Хорошо!

Спасибо Асу — больше мне никто не пишет гадости — в тонких настройках — запреты — новая функция, полезная, кстати)    

«… Это последний день, когда я откажусь от тебя,
И это последний раз, когда я забуду тебя,
Как бы я хотел этого...»

Muse «Стокгольмский синдром»

Эпизод1. Дар Духожора.

2010 г. Нью-Йорк, США, Гвот

На самом деле, эта история началась задолго до Нью-Йорка с его бешеным ритмом и захватывающими дух небоскребами. Пока древние тайны мёртвыми свитками пылились в заброшенных библиотеках, угрюмые камни молчали под грузом вины, а правда небесной птицей томилась в тесной клети, где ее кормили забвением, многие вопросы оставались без ответов. Почему старейшины спрятали свои знания? Увы, разорвана наша связь с природой. С тех пор истину можно подменить, заплатив высокую цену. Возможно, придет день, и накопленная праотцами мудрость будет забыта неблагодарными потомками. Никто не захочет прислушаться к голосам камней, когда те заговорят. Да и кому будут нужны слова правды, если клетка — золотая?

Небывалая для середины лета жара сводила всех с ума, расплавляя сознание.

«Пусть, как мороженное, растают остатки рассудка отдельных личностей и восторжествует единый коллективный разум!»

Такие гипотезы веселили Эрика, но часто ему было не до шуток. Зная, что его воронам, его «металлоперым» любимцам, нечего есть, волшебник не мог расслабиться ни на минуту. Еще бы, прокормить сотню плотоядных птиц! Сколько же можно держать их на жучках да полуфабрикатах! Скоро и на бродячих собак нападать начнут, а то и на людей, если не улетят. Необходимо постараться, иначе — останется он совершенно один. Летом сложнее с кормежкой: в такой-то парилке мясо быстро портится, большими партиями тушки продают неохотно, а холодильники ломаются, словно под проклятием. Но вороны не покидали хозяина, безропотно терпели голод и каменное «пекло».

Уко — самый ручной — жил на кухне, всегда был рядом, чтобы скрасить одиночество Эрика.

Немало хлопот доставляли металлические когти и маховые перья, особенно перья. Если хоть раз в месяц не обновлялся металл, места скрепления кожи и стальных стержней нестерпимо ныли, отчего птицы становились беспокойными и агрессивными. Замена стальных пластин тоже проходила болезненно. И только в перепалке или погоне вороны метко стреляли своим перьями по нарушителю, легко и без боли сбрасывая старые пластинки. Даже Эрику перепадало от них. Бывало, тот, прилетев с дежурства, неудачно садился на плечо и складывал крылья. Тонкие стальные пластины, острые, как бритва, любую рубашку довольно скоро приводили в негодность, а случалось и так, что оставались глубокие порезы на лице, шее и руках. Порой волшебнику приходилось скрывать за прядями волос и вредной челкой свежие царапины, что предательски алели у висков, от скул до подбородка или в уголках губ. Прохожие, замечая «боевые» шрамы, пугались и всячески избегали его. Конечно, целительные зелья помогали, правда, медленно. И все же он не злился на ворона. А вот случай: как приболеет Уко, птицы плохо переносили летний зной, сидит под кондиционером, гоняй его — не гоняй, не послушается, простынет, в руки не дается, как ребенок малый!

Поэтому Эрик облегченно вздохнул, когда осенняя прохлада завладела мегаполисом. Он видел в этом какое-то оправдание своей беспричинной разбитости, непримиримой печали, что поселилась в сердце со времен прибытия сюда.

Духота спала. Выхлопные газы, пленив Нью-Йорк, лишили свежего воздуха, а теперь жара прошла и дышать стало легче. Вороны тоже обрадовались похолоданию. Прогуливаясь вдоль Гудзонского залива, Эрик чувствовал, как соленый океанский бриз затмевает густой и неприятный запах бензина вперемешку с пылью и сигаретным дымом. Нью-Йорк где-то позади. Но начинается новый день — и уже вдалеке что-то гудит, оживает шумиха, слышны хлопки, крики… Всюду суета. Редко-редко, ранним утром, наступали тихие мгновения для раздумий.

Солнышко, лениво поблескивая из-за туч, приветливо играло на стеклах домов, а плиты, укрытые ковром из разноцветной опавшей листвы, ждали первых дворников.

Манхэттенская мостовая остывала под северным ветерком, настраиваясь на ежеутренний час пик. С утра по ней еще пробегутся сотни тысяч башмаков и простучат не меньше шпилек-каблучков.

***

Ни тумана, ни облачка на небе! Благодать Божья, а не день сегодня.

С высоты птичьего полета Нью-Йорк был виден, как на ладони. Гигантские небоскребы, между которыми, бежал бурлящий поток горожан.

Черный ворон не спеша перелетал с одного баннера на другой, зависая над оживленной улицей.

Внизу гудел, кричал и кипел разношерстный народ. Какие забавные эти люди, куда они так торопятся? Не знают, кому обязаны своей безопасностью, размышлял, очищая от грязи стальной клюв — цзинь-цзинь! — заскрежетал металл, вторя звону тележек грузчиков у супермаркета.

Каждые двадцать футов по часовому, они идут в минуту по футу. Все не местах.

Жизнь только одного человека была ему дороже собственной, мысли — понятными, а команды — беспрекословными. Глаза-горошинки пристально наблюдали за Хозяином — Эриком Корвиком, чья хрупкая фигурка с легкостью рассекала толпу.

«Нет, все-таки он выделяется, до сих пор не может слиться с серой массой», — Уко старался не упускать Хозяина из виду. " В нем течет кровь Великих Воронов"

И Уко объяснил это тем, что у юноши темно-карие глаза с вызовом во взгляде, смотришь — сталкиваешься с чем-то дерзким, древним и сильным. Брови вразлет, чаще нахмуренные в недоверии. Нежная бледная кожа. И волосы — темные, будто уголь.

Спутница Эрика…