Роулинг в шкафу

Писатель Вадим Левенталь — о том, что мешает появлению новых популярных авторов

Вышедшую в 1975 году новую книгу Ромена Гари разругали в пух и прах — Гари, мол, исписался, повторяется; отыгранная, словом, карта. А главную литературную премию Франции вручили молодому многообещающему писателю Эмилю Ажару за роман «Вся жизнь впереди». И только потом выяснилось, что Гари этого Ажара выдумал. Гари, таким образом, стал единственным в истории писателем, получившем Гонкуровскую премию дважды — притом что в уставе ее прописан запрет на повторное вручение.

На этот раз из шкафа выходит Джоан Роулинг. В апреле появился роман «Зов кукушки» никому не известного Роберта Гэлбрейта. Несколько снисходительных рецензий, 1,5 тыс. экземпляров продано. Но на днях в авторстве призналась автор многотомной «поттерианы» — и за сутки продажи детектива взлетели на 150 тыс. процентов.

  Нет, я не сравниваю Гари с Роулинг. Это всё равно что сравнивать Лидию Чарскую с Сологубом. Она — автор популярной детской серии; он — классик взрослой, интеллектуальной литературы.

Но можно сравнить экономическую ситуацию 1975 года — когда о транснациональных издательских корпорациях никто и слыхом не слыхивал, вместо этого были сотни маленьких издательств — с нашей.

Все знают, что если запустить в бочку пятьдесят крыс и накрыть крышкой, то через несколько дней наружу вылезет не знающая ни страха, ни жалости гигантская крыса–убийца. Пристрастившаяся к мясу сородичей, не желающая есть ничего кроме него.

Однако почему-то считается, что если в ситуации свободной конкуренции оставить сотню коммерческих предприятий, то цены снизятся, качество товара улучшится, а зарплаты вырастут. Это та самая либеральная модель, за восхваление которой получены все нобелевские премии по экономике за последние 30 лет. Экономическая модель, восторжествовавшая за редчайшими исключениями по всему миру. Причем в большинстве случаев введение этой модели сопровождалось и сопровождается кровавым подавлением сопротивления ей. (Наш 1993-й год тут не исключение.)

Следствий из такого положения вещей много, но мы начали разговор с литературы — и она тут пример не хуже и не лучше других.

Предполагалось, что сотни милых трудолюбивых гномов-издателей будут штурмовать рынок к вящей победе добра и света. Вместо этого десяток монстров урук-хаев — пиар-менеджер, бренд-менеджер, маркетолог и т.д. — конструируют один гигантский таран и в щепки разбивают ворота рынка.

Сначала все усилия прикладываются к тому, чтобы миллионы заставить читать одно и то же — даже сделать вид, будто ничего другого вообще нет, — а потом удивляются, почему, во-первых, трудно продвинуть на рынок что-то новое и, во-вторых, невозможно продать ничего, что хоть чуть-чуть выше усредненного массового вкуса.

«Зов кукушки» — наверняка приличный детектив, не хуже других. Это как раз тот случай, когда «не читал, но осуждаю» не работает; работает — «что ж я, других что ли не читал». Читал, и много. Опыт подсказывает мне, что в одной только Англии наверняка сидит как минимум десяток авторов, пишущих детективы не хуже Роулинг. А нынешняя история — что всем им судьба продать по 1,5 тыс. своих книг.

Почему Роулинг — миллиардер, и тиражи у нее миллионные, а Роберт Гэлбрейт прозябает в безвестности? По очень простой причине: крупной издательской корпорации — с головным офисом во Франкфурте, десятками «дочек» повсюду, от Нью-Йорка до Стамбула, тысячами работников и т.д. — выгоднее заплатить миллиард одной Роулинг и продать десяток миллионов одинаковых книг, чем печатать сто разных Гэлбрейтов. На одной только бухгалтерии сколько сэкономить можно.

Но дело, увы, не ограничивается неравным экономическим положением авторов.

Завоеванный урук-хаями рынок в социальном плане приводит к обнищанию 99% участников, в экологическом — к уничтожению природы, в моральном — к небывалому падению нравов, в культурном — к катастрофическому упрощению вкусов.

Всё это звенья одной цепи. Еще чуть-чуть, мы обнаружим, что нам совершенно нечего, кроме этой цепи, терять.