Есть время для стихов

1.

Мы глядим друг на друга патово

И давно молчим ни о чём.

На земле время года пятое

Не придумал никто ещё.

Снег ложится на город пятнами,

На твоё, на моё плечо.

Для любви время года пятое

Не придумал никто ещё.

Так природа сложила атомы,

Так измыслила – как могла.

Только времени года пятого

Нет, как пятого нет угла.

Жизнь – то горечь, то слаще патоки,

Свет – и тёмная полоса.

Жаль, что времени года пятого

Нет, как пятого колеса.

Нам бы шаг ступить на попятную,

Нам бы наш одолеть просчёт:

Отыскать время года пятое

Для любви — на чуток ещё.

(Владимир Белозерский) 50°15'N / 28°40'E

2.

Шмеля запрягай, пока у погоды льгота,

Махнём к сентябрю в лесок.

Для нашей телеги пятое время года –

Не пятое колесо.

Пропишет тебе движение мегаполис

С компьютера на диван.

Здесь доктор иной: ничто не сравнится с пользой

Целебных осенних ванн!

Ещё не утихли звуки лесных оваций,

Рябиновый пир – горой.

И хочется плакать раньше, чем любоваться

Последних цветов игрой.

И музыкой дышит даль, рассыпая флейты,

Опятами дышит близь.

О пятое время года, о бабье лето,

Ещё на чуток продлись!

(Галина Булатова) Казань

3.

В сезонном кружении мода

Бросается в жар и в озноб,

Но к пятому времени года

Нельзя подобрать гардероб.

С нечитанным томиком Маркса,

С пророческой фразой в бреду,

С   воинственным вирусом с Марса

Оно выступает в ряду.

С далёких небесных окраин,

Куда не летала душа,

Глядит пятизвездочным раем

На наш безмазовый ландшафт,

Где жизнь раскровилась волчицей,

Грызущей поймавшую сталь.

Но пусть оно с нами случится

В один високосный февраль.

Пусть в Лету летят наши лета,

Вернув поплавком имена

Грядущей эпохе поэтов,

Не нужных в свои времена.

(Виктория Бурцева) Москва

4.

Анна Ахматова – это

даже средь гениев – знать.

Как осенило поэта

пятое время назвать?

Вот и вошла природа

всей своей сутью в кровь:

пятое время года –

эта сама любовь.

Душу от глаз не скрывала

(беды, изгойство, грязь!),

веточкою краснотала

с холодом века борясь.

Видно, такая порода,

что ощущает в крови

Пятое время года –

время святой любви.

—

Зима, весна, за летом – осень.

Чтоб подсластить жестокий век,

весь анашой запапиросен –

причина гордости! – «Казбек».

И жизнь уже не то, чтоб слаще –

смешней, о бедах думать – лень.

Мыс Филари, как древний ящер,

сползает к пляжу целый день.

Зима, весна, за летом – осень,

опять зима.… Свой воз везя,

мы поматросим, да и бросим,

а всё же — без любви нельзя.

Не зря же Анна говорила

о пятом времени тогда,

и кровью мнятся мне чернила,

пишу я о любви когда…

Зима, весна, за летом – осень,

строка к строке и, вот он – стих.

Мы небеса прокупоросим,

чтоб сырость не водилась в них

Любое время года – к счастью

с любовью! Да пребудет так!

И даже горькое ненастье

с ней не ненастье, а пустяк.

—

Просит, просит природа,

ей отведённой, дани!

Пятое время года –

это любовь! – по Анне.

Что ей весна? Что осень?

Что ей зима? Что лето?

Коль без неё несносен

мир для души поэта.

Пятое время года

все времена вместило, –

это сама природа

нам его подарила.

Что ей зима? Что лето?

Что листопад? Что вишни?

Если строку поэта

выдохнул сам Всевышний.

Если на равных с небом

строки – днями, ночами –

то засыпают снегом,

то вдруг звенят ручьями.

Пятое время года –

жизнь из чудесных мгновений! –

и никакая мода

нам его не отменит…

(Вячеслав Егиазаров) Ялта

5.

Я белорозовых сортов вино в садах вдыхаю,

И, утомлён, ниц – в изумруд — молюсь всё утро маю.

Я целовать пошёл рассвет на риск свой и на страх,

А газовый рожок луны растаял на глазах,

А в буром буреломе бур, подмигивал медведь:

Так было каждою весной, так точно будет впредь…

Я голубику летом брал губами голубыми –

В обмен ему в тетрадь писал сокровища любые. —

И тёплую волну ласкал, и мой ей был поклон,

И в солнечных, и долгих днях я жил, как царь Гвидон!..

Затем я осень посетил, я был её мудрец —

И ел, для лучшего ума, арбуз да огурец.

И лес на алчущую грудь для звОнчей красоты

Работы августа надел червлёные щиты:

Он тем приветствовал меня, но снегом провожал —

И я вошёл в нутро зимы, как восковой кинжал.

Хозяюшка системный круг замкнула на себе,

И я уснул в её душе на снежной канапе…

(Феликс Зигельбаум) Германия

6.

Весна… Венеция… Венера –

звезда весёлых вечеров…

Любовный морок как холера:

переболел – и будь здоров…

Венеция. Гнилое лето.

Москиты, вонь из всех клоак…

Октавы, станцы, канцонетты:

подайте скрипачу медяк…

Скорей бы осень: возвратится

в свои палаццо знатный люд,

и всякой нищей певчей птице

найдётся пища и приют.

Решенье принято мгновенно:

здесь больше нечего терять.

Зима. Венеция ли, Вена…

Не всё ль равно, где умирать?

(Лариса Кириллина) Москва

7.

Руки, ветвей кольцо,

путь к тебе, словно тропка,

далекий твой лик, черты твои робкие,

твое неповторимое лицо –

чужое, должно быть, когда мы врозь,

да я и не думаю об этом,

когда мы пробегаем сквозь

осень, зиму, весну и лето,

зная, что встречи только предлог –

подчинить себе любое года время,

чтобы вспомнить об этом между строк,

чтоб нести до конца это легкое бремя –

твое неповторимое лицо,

те часы, счастливые, редкие,

жизни сбившийся круг, кольцо,

руки, вьющиеся, как ветки…

(Людмила Колодяжная) Москва

8.

Весна –

радость для слуха –

капель собирается в озеро

птичьего пенья –

близится небо –

все говорит.

Лето –

радость для взора –

открыты цветы и окна

и лица

и небо

зовет.

Осень –

радость для вкуса –

в воздухе тяжесть плодов –

все вокруг –

обещанье –

близится небо!

Зима –

радость для мысли –

неба не видно и вьюга

зовется затишьем и надо

все обозначить озвучить –

летопись –

слово

зимы

(Вячеслав Куприянов) Москва

9.

В январе опять сижу

Над листком бумаги белой –

Вновь итоги подвожу,

Что свершил, чего не сделал.

Что нашел, что утерял,

Где пропажа, где находка:

Здесь – убийственный аврал,

Там – ленивая походка.

Рассмотрю ль в слепящей тьме

Пораженья и победы?

Тут – поднялось реноме,

Здесь – одни грехи и беды.

Положу-ка на весы,

Посмотрю, что перетянет –

Или радостей часы,

Или горестный регламент?

Hа весы гляжу в упор,

Тихо радуясь картине:

Не подвёл меня прибор,

Стрелка – близко к середине.

(Марк Луцкий) Хайфа

10.

Зимой обычно часть прохожих

Опять погодой не довольна.

И полусиних чернокожих

В советских шапках видеть больно.

Они как яркие примеры

Поспешно выбравших дорогу.

И даже милиционеры

Теперь им вряд ли чем помогут.

Подправим: белые равнины,

Барханов рваные колечки.

В бурнусах белых бедуины,

Как догорающие свечки…

Не то, опять подправим место:

Кривая улочка, три вора.

Из мест подлога и инцеста

Несут кресты на холм позора.

И тяжела, смертельна ноша.

И гвозди больно ранят тело.

Был брошен дом, был жребий брошен

Лежать в земле окоченелой.

Всё замерзает по дороге,

И кровь из ранки не сочится.

И мы не будем слишком строги

К словам Христова очевидца.

Весной обычно — всё непрочно,

Как тонкий иней на берёзах.

И набухающие почки —

Как веки временно тверёзых.

И западающие ноты

Дождей от детского испуга.

И в сером небе самолёты,

Видать вернувшиеся с юга.

Но летом в воздухе нагретом

Вздымают пыль метаморфозы.

Блестят на солнце паровозы

И девушки полураздеты.

На отдалённых полигонах

В отменном хаки офицеры

Дырявят контуры фанеры

Готовясь для Армагеддона.

Но вот казалось без причины

Дожди начнут тихонько плакать

И на дорогах грязь и слякоть

Размоют старые морщины.

Потом вдруг небо просветлеет

И красно-желтые солдаты

В тюрьме берёзовой аллеи

Спят в ожидании зарплаты.

Да, это осень. Время года,

Когда стреляются поэты,

Кометы, прочие приметы

Пугают множество народа.

И заморозков состязанья

На кубок ледовитой стужи.

И вычурные вязанья

Узоров на замёрзшей луже.

Когда во рту слова теснятся,

Приходит мысль раскрасить пятна.

Но трудно внятно объясняться,

Когда и думаешь не внятно.

(Борис Мазанко)Палм Спрингс, США

11.

Мы жили, ни близки, ни далеки:

из тили-тили третьего замеса,

планируя до гробовой доски

пить сок берёз очнувшегося леса,

шуршать листвой, торить тропу в снегу,

рассчитывать, что корень не квадратен,

когда приляжешь переждать пургу

из солнечных с подпалинами пятен.

Ход времени оценивать на глаз

в сумятице контрастов светотени,

где пазлу света подбирают паз

пугливые пятнистые олени.

Осознавать берестяных цитат

глаголицу с тенистого амвона;

и если нет по осени цыплят –

считать ворон родного небосклона,

не замечая, или сделав вид,

что перестала куковать кукушка,

что полог леса над землёю взвит,

сильнее ветер, и близка опушка.

А если я устану и усну,

то не буди; зане под небесами

какое время года на кону

я чувствую с закрытыми глазами

(Александр Маркин) Москва

12.

Зима не в счет.

В любовь лишь

верю свято я.

Душа поет –

и время года пятое.

(Семён Островский) Нью Йорк

13.

Январь. И радость Рождества.

И снега юного забавы.

Февраль. Последние слова

Зимы, и угасанье славы.

О марта звонкая капель,

В которой музыка рассвета.

Сквозь наст рождается апрель, —

Предвестник радостного лета.

И буйный, грандиозный май —

Цветов кипенье, запах мёда.

Июня благодатный рай —

Венец торжественной природы.

Июль горячий всем хорош.

К зиме начало восхожденья.

И август. — Спас!.. Желтеет рожь.

Садов плодами наполненья.

Сентябрь. Всполохи тепла.

Опустошенье огородов.

Октябрь. Наползает мгла

И сон нисходит на природу.

И вот ноябрь. Темен он

И растерял все краски лета.

Декабрь. Ура! Мороза звон.

Спасибо, Господи, за это!

(Михаил Панфёров) Москва

14.

Нет ни мостков, ни брода,

Лишь поворотный круг —

Пятое время года,

Жизнь, что случилась вдруг.

Кто тасовал колоду,

Круг повернув из тьмы —

Пятое время года,

Жизнь, что дана взаймы?

Так ли он был преподан,

Круга лихой проверт,—

Пятое время года,

Жизнь, что взапой и сверх?

Лишний билетик продан,

Круг обнуляет ход —

Пятое время года,

Жизнь без тире и код.

Сладок нам крест Господень,

Тяжек нам круг земной —

Пятое время года,

Срок между тьмой и тьмой.

(Юрий Сватко) Киев

15.

То пятое время года

(и колесо для телеги).

Вдоль частокола штрих кода

вещие ходят Олеги

(если, конечно, с вещами).

Впрочем, не только они.

Старик со старухой мощами

век доживают в тени,

сидя на старой скамейке.

Здесь же шустрит детвора.

Щенок из весёлой семейки

сбежал на простор со двора.

Носится за мотыльками,

всем улыбаясь хвостом.

Сердце, известно, не камень.

В чувстве (должно быть, шестом)

я пребываю с обеда,

радуясь тихому дню.

Сквозь дребезжанье мопеда

что-нибудь да сочиню

в пятое времечко суток

в странный по счёту сезон.

В нём мой житейский рассудок

мечется, как Робинзон.

Для сочинения строчек

пятое время дано.

Таинство тех заморочек

я постигаю давно.

Чтобы постичь, постегаю

резвых крылатых коней.

И бормочу и слагаю

слова, что растут из корней.

(Павел Сердюк) Донецк

16.

В это пятое время года

До того, как умрет природа

У моего народа,

До того, как уйдут деревья

Туда же, куда деревни,

До того, как погаснет осень

Среди елей, берез и сосен,

И золотая синева

Не перестанет произносить слова,

Предназначенные для исхода

Ввысь моего народа,

Облыжно, вельможно, белесо

Вспыхнет небо над весточкой леса,

И тогда уже навсегда

Туда же уйдет вода,

А за нею веси и города,

Народы, природа и провода,

Уходящие в никуда.

Светит небес слюда,

Приговор — водород, руда.

Малый народ у входа

В это пятое время года,

Чтобы ушли года

Как гусеницы вездехода,

Вот это да!

Так есть ли будущее, Господа,

В целом у моего народа

В это пятое время года

До того, как умрет природа,

А с нею и вера уже навсегда?

В это время земли и года

Вы простите меня, Природа.

(Дмитрий Соколов)

17.

Уже не лето, но еще не осень…

Так желтизна среди зелёных просек

Есть лишь намёк на хрупкость бытия.

Не холодно, но день уже не жарок…

Нам пишет жизнь сценарий без помарок,

Но всё решает Высший Судия:

Вот новые птенцы готовы к лёту,

А нам осталась лишь о них забота.

Да, наш с тобой закончен перелёт.

Мы вновь в саду, где поцелуй безгрешен,

Твой взгляд по-прежнему пытлив и нежен,

И мы с тобой вдвоём. Библейский плод

Почти созрел и ветку клонит оземь…

Уже не лето и пока не осень,

Но предвещает всё её приход…

(Генриетта Флямер) Протвино. Московская обл.

18.

Мёд августа, корица октября,

декабрьской сдобы пышные объятья,

ментол январский, крупного помола

соль марта, и апрельская горбушка,

и майское парное молоко –

всё к радости, и музыке, и жизни –

к её синичьим скрипкам,

колыбельным

для пары звёзд в сопровожденье неба,

движенью фуг по крови круговому

… надежда распускает сердца лотос,

на темени у взрослого младенца

родник, давно закрытый, отворяет,

и мир в него — смеющийся — течёт

(Светлана Холодова) Екатеринбург

19.

Я люблю слушать солнечный блюз и небес благовест.

На поминках зимы у столицы в петлице цветочек.

Стали ночи и девичьи юбки намного короче,

И мне видится плюс — где недавно мерещился крест.

Сколько зим, сколько лет добирались мы к этой Весне?

Очень жаль, что при жизни она не узнала об этом —

Прозвенела веселой монетой и канула в Лето…

Да и Лето сгорело вослед, пролетев как во сне.

Поползла желтизна по усталым прожилкам листа.

Потянулась к курортным местам журавлей вереница.

Только дом наш прижался к земле как подбитая птица,

Неподъемную тяжесть крыла под дождем распластав.

Ледостав говорливой реке замыкает уста.

От креста до креста стелет скорбную скатерть дорога.

Белым хлебом Зима кормит гордого Единорога.

Ее снежная совесть, пока что, невинно чиста…

Может зря мы греховным уныньем смущая умы,

В суете делим время на горькие дольки лимона?

И сокровищем где-то пылятся слова Соломона:

Все проходит. Пройдут и семнадцать мгновений зимы.

И опять будет солнечный блюз и небес благовест,

На поминках зимы у столицы в петлице цветочек.

И опять будут ночи и девичьи юбки короче,

И кому-то увидится плюс, где мерещился крест.

(Игорь Царёв; 1955 – 2013 г.г.)

20.

лужистый студень зимы – это память дождей

солнечной охры и белого пепла туманов

в талой воде отражается небо с изъяном

словно в расколотом зеркале – к счастью? к беде?

клином графитным, где вычертил твой карандаш

голые руки ветвей на пергаментной сини

грифель сломался в страницах альбома о зимах

кистью по листьям – весна – акварель и гуашь

северней снега на сердце… и десять причин

пить брудершафт с несудьбою и быть несвободным

каевы кубики – время – из пальцев холодных

падая в вечность, увы, не способны лечить

десять по десять причин – получается сто

можно ли дважды войти в обмелевшие воды?

будем скитаться по пятому времени года

ты – по дороге на запад, а я – на восток

(Вика Чембарцева) Кишинёв

21.

Ты время своё улучил как счастливый билет

в поездке такой, где с кондуктором спорить опасно.

И вот поднимаешься в область разреженных лет,

где дышится трудно, но видится чётко и ясно.

Так вольный пилот, по спирали кружа, как и ты,

винты горяча до предела их воющей мощи,

над тем же ландшафтом – но с большей уже высоты

увидит иначе дороги и реки и рощи.

Над вечером душным, где воздух морозный светлей,

парит он под порванным небом, пустым и провислым.

И всё, что казалось заплатами лет и полей,

становится жизнью, страной, и призваньем, и смыслом.

(Игорь Чурдалёв) Нижний Новгород

22.

Вот и кончилось чувство, что всё я могу,

И каким оно было недолгим!

На последнем, на тающем, сером снегу

Я ищу голубые осколки

Той зимы, что весёлой метелью мела

И сосну за окном повалила,

А теперь её силы ручьём пролила

Новым временем данная сила.

Будет в грозах апрель, будет лето в дыму,

Будет август, от зноя уставший,

И однажды под вечер я вновь подниму

Жёлтый лист, на дорогу упавший.

Те же волны несут нас и та же река,

Под одними ветрами трепещем.

В бурых жилках его, как в руках старика,

Станет время и зримым, и вещным.

И декабрь, и январь… И деревья, и дом

Вновь обнимет кудрявая вьюга.

В каждом вздохе, в снежинке, в касанье любом

Я и время узнаем друг друга.

Я и время – и кто из нас в большем долгу?

Снег в ладони не держится, тает.

Вот и кончилось чувство, что всё я могу…

Ничего, это часто бывает!

(Марк Шехтман) Иерусалим

23.

Для подсчёта всех времён на свете

Нам вполне хватает пятерни

(Позабудьте о зиме и лете,

Нашей темой будут не они).

Все четыре времени известны,

Вызубрены насмерть и на ять,

Можем даром — то есть безвозмездно —

Пальцем на любое указать:

Время неназначенных свиданий,

Время неоставленных следов,

Время непрочитанных гаданий,

Время непродуманных трудов —

Времена, знакомые отменно,

Времена, привычные давно;

Иногда идут попеременно,

Иногда — все сразу, заодно.

Их считаем, пальцы загибая:

В ход пошли четыре из пяти…

Но мизинец (тут статья другая)

Должен время пятое найти:

Время встреч негаданно-нежданных,

Новых обретений череда,

Время светлых дней обетованных,

Время не на время — навсегда.

(Сергей Шоргин) Москва

24.

Дрожащий звук называется тремоло.

Так колотится сердце. Так в руке трепещет птица.

Так пульсирует жизнь, потому что живое – временно

И больше не повторится.

Глядя вверх, на небо, удивленно подрагивает веко –

Синева для престола Господнего кажется слишком зыбкой.

И струна колеблется в такт метаниям этого рыжего человека

Меж амвоном и скрипкой.

Весною легко быть нежным,

Когда соки бегут наперегонки по жилам

И голос внутренний, растворясь во внешнем,

Вырывается на свободу. Паникадилом

Качается солнце. Мир глядится шатко,

С легкостью греша и с легкостью каясь.

Началу творения не нужно порядка –

Началу творения нужен хаос.

Летом легко быть сильным, когда неустанно

Твердеют руки, твердеет воля,

Прокладывая борозды нотного стана

Как пахарь, возделывающий поле,

Слушая мира многоголосье,

Вознося молитвы, давая клятвы

И ожидая, когда колосья

Наполнятся зерном для будущей жатвы.

Осенью легко быть щедрым

Когда гармония овладевает ладами,

Когда дерево, спускаясь корнями к недрам,

Одаривает ветки свои плодами,

Когда улетающей птицы гортанный голос,

Прощаясь, из поднебесья несется.

И рыжеет, подрагивая, лист, как волос

На голове, опустившейся, как закатное солнце.

Зимою легко быть усталым,

Когда становится тесно в телесной раме,

Когда радуешься мелочам и утешаешься малым,

Потому что большое не за горами,

Когда небо тускнеет, как старое олово,

Приближаясь молча к земным пределам,

И роняет снега, некогда рыжую голову

Осыпая белым.

Отпустив времена, намного легче.

Неотвратность выбора, чувство долга

Освобождают от ноши плечи.

Зеркало треснуло. Звон осколка,

В распластавшейся тишине прозвучав нелепо,

Завершает музыку, как финальная кода.

Сжавшись в точку, темнеет небо.

Наступает пятое время года.

(Михаил Юдовский) Франкенталь, Германия