Двадцать восемь серебреников

— Сколько он запросил? — недоверчиво прищурился казначей, очень старый и совсем уже седой черт с одним обломанным рогом.

— Десять тысяч долларов, — бодро отрапортовал Тамар, молодой черт-проситель.

— Плевал я на твои доллары! — рявкнул казначей, моментально закипая. — Я тебе что, курсы всех валют, выдуманных со дня сотворения мира, помнить обязан?! В серебрениках давай!

Проситель робко переступил с копыта на копыто, уставившись на пылающую огненными цифрами доску, висящую рядом с окошком кассы. Доска услужливо продемонстрировала текущий курс доллара. Почесав в затылке и старательно пошевелив губами, молодой черт все же разродился ответом прежде, чем очередь успела уж слишком громко вознегодовать по поводу задержки.

— Тридцать шесть.

— Не жирно ли? — снова прищурился казначей. — Того, ихнего, ну, босса чистых, всего за тридцать продали.

— Инфляция… — печально вздохнул Тамар.

— Жадность, — в свою очередь вздохнул казначей, ловко отсчитывая монеты.

— Так то ж наше, грех.

— Наше… только и радости, что наше! Никакого бюджета не напасешься на такие грехи!

Однако, запрос молодого черта был утвержден Высшей Канцелярией, о чем красноречиво свидетельствовала огненная печать в правом нижнем углу бланка. Так что старику ничего не оставалось, кроме как выдать молодому запрошенные средства, хоть и ворча при этом немилосердно.

Тамар зажал бордовый бархатный мешочек с монетами в кулаке, и, чуть цокая копытами по отшлифованному совсем недавно каменному полу казначейства, направился к выходу. Внутри у него все пело и ликовало.

Первая в карьере сделка удалась на славу. Клиент запросил за душу совсем недорого, пожелал всего-то новую машину, крутую свадьбу и, само собой, красивую девушку в жены. С машиной и организацией свадьбы все уже разрешилось как нельзя лучше. Финансирование начальство утвердило без особых возражений по смете, даже с запасом на всякий непредвиденный случай. А вот с желаемой клиентом девушкой вопрос пока что оставался открытым.

Нет, Дарон, коллега, опекавший девушку, ничуть не возражал. Наоборот, давая разрешение, он ухмылялся до того паскудно, что сомнений в его расчете тоже что-то с этой ситуации поиметь быть попросту не могло. Дело стало, собственно, за представителем конкурирующей концессии. В смысле, за ангелом.

Этого самого ангела с невообразимо нудным именем Амфилохиил, в ведении которого находилась потенциальная невеста, Тамар лично никогда не встречал, но разнообразные слухи о его честности и неподкупности уже успели достичь ушей начинающего сборщика душ. Так что тут предвиделись проблемы, о которых, вдобавок ко всему, не было еще осведомлено начальство.

В сущности, Тамар именно потому и промолчал в начальственном кабинете об этой загвоздке, что боялся получить отказ в финансировании дела за его заведомой безнадежностью. Молодость и амбиции не позволяли сдаваться так скоро и легко. Честность и неподкупность чистого сами по себе еще не являлись гарантией провала. Хуже было, когда попадались принципиальные ангелы.

Ведь у каждого ангела и черта не по одному клиенту на учете. И мудрейшие обеих сторон давно поняли, что, гоняясь за каждым, можно разве что сбить копыта до задницы, да истрепать крылья, уж у кого что в наличии. А вот о благодарностях, премиях и благосклонности довольного показателями начальства нечего и мечтать.

Так что по большей части все договаривались, руководствуясь лишь немногим менее древним, чем сам этот мир, принципом: ты мне, я тебе. Попросту говоря, уступали менее перспективных клиентов в обмен на самоустранение оппонента из жизни более перспективных.

Впрочем, из всякого правила, даже из зарекомендовавшего себя с самой лучшей стороны, бывали исключения. И встреча с одним из них вполне вероятно ожидала Тамара в самом ближайшем будущем.

Топая в сторону райских кущ, Тамар успел придумать и отмести пару десятков всевозможных веских и не очень аргументов, которые могли бы помочь добиться от ангела согласия. К его великой досаде, в Адских Списках девица проходила по категории «почти безнадежных». Стало быть, в Райских значилась перспективной, и не знать этого Амфилохиил не мог. Дела складывались не лучшим образом.

Подойдя к Вратам, Тамар разбудил звонком скучающего привратника, и потребовал вызвать ангела для беседы. В Райские Кущи нечистые не допускались, для подобного рода встреч использовался располагавшийся неподалеку от Врат небольшой парк со скамеечками.

Недовольный жизнью ангел-привратник, явно новичок на своем посту, долго рылся в толстенном справочнике, отыскивая внутренний номер Амфилохиила. Наконец, отыскал, выловил из шкафа белого голубка, шепнул ему что-то, отпустил птицу, и снова устроился дремать.

Амфилохиил явился почти через четверть часа, тоже весьма недовольный. При виде Тамара сердитое выражение его лица сменилось таким кислым, словно черт был пудом лимонов, съеденным в один прием, причем без всяких закусок и запивок. Тамар старательно отплатил ангелу той же монетой. В полном молчании они прошествовали в парк и расположились на одной из скамеек.

— С чем пожаловали? — демонстративно равнодушно осведомился ангел.

— Желаю свадьбу организовать, — небрежно бросил Тамар. — Моего клиента с вашей клиенткой.

— Ладно, что хоть не с моим клиентом, — криво улыбнулся Амфилохиил. — Дай-ка взглянуть на товарища этого.

Взяв у Тамара досье, пернатый, забавно наморщив брови, погрузился в чтение. Прочитанное его явно не порадовало.

— Душу продает? — сухо спросил он, переходя к последней странице.

Тамар обреченно кивнул. С самого начала он не хотел говорить о причинах, заставляющих его заниматься организацией этой свадьбы. Но Амфилохиил был явно опытным пастырем душ, потому догадался обо всем самостоятельно.

— Хорошо, — сухо сказал он, захлопывая папку. — Предположим, я дам разрешение. Пропадет девчонка, это уж к Архангелу не ходи. Одним перспективным клиентом меньше. А с меня начальство тоже показатели требует.

Вот такой разговор уже можно было назвать деловым. Не смея больше тянуть, испытывая удачу, Тамар вытащил из рукава свой последний и единственный козырь.

— Могу предложить взамен другого клиента. Нашего общего.

В руки ангела перекочевала вторая заботливо подготовленная папочка. Клиент этот был для Рая, прямо скажем, не самый замечательный. Супруга его три года назад утонула на южном курорте, где отдыхала с любовником. Такого двойного удара нервы Павла Свиридова не выдержали.

Он был хорошим врачом, хирургом, что называется, божьей милостью, только вот с самого момента трагедии о Боге ничего и слышать не желал, пил по-черному, не всегда трезвея даже на дежурствах. И развязка близилась день ото дня. Либо начальству надоест терпеть вечно нетрезвого сотрудника, либо сам Павел с пьяных глаз совершит чего-нибудь непоправимое. А дальше — водка и смерть.

— Безнадежно, — буркнул в ответ Амфилохиил. — Если даже прекратить ему напоминать о случившемся, все равно уже поздно. Парень сам себя доконает.

— Да ему просто надо девицу хорошую приискать, — продолжил гнуть свою линию Тамар. — Тогда он враз забудет и бутылку, и зазнобу свою гулящую. А ведь у вас спасенные заблудшие души по двойной ставке идут, так что я взамен одной души этой девицы Вам, почитай что, две предлагаю. Выходит, и нам две, и вам две. Честная сделка.

Правая бровь ангела ракетой воспарила вверх, а по губам растеклась довольная улыбочка.

— Впрочем, оно и правда, — удовлетворенно протянул он. — Двойную ставку никто еще не отменял, девицу я найду… Только вот что. Финансирование мне не помешает. У нас ведь, сами знаете, все на бескорыстной основе, а накладные расходы обязательно возникнут, никуда от них не денешься.

Тамар тяжело вздохнул. Из полученных им у казначея тридцати шести серебреников пять предназначались непосредственному начальству, за помощь в выбивании финансирования. А за дело можно было быть спокойным, имея хотя бы двадцать восемь. Так что разницу в три проклятых монеты лукавый уже мысленно тратил на собственные свои надобности.

— Сколько? — уныло вопросил он, с сожалением расставаясь со сладкой мечтой о новом телевизоре и игровой приставке.

— Пять монет, — закинул удочку ангел.

— Две, — сердито отрезал Тамар.

Амфилохиил, судя по хитрому прищуру, уже сообразил, что пяти монет у чертенка просто нет, но сдаваться пока не спешил:

— Четыре, или договора не будет. Лучше нормальная девица в руках, чем парень в состоянии алкогольного опьянения, который еще не факт, что протрезвеет.

— Три, — в отчаянии выдохнул Тамар. Полного срыва сделки он допустить не мог никак.

— Согласен, — ухмыльнулся ангел. — Давай монеты, и девчонка твоя.

* * *

Приземлив тяжелую сумку с продуктами на диван, Ирина приземлилась с нею рядом, уткнулась лицом в ладони и тихо, почти без слез, заплакала от бессильного отчаяния.

Какой черт ее дернул купиться на красивые ухаживания? Ведь это же ничтожество, полное, совершеннейшее ничтожество, жалкий придурок, только и способный залить глаза и кутить со своими такими же никчемными дружками!

Тысячу раз права была бабушка, пугавшая ее будущими несчастьями. Вот они, уже не будущие, сегодняшние! В квартире запах перегара колышется, такой густой, что не то, что топор, лесопилку, кажется, выдержит. Из маленькой комнаты храп на два голоса. Нет, даже на четыре. Значит, будут продолжать пьянствовать. И неудивительно, еще ведь только суббота, полтора выходных впереди.

Господи, когда же это закончится?! И почему она не послушала бабушку, что за шоры были у нее на глазах? Зачем согласилась с матерью, долбившей про видность жениха, его квартиру, машину и работу? Ведь матушка сама всю жизнь терпела мужа-пьяницу, лишь бы одной не остаться, и дочке такой же хомут на шею навесила.

Бежать бы от него, да только куда? Назад в свою коммуналку не вернешься, там давно уже на ее месте муженек младшей сестры прописался и поселился. Найти угол у чужих людей тоже простой учительнице трудновато, где сыщешь такой, чтобы работать спокойно? Здесь хоть на кухне можно посидеть, закрыв дверь.

Да и как сбежишь? Ведь шпана оголтелая, обещал уже шею свернуть, не раз обещал. И свернет. Посадят его, конечно, да только ей это ничем уже не поможет. Такая вот со всех сторон засада, что впору разве что руки на себя наложить. Пока что Ирина такого исхода страшилась сильно, но с каждым месяцем страху становилось меньше и меньше.

— Ирка-а-а… — послышался из комнаты не вполне трезвый голос мужа, — Ты дома?

— Дома, — быстро ответила женщина, вытирая слезы.

— Водочки нам сообрази из холодильника. Быстро!

Ирина вздохнула и, подхватив сумку, поплелась на кухню. Быстро ополоснула пяток стоявших на столе стопок, поставила их на поднос, и открыла холодильник. Водки не было. Ни на полках, ни в морозильнике, ни даже в ящиках для овощей.

Женщина похолодела от ужаса, представив, что сейчас начнется. Муженек, злой с похмелья, непременно вообразит, что это она куда-то задевала водку, чтобы помучить его. И что делать? Бежать в магазин? Или по соседям? Надо говорить, как есть, а то еще вообразит невесть что…

— Ирка, ну где ты застряла, корова тормозная?! — послышался уже явно сердитый голос.

Ирина закрыла глаза, глубоко вдохнула ворвавшийся через машинально открытую ею по пути форточку свежий воздух, и ответила:

— Нет водки. Всю вчера выпили.

— Как нет?! — гневно взревел муж.

В комнате что-то упало. Судя по всему, благоверный по такому вопиющему поводу, как пропажа водки, решил даже самолично подняться с кровати. Через минуту его изрядно помятая личность дотащилась до кухни и, крепко уцепившись за подоконник, заглянула в холодильник. Водки не было.

Ирина, тем временем, торопливо обыскивала шкафы и пакеты, лихорадочно пытаясь сообразить, куда еще ее пьяный как стелька супруг мог с вечера припрятать заначку. Но бутылки нигде не обнаруживалось. Судя по всему, ее действительно распили еще вчера.

— Ты, стерва, — прорычал супруг, отравляя освежившийся было воздух кухни новыми волнами перегарно-луковой вони, — говори, куда дела водку?

— Нужна мне твоя водка, — обреченно огрызнулась Ирина. — Сами вылакали все, и забыли, ироды пьяные.

— Брешешь, тварь!

Сильная мужская рука ухватила женщину за предплечье, заставив вскрикнуть от неожиданности и боли. Крик этот немного отрезвил супруга, но извиниться не заставил. Невнятно выругавшись, благоверный выпустил жену, и медленно побрел в сторону входной двери.

— Ты куда это собрался? — перепугалась Ирина, раздумывая, броситься ли следом, или все же не рисковать.

— За водкой.

Из недр коридора звякнули ключи. Перепуганная женщина сразу сообразила, что это не ключи от квартиры, те гремели куда внушительней. Муженек, похоже, решил за добавкой не пойти, а поехать.

— Спятил ты совсем! — взвизгнула Ирина. — Куда тебе сейчас за руль, ты ж на ногах не стоишь!

— Вот я пешком и не пойду, — огрызнулся в ответ муж.

Хлопнула дверь, и Ирина осталась наедине с храпящими дружками супруга и собственными невеселыми мыслями.

* * *

В больничном коридоре было темновато, остро пахло лекарствами. Ирина равнодушно разглядывала свежевыкрашенную в отвратительный персиковый цвет стену, не слушая истерических выкриков свекрови.

— Это все ты виновата! — разорялась обрюзгшая тетка с внешностью и замашками типичной базарной торговки. — Вцепилась в Костика моего чисто пиявка, и ведь доконала, тварь!

Круглое, лоснящееся как первый блин, лицо женщины, местами перемазанное растекшейся дешевой косметикой, пылало непримиримым гневом. А Ирина просто стояла молча и удивлялась, как мало ее волнует все происходящее вокруг.

Из-за угла появился хирург, мужчина лет тридцати пяти, с усталым, помятым лицом. Свекровь рысью метнулась ему на встречу и цепко ухватила за рукав халата.

— Доктор, как он?

Меда и отчаяния в голосе было пополам. Ирина уже знала, в сумке Раиса Петровна принесла пухлый конверт, специально для врачей.

— Операция закончилась, но шансов немного. Очень серьезная травма головы.

— Дождалась, дрянь этакая?! — взвизгнула свекровь, мигом выпуская врача и переключаясь обратно на Ирину. — Небось, на квартиру рассчитываешь, шалава подзаборная? Как бы не так, сейчас же иди, собери свои шмотки и выметайся, чтоб я тебя там больше и близко не видела!

— Не кричите тут, — устало попросил врач. — Вы все-таки в больнице.

Раиса Петровна на мгновение стушевалась, но на иной тон перешла так проворно, словно программу в телевизоре переключили.

— Доктор, уж сделайте все возможное, в долгу не останемся…

Ирина развернулась, и пошла к лестнице. В последний момент ей показалось, что при виде ее лебезящей свекрови по лицу врача промелькнуло выражение гадливости. Но лишь на мгновение, тут же сменившись прежним равнодушием ко всему на свете.

Делать ей тут было больше нечего. Мужа видеть она не хотела, может быть даже и потому, что все-таки чувствовала себя виноватой. Наверное, ей следовало приложить больше усилий, хоть как-то попытаться остановить его, не позволить выезжать прямиком под тот «Камаз».

Но сделанного не вернуть. Выйдя на крыльцо, женщина без сил опустилась на скамейку. На то, что приказ выметаться из квартиры был просто гневной вспышкой, рассчитывать не стоило, свекровь была совершенно серьезна. Значит, надо решать, куда теперь пойти.

На глаза навернулись слезы по двум потерянным годам, по всему, что случилось за это время, и по нынешней безысходности. Дрожащими пальцами выудив из недр сумочки пачку сигарет и зажигалку, Ирка закурила и тут же закашлялась. Курить она бросила три года назад, сразу, как пришла работать в школу. К тому же прихваченные из дома сигареты Кости оказались слишком крепкими.

— Вредно курить, девушка.

Вздрогнув от неожиданности, Ирина выронила зажигалку и обернулась. В паре метров за ее спиной стоял тот самый врач, держа в руке тлеющую сигарету.

— Чего же сами курите?

— Жизнь такая.

— Вот и у меня жизнь такая, — проворчала Ирина.

— Да уж, — согласился мужчина. — С мужем поссорились, свекрови не угодили…

— Мы не ссорились, — механически ответила Ирина. — Он похмелиться захотел.

Врач понимающе кивнул, гася окурок в урне-пепельнице, и неожиданно спросил:

— Перекусить не хотите? Тут неплохое кафе есть неподалеку.

Ирина кивнула, поднимаясь со скамейки. Она только сейчас вспомнила, что во рту у нее с самого утра не было ни крошки, и вот теперь желудок, несмотря на все неурядицы, требовал свою порцию внимания. И не только внимания.

— Кстати, я Павел, — представился врач.

— Ирина, — чуть улыбнулась в ответ женщина, и тут же спохватилась:

— Ой, нет. Знаете, у меня денег нет совсем.

— Ничего, — ободряюще улыбнулся мужчина. — У меня есть. Приятель, знаете ли, долг отдал вчера. Такой старый долг, что я о нем уже и забыл совсем. Подарок моего доброго ангела, не иначе.

* * *

Дарон, проходя мимо Тамара, не только не поздоровался, но и демонстративно отвернулся вдобавок. Тамар только плечами пожал. Как ни крутись, товарищество и взаимопомощь у нечистых были не в чести, если, конечно, не сулили прямой выгоды обоим. А на жизнь жаловаться начинающему пастырю душ не приходилось.

Он вот только что сдал дело своего первого клиента, и удостоился начальственной похвалы. Ангел его, конечно, одурачил, но кому это в сложившихся обстоятельствах интересно? Одна душа за двадцать восемь серебреников — не худшее достижение. Не Христос, в конце концов.