8. Брэн. Солнечный мальчик

Не бойся Бога — бойся самого себя.

Ты сам творец своих благ и причина своих бедствий.

Ад и рай находятся в твоей собственной душе.

Пьер Сильвен Марешаль

Он нес Рэми и ругал себя на чем свет стоит. Вот же дурак! И что доверил ребенка Влассию — дурак, и что позволил и близко подойти к тем больным — дурак. Видел же, каким измученным возвращался Рэми, видел, что волчонок похудел и осунулся в этом проклятом замке, а все равно ничего не сделал! Допрыгался!

— Дай я!

Мия побежала вперед, распахнула дверь в коморку Брэна и сдернула шерстяное одеяло с узкой кровати. Онa скорее мешала, чем помогала — причитала, почти плакала, когда Брэн быстро начал снимать с волчонка взмокшую от пота одежду, но все же додумалась зажечь свечу, прежде чем выбежать за дверь:

— Принесу воды!

Брэн удивленно посмотрел вслед рыжеволосой девчонке. Еще вчера краснела и бледнела, слова вымолвить не могла, а теперь вдруг… Женщины.

Размышлять о Мие было некогда: Рэми заметался на кровати, сбросил одеяло, начал что-то шептать горячо, непонятно. Сложно. Удержать сложно. И сил в мальчишеском теле немного, а рвется так, будто жизнь последним усилием выдергивает из пасти хищника.

— Пусти! — кричал Рэми. — Пусти меня!

— Успокойся, мальчик, — Брэн старался говорить тихо и спокойно, как разгоряченному болью дикому зверю. — Эрхе, эрхе, волчонок.

Заветные слова, что так часто успокаивали животных, как ни странно, помогли и Рэми — мальчик на миг замер, и Брэн сделал то, что подсказало ему сердце, не разум — он прижал обмякшего волчонка, крепко, еще крепче, чтобы перестал дрожать, еще важнее — перестал бояться.

— Пусти! — молил Рэми, пытаясь оттолкнуть.

Зря пытается. Хоть и силен в бреду мальчишка, а куда ему тягаться со взрослым мужчиной? Брэн что-то зашептал, сам не понимал — что, но опять помогло. Так же неистово, как недавно рвался убежать, Рэми прижался к Брэну всем телом, обнял крепко, аж дыхание перехватило, и зашептал:

— Не отдавай меня!

— Никому тебя не отдам, — срывающимся голосом уверил Брэн.

— Не хочу… Не хочу, чтобы меня били!

Брэн вздрогнул, почувствовав, как подкатывает к горлу гнев. Погладив влажные волосы Рэми, он зловеще прошипел:

— Никто тебя пальцем не тронет!

Пусть только посмеет. Брэн сам урода на тот свет отправит, даже не задумается. Пусть и архана, такого можно осторожно и незаметно. Бить слабейших, людей или животных, недостойно мужчины. Разве что за дело… а Рэми точно побоев не заслужил.

Мальчик еще дрожал некоторое время, судорожно прижимаясь к Брэну, а потом вдруг затих. Поняв, что волчонок наконец-то заснул, Брэн посадил мальчика себе на колени, стягивая с него взмокшую тунику.

— Забавного ты себе щеночка нашел, Брэн.

Брэн вздрогнул. Он и не заметил, когда Жерл появился в его каморке. Обычно дозорные сами к нему не приходили — посылали слуг, а теперь на тебе, собственной персоной. Не к добру.

Он, хоть и запоздало, уложил Рэми на кровать, встал на колени, опустив голову и скрестив на груди руки:

— Слушаю, мой архан.

И принесла же тебя нелегкая, старшой…

— Так уж и слушаешь, — сузил глаза Жерл.

Брэн склонил голову еще ниже, прокляв все на свете. Все арханы в той или иной мере — маги. От всех не спрячешься, хотя временами не только хотелось, но и требовалось. Как сейчас…

— Не бойся, Брэн, — ответил Жерл. — Я тебя понимаю. И не к тебе пришел, к мальчику… напугал он меня на той церемонии.

По душе ласковым ветерком пробежало облегчение — уходить не придется. И в то же время… зачем ему Рэми?

— Мой архан…

— Встань! — приказал Жерл.

Старшой медленно подошел к кровати и склонился над мальчонкой, осторожно протянув руку к его лицу. Рэми вздрогнул, будто почуял, вновь что-то прошептал, невнятное, чужое, на лице Жерла промелькнула тревога и какая-то странная мягкость:

— Успокойся, мальчик, — прохрипел дозорный.

Брэн ушам не поверил — обычно Жерл был хоть и справедлив, но суров. А тут… говорит с Рэми так, как не каждый отец говорит с сыном, а смотрит… Брэн отвернулся. Как змея смотрит на пойманную мышь, завораживая взглядом.

— Боги, чудное создание, — шептал Жерл, касаясь запястья волчонка.

Знаки рода немедленно отозвались желтым светом, во рту пересохло — интерес Жерла к Рэми становился навязчивым, а, значит, и опасным. Впервые видел Брэн, чтобы старшой вчитывался в магические татуировки рожанина.

— Старший в роду… как же так…

Брэн вздрогнул. В его роду было пять семей. Мужчин — под два десятка. И в других родах — не меньше. Род из одной семьи, да еще с главой — мальчишкой, это не только необычно… это страшно. Тяжелая ноша на плечах у Рэми. А ведь старейшина пытался намекнуть… Брэн, дурак, не услышал.

— И сам он странный, — Жерл ласково провел рукой по щеке Рэми, осторожно взял его за подбородок, заставив повернуть голову. — Волосы черные, в наших краях такие редкость. И глаза… Необычные глаза… где-то я видел подобные, только никак не могу понять, где.

А ведь прав Жерл. Глаза Рэми не заметить невозможно. «Не глаза, глазищи, — смеялась Мия. — Вырастет, одним взглядом женское сердце растопит. Ох… боюсь я, битвы за такого красавца будут. Страшные битвы». Какие тут «будут». Если так дальше пойдет, уже сейчас и начнутся — Брэн так просто дозорным мальчишку не отдаст.

— Мой архан, это всего лишь ребенок, — прошептал Брэн, пытаясь хоть немного развеять сомнения Жерла. — Странный, но обычный рожанин.

Говорил и сам в это не верил. Дурак полный! Зачем доверил Рэми Влассию? Думал, что в слугах мальчику будет легче, а в конюшне… а что в конюшне? Грязь и вонь?

Да лучше грязь и вонь, чем пристальное внимание старшого, от которого к горлу поднимается комок тревоги.

— Откуда он взялся? — неожиданно резко спросил Жерл.

— С первым снегом пришел… — не осмелился соврать Брэн, — никто не знает, откуда.

— Никто не знает откуда, старший в роду, рожанин с руками, непривыкшими к тяжелой работе.

Каждое слово, справедливое, било кнутом, и ощущение опасности, недавно едва витавшее в воздухе, теперь давило на плечи тяжелым грузом. А Жерл продолжал:

— Держится, разговаривает как высокорожденный. Эта кожа, — Жерл провел пальцем по шее мальчика, по красноватому следу, оставленному грубым воротом рубахи, — привыкла к более нежным тканям. Да еще и не помнит мальчик ничего. И на церемонии… его взгляд изменился. Как меняется взгляд у…

Жерл замолчал, посмотрев на мальчика задумчиво и с легкой грустью. Будто собирался сделать что-то, что ему самому не понравится. Например… Брэн вздрогнул. Отдать Рэми магам. А после магов и более сильные, чем волчонок, возвращались без разума. Боги, ну почему так обернулось? И как этому помешать?

— Не слишком ли много странностей? — подытожил Жерл.

Брэн боялся отвечать на этот вопрос, боялся так, как не боялся никогда в жизни. Раньше он даже не задумывался, насколько необычным был его волчонок, а теперь… задуматься придется.

— Говорят, мать его — травница? — продолжал Жерл. — Оно и к лучшему. Виссавийцы вернулись в Кассию, но они будут заняты теми, что в зале… поэтому я послал своего человека за Рид.

Дозорного за рожанкой? Ради больного мальчика-слуги?

— Здесь слишком холодно, — продолжил Жерл. — Перенесете его в мой дом, я уже приказал приготовить для него комнату.

Комнату? В собственном доме? Что еще?

— Мой архан… — осмелился возразить Брэн. — Мальчик болен и часто бредит, чужой его не успокоит… Молю…

Хотя бы остаться с Рэми, а дальше? Пусть только выкарабкается, а потом посмотрим.

— Ты меня неправильно понял, — все так же не спуская с волчонка внимательного взгляда, поправил Жерл. — Ухаживать за ним будешь сам, просто в моем доме мальчик поправится быстрее. Я приказал слугам не жалеть дров. И… — Жерл задумчиво посмотрел на Рэми: — я сам подберу для него пару сорочек…

Не жалеть дров? Сам подберет? Казалось, не замечая удивления Брэна, старшой добавил:

— Хоть на что-то сгодятся, — и, резко развернувшись, ушел.

Дернулся тронутый сквозняком огонек свечи, погас, погрузив все вокруг в тяжелую темноту. Потерлась о ноги кошка, протяжно мяукнув, прыгнула на кровать к Рэми и уселась рядом с мальчиком, уставившись на хозяина немигающим, чуть поблескивающем во мраке взглядом. И все же так быть не должно… но было.

Через некоторое время в каморку явился рослый, молчаливый дозорный, завернул бережно Рэми в одеяло, подхватил на руки и вышел, не удостоив рожанина даже взглядом. Брэн молча бросился вдогонку — Жерл сказал, что он будет ухаживать за Рэми. Значит, будет.

— Я с тобой! — выбежала за ними под снег Мия, накидывая на плечи тяжелый плащ.

Замок за ее спиной тревожно спал, поскрипывая ставнями под порывами ветра. Нервно бились снежинки о стенки висевшего над крыльцом фонаря. Вьюга слизывала снег с коварных, покрывшихся льдом ступенек, сметала его куда-то в темноту, за желтый круг фонарного света.

Брэн резко ответил:

— Оставайся, без тебя справимся.

Он не хотел быть грубым, действительно не хотел. Но Мия такая миленькая, шустрая, на лисичку похожая, а дозорные все же мужчины. Заприметят хорошенькую рожанку, кому от этого лучше будет? Рэми — точно нет. Любит Мию волчонок, переживать станет, глупый.

— Вы, мужчины, и справитесь? — задрала нос Мия. — Не смеши меня… вы даже с собой справиться не можете. Никуда я Рэми одного не пущу… и буду с ним, пока не поправится. И ты мне ничего сказать не можешь, даже Влассий вон позволил.

А ведь теперь она даже больше, чем хорошенькая. Щеки вон как гневом полыхают, и в глазах — огонь. Такой она Брэну даже нравилась… Так и хочется прикоснуться к рыжим волосам, стряхнуть с них снежную вуаль, прижать этого лисенка к себе… поцеловать в алые губы, чтобы перестала гневаться, чтобы улыбнулась как прежде, вспыхнула стыдливым румянцем и стала мягкой и податливой.

— Подержи мальчика! — окликнул дозорный.

Устыдившись, Брэн оторвал взгляд от опешившей внезапно Мии, бросился к мужчине и подхватил казавшегося таким легким, слишком легким, Рэми. Мальчик едва слышно застонал, одеяло упало с его волос, и Мия осторожно его поправила, нечаянно коснувшись руки Брэна.

Оба вздрогнули. Мия покраснела как маков цвет и отвернулась, спрятав лицо и волосы под капюшоном плаща. Рэми вновь начал что-то шептать, глаза его на миг широко распахнулись, ладони уперлись Брэну в плечи.

— Тише, тише, миленький, — прошептала Мия, целуя волчонка в лоб. — Мы рядом, тихо… потерпи немножко. Совсем немножко…

Брэн с сожалением передал Рэми уже вскочившему в седло дозорному и удивился, когда мужчина бережно укрыл мальчонку плащом, обитым горностаевым мехом, почти спрятав ребенка под тяжелыми складками.

— Это для тебя, — кивнул дозорный на каурую, низкую лошадку, которую держал под уздцы бледный и необычно задумчивый Кай. — И девушку с собой возьми. Жерл хоть и милостив, а возиться с вами ему некогда.

Брэн больше не сопротивлялся, возьми так возьми, ему-то что. Он легко вскочил на кобылку, погладил ее по шее, прошептав пару заветных, успокаивающих слов и чуть улыбнулся, когда согрело душу ответное, ласковое тепло. Боевой конь под дозорным всхрапнул, сминая огромными копытами только выпавший снег, рука Кая осторожно коснулась бедра:

— Он ведь будет жить?

— Будет, — заверил Брэн, подавая руку Мие.

Не успела девушка устроиться за спиной, прижаться судорожно к Брэну, как конь под дозорным подобно черной стреле рванул к высоким воротам. Понимая, что не успеет, что никто его ждать не будет, Брэн направил лошадь следом. Застучали копыта, распахнулась им навстречу темнота. Лошади легко летели по мостовой, отпугивая редких прохожих, соревновались с вьюгой, поднимая вокруг облако мелкого снега.

— Ну же, миленькая, — молил Брэн, проклиная дозорного на чем свет стоит. Куда уж малышке, да за боевым конем, да с двойной ношей?

Но ехали они не так и долго. Убегая от крепчавшего ветра, перелетели кони через узкий мостик, мелькнула по обеим сторонам речная гладь, над которой вздымались при свете фонарей снежные вихри. Проехала мимо карета, крикнул предупреждающе кучер, хлестнул кнут по гибким, плавным спинам вороных коней. Сволочь! К чему таких красавцев да так безжалостно?

На миг они остановились перед широкими, распахнувшимися навстречу воротами и влетели внутрь, в небольшой, окруженный высоким, ажурным забором, дворик.

Выбежавший детина-слуга подхватил спящего Рэми на руки. Бросив на Брэна и Мию последний, не слишком приятный взгляд, привезший мальчика дозорный развернул коня и направил его к воротам. Пусть себе валит, без него дышать легче.

Брэн подождал, пока спешится Мия, убедился, что молодой веснушчатый слуга отведет кобылку в конюшню, не забудет ее вычистить да покормить, и направился к широким ступенькам, ведущим к дверям главного входа. Он никогда не был в господских домах, он понятия не имел, может ли он войти через главный вход или ему надо искать другого, для слуг и рожан, он просто не хотел оставлять Рэми одного в чужом месте. А волчонок уже где-то там… за тяжелыми дверьми, за полным мрака и пыли мрачным холлом.

— Идите за мной, — вышел им навстречу сухой старый слуга и повел их вверх по ступенькам, уложенным потемневшим от времени ковром.

А дальше был скупо освещенный коридор, где в отблесках свечи оживали на портретах строгие, чем-то похожие на Жерла арханы, а за коридором — неожиданно маленький зал, по светлым стенам которого разбежались одинаковые двери. Сверху ровным потоком лился лунный свет, бились в высоко вырезанные стрельчатые окна редкие снежинки.

— Сюда, — сказал слуга, открывая одну из дверей.

А за дверью оказалась слабо освещенная комната. Недавно выстиранные простыни пахли свежестью, сосновый венок на окне истощал горький аромат хвои и был украшен лентами и колокольчиками — на счастье. Бросали изменчивые тени многочисленные свечи. В тени стола спал огромный игрушечный медведь, были готовы к битве аккуратно расставленные на полках солдатики. Книги, много книг, стояло на полках пониже, чуть поблескивала чернильница на столе, притаились рядом пук свежих перьев и стопка тонкой, наверное, очень дорогой бумаги.

Мебель в комнатке была вся такая на вид… хрупкая, как бы игрушечная и слишком аккуратная: и стулья, обитые светлым бархатом; и сундук с медведями на резных боках; и бегущая вдоль стены скамья с разбросанными на ней белоснежными, атласными подушками.

Но больше всего привлекло взгляд безумно дорогое оружие на стенах, такое же, как и все остальное — детское. Слишком маленький, в украшенных аметистами ножнах, меч, детский лук и висевший рядом, будто ожидающий хозяина колчан со стрелами…

— Милый мальчик, — сказала Мия, показав на полускрытую тяжелым белоснежным бархатом картину.

И как только Брэн раньше не заметил? Картина-то на всю стену. Смеющийся мальчик, на вид чуть старше Рэми, глаза светлые, брызгающие смехом, непослушные волосы разлетелись по плечам. За его спиной — бушующее лето, цветущая сирень и много-много солнца, а в руках тот самый лук, что висел на стене, и стрела с белым оперением смотрит вниз, в землю. Будто и не хочет мальчик в кого-то стрелять. Будто жаждет встречать рассвет смехом и провожать солнце улыбкой… солнечное дитя. Таких, наверное, мало в этом мире.

— Сын хозяина, — сказал за спиной слуга. — Умер… зим пять как. А за ним и его мать… архан чуть с ума не сошел. Детская со дня смерти мальчика простояла запертая… а как открыли — диву дались. Ни пылинки. Будто только вчера тут убирались. И одежда арханчонка словно недавно выстиранная, лавандой пахнет. Служанки входить боятся, говорят, тут боги время остановили. Говорят, что слышат ночами доносящийся из комнаты смех… что молодой архан не ушел за грань, а все еще бродит по дому. Хозяин его не отпускает, вот мальчик и злится. Зло несет.

— Глупости, — прошептал Брэн.

На картине у ног мальчика сидел белоснежный пес. Острые уши, умные карие глаза. И почти живое ласковое спокойствие. Верное животное, сразу же понял Брэн. Такие даже за грань за хозяином бегут, только ведь…

Брэн прикоснулся к картине. Не за гранью пес. Тут. Ластится к ногам, просительно заглядывает в глаза. Молит… знать бы только, о чем?

— Не тронь! — одернул Брэна слуга. — Если архан увидит, разозлится не на шутку. Вообще не знаю, почему он вас пустил…

И в самом деле, почему? Рывком вернувшись в реальность, Брэн бросился к кровати, к Рэми. Загляделся на картины, а волчонок как в огне горит, дышит тяжело и вцепляется судорожно в дорогие простыни.

Мия уже была тут. Она ловко справлялась с вновь взмокшей от пота одеждой волчонка, и глаза ее, обычно улыбчивые, были серьезные и настороженные. Боится, понял Брэн. За Рэми боится, этого места боится. Шарахается от поклонившейся, молчаливой служанки, которая испугана не меньше: поставила на стул у кровати лохань с водой и почти выбежала из комнаты, боязливо оглядываясь на картину.

— Сейчас, родненький, сейчас будет лучше, — шептала Мия, натягивая на Рэми тонкую вышитую по вороту сорочку. — Потерпи слегка…

Сорочка была безумно тонкой и белоснежной, как снег на улице. И пахла странно… лавандой, понял Брэн и вздрогнул, обернувшись на картину. А солнечный мальчик улыбался там как-то натянуто, настороженно, казалось, смотрел на кровать и взглядом пронзал разметавшегося на подушках Рэми. Будто еще не понимал, как отнестись к пришельцам — как к врагам или…

Додумать не дали: требовательно распахнулась дверь, впустив запах мяты и вербены. Бросив на Брэна укоризненно-беспомощный взгляд, Рид стряхнула с плеч плащ и подбежала к сыну. Сейчас, с раскрытыми от ужаса глазами, она казалась напуганной девчонкой, но стоило ладони ее коснуться лба Рэми, как ужас ушел из взгляда, а лицо вновь стало холодной маской. Она порылась в поясной сумке, достала пару берестяных коробочек и холщовых мешочков и, подойдя к камину, бросила щепотки каких-то трав в висевший над огнем котелок. Вновь показалось, что она о чем-то едва слышно шепчет… вновь отгородилась от всего мира, сосредоточенно помешивая пахнущее липой зелье.

— Странная она какая-то, — пробурчала Мия, укутывая Рэми одеялом.

Брэн не ответил — Рэми вновь начал бредить. Он кричал что-то, порывался встать, кого-то звал, то смеялся, то плакал, а потом вдруг посмотрел куда-то за спину Мии, прошептал устало:

— Лаши! — и вновь обмяк на подушках.

Брэн обернулся. Показалось или нет, что взгляд светловолосого сына Жерла сверкает тем особым, хулиганским смехом, каким загораются глаза расшалившегося кота. А еще радостью, надеждой и странной любовью ко всему миру. Безумной и безнадежной.

Наверное, все же показалось.

— Подержи его! — одернула его Рид.

Она поднесла к губам волчонка чашу с зельем, ласково уговаривала выпить глоток. Еще глоток. Рэми плакал в бреду, выплевывал зелье на дорогие подушки, что-то кричал, вновь непонятное, вновь на другом языке. И вновь уговоры, и новая порция зелья, и на этот раз Рэми пил послушно, хоть и с явным трудом, а, выпив наконец-то заснул.

— Теперь будет легче, — прошептала Рид.

— А это смотря для кого, — ответил за спиной холодный голос. — Для Рэми — да, для тебя — нет.

Жерл.

Брэн упал на колени и вновь почувствовал во рту горьковатый привкус тревоги. Архан был разгневал и Брэн не понимал — чем. Будто не заметив Мии и Брэна, Жерл подошел к застывшей в ужасе Рид, грубо толкнул ее на стул, и, взяв за подбородок, заставил повернуть голову:

— Давно тебя не видел, но тебя невозможно не узнать. Так вот оно как… Это ведь твой сын, Астрид?

— Пусти! — прохрипела Рид. — Мой! Тебе что за дело?

Брэн похолодел. Старшой справедлив, но открытой дерзости терпеть не будет… получит она, ой получит, да по заслугам.

— Пустить? — выдавил дозорный. — Ты хоть понимаешь, что натворила, женщина? Кого спрятала? Это не только твой сын! Твой брат…

— Мой брат его чуть не угробил! — выкрикнула Рид. — Не имеешь права меня осуждать, слышишь?

Рэми заплакал на кровати, вновь начал метаться в бреду. «Успокойся… — мысленно молил Брэн, еще ниже опуская голову, — ну успокойся же… теперь не время плакать…»

— Рэми, — мягко дотронулся до щеки мальчика Жерл и вздрогнул, когда волчонок в бреду оттолкнул его руку и, широко раскрыв полные страха глаза, закричал:

— Не тронь меня! Не бей больше! Дядя, не бей!

— Боги… — издевательски засмеялся Жерл. — Дядя? Великий целитель, вождь Виссавии… насмешка богов.

И резко приказал Мие:

— Успокой его! Ты женщина, тебя бояться не будет.

Мия прижала ко рту руку, сдерживая крик, и бросилась к кровати. Брэн стиснул зубы, захлебнувшись волной беспомощного гнева. Он не понимал до конца, что происходит, но следующие слова Жерла воспринял как приговор:

— Я не могу взять на себя такую ответственность, женщина. Этот мальчик не по моим плечам, боги, он не по плечам почти всем в Кассии. Когда Эррэмиэль поправится, я сам отведу его к Эдлаю.

— Не смей! — закричала Рид и застонала, отлетев к кровати от увесистой пощечины.

Брэн отвел взгляд. Мия мелко дрожала, прижимая к себе все еще рыдающего в бреду Рэми, Рид, схватившись за опухающую на глазах щеку, смотрела на Жерла странно — ошеломленно и испуганно. Будто и в самом деле не ждала, глупая. Брэн вот ждал и очень надеялся, что до этого не дойдет. Зря надеялся.

— Попробуешь сбежать, прикажу выхлестать на конюшне, — холодно сказал Жерл. — Его, — он кивнул в сторону кровати, — даже пальцем не трону, а ты, женщина, заслужила гораздо большее. И ты это знаешь. То, что ты творишь, это не выход… для высшего мага.

Брэн вздрогнул. Кто тут высший маг? Высшие — это повелитель и его телохранители, очень редко — арханы, к которым такие как Брэн и близко подойти не могут, потому что они как драгоценные камни в короне Деммида. Высшие — любимые дети богов, рассказывала в детстве матушка, прекрасные, как огонь: сжирает все живое, когда гневается, и одаривает мягким теплом, когда ласков. И так легко его распалить… Оттого и оберегают этот огонь, сильно оберегают. Так почему же Рэми?

— Проследишь, чтобы никто не покинул этой комнаты до моего возвращения, — приказал Жерл стоявшему у дверей дозорному. — Головой за них отвечаешь.

— Да, старшой.

— Если Рид будет ерепениться, закуешь в цепи. Только шкуру ей не повреди, сам ею займусь, и… — Жерл внимательно посмотрел на дозорного, — скажи мужчинам, что кастрирую любого, кто осмелиться на нее посмотреть, как на женщину. Ты меня слышал?

— Да, старшой, — сглотнул дозорный.

— К этим двум, — он кивнул на Мию и Брэна, — приведешь мага, пусть забудут все, что слышали. Не позволяй им разговаривать, никаких виссавийцев, пока я не вернусь.

— Да, старшой.

Мага привели быстро. Гибкий красивый юноша заставил Брэна сесть на стул, опустился перед ним на корточки, заглянул в глаза. И стало вдруг хорошо и спокойно от синего пламени, вспыхнувшего в зрачках архана, и потянуло куда-то вдаль, за едва слышной грустной мелодией, и вымыла теплая да ласковая волна воспоминания… И вновь светлый взгляд, и ледяная чистота внутри, и биение крови в висках. А потом тишина… ошеломленный взгляд Мии, которой тоже пришлось посмотреть в глаза мага, тихие, удаляющие шаги и грубый окрик:

— Не разговаривать! — в ответ на первый же вопрос.

Брэн больше не спрашивал. Он так и не узнал, почему Мия странная, отрешенная, почему по щеке Рид расползся синяк и, почему, хотя Рэми и стало легче, медленно тянущаяся ночь за окном казалась тревожной, а в глазах травницы застыли слезы страха.

К рассвету волчонок сильно вспотел, дал влить в себя очередную чашу зелья и даже немного супа, а потом вновь забылся сном, на этот раз спокойным и целительным. Брэн уже благодарил богов, что все закончилось, как вдруг дверь широко раскрылась, а внутрь вбежал встревоженный дозорный:

— Пойдешь со мной, женщина! — приказал он Рид.

— Жерл сказал…

— Жерл умирает! Ты травница, да? — дозорный грубо схватил Рид за ворот платья. — Так помоги, ради теней! Посмотри, что это за дрянь!

Он вытянул из кармана берестяную коробочку и, осторожно ее открыв, поставил на стол. В спальне вновь воцарилась тишина. Лучи солнца выхватили выглянувшую из тени мохнатую лапу, зацепившуюся за край коробки. Мия тихонько, едва слышно взвыла, Рид судорожно вздохнула, даже дозорный слегка побледнел, явно боясь, один лишь Брэн зачарованно заглянул внутрь берестяной тени.

Так и есть. Паук. С пол-ладони, такого крупного он никогда и не видел. Брюшко черное, с серыми пятнышками, по спинке ярко-красной молнией пробежала толстая черта — опасная зверюга. Великолепно опасная!

— Какой красавец! — восхитился Брэн, протянув насекомому ладонь.

— Не тронь! — одернул его дозорный, кончиком меча ткнув паучью лапу и заставив красавца вновь спрятаться в коробке. Брэн огорченно вздохнул.

— Пауки зимой не живут, — прошептал он, неосознанно потянувшись к коробочке. — Дай еще глянуть.

— Ты мне еще живой нужен… — беззлобно ответил дозорный. — Эту тварь к Жерлу в седельную сумку погреться влезла. Помоги. Слышишь! Виссавийцы исцелять его отказались… сказали, что таких не исцеляют. Мне все равно, что он натворил, но в отряде лучшего нет. Прошу, женщина, если можешь что-то сделать — делай, ради богов! А потом что хочешь проси, только оттащи старшого от грани!!!

И вновь тишина. В окна царапались ветви деревьев, плакал едва слышно ветер, разгоняя тучи, разлилась по небу кровавая корка рассвета. Шипела, догорая, свеча, мольбой лучились глаза белоснежного пса на картине, и на лице Рид, бледном, перекошенном, читалась непонятная Брэну борьба.

И вновь выглянул из-за туч лучик солнца, скользнул по картине, окрасил красным золотистые волосы рисованного мальчишки, и в глазах Рид появилась отчаянная решительность:

— Я… попробую. Но на все воля богов… не моя.

Брэн отвел глаза. Что-то здесь неправильно. Шевельнулось в глубине души беспокойство, встретил его синий огонь в чужих глазах и хлесткий приказ: «Забудь». Брэн и забыл, уже не вслушиваясь в удаляющиеся шаги травницы.

Вечер приблизился как-то незаметно — Брэна сморила дрема. Когда он проснулся, за окном сгущались сумерки, а Рэми сидел на кровати и уминал за обе щеки кашу.

— Как там Рид, не знаешь? — тихонько, чтобы не встревожить мальчика, спросил Брэн.

Мия лишь равнодушно пожала плечами:

— Дозор нас больше не стережет. Хочешь узнать, сам сходи и посмотри.

В выразительных глазах волчонка промелькнуло что-то вроде тревоги. Мальчик вопросительно посмотрел на Брэна, но вопроса вслух не задал. Зато по груди горячей волной растеклась тяжесть. И даже шепот мага, все еще звучавший в ушах, на этот раз не помог.

— Где Жерл? — спросил он у пугливой служанки, принесшей яблоки «для мальчика».

Девушка затравленно оглянулась на картину, сунула Мие яблоки, побледнела и вызвалась показать.

Ходить, оказалось, далеко и не надо было — стоило им выйти из детской в кутающуюся в сумерки залу, как служанка пугливо схватила Брэна за руку, показала на одну из дверей, почему-то приоткрытую, и бросилась прочь. Впрочем, Брэн и не останавливал — оглядывая бегущих по стенам, искусно нарисованных оленей, он встал перед заветной дверью и осторожно заглянул в щелку, решая, постучать или все же больного тревожить не стоит.

Спальня Жерла была гораздо меньше детской и очень скудно обставленной. Никаких книг, зато оружия на стенах было столько, что в глазах рябило, а над изголовьем кровати застыла медвежья голова, поймав Брэна мутным, немигающим взглядом.

Брэн тихонько вздохнул. Хоть и ухаживал он за охотничьими псами, а вот охоты не любил. Волков убивал, когда наглели и резали скот, лис убивал, хорьков, если наведывались в курятник, но этого медведя зачем? Зачем вешать его голову в спальне, а шкуру расстилать перед камином? Тащить к себе в дом запах смерти? Как будто ее и так мало…

Сам Жерл сидел на кровати, обложенный подушками. Зеленый какой-то, но, вроде, целый и невредимый, вялый и болезненный, а рядом с кроватью, опустив голову и сложив на коленях руки, сидела неожиданно тихая и несмелая Рид.

— Поспишь и можешь встать, — сипло сказала она. — Яд паука сильный, но и вывести его не так и сложно… если знать чем.

— Магия, Астрид, ваша магия…

Брэн вздрогнул, отпрянув от щели и вжавшись в стену. Значит, ему не показалось. Значит, у постели отца и рядом с сыном Рид действительно шептала заклинания. Колдунья? И страшно, и… никому же она зла не принесла… одинокая волчица — отца от грани оттащила, Рэми на ноги поставила, а вот теперь и Жерла. Может, не так и плохо, что колдунья?

Только бы в зал никто не вошел, только бы не увидели, что Брэн подслушивает. Тогда точно несдобровать, а уйти тоже сил нет, интересно же. И важно.

— А ведь умри я, — продолжал едва слышно Жерл, — и твои хлопоты сами собой решатся. Кроме меня никто пока и не знает, не думаю, что и узнает. Люди тупые, частенько не видят того, что не ожидают увидеть. Вот и воспитанник Эдлая родного брата среди слуг не разглядел. Так зачем? Зачем ты меня спасла, Астрид?

Рид ответила далеко не сразу — Брэн уже думал, что она промолчит:

— Потому что… Не могла иначе.

— Ну и я теперь не могу. Женщина, понимаешь, во что меня втянула? Я должен, должен отдать Рэми своему другу и архану, Эдлаю. И в то же время я должен исполнить твою просьбу. Я ведь знаю, о чем ты попросишь, мы оба знаем.

— Понимаю…

— Ты ничего не понимаешь! — зарычал Жерл. — Убирайся!

Что-то тяжелое бухнуло в стену, распахнулась дверь, и Рид, не замечая ничего и никого вокруг, пролетела по зале, вбежала в спальню сына и от всей души хлопнула дверью, аж стена под спиной дрогнула. И теперь что? Уйти? При открытых дверях… незаметно от дозорного, привыкшего улавливать даже самые легкие шаги? Увы, не выйдет. Слегка подождать, пока Жерл заснет?

— Входи уж, если пришел, лошадник, — раздалось насмешливое из спальни. — И дверь за собой прикрыть не забудь… мы ведь не хотим, чтобы нас вновь услышали?

Брэн не осмелился ослушаться. Он скользнул внутрь, запер за спиной дверь, упал на колени и низко опустил голову. Дайте боги, чтобы его помиловали. Но после того, что услышал — оно вряд ли.

— Тебя вечно полно, где не следует, — продолжал Жерл. — Ты нашел этого мальчика, ты его приучил… своего волчонка. А мне стоило только раз, один раз ему пригрозить, как боги вмешались, послали этого проклятого паука, отдали меня во власть Астрид. Ты хоть понимаешь, насколько дружба с ним опасна?

— Понимаю, — честно ответил Брэн. Чего уж лукавить? Жерл хоть и несильный, а маг, все равно ложь заметит. — Но… Любое животное опасно. И лошадь, если захочет, может убить, и собака разодрать глотку. И ты, мой архан, можешь меня прирезать, как последнюю свинью. Ни за что…

— Ни за что? — прохрипел Жерл. — Подойди…

Он крепко схватил Брэна за волосы, прижал его лицом к жесткому одеялу, едва слышно прошептал:

— Я не буду еще раз звать мага, все равно ведь догадаешься. Не можешь не догадаться. Но если кому проболтаешься…

— Не проболтаюсь, — прохрипел Брэн.

И даже не соврал. Проболтаться — это приговорить Рэми, а приговорить волчонка Брэн не мог. Кого угодно мог, но не волчонка.

— Проваливай! И прикажи мне принести чего-нибудь выпить… видеть ваши рожи больше не могу!

На этот раз Брэн подчинился с удовольствием и даже не вздрогнул, когда за закрывшейся за спиной дверью раздались проклятия, и что-то еще бухнуло о стену, разлетаясь на мелкие осколки. У него были хлопоты серьезнее. Рэми. Брат Армана? Боги… племянник вождя Виссавии. Брэн медленно сполз по стене, собираясь с силами, и барьер, поставленный магом, вдруг пошел трещинами и рухнул. Мало того, что племянник вождя Виссавии, так еще и высший маг. И тот, кого вождю Виссавии возвращать нельзя. Никак нельзя. А охранить как?

Передав приказ Жерла принести спиртное, Брэн краем глаза заметил ужас на лице служанки, но решил, что дела дозорного его не касаются. Работа в тот день не спорилась и вернулся он в детскую уже затемно. Здесь было хорошо и спокойно. Горели возле кровати свечи, бегали по стенам тени. Игрушечный медведь почему-то переместился к волчонку в кровать, сам мальчик спал, обложенный подушками, а Рид стояла возле кровати на коленях, ласково поглаживая сына по волосам.

— Иди отдохни, Рид, я с ним посижу, — сказал Брэн и, нагнувшись, шепнул ей на ухо: — Не бойся, все будет хорошо…

Врал, а что ему оставалось делать?

— Хорошо… — прошептал сонно Рэми, и вдруг добавил: — Все будет хорошо, Лаши.

И Брэн почему-то сам в это поверил.

Наверное, он опять заснул. Проснулся от легкого прикосновения к плечу и сразу же вынырнул из дремы, увидев в полумраке встревоженные глаза Мии.

— Слышишь?

Была поздняя звездная ночь, лился в окно лунный свет, чуть слышно потрескивал догоравший огонь в камине. И тишина. Сонная ночная тишина. Рука Мии на плече Брэна испуганно дрогнула. Девушка закрыла в страхе глаза, наклонилась ниже. Ее волосы упали Брэну на лицо, и в тот же миг за стеной что-то упало, раздался странный, похожий на безумный смех, и вновь на время стало тихо.

Брэн вцепился в подлокотники кресла. Он слышал частое дыхание Мии, чувствовал ее страх, ее пальцы, вонзившиеся в плечо. Шаги. Тяжелые. Столь же тяжелое дыхание, бормотание…

Брэн замер. Мягко оттолкнув Мию, он бесшумно встал, потянувшись за стоявшим на прикроватном столике подсвечником. Увесистый… хорошо. За дубину сойдет.

Шаги удалялись, Брэн облегченно выдохнул и тотчас же вновь схватился за подсвечник, когда дверь тихонько скрипнула, и внутрь бесшумно скользнул Шем, вечно веселый и вечно пьяный конюший дозорных. Брэн ни раз и не два встречался с ним в замке, пару раз даже выпивал с ним в таверне, но никогда не видел столь трезвым и напуганным:

— Ноги в руки и брысь отсюда! — испуганно прошептал Шем. — Жить хотите — тогда быстро!

Брэн ничего не спрашивал — когда Шем говорит, что надо, значит, надо. Он подбежал к проснувшемуся Рэми, подставив волчонку спину. Мия стянула с кровати одеяло, быстро скрутила его в охапку и вместе с Рид бросилась за Шемом, Брэн подхватил Рэми под колени и метнулся к двери. Мальчик слегка подтянулся на руках, устраиваясь на спине поудобнее.

В коридоре воняло хмельным и доносившийся откуда-то издалека стук здесь был гораздо громче:

— Жерл напился, мебель крушит, — прохрипел Шем. — Он пьяный — буйный, пришибет и не заметит, потому сам жалеть будет, убиваться, да поздно-то. Потому лучше будет, если увезешь мальчика и женщин в замок. И чего напился-то? Так долго сдерживался...

Брэн знал чего, но вслух не сказал.

— Напился? Да он едва на ногах стоял, — выдохнула за спиной Рид.

— Чтобы напиться сил хватило. На дурное дело многого и не надо.

Стучать на время перестало. Настороженный Шер потянул их к боковой двери и прижал палец к губам, показав на крутую винтовую лестницу. Спускаться по ней, да еще и с ношей на спине, было нелегко, потому Брэн шел осторожно, проверяя каждую ступеньку и цепляясь за шатающиеся перила. И все равно дерево предательски скрипело под ногами, а ступни так и норовили соскользнуть, похоронив и его, и Рэми в клубившемся внизу полумраке.

— Тихо! — прохрипел идущий впереди Шер, когда Брэн дошел до последней ступеньки. Все замерли. Прислушавшись, Шер осторожно открыл низенькую дверь. За дверью оказался знакомый холл, в стеклянных стенах которого отражался сочившийся через окна лунный свет.

— Выход, — прошептал едва слышно Шер, показывая на высокие, тяжелые на вид двери. — Мы для тебя двух лошадей приготовили, завтра заберу их из замка. Дозор знает, выпустит, а с Жерлом сами разберемся. Беги!

Брэн бы побежал, да сначала пришлось спустить Рэми со спины, чтобы набросить на плечи приготовленный Шером тяжелый плащ. Только вот едва стоящий на ногах Рэми кутаться в одеяло и даваться в руки отказался, мало того, посмотрев куда-то в пустоту холла, вдруг сказал:

— Мы никуда не пойдем, Лаши.

«Опять бредит, — с грустью подумалось Брэну. — Боги, как же не вовремя…»

Он опустился перед мальчиком на корточки, хотел попытаться объяснить, успокоить, как вдруг застыл, чувствуя, как захлестывает душу волна страха: глаза Рэми, обычно спокойные, теперь чуть светились в полумраке, в зрачках его билось и не находило выхода синее пламя, да и… недетским был этот взгляд. Как у того мага… что недавно стирал их воспоминания. Вот тебе и началось.

— Нет, — выдохнула Рид, заслоняя сына от оборачивающегося к ним Шера.

Рэми, воспользовавшись суматохой, уверенно рванул к одной из дверей.

— Стой! — бросился за ним Шер. — Если Жерл тебя увидит!

Очнувшись от наваждения, Брэн бросился за волчонком, влетел в распахнутую дверь и, чуть было не столкнувшись с бежавшим впереди Шером, резко остановился.

Кажется, кабинет. Серебрившиеся в лучах луны шкафы у стен, письменный стол, отбрасывающие странные тени перья на подставке. Тонкой, натянутой как струна, линией прочерчивала лунный свет веревка, один конец которой был привязан к люстре, а второй… Брэн сглотнул, прижав к себе дрожащую Мию. Жерл стоял на стуле, натягивая на шею петлю, и бурчал себе под нос: «Нельзя… нельзя в этом мире такому… совсем нельзя…».

— Стой! — выдохнул Шер. — Совсем упился, идиот… опомнись, старшой! Что же ты делаешь-то?

Стул покачнулся под ногами Жерла, и Брэн замер, боясь лишний раз вздохнуть. И он, и Шер знали — захлестнет петля «удачно», сломает идиоту шею, и тогда никто его не спасет. И идти нельзя, и стоять невыносимо.

— Не надо… — прошептал забытый всеми Рэми, осторожно приближаясь к дозорному. — Пожалуйста, не надо.

Босой, в одной сорочке, с растрепанными, рассыпавшимися по плечам волосами, он казался маленьким и беспомощным, но Брэн уже не обманывался. Он слишком хорошо помнил и недавний взгляд волчонка, и бившееся в нем синее пламя, так хорошо, что даже забыл волноваться за Рэми, а лишь держал рванувшуюся к мальчику Мию и смотрел. Наблюдал. Восхищался великолепным, столь обманчиво хрупким… зверем.

— Не надо… — еще раз прошептал Рэми, подходя к Жерлу и дергая его за тунику.

Жерл окинул мальчонку безумным взглядом и замер…

— Счас ударит! — выдохнул Шер.

Не выдержав, Брэн толкнул Мию к Шеру и шагнул к мальчишке. А если и в самом деле ударит?

— Лаши! — выдохнул Жерл, сноровисто освобождаясь от веревки. — Сынок, ты?

А потом вдруг соскользнул со стула, неловко бухнулся перед Рэми на колени и, пьяно всхлипывая, судорожно притянул мальчишку к себе.

— Не умирай, батя, — прошептал Рэми, внезапно обняв старшого за плечи и прижавшись лицом к его волосам. — Пожалуйста!

— Мой сын! Лаши! — продолжал плакать Жерл. — Прости, родной, прости дурака! Не сберег, не защитил! За мои грехи тебя отняли… потому что недостоин тебя… А теперь опять. Чувствую, что скоро убью, что силы уходят, и не могу… не могу… сопротивляться!

— Ты никого не убьешь, пока я с тобой, — ответил Рэми.

Жерл отстранился от Рэми, медленно поднял голову и, все так же обнимая ноги волчонка, посмотрел на мальчика так, что у Брэна сердце защемило. Не пьян этот взгляд, слишком трезв. И нет в нем больше былой любви, тоски нет, лишь жесткая настороженность:

— Это ты, волчонок. Зачем пришел? Зачем обещаешь то, что не можешь выполнить? Когда-то я пожелал нечто для себя очень важное, и это получил, взамен на мою душу. Теперь мне приказывают, я убиваю, и мой хозяин вновь меня зовет.

— Никого не убьешь, пока я с тобой, — ответил Рэми, обняв ладонями лицо Жерла, не отпуская старшого взглядом, опять слишком взрослым, нереальным взглядом. — Никого. Клянусь. Лаши теперь может уйти, я останусь с тобой… и душа твоя… в моих руках, никому ее не отдам.

И вновь поплыло из глаз волчонка синее пламя, и, ослепляя, вспыхнула на лбу мальчика руна, окутывая две фигуры на ковре ярко-синим сиянием. Рэми наклонился, чуть коснулся лба Жерла губами, вдохнул исходящее от дозорного серебристое пламя, и вдруг, закрыв глаза, начал медленно валиться назад. Раньше, чем сияние погасло и в комнате вновь стало темно, раньше, чем тело мальчика коснулось пола, Жерл вскочил на ноги и поймал волчонка на руки.

— А я ведь тебе верю, — усмехнулся он.

Утром их разбудил истошный крик служанки. Брэн едва продрал глаза — какую ночь он уже спит вот так, сидя? И где он вообще спит? Солнечный свет, едва продирающийся через грязные окна. Паутина по углам, серый, в дырках балдахин, покрывающий картину слой пыли…

— Лаши ушел, — улыбнулся Рэми, выныривая из-под дырявого одеяла.

И действительно ушел… оттого комната, недавно удивлявшая всех чистотой, стремительно обветшала, а картина будто потеряла душу, даже две души — солнечного мальчика и его белоснежного веселого пса.

Чуть позднее Брэн понял, что Рэми ничего не помнит о своих подвигах ночью. Шер ушел задумчивый и отстраненный после встречи с магом, забрав с собой едва державшуюся на ногах Мию. Воспоминания Брэна маг, как ни странно, на этот раз не трогал.

— Рэми останется здесь, пока Арман и Эдлай не уедут из замка, — пояснил ему позднее Жерл в том же кабинете. — А потом вернется в замок… и будет жить так, как жил раньше. Обычным рожанином. Ты… — Жерл подал ему небольшой флакончик, — проследишь, чтобы каждый день мальчик пил это зелье. Ровно две капли в травяной чай, не больше, не меньше, каждый день.

— Зачем?

— Затем, чтобы если он хочет быть рожанином, он не может быть магом, Брэн. Сила Рэми дважды просыпалась на моих глазах — в зале, когда он сам того не зная, спас брата, а еще… вчера. Подозреваю, что был и третий, когда мальчик явился на помощь своему харибу. Четвертого мы допустить не можем, будем надеяться, что этого ему хватит… моему сыну хватало.

— А если повелитель все же его охранит?

— Не охранит. Рэми не только высший маг, он носитель целителя судеб, — Жерл сглотнул. — Как и мой сын… если повелитель об этом узнает, он собственноручно отвезет мальчика к границам Виссавии, под условием, что в Кассии он никогда не появится.

— Почему? — удивился Брэн.

— Потому что целитель судеб — один из трех проклятых телохранителей. Тебе не понять. Если будут хлопоты с мальчиком или когда кончится зелье, приходи… в любое время приходи.

Брэну действительно не понять. И спросить он еще хотел о многом, например, о тех убийствах, о странном пауке, но не осмелился. Не его это дело. Однако в том, что касалось Рэми, Брэн старшому поверил, и, вернувшись к волчонку, сам подал мальчику чашу с зельем. Рэми улыбнулся и выпил.

— Горько, — поморщился он.

Брэн взъерошил волосы Рэми ладонью и сунул волчонку сладкое яблоко. Спальня, куда перенесли мальчика, была менее удобной, зато более подходящей рожанину. Значит, Рэми все же будет обычным ребенком? Счастливым ребенком, уж Брэн об этом позаботится. И от Жерла все же стоит держаться подальше. Проданная душа, хозяин, враги способные подкинуть в седельную сумку такую тварь… странные тайны у этого дозорного. И жить старшому, как оказалось, совсем в тягость. Но Брэна это вовсе не касается.