Глава 5. Боль Кипиша.

Мне и тогда, это всё, было не просто видеть, делая вид, что не замечаю. И чувствую, что даже сейчас, по прошествии нескольких лет, мне трудно передать ту боль, которую я видел и замечал в нём.

Я только, только сам зализал свои душевные раны, от краха большой любви. У меня самого только, только начал появился больший интерес к девушкам, чем просто, как к неким существам способным приглушить боль утраты, любимого человека. Я только, только начал видеть в девушках людей, если хотите. Не без помощи славной троицы Ведьмы, Чуды, Леди и ещё ряда интересных девушек. Которых к общей когорте безличных пустышек, отнести не получиться, даже при всём подобном желании. Я только, только в эмоциональном плане стал отряхиваться и смотреть вокруг, только, только, пройдя свою боль, начал улавливать тонкие правила и вибрации танца с жизнью.

По этому, крах большой любви в Кипише, заметил буквально сразу, как он появился в кафе. Мне не нужны были слова, я видел, чувствовал, понимал. Больше чем кто-либо в кафе…

Стоя как обычно у стойки, я обслуживал очередного посетителя. Заказ был простым, кофе с ложечкой коньяка и долькой лимона, к которому была добавлена мною, фирменная маленькая чашечка с домашним малиновым вареньем. На дворе стояла промозглая осень, частый заказ в такую погоду, люди пытаются как-то согреться. Посетитель поблагодарил меня кивком и удалился в глубину зала, к одному из столиков.

Как-то грустно заунывно и в тоже время жалостно звякнул колокольчик на входной двери. Я ещё даже не успел повернуть голову ко входу, а меня буквально с головой накрыло чужой болью и вселенской грустью, которая плавала в бездне отчаяния. Повернув голову, я увидел заходящего в кафе Кипиша. Его осенняя куртка была расстёгнута, с шеи сиротливо и как-то печально свисал почти до колен, длинный шарф. Вязаная шапка была смята и на голове сидела как-то в бок. Капюшон куртки из-за плеча выглядывал неким кривым горбом и делал всю фигуру какой-то ссутуленной. Если бы в тот момент завыли собаки, я бы точно знал, что вижу живого мертвеца. На Кипише лица не было, оно было каким-то осунувшимся, на нём не отображалась ни одна эмоция. Глаза вроде и смотрели на меня, но было полное ощущение того, что он ими ничего не видит.

Кипишь, подошел к барной стойке, присел на стоящий перед ней стул, без эмоционально стянул с головы шапку и скинул куртку, бросив их на стойку. Всё это время, смотря куда-то в столешницу стойки или даже сквозь неё. При этом волны боли, краха надежд и бессмысленности бытия просто таки лились из него.

С большим трудом экранируя самого себя от пронизывающих болью волн, я, стараясь быть спокойным, наблюдал за раздеванием Кипиша. В моей голове вертелось множество вопросов к нему. Мне хотелось узнать, что с ним случилось и произошло? Но я молчал. Не стоит засыпать вопросами того, кому больно, он не услышит и половины из них, стоит просто дать такому человеку самому начать разговор, а там уж помочь боль выразить и выплеснуть из себя. Понимая всё это, я молчал.

— Налей мне водки.

Голос, которым он это сказал, был спокойным и не выражал ни одного грамма веяний каких-либо эмоций.

— Всё настолько хреново?

Я, своим голосом, предельно возможно для себя, попытался скопировать его без эмоциональную интонацию. Наливая при этом ему в стакан водки.

— Даже хуже чем ты думаешь. Расстались мы.

Про то, что у него есть девушка, я знал. Но, ни разу её вместе с ним не видел и даже имени её не знал. Совершенно не удивлюсь, если узнаю, что он специально её ото всех прятал и скрывал. Кип прирождённый партизан, который буквально физически не переносит, когда кто-то знает про него и его дела слишком много. Тем более про дела связанные с личной сферой. И я в этом и многом другом, как понимаю, таки разделяю его точку зрения.

Каждый по своему, переживает утрату отношений с близким человеком. Но, для каждого, это прежде всего боль. Парни вообще зачастую с большим трудом умеют выразить свои эмоции, в отличие от девушек, буквально живущих ими. И от того, сталкиваясь с болью утраты и не умея выпустить эмоции наружу, мы перевариваем этот разрастающийся комок боли внутри самих себя. Порой эта боль именно там внутри нас, дойдя до некого возможного предела, взрывается, разбивая на осколки нашу личность и, по сути, эмоционально нас убивая. Мы из живых, дышащих людей, превращаемся в существ, которые просто существуют в этом мире.

Но, мы не останавливаемся на этом, имея на плечах неугомонную голову, мы ищем способы покончить с постоянно сосущей нашу душу болью, и осознавая себя умершими, но живущими, начинаем и на самом деле самих себя убивать. В целом, всё это справедливо не только относительно парней, но и относительно девушек.

В тот день, Кипишь начал своё планомерное уничтожение. Он пил и его не брала водка, он просил что-нибудь покрепче, пил налитый мною абсент и я видел, что и он его особо не берёт. Он просидел до ночи, потом встал и не заметно вышел, грустно звякнув колокольчиком входной двери и оставив после своего ухода, горьковатое ощущение у меня на душе, так и не сказав ни слова о своей боли. Он только ступил на путь полный боли, принятия своей собственной душевной смерти и жизни тела с выгоревшей душой…