Болотная нечисть

Агафья оглядела хозяйство, вроде все хорошо, чисто, прибрано, окошки вымыты, печка протоплена, Кузьма Кузьмич почивать изволит, молока напившись… Все тихо и спокойно. Матрена уж с утра была, больше не за чем, так что действительно вроде не о чем беспокоиться… Но вот как-то тревожно. Может из-за слухов, что та же Матрена принесла, мол на хибару твою покупатель нашелся и попрет тебя с житья-бытья, такие как она, мол, никому не нужны, нечисть одним словом…

А что сразу нечисть? Агафья еще раз оглядела горницу: прибрано, светло и чисто, а без нее домик-то совсем загибался, пропал бы. Хотя, по чести говорить, и она бы без него пропала. Подошли они друг к другу, как иголка с ниткой. Ну и что, что кикимора, да ведь она старалась не для себя только, а и для дома, а потом и для Кузьмы Кузьмича. И нахлынули воспоминания.

Люди современные — создания суетные и неразумные, все чего-то хотят, заветов предков не помнят, все новое им подавай. Вот Агафьино болото и высушили… Что с того поимели вообще сказ отдельный, а народу мелкого болотного тьму погубили и рассеяли, дома родного лишили. Выжившие, кто куда подался. Леший предлагал кикиморе у него остаться, да не захотела она, глядя на разворошенное болото, сердце надрывать, вспоминая и дом, и родичей. Ушла. Куда глаза глядят. И вывели на маленькую деревушку. Осень, холодно, по ночам так примораживало. Приют был необходим. В деревушке и встретила Матрену — домовушку, та и направила в этот дом. Пустой, заброшенный. И тогда оговорила, что только из добросердечия личного помогает, мол, на ее месте другой кто в три шеи бы вытолкал, не место нечисти и приблуде злобной среди допропорядочных домовых. Дом был крайним по улице, нежилой, покосился, врос крыльцом в землю, но двери-окна были на месте и целы, и печка работала исправно. Но это Агафья уже потом узнала, когда натаскала дров из сараюшки, завела веселый огонь и пригрелась в тепле. И осталась тут жить. И хоть Агафья и была кикиморой, и в болоте жила, да грязи не любила, а потому в скором времени в домике и порядок навела, и все отчистила, отмыла. Матрена ее не забывала, в гости почти каждый день наведывалась, чаю напьется, новости деревенские перескажет, паука в углу разглядит, шуганет многоножика, головой покачает — грязищу мол несусветную развела, да и отправится довольная вовсояси. А Агафья тоже довольна — ушла, и даже чашку со стола не смахнула, как в прошлый раз, когда паука не нашла… Так и жила тихо, мирно. В деревню не ходила, а вдруг правда, ее там бы встретили бранью и колотушками, хотя то Матрена говорила, но проверять как-то не хотелось. А потом однажды пришел к ней на крыльцо Кузьма Кузьмич. Дородный мужчина котовской крови и рыжего окраса. Попросился переночевать. А что не пустить? Зима на дворе, сугробы уже выше самого просящего. Пустила. На печке в угол овчинки кусок постелила, чтоб быстрее отогрелся, а то вся шерсть в ледяных колтунах была. Котовской еды в доме не водилось. Пришлось в деревню идти к Матрене молока просить. Агафья, конечно, и волшебной сущностью считалась, но мороз ни с кем не считался, пока дошла до матрениного дома, замерзла до дрожи. Та пустила, даже чаем напоила и кувшинчик с молоком дала, интересно ей было для кого и зачем, так глаза и горели любопытством, чуть было сама с кикиморой не пошла, да вспомнила, что негоже дом ночью оставлять без присмотра. Вдруг агафьины родичи нагрянут, а тут хозяйки нет, нахулиганят, набедокурят, посуду побьют, обворуют и все таком роде. В общем все как всегда — ложка меду, жбан дегтя. Но кикимора радовалась, молоко добыла, а остальное не важно. Молоко и тепло — самые волшебные средства. Кузьма Кузьмич, отогревшись и поев, рассказал свою историю. История была проста и коротка, как медная денежка. Жил-был котенок Кузенька, мамкин и папкин любимчик, пришло время в люди идти, свой дом искать. И дом нашелся и хозяин адекватный, он даже имя котовское точно угадал, а это о многом говорит. Жили они хорошо, а потом пропал хозяин, ушел далеко— далеко… Кузька не догнал. Всякое потом было и помойки, и подвалы, и собачьи стаи, и людские облавы. Стал Кузенька Кузьмой Кузьмичем. Сюда попал случайно, залез в крытую машину погреться, да и уехал незнаемо куда. Из деревни его какая-то противная нечисть с веником прогнала, вот еле добрел до Агафьи. Не открой она ему дверь, был бы наутро мороженый кот на крыльце… Агафья охала, ахала, даже всплакнула, слушая кузькины похождения, да и пригласила остаться у нее. А что? Вдвоем веселее, в доме тепло, мышей кот ловить умеет, зиму перезимуют… А кот добавил, что он и охранником может быть, и лапу вытянул с когтями, и улыбнулся во все свои 36 острых защитных кинжалов. Так и порешили. А наутро прикатилась Матрена. Ой, что было! Одним словом: дым коромыслом, пух и перья в стороны! Если бы не защита на доме, то вопли домовушки услышал бы и другой конец деревни. Всю родню вспомнила и кикиморы и котовскую, по всем прошлась, всех обласкала, за то, что без ее ведома нечисть болотная такую же нечисть городскую наглую приголубила, прикормила. Мол, гнать всех надо, а то расплодились и хозяйничают. Агафья от такого даже дар речи потеряла. Где она хозяйничала? Кого плодила? Стояла и хлопала глазами не в силах ответить. И тут ее осторожно так подвинули мягкой мохнатой лапой, рыжая наглая морда городской нечисти наклонилась к домовушке и как рявкнет: «Вон пошла из нашего дома!» Та от испуга аж на порожек села, и слова в горле застряли, заклокотали и только слышно: «Ик, ик, ик!» А потом отошла, подхватила свои юбки повыше и как кинется вон. Только и видели заплатки на валенках! И стали Агафья — нечисть болотная, да Кузьма Кузьмич — нечисть городская жить да поживать вместе. Матрена потом приходила, молчком посидит, чаю прихлебнет, хочет что-то сказать, да как на кота глянет, так домой и засобирается. Но со временем все же привыкла, снова рассказы да послухи приносила. Когда Кузьмича дома не было, и поругается, поворчит бывало, но уже не так. А вот сегодня эту новость про покупку дома притащила. И вдруг страшно стало кикиморе, а как и правда погонит их новый хозяин, в своем праве будет. Куда же они? Приспособились уже тут, сжились, сроднились.

Тихо, еле слышно скрипнула половица. На пол спрыгнул рыжий котище. Присел рядом с кикиморой, толкнулся лбом в бок.

— Чего грустим, Гапочка? — муркнул в усы рыжий, — Опять это чисть с добром приходила? Чего принесла?

— Ой, Кузенька, — всхлипнула Агафья, — так хозяин у дома появился! Как погонит нас! Что будет-то? Как жить?

— Да не переживай, раньше времени! — уговаривал кот, — Чай не дурной будет, свое счастье гнать! Договоримся!

***

В старом покосившемся доме на окраине деревушки, что затерялась в древних, еще первозданных лесах, у окна за столом сидел среднего возраста мужчина. Румянились пироги в плетеной плошке, фырчал самовар, мурчал рыжий кот, развалившись на лавке. А мужчина внимательно слушал маленькую с кота, сухонькую востроносую старушку, и порхали, порхали над клавишами ноутбука проворные пальцы…