Подключка к злодеям

Злодеи — герои архиважные. Они либо противостоят нашим любимым героям, либо сами ими являются. И не только во втором, но и в первом случае читатели должны чувствовать их и как минимум понимать.

В этой теме меня интересуют только такие злодеи, которым мы не желаем успеха. Нет смысла обсуждать сюжеты, где злодей встал на путь истинный, или где мы наблюдаем его падение под влиянием обстоятельств, или где автор хочет, чтобы мы наслаждались его свободой, спонтанностью, крутостью и харизмой. Тут все понятно. Но как быть с антагонистами, со второстепенными героями?

Какие советы существуют для подключки читателя к злодею? Чтобы при всей своей мерзости герой все же позволял читателю погружаться в текст, а не мучительно ждать, пока кончатся страницы его фокала?

В моем арсенале пока есть следующие средства:

1. Трагичная история жизни злодея с подробным описанием, как он до жизни такой докатился.

Действует, в общем, безотказно, но я не особо люблю этот способ. Люди честолюбивы, амбициозны, грубы в достижении целей и без душещипательных историй. Но добавить в текст пару деталек для сочувствия злодею никогда не пожалею.

2. Четкая личная мотивация.

До сих пор не уверена, достаточно ли понимания мотивации злодея или все-таки важно и сочувствие. Например, злодей из потустороннего мира мстит людям за свою истребленную эльфийскую нацию. Оставшиеся представители этой нации всю книгу транслируют читателю чувство несправедливости содеянного и погибшей неимоверной красоты. Мы понимаем злодея, сочувствуем ему, но, конечно, не желаем успеха.

Или вот другой злодей решил избавить мир от жестокости и войн, упаковав все человечество в настоящую «матрицу» счастья и благоденствия. Никакого сочувствия, но мне сразу становится интересно. (Все совпадения не случайны  )

3. Харизма.

Когда говорят «все любят злодеев», то имеют в виду спонтанность героя, его свободу, неподверженность чьему-либо влиянию, возможность делать то, что хочется, то, что находится за рамками нашей с вами обыденности и морали, его непредсказуемость, силу и прочая, прочая. Когда он пускает все это в ход, то безусловно красив. Только вокруг начинают страдать другие герои

Здесь придется провести некоторую черту, так как дальнейшие советы взяты из Джеймса Фрэя и он дает их для того, чтобы мы не просто сочувствовали злодею, но и желали ему успеха. И неважно, в достижении благородной, альтруистической цели или сугубо личной, выживальческой.

  4. Симпатия, отождествление, сопереживание.

Взято из: Джеймс Фрэй, «Как написать гениальный роман».

Симпатия.

«Понятие «симпатия» часто толкуется превратно. Авторы, пишущие о литературном творчестве, выдумали псевдоправило, которое гласит, что персонаж, который вызывает симпатию читателя, должен представлять собой нечто выдающееся, заслуживающее восхищения. Это полная ерунда. Большинство читателей чувствуют глубокое расположение к таким персонажам, как Молль Фландерс из одноименного романа Дефо, Феджину из «Приключений Оливера Твиста» Диккенса и одноногому Джону Сильверу из «Острова сокровищ> Стивенсона. В этих персонажах нет ничего выдающегося. Молль Фландерс — лгунья, воровка и двумужница, Феджин совращает малолетних, а одноногий Джон Сильвер — разбойник и плут.

Несколько лет назад вышел фильм «Бешеный бык» про непобедимого боксера Джейка Ла Мотту. Герой фильма избивает свою жену и разводится с ней, добившись первых успехов на ринге. Онсоблазняет девочек-подростков и отличается вэдорным правом. Он подозрителен и груб. Он беспощаден на ринге и в быту. И все же Ла Мотта, которого сыграл Роберт Де Ниро, вызывает горячую симпатию зрителей.

Как удалось совершить это чудо?

• В начале фильма Джейк Ла Мотта влачит жалкое нищенское существование, и зритель сочувствует ему. Секрет именно в этом: чтобы завоевать расположение читателя, заставьте его сострадать персонажу. Так, с Жаном Вальжаном из романа Виктора Гюго «Отверженные» читатель знакомится на постоялом дворе, куда тот, измученный долгой дорогой, заходит перекусить. Хотя у этого человека есть деньги, все гонят его прочь. Он умирает с голоду. Читатель не может не пожалеть беднягу, какое бы страшное преступление тот ни совершил.
• Вот как представляет читателю главную героиню Стивен Кинг в романе «Кэрри»: «Они [девушки] потягивались и выгибались под струями горячей воды, повизгивали и брызгались, время от времени выжимая скользкие белые кусочки мыла из одной ладони в другую. Кэрри стояла посреди этой веселой кутерьмы почти неподвижно, словно лягушка среди лебедей»[1]. Кинг описывает ее как полную, прыщеватую, непривлекательную девушку. Она дурнушка, все ее дразнят и обижают. И читателю становится жаль Кэрри.
• Достоевский в романе «Преступление и наказание» (1872) знакомит нас с Раскольниковым, когда тот находится в раздражительном и напряженном состоянии. Его терзает болезненный страх из-за того, что он задолжал денег квартир- ной хозяйке. Читатель не может не пожалеть человека, сказавшегося в такой страшной нищете.
• Кафка в романе«Процесс» (1937) представляет нам Йозефа К., когда тот попадает под арест, и читатель волей-неволей сочувствует несчастному К.

»Разумеется, есть и другие ситуации, которые наверняка помогут вам завоевать симпатию читателя. Любое затруднительное положение, ставшее причиной физических, умственных или духовных страданий персонажа, одиночество, отсутствие любви, унижение, лишения, позор, опасность вызывает сострадание".

Отождествление

«Отождествление часто путают с состраданием. Сострадание означает, что читатель сочувствует персонажу, оказавшемуся в трудном положении. Он может сострадать отъявленному мерзавцу, которого вот-вот вздернут на виселицу. Но это не значит, что он отождествляет себя с этим персонажем, Отождествление имеет место, когда читатель не только жалеет героя, попавшего в передрягу, но и солидарен с его целями и стремлениями и всей Душой желает, чтобы тот добился своего.

Прекрасно, скажете вы, но что, если я пишу об отпетом негодяе? Как заставить читателя отождествить себя с ним? Легко:

4а. Благородная цель.

Поставьте перед своим персонажем благородную цель, и читатель окажется на его стороне, каким бы чудовищем тот ни был в прошлом».

«Когда Марио Пьюзо писал „Крестного отца“, он столкнулся с проблемой. Его персонаж, дон Корлеоне, зарабатывает на жизнь ростовщичеством, вымогательством и подкупом профсоюзов. Едва ли вам захотелось бы скоротать вечер с подобным типом или перекинуться с ним в картишки. Чтобы оградить свой мир от вмешательства властей, дон Корлеоне дает взятки политикам и подкупает журналистов. Он заставляет итальянских лавочников против воли покупать оливковое масло и делает предложения, от которых нельзя отказаться. Скажем прямо, дон Корлеоне самый настоящий негодяй. Трудно надеяться, что читатель будет симпатизировать такому герою и отождествлять себя с ним. Тем не менее Пьюзо хочет, чтобы читатели сочувствовали дону Корлеоне, и с блеском добивается этого. Миллионы людей, которые прочли эту книгу или посмотрели поставленный по ней фильм, сопереживают дону Корлеоне. Как Марио Пьюзо удалось совершить это чудо? Виртуозно владея писательским мастерством, он заставил читателей симпатизировать персонажу, страдающему от несправедливости, и связал дона Корлеоне с благородной целью.

Марио Пьюзо не начинает свой рассказ с того, что дон Корлеоне расплющил какого-нибудь бедолагу асфальтовым катком. Это не вызвало бы у читателя ничего, кроме ненависти. Роман открывается сценой, в которой владелец похоронного бюро Америго Бонасера сидит „в здании нью-йоркского уголовного суда, дожидаясь, когда свершится правосудие и возмездие падет на головы обидчиков, которые… жестоко изувечили его дочь и пытались над нею надругаться“[3]. Однако судья позволяет двум молодым насильникам избежать наказания и осуждает их на три года условно. Как говорит нам рассказчик: «Все годы, проведенные в Америке, Америго Бонасера верил в закон и порядок. Того держался, в том и преуспел. И сейчас, хотя у него помутилось сознание от дикой ненависти, ломило в затылке от желания кинуться, купить оружие, застрелить этих двух мерзавцев, Бонасера повернулся к своей ничего не понимающей жене и объяснил:

— Над нами здесь посмеялись.

Он помолчал и, решившись окончательно, уже не думая, во что ему это обойдется, прибавил:

— За правосудием надо идти на поклон к дону Корлеоне».

«Разумеется, симпатии читателя на стороне Бонасера, который хочет восстановить справедливость ради своей дочери. А поскольку во имя торжества правосудия отцу приходится обратиться к дону Корлеоне, эти симпатии переносятся и на дона Корлеоне, человека, который вершит правосудие. Таким образом, придумав ситуацию, в которой читатель отождествляет с доном Корлеоне восстановление справедливости в отношении бедняги Бонасера и его несчастной дочери, Пьюзо находит способ связать читателя и дона Корлеоне эмоциональными узами».

4б. Личный кодекс чести.

Из Фрэя, продолжение абзаца о крестном отце.

«В дальнейшем Пьюзо упрочивает эту связь. Когда Турок предлагает дону Корлеоне торговать наркотиками, а тот, руководствуясь высшими принципами, отказывается, читатель еще больше симпатизирует герою. 3аставляя дона Корлеоне соблюдать личный кодекс чести, Пьюзо помогает читателю преодолеть отвращение к главарю мафии. Вместо того чтобы ненавидеть дона Корлеоне, читатель всей душой на его стороне».

Сопереживание

«Жалея персонаж, который страдает от одиночества, читатель не обязательно одинок сам. Однако, сопереживая герою, читатель испытывает те же чувства, что и он. Сопереживание — более глубокое чувство, чем симпатия».

В своей первой книге Фрэй пишет о сопереживании следующее:

4в. Внутренний конфликт.

«Если читатель сопереживает герою, значит, героя терзают муки внутреннего конфликта. Если персонаж несчастен, трагичен, но внутренний конфликт отсутствует, читатель сможет только пожалеть героя, не более.

• Если бы Гумберт Гумберт не мучился от страсти к Лолите, читатель бы испытывал к нему только отвращение.
• Старик сострадает рыбе, которую поймал. Будь иначе — повесть «Старик и море» превратилась бы в дешевую байку, которую не стоит и читать.
• Если бы не внутренний конфликт Эммы Бова-ри, роман Флобера превратился бы в клоунаду. Кому интересна жена, изменяющая мужу?»

Во второй книге это был для меня самый расплывчатый пункт, я вынесла из него одно — полезно дать читателю физические ощущения героя, его состояние, его мысли, погрузить в обстановку, действительно «подключить» к нему. Тогда уже хочешь-не хочешь, а будешь его чувствовать, будешь связан

Пара цитат, Джеймс Фрэй:

«Порой, когда женщина испытывает родовые муки, ее муж тоже страдает от боли. Это пример сопереживания. Муж не просто жалеет жену, он так глубоко проникается ее ощущениями, что испытывает настоящую физическую боль».

«Вот как использует подобный прием Стивен Кинг в романе «Кэрри»:

«В первый раз Кэрри надела платье утром 27 мая, в своей комнате. К платью она купила специальный бюстгальтер, который поддерживал грудь (хотя ей это не особенно было нужно), но оставлял верх открытым — в нем она даже чувствовала себя как-то по-другому: смущение уступало место непокорной радости, однако не уходило совсем».

Заметьте, как связаны между собой деталь (бюстгальтер, который поддерживает грудь девушки, оставляя ее открытой сверху) и эмоции (смущение, смешанное с непокорной радостью). Несколько абзацев спустя в дверь заглядывает встревоженная мать:

«Они замерли, глядя друг на друга, и Кэрри невольно выпрямилась, стоя в падающих от окна лучах утреннего весеннего солнца».

Выпрямленная спина — символ сопротивления, сильное чувство увязано с выразительной деталью — девушка стоит в лучах света.

Сопереживая Кэрри, которую донимает мать, читатель солидарен с желанием героини отправиться на выпускной бал, и этот эффект достигается благодаря деталям, которые умело использует автор».

P.S.Когда я прочла о методе, с помощью которого читателя заставляют в «Крестном отце» сочувствовать дону Корлеоне, мне стало тошно. Вот по-настоящему. Не люблю бандюков, близких к реальности. Мелких — особенно, но это как будто не про дона. Так вот решение никогда не читать эту книгу, чтобы не болеть за бандюков, только окрепло.

И появился вопрос. Почему же тогда я люблю разных других злодеев? Друзья нервничают, когда я восхищаюсь Гансом Ландой из «Бесславных ублюдков» Тарантино, а то и говорят сакраментальное «женщины любят плохих парней». Вот уж здрасьте. Именно тогда я и поняла, что есть деление злодеев на тех, кому мы желаем успеха (и это отвратительно), и тех, кому не желаем. Это несколько разгружает совесть. Наблюдать за падением Ганса Ланды — сущее удовольствие. Но не меньшее — за его характером. Ну, и классной игрой актера, конечно же.