Сейчас примерно 2 часа дня. Я проснулся не так давно. Долго не мог уснуть. Почему? Если вчерашний день смог показать жизнь иначе, то сегодня очередные продолжительные минуты бессмысленного ожидания. Ещё с ночи я рассматривал монокль, подаренный немецким офицером в те, безусловно, странные часы моего существования. Тонкое стекло, обрамленное серебряным ободком с длинной цепочкой… Он дорого стоит, но есть ли смысл его продавать? Пожалуй, глупо думать. Навряд ли эти деньги что-то изменят. Разве что я потеряю совесть. Меня оторвал от мыслей Брэдли. Как обычно он был безумно воодушевлен. Между прочих вещей, о которых он говорил без остановки я понял три:
1. Капитан Гибсон вернулся из штаба.
2. Немцы никогда не ели сливочный пудинг
3. Мой друг выпросил у немцев табак, который настойчиво подталкивал меня опробовать.
Я отказался. Меня волновала новость о капитане. Значит ли это то, что есть приказы командования? Брэдли не замолкал. Я его перебил: "А ты не задумывался о том, что нам вновь придется по ним стрелять?" Никогда не видел на его лице столько смущения, как тогда. Нет, он не задумывался, но думал об этом я. Я спросил по поводу вестей из штаба. Я, очевидно, ничего не ждал и надеялся на несколько мгновений затишья, однако мысли о винтовочных обстрелах и трупах бойцов, ранее пожимавших друг другу руки, сводили меня с ума. Только Брэдли ничего о том не знал, поэтому я решил разыскать самого капитана.
Я интересовался у каждого, кого обходил или перешагивал в этой «узкой яме»: где капитан? Пожимая плечами, меня отправляли дальше, пока я не наткнулся на капрала. Его было трудно узнать… Раньше я и не подозревал, что один день способен так сильно изменить человека. Уайт не был похож на себя. Он стал прозрачным— таким бледным, что начал сливаться со снегом. Глаза впали… Взгляд был озабоченный, безумный… Казалось, что лицо сморщилось и иссохло, постарело, а ведь капрал еще совсем молод. Уайт о чем-то думал и то, видимо, пытался отрицать. Я не хотел до него допытываться. Я полагал, что он еще обижен. Но капрал внезапно схватился за рукав моей шинели. По телу пробежали мурашки. Сквозь толстую, грубую ткань я мог ощущать холод, исходящий от кончиков его белых пальцев. Он держал меня крепко и заметно, что боялся отпускать. Капрал просил выслушать его. Отказать я не мог.
Шла минута за минутой. Капрал с трудом складывал слова в предложения. Возможно, это выглядело смешно, но мы сидели очень неудобно (мной излюбленных всеми забытых мешков с брюквой вокруг не было, а дно было ледяным и каким-то зыбким, подо мной скользили доски, а за ними была неглубокая залатанная лунка от подрыва снаряда, потому я лишний раз старался не ерзать), но суть я уловил: Уайт усомнился в том, насколько верным было решение идти добровольцем. Это было неожиданно слышать от убежденного патриота Великой Англии. В его глазах померк весь мир, а по душу пришло то ли сожаление, то ли страх. Он рассказал мне о произошедшем сумбурно. Я сравнил тот день, о котором капрал мне поведал, с «Великой иллюзией» Нормана Эйнджелла: Уайт утверждал о огромном заблуждении «благородного мужчины в фетровой шляпе». В общем, это, как я понимаю, был 1905 год. Капралу недавно исполнилось полные 11 лет. Он и его мачеха, возвращаясь домой, заехали в небольшую коммуну к старому другу семьи миссис Уайт. У того мужчины была дочь, ровесница капрала. Будучи маленьким мальчиком он толком не умел общаться, так что сильно задел девочку неосторожным комплиментом. Выслушав слезливые жалобы дочери, мужчина едва сдержал улыбку, но подыграл ей: насмешливо поругал Уайта, поучив некоторым тонкостям отношения к дамам. Затем, взяв у капрала честное слово "истинного джентльмена", преподнес ему в награду свою шляпу. В то время это произвело на Уайта огромное впечатление. Мальчик провел следующий день в подаренной федоре, в восторге повторяя слова ее обладателя: "Снимаю перед вами шляпу, юный джентльмен!" Капрал сомкнул опухшие веки. Он завершил всю ту историю необычайно непонятным образом, тем самым заставив меня мучиться от многочисленных вопросов, не нашедших должного ответа: " Немец...! Убить его? Он… попросил меня тогда, чтобы я это сделал, когда мы вновь возьмёмся за оружие… Я помню, как он воскликнул: "Я хочу жить, пока знаю, что есть человек, которому я нужен"..., держа свою прелестную дочь за ее крохотные фарфоровые ручки...! Но… в прошлом." Он дышал так быстро, что, казалось, задыхался. Я не знал, как ему помочь, он сам не давал мне этого сделать. Момент мы сидели в тишине. Сказочного и непринужденного в ней ничего не было, это было то самое гнетущее могильное молчание. А потом мы разошлись. Я продолжил искать капитана с еще большим беспокойством.
……………………………………………………….
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.