Два сапога № 34 Пишем Беты

Ему было наверное лет 80. Но выглядел он еще вполне прилично. Чисто выбритый в великолепной тройке и дорогой фетровой шляпе, пан Гржибовски, любил вечером посидеть в уютном кабачке «Сломанный табурет». Пара бутербродов с сыром и кружка чешского, что еще нужно старому человеку для полного счастья. Но в этот вечер ему было не суждено попасть в любимое заведение.

У входа в кабачок он застал следующую сцену. Молодой человек лет двадцати пяти, дорого одетый, яростно шипя и ругаясь, грубо отталкивал от себя местную попрошайку пани Кшисинку. Она частенько сиживала у «Сломанного табурета» обменивая тоскливый взгляд своих синих глаз, на мелкие монетки.

— Сынок, не отталкивай меня, это же я твоя мать!

— Уйди от меня, грязная старуха, я тебя не знаю и знать не хочу!

— Но, как же так я тебя вырастила, выучила, неужели ты не позаботишься обо мне?

В ответ женщина получила звонкую и увесистую пощечину.

Гржибовски сделал замечание молодому человеку.

— Нельзя так обращаться с пожилой женщиной, даже если она вам не мать.

— Не лезь не в свое дело, старик!

— Напрасно вы так. Вы тоже, когда-нибудь станете старым.

— Да, конечно! Я смогу стать старым, но вы — никогда не станете молодым!

Молодой человек громко и нагло рассмеялся. Затем достал из кармана несколько крупных купюр и кинул их женщине.

— Возьми старуха, выпей за здоровье своего сына, хоть я и не знаю кто он, но надеюсь не такой нищий оборванец, как ты.

Дверь кабачка неожиданно распахнулась и появился мужчина лет сорока, одетый в костюм чикагского гангстера тридцатых годов.

— Извинись перед женщиной или…

— Что или? — молодой человек потянул из-за пазухи револьвер.

— Или пеняй на себя!

— И не подумаю!

— Что же, я тебя предупредил.

Мужчина закурил дорогую кубинскую сигару, сел в подкативший к нему роскошный автомобиль и добавил.

— Когда мы встретимся с тобой в следующий раз, хорошенько подумай над тем что ты хочешь сказать мне…

В общем дело было так!

Поперлась, наша старая калоша — Глашка, в лес по грибочки.

Почему старая, так ей поди годочков под девяносто будет. Да, не перебивай ты сопливый, слушай!

Сентябрь на дворе, красота в лесу страшная. Березки стоят желтые, рябинки бардовые, осинки молодые огнем горят. Опят видимо-невидимо. Только бабка их не берет, да и по лесу не бродит, как прочие грибники. Целенаправленно так к «ржавому» ручью ползет. Что за ручей такой? Ой, не спрашивай сопливый! Проклятое место, местные его все стороной обходят. Кикимора там верховодит, не одну добрую душу сгубила уже. Не знаю, дошла она до ручья или нет, но пропала бабка, как сквозь землю провалилась!

Два дня ее изба пустая стояла. Откуда знаю? Так ведь сентябрь на дворе, а печка не дымит. Глашка-то, со своим ревматизмом, даже летом печку топила, а тут… А ночью в окнах ни огонька, а у бабки всегда лампадка у иконки горела.

Ну, а на третий день объявилась в доме внучка ейная. Озорная девка: рыжая вертлявая, но вежливая. Я ее спрашиваю: «Тебя как звать-то, дочка?» А она:«Как бабушку величали, так и меня зовите».

— Где бабулька-то?

— Приболела она, родители в город увезли. Меня за домом присматривать оставили.

Вот только не верю я, этой рыжей бестии! Что-то тут не так? Еще никто, никогда со «ржавого» ручья не возвращался…

Сопливый, ты чего-то совсем раскис? Похоже спать пора. Вон от солнышка, лишь розовая полоска осталась. Пошли в дом. Выпьешь молока парного и на печку, утро вечера мудренее.

К берегам своей мечты

Бывает любовь с первого взгляда. Николай Дмитриевич это знал. Но никогда прежде не думал, что она бывает до такового. Он знал о Ней многое: и где Она живёт, и о том, что Она недавно отметила своё пятидесятилетие, и что Её сын погиб во Вторую чеченскую, а также о Её любимых книгах и фильмах. По долгу службы он читал Её письма, прекрасно понимая, что они адресованы другому мужчине. Этим счастливцем был Юра Ковалёв, осуждённый за массовые беспорядки и насилие к полицейскому, а точнее – за то, что по митингам ходил. Кстати, довольно интеллигентный парень. Это ему Она рассказывала интересные истории, не зная, что они интересны ещё кое-кому. Да и думала ли Она про Николая Дмитриевича? Она о нём вспомнила всего один раз, когда, поздравляя Ковалёва с Новым годом, в конце приписала: «И Вас, товарищ цензор, с наступающим! Пусть новый год принесёт Вам только хорошее».

С каким нетерпением ждал Николай Дмитриевич Её новых писем! Потом тщательно просматривал ответы Ковалёва: не написал ли он ничего такого, что могло бы ненароком обидеть женщину, относящуюся к нему как к сыну? Но нет – Ковалёв обращался с Ириной Антоновной почтительно, благодарил её за доброту и поддержку.

«Какая же ты, Ирина? – думал Николай Дмитриевич. – Как ты выглядишь?»

Воображение то и дело рисовало шикарную даму с аккуратно уложенными волосами, одетую со вкусом, под очками – лучистые глаза, которые будто заглядывают в самую душу. Частенько он пытался запечатлеть этот образ на бумаге (благо, в детстве посещал кружок рисования), но когда очередная картина была закончена, ему казалось, что его кисть не передала и десятой доли всех Её совершенств. Порой он досадовал на себя: «Эх ты, старый хрыч! Уже внук есть – а ты туда же!» Но запретить себе мечтать не мог.

Эта же дама его мечты нередко навещала его во снах. Смотрела на него то ласково, то холодно. А Николай Дмитриевич… Он жадно ловил каждый Её взгляд, наслаждаясь этим чудным мгновением. И всегда горько разочаровывался, когда жестокий будильник уносил его прочь из страны сновидений, из сказки, где он рядом с Ней.

А потом Ирина Антоновна вдруг резко ни с того ни с сего перестала Ковалёву писать.

Закатное солнце лизнуло вершину пирамиды и скрылось за горизонтом. Гробница нильских правителей слегка покраснела, но стоически стерпела эти приставания светила и продолжила символизировать мощь египетских фараонов. Пирамида была значительной фигурой, причем довольно робкой и застенчивой, никому она еще не распахивала гостеприимно своего входа, никто не изведал радости проникновения по длинному и узкому лазу, который вел в самое сердце строения.

Наступившая ночь принесла с собой мглу, холод и небольшой караван, который целенаправленно приблизился к захоронению.

Караванщики разожгли костры и начали организовывать лагерь. От группы отделились две темные фигуры и быстрым шагом приблизились к незаметному входу.

Знатная громадина, — подал голос один из подошедших, — в такой что угодно можно спрятать. Давай её по периметру обойдем и с утра начнем серьёзно ей заниматься.

Голос второго, мужчины лет тридцати с мечтательным взглядом и мягкими чертами лица, был глух и прерывист.

Я десять лет готовился к сегодняшней ночи, изучал архивы, смотрел карты, разбирался в особенностях инженерии фараонов. И всё это ради того, чтобы найти ту, единственную, чьё изображение я увидел на одной из репродукций в далеком детстве. С тех пор её изображение неотступно было передо мной, не проходило и дня, чтоб я снова и снова представил в мечтах тот момент, когда я смогу встретить её, прижать к себе и сказать ей, — тут говоривший запнулся, но практически сразу же продолжил, а огонь в его глазах всё разгорался, — да какая, к черту разница, что я ей скажу, какая к черту разница, что ей сейчас две тысячи лет и что она уже давным-давно мертва. Какое это имеет значение для настоящего чувства?

День был чудный, солнечный. После длительных дождей он ощущался, чувствовался как-то по-особенному, становился бесценным. Даже вечно хмурые горожане – ворчливые скряги – высыпали на улицы, бодро, словно муравьи.

Город внезапно, почти совсем неожиданно наполнился суетным многоголосьем: кричали дети, прыгали, бегали; мамы гуляли рядом, улыбаясь даже и не от замечательной погоды, а от того, какую радость она приносит их ребёнку; папы же так и замирали, смотря на своих сияющих жён, наверное, влюбляясь в них снова и снова. И никому вокруг ничего больше не было надо. Все будто разом забыли о проблемах, которые вставали перед ними непроницаемой стеной во время дождей.

Все были счастливы…

Только один человек по-прежнему сидел дома, смотрел в окно, что-то тихо бурчал себе под нос и очень часто протирал очки, хотя они были совершенно чистые. Однако же общее весеннее настроение не обошло и его: в дверь позвонили, потревожили – он надеялся провести этот день дома, так же, как и все другие вот уже последние несколько лет.

Он прошлёпал к выходу, три раза глянул в глазок; там – мальчишка. Нехотя он всё-таки открыл дверь, и в этот же момент весело, с такой энергией, что и представить нельзя, прозвучало:

— Дяденька, почему вы всегда сидите у себя в квартире, пойдёмте на улицу: там так хорошо! Пойдёмте, возле дома течёт ручеёк, ребята запускают кораблики. Это так!..

— Хватит! Никуда я не пойду!

Старик уже хотел было захлопнуть дверь, когда его взгляд упал на фотографию – женщина, не молодая, но и не старая держала в руках бумажный кораблик с едва заметной надписью: «Я люблю тебя!» «Дяденька» замер, моргнул.

Участник игры:

• Ознакомившись с темой, пишет миниатюру размером 2000 плюс-минус 500 знаков и отсылает ее ведущему.

• После выкладки миниатюр дожидается результатов жеребьёвки и пишет продолжение доставшейся ему альфа-миниатюры другого автора. Общий объём дописанной миниатюры не должен превышать 5500 знаков (строго!). Отправляет текст ведущему.

Автор первой части называется Альфа, второй (дописанной) части – Бета.

Бете можно и нужно:

а) Исправлять опечатки и грамматические ошибки в части альфа.

б) Исправлять явные стилистические ошибки в части альфа.

Бета имеет право исправлять явные логические ошибки в части альфа, не нарушая заложенной альфой сюжетной линии.

Бете нельзя:

а) Исправлять или изменять стилистические особенности текста в части альфа.

б) Значительно сокращать или увеличивать часть альфа, изменять ее смысловую целостность.

• После выкладки соавторских миниатюр каждый участник голосует за три лучшие миниатюры. Для участников голосование обязательное, топ нужно отправить ведущему. По желанию можно продублировать топ в ветке обсуждения конкурса.

В обсуждении и голосовании могут принять участие все желающие. Для гостей голосование открытое, по желанию можно отправить топ ведущему.

Победителями считаются соавторы, чьё совместное произведение наберёт наибольшее количество баллов (голосов). В случае равенства баллов победитель определяется по салфеточному принципу.