4. Сказка о большим и маленьком

Алёне

Встретились однажды менестрель и принцесса. Вы слышали тысячу таких историй и эта от них не отличается. Разве что вот — девушка владела королевством, которое кошка могла пробежать из конца в конец за полчаса, а бард не влюбился в принцессу с первого же взгляда, но она понравилась ему — потому что грустила, а мой герой любил все грустное.

— Хочешь пойти со мной? — спросил он.

Наследница крошечного королевства потеребила заплату на рукаве своего платья и кивнула:

— Хочу. Только пообещай мне несколько вещей.

— Какие же?

— Все просто, — она решила просить лишь о самом нужном. — Делись со мной всем, что у тебя будет, и я сама стану делать то же самое. Если захочу уйти, ты отпустишь меня, а ты волен уйти тоже. И если мы полюбим друг друга, то поженимся, но не раньше.

Признаться, менестрель ждал большего, все-таки девушка была принцессой. Но узнав, что она просит разумного, согласился.

И так наследница покинула дворец, еще более скромный, чем само королевство, и вместе с бардом отправилась в путешествие.

Я могу придумать им тысячу приключений, но, пожалуй, не стану. Главным из них была жизнь, а она разная. Тот, кто видит ее изнутри, знает — нельзя относиться к жизни ни слишком легко, ни слишком серьезно, да и звать ее приключением тоже, ведь жизнь, пожалуй, может обидеться. Так что скажу лишь одно: у их путешествия не было иной цели, кроме самого путешествия.

Менестрель не обижал принцессу — как он мог дурно обращаться с той, которую сам позвал в свою жизнь? Он умел заработать немного денег для них обоих, принцесса — потратить столько, чтобы еще осталось на всякий случай. В конце концов, они оставили странствия и поселились в маленьком доме на окраине большого города.

Только девушка заметила однажды, что ее все больше и больше раздражает манера разговора менестреля. Он выражался возвышенно, даже когда говорил о самых приземленных вещах. И вот вам пример — ее руки, красные от горячей воды и все в мыльной пене во время стирки он называл «закатными птицами, играющими в снегу», а скрипящие полы в их доме именовал «голосистыми». Правда, это не помешало барду починить их.

— Послушай, — сказала принцесса как-то раз, — ты не мог бы выражаться проще?

— Разве ты не понимаешь меня? — удивился менестрель.

— Еще как понимаю, я ведь все-таки принцесса, — напомнила девушка, — но вот в чем дело — жизнь немного не такая как ты о ней говоришь, и получается, что ты солгал.

— Я говорю, как вижу, — заметил он с грустью, — а другие, конечно, видят иначе. Но может, много красоты — вовсе не так плохо? Мы пьем чай не просто так, а с сахаром, хотя он вкусен сам по себе…

— Сахара тоже бывает слишком много, — заметила она, заканчивая накладывать заплатку на рубашку менестреля.

Бард вздохнул:

— Не знаю, что делать. Как мне измениться, если это и правда необходимо?

— Я научу тебя, — пообещала принцесса, и, отложив шитье, налила и поставила перед ним тарелку супа, — скажи, что это?

Менестрель втянул носом чудесный аромат варева:

— Это волшебное кушанье с чудесным запахом, и, наверное, даже феи, вкушавшие нектар, завидуют нам сейчас…

— Нет-нет-нет! — перебила девушка, — просто назови вещь, но не описывай ее.

Бард задумался:

— Я вижу тарелку супа.

— Вот это и есть правда, без лишних слов.

— Но яство в самом деле восхитительно пахнет, — заметил менестрель.

— Так разве я спорю? — ответила принцесса, наливая супа и себе. — Просто то, что ты ешь — именно суп из тарелки, а не какое-то там чудесное варево, да и феи тут совсем ни при чем.

А после обеда она попросила друга:

— Спой мне одну из твоих песен.

Девушка не была глупой и знала, как важно для того, кто что-то делает, чтобы плоды его труда заметили и оценили.

Менестрель взял свой инструмент, подергал струны в странной даже для него задумчивости, и запел:

— Моя судьба капризна, как дитя —

Ворчу порою, но ругать не смею.

И как-то раз всерьез и не шутя

Лицом к лицу я повстречался с нею.

Она сама зашла ко мне на чай,

Смотрела то обиженно, то строго

И с облегченьем скинула с плеча

Суму свою у моего порога.

У чая аромат июльских трав,

А голос у Судьбы усталый что-то…

«Ты недоволен мной, и, в общем, прав,

Но быть судьбой — нелегкая работа.

Попробуй сам и дай мне отдохнуть,

Давным-давно я это заслужила» —

Сказала так она и мне на грудь

Прохладные ладони положила.

Мне показалось, солнечным лучом

Все, чем я был и не был, осветило.

Судьба ушла с сумой через плечо,

Кивнуть мне на прощанье не забыла,

С таинственной улыбкой на губах,

Как будто знает больше, чем сказала.

С тех самых пор я сам себе судьба

И только на себя ворчу устало.

Принцессе понравилась песня и она спросила:

— Ты и правда виделся с судьбой?

Он хотел ответить в своей обычной манере, но подумал, что девушка ждет не этого и сказал просто:

— Нет, я это придумал для красоты. Знаешь, в самом деле, для чего говорить так много красивых слов, если можно обойтись обычными? Может, одна из причин раскрашивать мир в яркие цвета — это желание перестать чувствовать себя одиноким.

— Но теперь-то ты не одинок, — заметила принцесса.

Она стала учить своего друга простоте и у нее получалась. Принцессе такого маленького королевства волей-неволей приходится быть умелой во многих вещах, даже в готовке и стирке.

Вначале менестрель заставлял себя говорить правильно, без красивых оборотов, а потом привык. Торговец в лавке, где он покупал разные разности, уже не переспрашивал, что именно ему нужно. И песни барда, как и он сам, стали другими. Человек, у которого богатая фантазия может придумать несуществующее, например, что судьба однажды зашла к нему на чай. Но ничего подобного ему в голову больше не приходило, а получалось рассказывать простые истории, не украшенные виньетками славословья, поучительные или смешные. Они нравились всем слушателям, но мало радовали их автора.

Однажды менестрель спросил принцессу, любит ли она его песни по-прежнему.

Она склонила голову, и задумалась, не зная как ответить.

— Я не была поклонницей твоих песен, но прежние нравились мне больше. Наверное, я зря учила тебя простоте, учила, потому что понимала твои слова, но не твои чувства. А ты теперь и смотришь на меня иначе и это грустно — как будто совсем другой человек когда-то пригласил меня пойти с ним. С новым тобой я не знакома. И мне кажется, ты не счастлив.

— Конечно, ведь это проще, — заметил он и замолчал.

Принцесса решилась и заговорила снова:

— Живя в моем крошечном дворце, занимавшем большую часть королевства, я думала — как это мало! А потом пришел ты и пригласил меня выйти за пределы его. Пойдя за тобой, я еще долго-долго видела мир очень маленьким, потому что так привыкла. Но эта привычка сменилась другой — видеть все, и не важно, маленькое оно или большое, много его или мало. Вот о чем я думаю сейчас: одно всегда дополняет другое, но каждый смотрит своими глазами.

Менестрель, наконец, улыбнулся:

— Понимаю, что ты хочешь сказать, понимаю по-своему. Новое, которому я научился, пригодится мне, но совсем не обязательно отказываться от прежнего. И вот что важнее — ты дополняешь меня, даришь понимание и участие.

— Это немного, — скромно заметила девушка.

— Но больше, чем целое королевство, — ответил он.

Вот, пожалуй, и весь рассказ. Думаю, они все-таки поженились потом — мне такое кажется правильным, но кто знает, что менестрель и принцесса думают об этом? Может, для них это слишком много, или — мало?

— Ладно-ладно. Я уже поняла, что ты умеешь писать истории без конца, — крылато-хвостатая прогулялось по столу, ухитрившись не уронить ничего из «нужных вещей», и ни словом не упрекнув меня за творческий беспорядок. — А есть ли у тебя сказки без начала?

Я тотчас кивнула.

— Есть. Начать с середины — хороший прием, создающий интригу.А тому, кто рассказывает историю наоборот — финал, развитие сюжета, завязка, надо не запутаться самому и не запутать читателя. Я пока не решалась рассказывать историю не с начала.

— Так много храбрости нужно, чтобы дарить слова? — удивилась Перламутровая.

— И не только слова, — призналась я, — а просто чтобы дарить. Ведь подарок могут и не принять. И хватит ли у тебя понимания и терпения, чтобы не обидеться?