Одиннадцатая заповедь

— Знаешь, почему сказки всегда заканчиваются свадьбой?

— Не-е-ет, — страдальчески протянул незнакомый грешник, случайно выбранный на сегодня в собутыльники, и имевший несчастье остаться последним, не считая самого Антихриста, не заснувшим участником попойки.

Протянул, поднял глаза и увидел разом потемневшее лицо хозяйского сына. Ужас мигом превратил красную рожу грешника сперва в белую, а потом в зеленую, и заставил активно подумать, как бы исправить оплошность. Ничего оригинальнее приглашения продолжить мысль не изобрелось.

— Нет. Почему?

Физиономия Антихриста чуток просветлела, настолько, насколько позволяли стадия опьянения и степень закопченности кожи от долгого пребывания в дымных залах ада. Любил он все-таки, когда людишки, вместо того, чтобы умничать самостоятельно, с уважением относились к его мудрости.

— Потому что после свадьбы сказка заканчивается.

Грешник тяжело вздохнул, явно припомнив что-то из своей земной жизни. Может быть, даже как раз именно то, что и привело его в конечном итоге в ад.

— Это точно, — согласился он.

— Взять хотя бы Пушкина, «Руслана и Людмилу», — продолжил Антихрист, опрокинув в себя очередной полуведерный рог вина. — Там, конечно, все со свадьбы началось, так ведь и сказка страшная.

Грешник дрожащей рукой с некоторым трудом отыскал свой затылок и поскреб его, пытаясь припомнить, что же такого было в пушкинском опусе, чтобы сам Антихрист окрестил его страшной сказкой. Не вспомнил, зато задумался над словосочетанием «Антихрист окрестил». Вроде как данное действие было не по его части.

— Сам посуди, ну на кой ему сдалась эта баба? Поперся за ней в такую даль, будто поближе никого не осталось, и все ради чего? Ради того, чтобы иметь удовольствие видеть, как через пару десятков лет она в ведьму превратится? Жуть, а не сказка.

— Точно, — согласился грешник, глядя мимо Антихриста. — Жуть…

Наследник Сатаны, отследив направление взгляда собутыльника, мигом спал с лица и начал медленно сползать под стол, притворяясь окончательно и бесповоротно упившимся. Хотя и знал, что номер этот не пройдет. Никогда еще не проходил.

— Ах ты Ирод, проклятое отродье, окаянное нечистое семя! — гневно взвыла Жуть, переступая порог комнаты и решительными шагами направляясь к столу. — Опять нажрался, лиходей этакий, чтоб тебя приподняло да шлепнуло!

От этих слов Антихриста действительно приподняло. Хорошо так приподняло, аж об потолок приложило макушкой, и смачно шлепнуло на разоренный стол. Обглоданные кости, огрызки овощей и прочие ошметки пиршества так и брызнули в разные стороны. Грешник свалился со стула и притворился от греха подальше ковриком.

Впрочем, в аду невозможно было оказаться от греха подальше. Грех тут был повсюду, куда ни ткнись. Время тянулось за непрерывным и методичным нарушением всех десяти заповедей. Точнее сказать, девяти. С «не убий» возникали закономерные процессуальные сложности, поскольку местная публика состояла исключительно из бессмертных и уже мертвых.

Но сегодня бедолаге грешнику повезло дважды. Первый раз когда поджаривание на адской сковородке было заменено приглашением выпить за компанию, хотя это везение небезосновательно считалось сомнительным, а второй раз вот сейчас, когда жуть, ворвавшаяся в храм пьянства и чревоугодия, попросту не обратила на него внимания.

— Мерзавец! Негодяй! Скотина гнусная! Болван безрогий! Морда помойная!

Каждый нечетный нелестный эпитет сопровождался звонкой оплеухой, а каждый четный — глухим ударом. Приоткрыв один глаз, грешник увидел, что хозяйского сынулю лупят по чему попало тяжеленной чугунной сковородкой, и почел за благо более не подсматривать.

— Идиот непарнокопытный! Кретин недоделанный! Ублюдок мохнатый!

Раздался треск, быстро сменившийся грохотом и звоном. Ножки стола не выдержали напряжения момента и подломились. Среди обломков и осколков послышалась странная возня.

— Кисонька, рыбонька, заинька, ой…

Грешник, схлопотавший в челюсть каким-то отлетевшим не то при падении стола, не то при очередном замахе сковородкой, блюдом, и потому пребывавший в состоянии легкой прострации, не только открыл, но еще и выпучил глаза. Слишком уж невероятное зрелище перед ним предстало.

Страшный Антихрист, гроза всех в аду, кроме, естественно, собственного папаши, Самого Главного Босса, ползал на коленях посреди груды останков пиршества, цепляясь за подол по-прежнему вооруженной сковородкой Жути. При этом пытаясь одновременно уворачиваться от ее ударов и тоненько умолять о прощении:

— Солнышко, душенька, лапочка… Ну я же самую малость только… Ну золотце мое, ну перестань пожалуйста…

Жуть, к слову, оказалась вполне миловидной дамочкой. Только слишком уж основательно растрепанной и перемазанной сажей с ног до головы. Картину довершало платье, такое грязное, драное и мятое, словно перед тем, как его надеть, мадам мыла им полы лет десять кряду.

— Ты что мне обещал? — орала дамочка, одной рукой пытаясь высвободить подол, а второй не забывая регулярно опускать на антихристову голову сковородку. — Что ты мне обещал, образина лживая?!

— Сладкая, но ведь я…

Дамочка зарычала и так энергично замахнулась сковородкой, что та вырвалась из ее руки и просвистела всего в двух пальцах над головой невольного свидетеля безобразной сцены, заставив того шустро распластаться на полу.

— Я для того, выходит, полтора десятка лет ведьмой в лесу торчала и на костре поджаривалась, чтобы в третий запасной гарем сорок пятой женой угодить?!

— Но малышка! — взвыл Антихрист, награжденный в отсутствие чугунного орудия возмездия добрым десятком пинков. — Ведь не могу же я…

— А я могу, да?! Конечно, я все могу! От рая отказаться, чтобы теперь до конца вечности всякий сброд до хруста поджаривать — это я бы еще стерпела, поди знала, на что соглашаюсь! Но вот когда ты в такой день…

Выпалив эту тираду, дамочка внезапно опустилась на пол и горько зарыдала, размазывая по лицу слезы и адскую копоть. Антихрист сидел рядом, явно пребывая в глубочайшем ступоре.

— Милая…

— Заткнись, — хлюпнула слезами «милая».

Повисла напряженная тишина. Антихрист, тайком потирая пострадавшую макушку, судорожно оглядывался по сторонам в поисках не то орудия самообороны на случай возобновления атак, не то моральной поддержки, не то подсказки на тему того, чем же он ухитрился так ужасно провиниться.

— Я больше не буду…

— Конечно, больше ты не будешь, — прорыдала дамочка, вытирая слезы краешком подола. — Больше ты не будешь забывать про годовщину нашей свадьбы, потому что я с тобой развожусь. Хватит! Иди ты к чертовой… тьфу, к своей матери! К свекрови моей поганой, которая, кстати, меня тоже достала. Вместе с бабушкой твоей, проклятой старой ведьмой!

В очередной раз приподнявшийся с пола грешник наблюдал за творящимся безобразием изумленно разинув рот. А на антихристовой роже, тем временем, отразилось запоздалое понимание ситуации, но момент был упущен. Благоверная уже перестала реветь, бесповоротно сменив горе и отчаяние на отчаянную решимость громко хлопнуть на прощание дверью.

— И колечком своим фальшивым подавись, скотина непотребная!

Сорванное с пальца колечко полетело куда подальше. И траектория его полета завершилась точно в разинутом рту окончательно протрезвевшего от ужаса и удивления грешника. Не ожидая такого подвоха, бедолага сглотнул. А дамочка подорвалась с пола и выскочила из комнаты, оставив в руке так и не опомнившегося Антихриста изрядный кусок своего потрепанного подола.

— А сама-то ты не ведьма что ли? — растерянно пробормотал Антихрист.

Почесал пострадавший затылок, поморщился и, вдруг спохватившись, спросил:

— Кольцо-то где, папа всех побери?

* * *

Даша шла по улице, не переставая сердито бормотать себе под нос:

— Гад, скотина, урод проклятый, да как он только мог, паразит?

И ведь она готовилась! Она торт испекла, сама, первый раз в жизни, кстати. Руку обожгла и чуть не спалила кулинарную книгу, позаимствованную у старшей сестры, пока старалась сделать все в точности по рецепту. И сделала, между прочим, торт получился на загляденье. Белье купила, красивое. А он… эх, да что там говорить!

Антон даже не вспомнил, какой сегодня день. Вместо того, чтобы после работы купить вина, цветов и бежать к жене, он завалился с дружками в бар, где без зазрения совести пропьянствовал почти до полуночи. И домой нарисовался только к часу ночи, на четвереньках. Прекрасная вышла первая годовщина свадьбы, будет, что внукам рассказать.

Только вот не с таким безответственным засранцем Даша намеревалась нянчить внуков. А детей тем более. Она-то надеялась, что после свадьбы все переменится. Напрасно, ох напрасно. Так что сейчас к маме, утром подать на развод и избавиться от всего, что связано с этим негодяем! С этой мыслью девушка схватилась за безымянный палец и с ужасом выпалила в ночную темноту:

— Блин, а кольцо-то где?!

Гнев схлынул, уступив место панике. Даша остановилась посреди какого-то неузнаваемого в темноте двора и принялась вспоминать. Сначала она лупила Антона полотенцем, потом что-то кричала, а потом… потом швырнула кольцо куда-то в сторону кухни и выскочила из дома. Ну и ладно. Можно считать, что первый шаг к уничтожению напоминаний о несложившейся семейной жизни сделан.

Даша перевела дух, огляделась, пытаясь вспомнить, куда идти дальше, и услышала тихие всхлипывания. Совсем рядом, на скамейке возле карусели, плакала женщина. Движимая состраданием, Даша тут же присела рядом и спросила, что случилось.

— С мужем я развелась, — прорыдала женщина.

Плакала она, надо полагать, уже давно, потому что косметика успела безнадежно растечься, изукрасив лицо и ладони черными разводами. А платье незнакомки даже в темноте выглядело грязным и истрепанным.

— Так радоваться надо, — проворчала Даша.

— Как же… куда ж я теперь-то…

— К родителям.

— Умерли…

— А друзья? Друзья-то есть? — продолжила настаивать Даша.

В каком-то журнале она однажды читала, что в таких случаях нужно обязательно помочь человеку обрести надежду. Показать светлую сторону ситуации.

— Да какие в аду друзья, — всхлипнув, отозвалась незнакомка, и, внезапно вскинувшись, добавила: — И ведь люблю я его! Люблю, понимаешь, хоть он и…

Тут она внезапно осеклась и уставилась на Дашу так, словно только что ее заметила.

— Ой…

— Что? — не поняла Даша.

— Ничего, — суетливо заговорила женщина, шмыгая носом. — Это я так. А ты чего тут среди ночи делаешь? Чего не спится?

— Да вот, тоже от мужа ушла.

Незнакомка разом перестала плакать, схватила Дашу за руку и пристально посмотрела ей в глаза.

— Дарья Левина? — резко спросила она.

— Ага… А откуда Вы… Мы разве…

Не дав закончить ни одного вопроса, женщина властно притянула девушку к себе и быстро зашептала ей в самое ухо:

— Не бросай своего Антона, пропадет он без тебя, верно говорю. Будет на тебе большой грех. Верь мне, я знаю. Он ведь хороший, только бестолковый, все у вас еще будет хорошо.

Потрясенная Даша сумела только кивнуть. Мысль о каком-то розыгрыше, конечно, мелькнула, но все сегодняшние события были настолько случайны и непредсказуемы, что вероятность такового сводилась к нулю.

Пока девушка пыталась оправиться от изумления и сообразить, что же еще стоит спросить у столь хорошо информированной незнакомки, из темноты кустов вынырнул мужчина в длинном темном пальто. Вынырнул и сходу бухнулся на колени перед скамейкой.

— Бекки, душенька, — выпалил он. — Ну прости меня! Да чтоб я еще… да никогда!

— Папой поклянись! — решительно потребовала женщина.

— Клянусь, — с готовностью ударил себя кулаком в грудь мужчина.

— Дашка! Дашенька!

Все трое участников сцены на скамейке обернулись на крик. К ним мчался, спотыкаясь и лишь неведомо каким чудом не падая, Антон. Добежав, он рухнул на колени рядом с так и не поднявшимся первым виноватым мужем, и забормотал:

— Дашенька, солнышко, ну прости меня, дурака! Да я больше ни в жизнь…

Даша и Бекки переглянулись и, не сговариваясь, расхохотались.

— Простим? — спросила Бекки, отсмеявшись.

— Простим, — махнула рукой Даша.

Мужчины тоже переглянулись и дружно вздохнули с облегчением.

Даша с Антоном уже отошли метров на десять, когда мужик неожиданно окликнул их и, добившись внимания, поинтересовался:

— Ты, парень, десять заповедей знаешь?

Антон удивился вопросу, но, прежде чем успел оформить свое удивление в нечто достаточно вразумительное для произнесения вслух, брякнул:

— Ага.

— Молодец, — похвалил мужик, помолчал пару секунд и добавил: — Запомни одиннадцатую: никогда не забывай про годовщину свадьбы.

* * *

— Но откуда он узнал? — продолжал настойчиво расспрашивать Дашу Антон, не прекращая, впрочем, обыскивать кухню.

— Да какая разница? — в очередной раз отмахнулась ползающая перед шкафом с фонариком наперевес супруга. — Где же, блин, это кольцо?!

Кольца нигде не было. Только в дверях сидел пес Дич, и довольно облизывался.

— Дашка, — подозрительно протянул муж, глядя на умильную собачью морду. — Ты ведь собаку учила команде «апорт»?

— Да, но ведь не командовала же!

Антон решительно выпрямился, взял со стола банан и молча кинул в сторону Дича. Пес, резко метнувшись в сторону, поймал фрукт на лету. Супруги переглянулись и покатились от хохота.

— Искать будешь ты! — завопили они одновременно.

* * *

— Пей давай, сказано тебе, — рыкнул Антихрист.

На коленях у него вольготно расположилась отмытая, переодетая и подобревшая Бекки. Грешник с тоской оглядел счастливую парочку и, зажмурившись, выхлебал третий стакан касторки, в очередной раз подумав, что ад он и есть ад. А пьянки, они никогда и нигде ничем хорошим не заканчиваются.