Иными словами, эх, как бы нам в рассказах о светло-возвышенном будущем этот «свет» малость притушить, а «возвышенности» чуток сгладить?
Я к тому, что нельзя ли как-нибудь обойтись без этих… маньяческих порно-садистских расхерачиваний маньяков на потеху маниакально-больному читательскому воображению?
Ведь среди читателей ещё и здоровые люди остались. Пока что. Впрочем, с такими сюжетами явление это (здоровье читателей) весьма и весьма временное…
Доктор, вот теперь бы ещё оценить поведение мужика, который в финале мычит с зашитым ртом. Вернее, мычит то, что от мужика осталось после сокращения числа конечностей. А сможет ли оно мычать? Или сердце раньше остановится?
— Великие физиологи прошлого… — шприц пронзил кожу, и кошка обмякла, закрыла глаза. — … Введенский… Павлов… — скальпель рассёк мышцы, обнажил трахею и пищевод. — … Огромный шаг в познании мира…
Затаив дыхание, паства следила за ритуальным вскрытием на двух больших плоских экранах, опустившихся по обе стороны от кафедры. Виталий Сергеевич умолк, и зал наполнило биение кошачьего сердца. Люди сидели серьёзные и печальные, хозяйка Матильды плакала.
Это верно.
От таких слов расплачешься. Причём серьёзно и печально.
Да и то — что нам кошку жалеть? Завтра, глядишь, в этом храме девушку Дашу также уделают — с возвышенными словами.
Пока Автор не появился, дерзну сказать, что главное в рассказе (как мне кажется) это, всё-таки, не мир бессмертных и не киборгизирующие технологии, а образ матери и образ духов как некоей неуловимой и ускользающей сущности.
Помните, как тень Эвридики выскальзывала из рук Орфея? Вот как-то так.
Просто четвертование.
Затаив дыхание, паства следила за ритуальным вскрытием на двух больших плоских экранах, опустившихся по обе стороны от кафедры. Виталий Сергеевич умолк, и зал наполнило биение кошачьего сердца. Люди сидели серьёзные и печальные, хозяйка Матильды плакала.