикнул он яростно, подкрепляя каждое слово ударом кулака по столешнице. — Понял?! Сначала оно откуда-то исчезает, а потом уже где-то появляется. Вот пожелал я крутой комп. Он у меня появился, тут же. А вечером менты пришли: мол, вашего соседа ограбили среди бела дня, крутейшую технику вынесли. Ничего не слышали?

Борис нахмурился, пригубив виски, а Витек пнул стену и рявкнул от боли.

— Или вот… исцелил я маму. Ты же знаешь, у нее рак. На следующий день… — Витек судорожно стиснул зубы, подышал со свистом. — На следующий день увезли на «скорой» отца. Четвертая степень с метастазами! Я видел рентген. Точь-в-точь как было у мамы… Так что и насчет войны хоть обжелайся — в одном месте перемирие, зато в другом…

Витек обессиленно опустился на стул и спрятал лицо в ладонях.

— Тошно мне, Борька… Это настоящее проклятье! Аж сдохнуть иногда хочется, да вот никак. Инстинкт самосохранения сильнее, мать его.

Борис молчал, цедя виски и что-то обдумывая.

— А меня чего позвал? — наконец, тихо спросил он. Глаза его сузились и смотрели холодно. — Совесть заела? Хорошего нам нажелал? Так поздно, приятель.

Витек медленно поднял голову.

— То есть… поздно?

— Моя машина недавно попала в аварию, — Борис четко выговаривал слова, глядя куда-то над головой Витька. — Видимо, это тебя колбасило. Только вот за рулем был не я. За рулем была Юлька.

Витек, белый, как полотно, сглотнул.

— Она отвлеклась, чтобы позвонить мне, — Борис всхлипнул и оскалился. — Да, это опасно! Но она была так рада. Она сделала тест. У нас был ребенок, Витя. Понимаешь? А ты их убил! Убил и Юльку, и моего нерожденного малыша!

Витек застонал, мгновенно покрывшись испариной, и вдруг, обмякнув, кулем свалился на пол. Борис посмотрел, как в голове приятеля медленно тает призрачный меч, и улыбнулся.

В ожидании «скорой» он набрал номер Юльки:

— Привет, как ты? А малыш? Ну, через час увидимся, расскажешь подробнее. Все, мне пора, целую!

Он нажал отбой и прислушался к себе. Витек не соврал: дамоклов меч совести, висевший над Борисом, исчез. Исчез, чтобы появиться над Витьком и наконец убить его.

В квартире отчаянно пахло уткой по-пекински.

Вероника стояла у открытого окна, подставив лицо солнечным лучам, которые пробивались через молодые листья липы. Она всю неделю с нетерпением ждала выходных, Марк обещал, что они поедут на рыбалку и вот, сегодня суббота. «Два дня вдвоем, на речке, здорово!», — думала она, представляя как будет загорать на берегу реки, пока Марк ловит рыбу.

— Ника, собирайся, я поменял колесо на машине, можно ехать, — его голос отвлек от размышлений. Марк торопливо вошел в комнату и обнял Веронику, ласково провел рукой по ее волнистым, светлым волосам и поцеловал в макушку.

— Ты вещи собрала? – спросил он, отстраняя ее от себя.

— Да, только еще пару мелочей закину и все, можно ехать, — ответила она, торопливо кидая в сумку кофту и купальник. Взявшись за руки, они сбежали по ступенькам вниз и вышли во двор. Около подъезда стояла синяя, старенькая десятка. Они давно хотели поменять ее на новую иномарку, но как-то все не получалось. То денег не хватало, то неотложные дела заставляли отодвинуть мечту на второй план. Открыв багажник, Марк бросил вещи рядом со своими рыболовными снастями и сел в машину. Весело фырча, десятка выехала на шоссе и помчалась вперед. Вероника приоткрыла окно и ветер обдул ее лицо приятной прохладой. Она смотрела на мелькающий пейзаж за окном и представляла как они поймают рыбу с блестящей чешуей. На костре сварят из нее уху, будут есть наваристый бульон с запахом дыма и разговаривать в тишине, мечтая о их будущем… Проехав немного по шоссе, машина свернула на проселочную дорогу, которая, петляя, вывела к реке. Марк и Вероника вышли из машины, достали вещи, снасти и расположились на берегу. Поставив палатку и перекусив бутербродами, они решили, что пора идти ловить рыбу. Берег вдоль реки весь зарос камышом, над ним летали стрекозы, шурша своими прозрачными крыльями. За зеленой стеной камыша виднелись большие листья кувшинок с распустившимися, желтыми чашечками цветов между ними. Маленький залив с деревянным мостиком углублялся в берег, маня прохладой воды. Марк взял удочки, банку с червяками и пошел на мост рыбачить. Вероника последовала за ним, решив тоже научиться ловить рыбу, позагорать успеет потом.

Клевало хорошо. Прошел всего час, а на берегу уже лежали пару плотвиц, один лещ да два маленьких карасика. Вероника даже удивилась тому, что ей, новичку в рыбной ловле, так везет.

Поплавок в очередной раз ушел под воду и Ника с радостью потянула удочку.

— По-моему большая! — воскликнул рыбачивший рядом Марк.

— И странная! — удивилась Вероника, вытаскивая рыбу на берег.

Та не была похожа ни на одну из известных рыб и светилась, будто внутри неё что-то горело. Впрочем, ихтиологом Вероника не была, и решила, что может, и бывают светящиеся представители речной фауны. Вот только говорящих не бывает. А эта явно что-то шептала.

Вероника прислушалась, вспомнив сказку про золотую рыбку и услышала тихий, льющийся будто отовсюду голос.

— Альфа Центавра, — шептала рыба.

— Что? Ты с Альфы Центавра? — удивилась Вероника.

— Альфа Центавра! Подлетное время три минуты!

И мир вокруг начал таять. Сперва высохла река, за ней исчезли облака, начала пропадать трава, по земле пошли трещины, исчезли звуки и запахи. Поначалу Ника испугалась, но спустя секунду поняла, что так и должно быть. Что она переживала это много раз и еще больше раз это предстоит пережить.

— Подлетное время три минуты! — вещал компьютер, а на экране корабля висела огромная желто-красная звезда.

— А хорошо в этот раз получилось, — улыбнулся сидящий рядом Макс и принялся настраивать дальнейший маршрут. — Двадцать первый век, рыбалка, эта машина…

Вероника поморгала и бросила взгляд на черную коробку материализатора мысли. Эта штуковина умела преображать любые грезы в картинку и транслировать её прямиком в мозг человека. И она была единственным, что спасало их с Марком от медленной смерти.

Поломка генератора щитов корабля, столкновение с метеоритом, бегство на небольшом челноке без криокапсул и с двигателем позапрошлого поколения, на котором путь от звезды к звезде занимал годы. Оставалась лишь эта коробочка, которая делала материальными мечты и мысли, а заодно снижала жизненные функции до минимума, позволяя долго обходиться без еды и воды.

— Ну что теперь? Средневековье подойдет? — спросил Марк, настроив дальнейший маршрут.

— Лучше мир фэнтези, — ответила Вероника. — Всегда хотела побыть волшебницей.

— Ладно, — согласился Марк, а Вероника откинулась на спинку сиденья и принялась представлять волшебный мир.

Федя, продолжал спать на стареньком диване в гостиной даже после того, как жена, ставшая давно чужим человеком, съехала к маме. Не хотелось ему обратно, в супружескую спальню, где все напоминало о жене. Засыпать среди стеллажей с книгами, которые стала собирать еще мать, ему нравилось. Казалось, что среди множества историй он не будет так одинок.

Федор был твердо уверен, что в скором времени Марина подаст на развод и раздел имущества, а потому, у него не было желания не только наводить порядки в других комнатах, как впрочем и вообще заглядывать туда. Вечерами он много читал, в основном перечитывал старые, полюбившиеся раньше книги. Ничего нового ему не хотелось, да и покупать особо не на что, потому проще было взять старую историю с ожидаемым перечнем эмоций и утонуть в нем до полуночи, а то и вовсе до утра.

Время от времени, в затихшей квартире Федор стал слышать разные звуки: там стукнет, там скрипнет, но он не придавал значения этим мелочам. В соседней квартире уже третий день заселяются новые жильцы, так что ничего удивительного. Но в один из вечеров, из опустевшей задолго до ухода жены детской, он услышал стук настолько сильный, что это было похоже на забивание гвоздя. А когда удар повторился еще несколько раз, Федор не выдержал.

Включив свет в детской, он обомлел: на голой стене висела неизвестно откуда взявшаяся старинная рама. В ней полотно с портретом матери. Федору стало жутко – он точно помнил, что портрет Марина убрала пять лет назад, посчитав, что ему не место в этой комнате. Недолюбливала его мать, которая потратила столько времени и сил на собрание библиотеки. Федор впитал любовь к книгам с молоком матери, и это часто являлось причиной ссор в их семье. А он, будучи книжным червем, защищал и лелеял нетленные творения.

Сегодня Федор снова услышал звуки в детской, но не стук, а возню. Будто там кто-то ходил и что-то передвигал. Осторожно открыв дверь в комнату, увидел мать. Она протирала на подоконнике пыль. Федор пощупал себе лоб, вмиг покрывшийся испариной. Мама обернулась и у нее на лице появилась улыбка:

— Сынок, я тут прибраться решила.

Федор не знал, стоит ли верить собственным глазам? Может он заболел и надо обратиться к психиатру?

— Да, — мама подошла к нему и, взяв за руку, повела в гостиную. Она достала с полки их любимую книгу и снова улыбнулась. – Помнишь, когда я ее купила, и мы вместе читали. Совсем старые рукописи, классика…

У Федора в ушах зазвенело, перед глазами все поплыло. Очнулся он в детской, на своей кровати под одеялом. Оглядев потолок и стены, недоумевал. Это не та комната, в которую он заходил до встречи с матерью. Обои напомнили детство, школьные годы, когда… на лбу снова появилась испарина. Его бросило в холодный пот. Только сейчас ему показалось, будто уменьшился в размерах. В комнату вошла мама, только не пожилая, а молодая. Лицо ее было обеспокоено:

— Сынок, ты же сам постоянно думал, вспоминал о детстве, тех временах, когда мы с тобой жили одной семьей. Ты даже все свои книги несколько раз перечитал. Разве тебе плохо, а сынок?

— Но, — Федор замолчал, как только услышал свой, детский голос. Да, он снова стал ребенком. – Но такого не бывает… — из глаз лились слезы. Кажется, он сходит с ума.

— Бывает, если постоянно думаешь об этом. Твоя жена, Марина, она тебе не пара. Ты, как был моим маленьким ботаником, так им и остался. Возраст ничего не значит, сынок, поверь. Теперь все будет как раньше. Ведь ты не такой как все. Не хотел взрослеть… — на глазах мамы появились слезы.

Мама была права. Федор, сколько себя помнил, всегда был рядом с мамой и книгами. И это его ничуть не беспокоило. Они жили в своем маленьком мире и были довольны всем, пока не пришло время взрослеть.

Федор отвернулся к стене, вытер слезы и улыбнулся. Что ж, если он и сошел с ума, то пусть будет так. Если же нет, значит, все будет, как и прежде. Но, что если это сон и все, что видит, мираж?

— Не мираж, — ответила мама на незаданный вопрос, села на край кровати и погладила сына по голове. – Это не сон, Федя. Все теперь будет как раньше, как в старые добрые времена.

Шестилетняя Соня тревожно мерила шагами квартиру, поминутно поглядывая на часы. Почему мамы с папой так долго нет? Они же обещали быть в тринадцать. Неужели съело? Неужели заметило, что Соня вчера тайком без спроса взяла конфетку? Мама не разрешает больше одной в день, говорит: опять лицо обсыпет. Не слушаться маму нельзя, иначе злое чудовище утащит её к себе в логово и там скушает. Тогда папа сдаст Соню в интернат и сделает себе других детей с другой женщиной. «Только папе не говори, а то обидится».

А может, оно всё-таки съело не маму, а папу? Пусть лучше папу! Только бы мама осталась целой!..

Почему, почему они поехали на дачу одни, без неё? Соня так просила, так плакала, чтобы её взяли с собой? Но мама сказала: холодно, ещё заболеешь, да и мороки с тобой там будет больше, чем пользы, так что побудь-ка лучше дома, поиграй в куклы…

Только как играть, когда маму едят? Или уже съели? На часах – тринадцать пятнадцать. Сознание девочки живо преподнесло жуткую картину: чудовище, похожее на огромную зелёную гусеницу, хватает маму своими мохнатыми лапами, длинные, острые, как бритва, зубы с оглушительным хрустом откусывают голову…

Неожиданно в замочной скважине повернулся ключ. В раскрывшуюся дверь вошёл папа. А позади него…

— Мама! Мамочка! – грубо оттолкнув отца, Соня кинулась на шею к той, которую считала съеденной, и судорожно вцепилась в неё побелевшими от напряжения пальчиками.

— Что, Сонька, так соскучилась? – добродушно усмехнулся отец. – Ну, пусти маму, дай ей хотя бы раздеться.

Он попытался легонько отстранить дочурку, но та забилась, задёргала ножками и ещё крепче сжала ручки.

— Не отдам, не отдам, не отдам! – шептала она, словно магическое заклинание, то истерически смеясь, а то рыдая в голос, не реагируя при этом ни на ласковые увещевания, ни на строгие окрики.

Тем временем на городской свалке грелось на солнышке чудовище, похожее на огромную зеленую гусеницу. Тело агрессора Яняша, из созвездия Айон, вибрировало и местами покрылось розовыми пятнами, что означало крайнюю степень эмоционального удовлетворения и чувство выполненного долга. Ночной набег на ближайший населенный пункт оказался удачным – было съедено и трансформировано шестьдесят две особи, с которыми он сейчас поддерживал телепатическую связь. Внешне они не изменились – генная модификация была проведена на высочайшем уровне, но это были уже не люди. Первая стадия захвата прошла гладко. Внезапно, на теле Яняша возникло синее пятнышко волнения, и он перевел часть внимания на два своих воплощения. Неполовозрелая особь способная вынашивать потомство – она явно обладала незаурядными ментальными способностями и представляла определенную угрозу разоблачения. По материнской линии, отметил для себя агрессор. Мать тоже меня почувствовала, но слабее, увидел Яняш, просматривая ее память.

— Действовать надо быстро, пока не спал сильный эмоциональный фон, и она не заметила подмену, — решил агрессор, и с некоторым сожалением отдал мысленную команду на обратную трансформацию.

Соня почувствовала, как падает – мама мягко осела на пол, и испугалась.

— Мама! Мамочка! Что с тобой, тебе плохо?! – Соня заметила, что отец тоже лежит без сознания и от этого стало совсем страшно.

Мама закашляла, открыла глаза, и ее стошнило чем-то зеленым. Отца тоже тошнило.

— Доченька, Сонечка! С тобой все в порядке? – мама прижала дочку к груди и разрыдалась, сама не понимая почему.

— Мамочка, я так боялась, что тебя съело злое чудовище, — шептала Соня. – Я так рада, что все хорошо.

— Сонечка, ну ты и выдумщица. Наверно, мы с папой перегрелись на солнышке, и нам стало плохо. Совершенно не помню, как возвращались домой…

Сколько себя помню, хотел путешествовать. Я грезил кораблями и морями, горами и загадочными развалинами, дальними странами и незабываемыми встречами в пути. Но с детства не сложилось отношений ни с одним из средств передвижения. Впрочем, не только с ними.

Помню, как долго наш класс собирался в поездку в Питер. Как решали, что взять в дорогу. Как выбирали «журналистов», «операторов», «помощников гида». Меня сняли с автобуса еще до Клина. Я уезжал на автомобиле обратно в Москву, накаченный таблетками, и печально смотрел на свой класс, столпившийся у обочины, ожидая, пока отмоют салон автобуса. Тогда я узнал от отца, что такое «фиговая вестибюлярка». Зато я много прочитал о второй столице, отсиживаясь дома, и мой доклад «Памятники Петербурга» получил «пятерку».

В последнем классе школы мы с друзьями забрались на самый верх строящейся высотки. Прошмыгнули вечером, благополучно миновав сторожей, смотревших футбол в вагончике охраны. На высоте я потерял сознание за полметра от края бетонной плиты. Там было не огорожено. Как я не упал с верхотуры, непонятно. Ребята рассказывали, что я свешивался вниз по пояс, застряв ногой в щели между плитами. И пока один из одноклассников держал меня, другой бегал за охранниками. С той поры родители приобретали квартиры не выше третьего этажа. А подаренное мне родственниками альпинистское снаряжение отец унес в гараж и использовал по своему усмотрению. Зато я знал высоты всех вершин в мире и наизусть декламировал песни и фразы из фильма «Вертикаль».

На втором курсе универа я приобрел подержанную «девятку». На права я сдал с третьего раза. Первый раз получил отбой из-за старушки, которая неожиданно решила перейти дорогу. Шла-шла и резко повернула. Второй раз из-за того, что чуть не угробил инспектора, свалив машину с «горки» и, как раз, на правое крыло. Но мое упорство было вознаграждено – я получил заветный пластиковый документ. «Девятка» уехала от меня сама, когда я, выходя из машины, ударился головой о стойку и не поставил авто на «ручник». Забыл. Начисто. Выбил из головы. Машина лихо ушла с набережной под воду, проломив лёд красивым кульбитом. Доставать «ржавое ведро» оказалось дороже самого агрегата. Я плюнул на машину, и мы с подружкой так и не уехали в Ярославль к ее родителям на каникулы.

Я остался холостым и домашним. Так и не выехал за МКАД. Так и не отправился в путешествие всей моей жизни. Пока однажды не пошел в магазин за чипсами и пивом, решив бороться со своей ''фиговой вестибюляркой'' самым нестандартным способом. Прочитав в каком-то журнале, что можно попробовать вышибить клин клином. Для этого нужно выпить пива, встать на детскую, вращающуюся карусель и немного прокатиться смотря на небо. Чипсы служат поощрением за смелость, если ты сможешь их потом съесть. Купив в магазине необходимое, поднялся на второй этаж приобрести бумажные салфетки на случай, если что-то пойдет не так и диск о самых невероятных и смешных историях о людях, которые вылечили себя сами. Вверх поднялся пешком по лестнице, обратно решил спуститься на небольшом эскалаторе. Встав на ступеньку, понял, что сглупил, тошнота подступила к горлу и я вцепился руками в поручень, пробуя не упасть, пытаясь вдохнуть поглубже и позвать на помощь. В полуобморочном состоянии доехал вниз и шатаясь, направился к дверям, за которыми была спасительная прохлада улицы и люди, которые могли мне помочь. Перед глазами все плыло и я не понимал куда иду, неожиданно уперся во что-то твердое, меня замутило, голова закружилась и я провалился в темноту. Временами я открывал глаза, но видел лишь мрак и было ощущение легкого покачивания, от чего становилось еще хуже и я опять терял сознание. Открыв глаза, понял, что так плохо мне еще никогда не было. Вокруг была темнота и ощущение замкнутого пространства. Подняв руку, ощупал все вокруг и, похолодел, понимая, что нахожусь в багажнике машины. Вероятно споткнулся и свалился туда, как закрылся багажник совершенно не помнил. Крышка багажника заскрипела, открываясь, и я увидел удивленные глаза девушки. Я совсем растерялся, не зная, что сказать, организм толчками напоминал о моих проблемах, но я уже не мог себе позволить поддаться этому. Позеленев от непривычных ощущений, попытался сам выбраться из багажника, но сил хватило лишь на то, что бы сесть. Вокруг была ночь. Машина стояла на палубе баржи, которая шла по Москве реке. Девушка, увидев меня, хотела закричать, но тут баржу качнуло, я не удержался и вывалился из багажника, зацепив ее. Мы кубарем скатились к железным ограждениям и свалились в воду, плавать я не умел, поэтому начал отчаянно шлепать по воде руками. Девушка, пожалев меня, схватила за воротник рубашки и потащила за собой. Мы вылезли из воды на набережной, сели отдышаться, настороженно поглядывая друг на друга и стуча зубами от холода. Голова кружилась, но я счастливо улыбался, осознавая, что наконец совершил маленькое путешествие по воде, значит теперь могу замахнуться на поездку в дальние страны и я уже даже знал с кем…

Я помню всё, до последней мелочи. Когда мои друзья метались, отправляя заявления в вузы, я сидел на крыше школы. Курил и чётко видел своё будущее. Новый «Детский Мир», находился прямо напротив школы. Он занимал весь этаж огромного торгово-развлекательного центра. Любой входящий, попадал в городок наполненный игрушками, аттракционами, горами всевозможных сладостей, да и просто волшебством!

Я устроится на работу, развлекать детвору в том самом «Детском Мире». Как я был этому рад, и не меньше меня радовала отведённая мне предприятием жилплощадь. Каждый день я выходил на работу с улыбкой, разукрашенный и в сумасшедшем костюме. У меня было масса костюмов, я то и дело перевоплощался из клоуна в робота, а из робота в супермена. Я так любил свою работу, что несколько лет не покидал её территорию.

На одном корпоративе я встретил Ольгу. Эта встреча была как в фильмах. Мир вокруг меня замер, так что можно было рассмотреть отлетающие капли пота из драки у бара, но я видел лишь её. Кудрявые золотистые волосы, пышное платье, бездонные голубые глаза и улыбка ярче солнца.

Спустя год Ольга уже жила в моем доме и носила под сердцем моего ребёнка. Живот рос, я всё также отдавался работе, что даже дома не выходил из образа. Но в ней что-то менялось. Она говорила мне странные вещи, а я переводил всё в шутку. Смеялся, придумывал ещё более причудливую историю, чем та которую рассказывала она.

Она изменилась после родов. Её голова заполнилась ужасной паранойей. Говорила, что нам не покинуть это место, что мы заперты и никогда не обретём свободу и собственный дом, что ей давно плевать на себя, а из-за моего ребяческого поведения и на меня тоже, но своего сына она тут не оставит.

Через полтора года она сбежала. Я проснулся ночью, и обнаружил что ее нет. Она ушла и забрала с собой нашего сына. Не теряя ни секунды, я выбежал на их поиски. В одних трусах я бегал по всему зданию. В это время на территории не было никого, кроме спящих на своем посту двух охранников. Прошло больше часа, прежде чем я всё-таки нашёл их. Ольгу волокли двое одетых в странную униформу мужчин, и мне показалось, что у одного из них оружие. Я пробирался через плотные ряды аттракционов готовый вступить в пусть и не равный, но бой. Оставалось не более десяти метров до моего обнаружения, как вдруг мой взгляд остановился на небольшом комочке притаившимся за игровым автоматом. Это был наш малыш, он смотрел на меня заплаканными глазами, но не проронил ни звука. Лишь когда я вновь направился на помощь, он всем своим крохотным тельцем потянулся ко мне, протягивая ручки. Как можно незаметней я подполз к нему и сказал – «Жди, папа заберёт, не плачь!». Он всегда был спокойным, не плакал, когда мы с Олей ругались, а теперь до меня дошло, какой он на самом деле смышленый. Он меня послушал, и паника моя отступила. Я стал думать, чем помочь связанной и без сознания Ольге.

Первое, что мне пришло в голову после того, как двое уложили Ольгу в угол и отправились в соседний зал, это бежать (благо босиком) к охране и будить их что есть силы. Но, рассмотрев красный потек, у одного у виска, а у второго пропитанную кровью форменную рубашку, я понял, что они не спят. При таких раскладах искать тревожную кнопку или рацию, не было смысла.

Оставалось только одно.

Зная всю территорию, как свои пять пальцев, я решил пробраться к центральному электрощиту и вырубить свет по всему знанию. Я знал, что это сработает безоговорочно; верхние этажи продолжают жить своей жизнью и ночью. Два ночных клуба, с пятью не останавливающимися ни на секунду лифтами не потерпят отсутствия электропитания.

После вполне удачного исполнения «Спокойной ночи малыши» на тумблерах электрощита, мне оставалось почти на ощупь перетащить Ольгу к ожидавшему за автоматом сыну. Как ни странно, тот вообще уснул. Но ненадолго. Наверху послышались выстрелы и крики, а я молился, чтобы нас не обнаружили. Шум продолжался почти до утра, а на рассвете зал «Детского Мира» наводнился полицией.

Потом в новостях говорили о том, что в одном из крупных торговых центров предотвращена террористическая акция благодаря «… клоуну из «Детского Мира»», и это то, чем возможно, будет гордиться мой сын.

С Ольгой мы все-таки разошлись, и ее мечта покинуть это место обрела форму. Но, слава богу, все вышло не так печально, как могло…

Дедлайн, тра-ля-ля, завтра нужен рассказ. Ничего, главное — нАчать!

«6 декабря

Меня зовут Аня, и я чокнутая. Так Лерка говорит. Мол, насмотрелась ужастиков, и кукушечка закукарекала. Мол, таблеточки надо попить. Лерка — это моя подруга, мы комнату пополам сняли. И сама она чокнутая».

Отличное начало! Живое такое. Лерка оценит, ха-ха.

«8 декабря

Ну да, все работает: и магазины, и сбербанк, и даже почта, блин, России. Вот интересно, кто из моих друзей уже стал долбаным зомби, втайне пожирая людей? Втайне потому, что настоящие зомби — это вам не киношные зомби. Они ездят на работу, покупают одежду, сидят в кафе… А люди думают, этих тварей не может быть просто потому, что не может быть. Типа мифы и легенды».

Ооок, нагнетается. Эдакий апокалипсис, который уже стрясся, но его никто не замечает. Умница, мозг, вот тебе кусочек шоколадки.

«9 декабря

Всю заначку грохнула на продукты, лекарства, хозтовары всякие. Купила пневматический пистолет, стреляла в ближайшем лесопарке по бутылкам. Хрень. Где бы достать настоящее оружие?»

Гм, вот этот момент надо продумать… Ладно, позже Максу позвоню, глядишь, что посоветует.

«12 декабря

Сосед обернулся долбаным мифом и легендой. Я услышала шум на лестнице, прильнула к «глазку». Мужик кричал что-то в телефон, а возле лифта стоял малыш и плакал, плакал. Успокой ребенка, хотела сказать я, дернулась было открыть дверь, но поняла, что опоздала. Зомби пришли в синей форме, такие спокойные, неповоротливые, и низко загудели на всю лестницу. Я видела, как из их ртов толчками выбулькивает мерзкая, отливающая густо-красным жижа, она клубились в воздухе, как вишневый сироп в светлом чае, а мужик ничего не видел, только говорил, говорил, с каждым вдохом заглатывая все больше жуткой субстанции…

И тут Лерка на меня нарычала — мол, это же соседка в лифте застряла! Конечно, муж ее всполошился, а сын перепугался. Ремонтную бригаду вызвали. В синей форме — это ремонтники, дура! Будто ждали? Да ты у двери полчаса торчала, идиотка...»

Блин, работать невозможно! Охренели, что ли, так орать на лестнице?.. Подхожу к двери, смотрю в «глазок». Япона мать! От увиденного у меня просто волосы на голове зашевелились. Сосед лежит на площадки в луже крови, голова чуть поодаль от тела. Ремонтник в синей форме доедает руку, а рядом истошно ревёт малыш. Где же соседи? Ясен перец – попрятались по квартирам. Оно им надо?

Руки-ноги оказались быстрее мозгов. Открываю дверь, вылетаю на площадку. Лерка кричит: ты куда? – но я её не слушаю. Хватаю малыша в охапку и буквально силком заталкиваю в квартиру. Лерка успевает заметить, что творится на лестнице, и с визгом хлопается в обморок.

Только успеваю закрыться на все замки, в дверь начинается адская долбёжка. Видимо, сосед на вкус оказался так себе, а тут молодое мясо ускользнуло. Обидно, да?

Блин, что делать? Дверь держится на честном слове госчиновника, то есть, достаточно шарахнуть по ней как следует – рассыплется на опилки.

Набираю полицию, говорю: соседа сожрали, а теперь… Так мне и дали закончить! Сказали: меньше надо курить всякой гадости! – и бросили трубку. Как Болотные разгонять – так пожалуйста, а как зомби в квартиру ломятся – фиг дождёшься!

Звоню Максу. Хорошо, он сотрудник ЧОПа… И тут облом полный! Абонент недоступен. А дверь ходит ходуном. Да, влипли по самое не могу!

Давай, мозг, соображай что-нибудь! Или нам всем хана! На тебе шоколадку, что ли, только шевелись!

О, а вот это мысль! Как раз у меня на столе почти целая плитка «Бабаевского». Даю её малышу в руки, говорю: кроши в эту чашку. Малой сначала не понимал – всё стоял и ревел. Пришлось ухватить его за шиворот и как следует тряхнуть. Непедагогично? Зато эффективно. Сама же ставлю чашку на чайник, включаю газ и бегом к компьютеру.

«13 декабря

Понемногу я стала замечать, что зомби очень боятся шоколада. Для них это жуткий яд. Если хоть капля попадёт на кожу – мгновенная смерть».

Пока достаточно. Бегу на кухню. Шоколад почти совсем жидкий. Отлично!

Лерка приходит в себя, начинает что-то бормотать. Прости, подруга, сейчас не до тебя!

Мощный удар – и дверь вылетает, как пробка из бутылки. Что, зомбик, не терпится заглянуть на огонёк? Давай! А то у меня есть для тебя подарочек!..

Конечно, рассказ на этом и заглох. Напишешь тут, когда сначала от зомби отбиваешься, потом ребёнка успокаиваешь, потом объясняешься с его мамой (жалко соседку – тяжело быть вдовой, да ещё и с маленьким ребёнком), потом подругу в чувство приводишь (или скорее она тебя — когда обе ну в полном неадеквате, сразу и не поймёшь), а потом с ней на пару полдня оттираешь пол от вонючей жижи — всё что осталось от дорогого гостя после чашечки шоколада. Лерка вообще не понимает, как я до такого додумалась – говорит: нормальная девушка на твоём месте либо бухнулась бы в обморок, либо вообще коньки бы отбросила. Ну так это нормальная. А я чокнутая.

Ульяна сидела у окна и думала о нем.

Странно — она ведь его не знала. Даже представить не могла. Какой он? Высокий или низкий? Блондин или брюнет? Симпатичный или не очень. Но все это отходило на задний план. Ульяна просто думала о нем.

Это не были какие-то романтические переживания, влюбленность или что-то в этом духе. Да и сама Ульяна была далеко не маленькой девочкой. Больше это походило на диалог.

— Какая погода будет завтра? — спрашивала она.

— Солнечная, — отвечал он.

И действительно, несмотря на заверения синоптиков, тучи расползались, и выходило солнце.

— Мы победим на Олимпийских играх?

— Конечно.

А потом Ульяна смотрела, как российский спортсмен, на которого никто не ставил, получает золотую медаль.

«Может, это какой-то дар свыше? Провидение? — думала она. — Если да — я смогу много чего сделать. Помочь всему миру! Ведь зная будущее, можно на него повлиять».

А он никогда не врал и всегда советовал то, что нужно. Несколько раз Ульяна не соглашалась с ним, поступала по-своему, но это ни к чему хорошему не приводило. Ссора с мужем, гражданские митинги, падение курса государственной валюты. Но стоило послушать его советов — и все сразу налаживалось.

«Нужно слушать — и все пойдет, как по маслу» — подумала Ульяна и спросила вслух:

— Что делать с Китаем? Война вот-вот начнется. Как уберечь народ?

«Атакуй первая. Ядерным оружием» — ответил он.

Сомнения были, но если не послушать его — будет еще хуже. С этой мыслью президент Российской Федерации Ульяна Гринь вошла в зал для совещаний.

А он в её голове восторжествовал. Он сам не знал, кем является — посланником иных миров, других планет, дьявола? Лишь материальная мысль. Мысль с собственным самосознанием и единственной функцией — уничтожить человечество.

Ульяна увидела в зале с единственным столом, по размеру похожим на теннисную площадку, весь свой кабинет министров. Министры по-джентельменски встали с кресел и, стоя, ожидали, пока президент Гринь царственно и строго проплывет к своему месту во главе стола. Ульяна краем глаза отметила всколыхнувшуюся бесформенную массу в дальнем углу – пресса мгновенно ощетинилась звукооператорскими «удочками», микрофонами, заблистала вспышками. Президент выхватила в толпе взглядом людей из охраны, приободрилась и жестом руки пригласила присоединиться к стройным рядам министров представителей оппозиции.

Ульяна не видела, не могла видеть, глаза людей не способны на такое – за каждым человеком в комнате легким туманом трепетали тени, светлые и темные. Они нежно обнимали плечи людей, некоторые обвивались вокруг шей министров, другие уютно расположились на головах отдельных гостей серо-грязными шапками, коронами, колпаками. Ульяна не видела и не слышала: тени переговаривались между собой, протягивали друг к другу легкие протуберанцы, отталкивались, но не покидали носителей.

Ульяна начала говорить о международном положении дел. Начала она издалека, в речи давила на внешние угрозы, предрекала бедствия. И она не видела, как темные тени задрожали от нетерпения, а светлые стали более блеклыми. Но она могла увидеть, и краем глаза заметила, как тучи за окном стали расползаться, протянулся жиденький лучик солнца и зайчиком запрыгнул в зал совещаний. Никто не обратил внимания на то, что зайчик стал перескакивать с предмета на предмет по странной траектории. Лучи солнца, как известно, всегда распространяются по прямой!

Но этот зайчик, ловко минуя протуберанцы темный теней, допрыгал до президента и, с силой отразившись от лакированного стола, ударил неожиданно ярким светом прямо в глаза Ульяны точно на её словах: «Мы первыми начнем…»

Все увидели, что президент запнулся. Пресса засверкала всеми вспышками разом, но выражение испуга мгновенно сошло с лица Ульяны. Пауза затянулась. Но президент продолжила. Голос президента дрожал, словно она заговорила впервые.

— Мы первыми начнем говорить о мире, мы пойдем на уступки, но не позволим разразиться той беде, в которую хотят нас бросить темные силы!

Она еще говорила-говорила. Кто-то из министров смахнул слезу, пресса аплодировала. Ульяна не видела, как вскинулись темные тени, не видела, как прошивал их, словно иголка с ниткой, солнечный зайчик, а затем стягивал в черный комок в углу за шкафом с регалиями. Ульяна не видела, как растут за ее спиной два светлых крыла…

Ульяна сидела у окна и думала о нем.

Странно — она ведь его не знала. Даже представить не могла. Какой он? высокий или низкий? Блондин или брюнет? Симпатичный или не очень. Но все это отходило на задний план. Ульяна просто думала о нем.

Это не были какие-то романтические переживания, влюбленность или что-то в этом духе. Да и сама Ульяна была далеко не маленькой девочкой. Больше это походило на диалог.

— Какая погода будет завтра? — спрашивала она.

— Солнечная, — отвечал он.

И действительно, несмотря на заверения синоптиков, тучи расползались и выходило солнце.

— Мы победим на Олимпийских играх?

— Конечно.

А потом Ульяна смотрела как российский спортсмен, на которого никто не ставил, получает золотую медаль.

«Может, это какой-то дар свыше? Провидение? — думала она. — Если да — я смогу много чего сделать. Помочь всему миру! Ведь зная будущее можно на него повлиять».

А он никогда не врал и всегда советовал то, что нужно. Несколько раз Ульяна не соглашалась с ним, поступала по-своему, но это ни к чему хорошему не приводило. Ссора с мужем, гражданские митинги, падение государственной валюты. Но стоило послушать его советов — и все сразу налаживалось.

«Нужно слушать — и все пойдет как по маслу» — подумала Ульяна и спросила вслух:

— Что делать с Китаем? Война вот-вот начнется. Как уберечь народ?

«Атакуй первая. Ядерным оружием» — ответил он.

Сомнения были, но если не послушать его — будет еще хуже. С этой мыслью президент Российской Федерации Ульяна Гринь вошла в зал для совещаний.

А он в её голове восторжествовал. Он сам не знал кем является — посланником иных миров, других планет, дьявола? Лишь материальная мысль. Мысль с собственным самосознанием и единственной функцией — уничтожить человечество. Его никто не видел, его никто не знал, он просто был.

В зале было практически пусто, министры еще не собрались, и в кресле одиноко торчал помощник одного из заместителей.

— Здравствуйте, господин президент, — неожиданно звучным голосом поприветствовал он главу государства.

И внезапно Ульяну накрыло нестерпимое желание поделиться всеми сомнениями, которые одолевали её уже с тех самых пор, когда она решила во всем положиться на незримый голос.

— И тебе добрый день, — начала она и запнулась, — э-э-э

— Помощник заместителя по взаимодействию с иностранными государствами, Василий Ланской, — правильно понял её заминку молодой человек.

— Да, Василий, точно, — улыбнулась президент, — ну что, как вы считаете, что нам грозит в ближайшем будущем?

Голос её сохранял ровность, но внутри бушевали сомнения. Ядерная атака — это же конец всему. Полный и безоговорочный, с минимальными шансами на выживание отдельных людей.

Василий поднялся и задумчиво прошелся по залу, остановившись возле кофе-машины.

— Не желаете ли кофе? — и не дожидаясь ответа налил в миниатюрную чашку ароматного напитка.

Взяв кофе президент отметила, что руки у помощника неожиданно теплые.

— Тысячу лет меня никто не угощал кофе, — рассеянно отметила Ульяна про себя.

А между тем Василий рассказывал о последствиях ядерной атаки, шансах на выживание, политической расстановке, технических решениях и прочих аспектах. Гринь рассеянно кивала и смотрела как неожиданно по-детски краснели уши собеседника в те моменты разговора, когда он неточно знал какие-то обстоятельства.

Минуты через три в зал начали входить первые министры и прервали завязавшийся разговор. В положенное время началось запланированное совещание. Было много сказано о задачах, геополоитике, способах обеспечения безопасности, способах доставки ядерных зарядов и прочих важных моментах.

Наступила пора финального слова президента, которая встала, резко и решительно тряхнула головой, и начала речь.

— Уважаемые коллеги, я выслушала все ваши мнения и приняла решение, — в этот момент её взгляд упал на Василия, у него был какой-то потерянный вид и он недоуменно смотрел на окружающих.

В голове президента роились размышления, заставив её задуматься

— Как же трудно говорить эти слова. Ведь осознание непоправимости так и тяготеет, давит на совесть. А вдруг я не права? Голос, всё голос, он всё говорит правильно, с тех пор я не ошибалась с решением… но я ничего и не решала.

Надо было принимать решение и отвечать за него уже не перед голосом, а перед собой, перед людьми, перед этим смешным пареньком.

— Ядерный удар нанесен не будет. Поручаю немедленно направить главе дипмиссии в Китае моё распоряжение о необходимости налаживания отношений. Курировать вопрос будет Василий Ланской, о результатах докладывать мне лично каждый день. Всем спасибо, приступайте.

В последнее время с детективом Перри творилось что-то неладное. Его постоянно преследовала одна и та же мысль: стоит ли жить тем, кто этого не достоин? В этот список входили маньяки, насильники и прочие отморозки. Перри понимал, что вершить самосуд не гуманно, но когда читал очередное дело, кровь в жилах застывала от содеянного убийцами и насильниками. На этот раз он ловил маньяка-педофила. Поймать и арестовать, упечь преступника за решётку – это мягкое наказание, даже «пожизненно» звучало нелепо. Перри решил наказать злодея, поговорить с ним по душам, без свидетелей. Всему причиной последнее совершённое педофилом злодеяние. Это нельзя было описать. Такого Перри не припоминал. Он повидал много расчленёнки и прочих мерзостей, но такого не видел. При виде маленького тела, если это можно было таковым назвать, его чуть не вывернуло. Жертвой оказался пятилетний сын соседей, Денни. Перри часто, возвращаясь с дежурства, общался с мальчиком, шутил с ним и пару раз покупал ему мороженое. Больше его нет.

«Неужели он прознал обо мне? Не мудрено. Он наверняка всё обо мне знает. Возможно, решил поиграть. Маньяки это любят. Псих. Клянусь, я убью его. Такая мразь не заслуживает жизни».

От дурных мыслей Перри отвлёк колокольный звон. Он остановился у храма, взвесил все за и против.

— Давно я не молился, Боже, прости, — он вышел из автомобиля и пошёл в храм. Помолившись, Перри поставил свечку, перекрестился. Постоял немного и вернулся в суетный мир, к своим делам.

Вечером Перри хотел зайти в бар, но по рации сообщили о подозрительном человеке в старом районе. По приметам, это мог быть маньяк. Перри помчался по указанному адресу. В сквере, на «Кейрен стрит» возле нежилого здания его ждали двое копов.

— Предполагаемый подозреваемый направился внутрь дома. Нас предупредили, что он опасен и мы решили дождаться вас! – отрапортовал один из них.

— Вы правильно поступили, — кивнул Перри и достал пистолет. Остановившись у дверного проёма, он приказал копам обойти с другой стороны.

«Если это ты, сволочь, тебе не жить. Ты ответишь за маленького Денни. Я изуродую тебя, и если выживешь, то оставшуюся жизнь будешь проклинать, что появился на свет».

В разбитые окна падал тусклый свет луны. Перри заметил чей-то силуэт в темноте и прицелился:

— Ни с места! Полиция!

К удивлению Перри, подозреваемый не побежал, как это делают почти все преступники, а спокойно шёл к нему. Не мудрено, если маньяк. Они ведут себя неадекватно. Перри едва разглядел лицо и отшатнулся. Напротив стоял его двойник. Тот оказался точь в точь вылитый детективу – лицо, рост и даже одежда. Двойник хитро улыбнулся ему и молча кивнул куда-то в сторону, во тьму. Перри присмотрелся – в дальнем углу помещения на коленях стоял связанный мужчина. На голову его был надет мешок.

— Познакомься, Перри, это маньяк, которого ты так долго искал. Правда, пришлось ему отрезать язык, чтобы не орал, когда начнём его судить, — двойник вытащил большой кухонный нож и зловеще улыбнулся. – Ты доволен?

— Что за бред?! – только и смог спросить Перри.

Снаружи послышались голоса полицейских. Перри, не опуская пистолет, обернулся и крикнул:

— Всё в порядке! Оставайтесь на местах!

Услышав в ответ одобрительный отклик, Перри снова посмотрел на двойника. Тот уже подошёл к предполагаемому маньяку и держал лезвие ножа у горла.

— Во-первых, откуда ты знаешь, что это убийца? – спросил Перри, вытирая свободной рукой со лба.

— Опусти пистолет и подойди ближе, — ответил двойник.

Перри осторожно приблизился и рассмотрел подозреваемого: рот был заклеен скотчем. С подбородка капала кровь. Внешне подозреваемый был похож на одного из клиентов психбольницы, педофила Рикко и уже привлекался за изнасилование детей. Но он не убивал их. Полгода назад Рикко выписали из больницы.

— Возможно, ты прав, — кивнул Перри и опустил пистолет. – Но не факт. Его тоже подозревают, но он не убивал…

— Какая тебе разница, — махнул рукой двойник. – Одним больше, одним меньше, — и воткнул нож в Рикко чуть ниже плеча; тот глухо заревел, заёрзал от боли. Из глаз брызнули слёзы.

— Что ты делаешь? – ужаснулся Перри. – Нельзя!

Двойник улыбнулся, будто ничего не произошло, протянул нож детективу:

— Теперь ты. Ты ведь мечтал разобраться с ним? Давай.

Перри что-то сковало. Он смотрел на Рикко: тот дёргался, корчась от боли и ревел.

— Нет, не надо. К тому же, ещё неизвестно…

Перри не успел договорить, как двойник тихо засмеялся:

— Поэтому я здесь. Я помогу тебе, — и принялся полосовать ножом связанного Рикко.

Перри не двигался с места. Его словно что-то держало. Когда опомнился, выхватил нож у двойника. В этот момент в лицо ему ударил свет полицейских фонариков. Перри стоял с окровавленным кухонным ножом в руках у изрезанного тела Рикко.

Двойника рядом уже не было.