Была не была

Ангел был маленьким, метра полтора от пола, толстеньким и бело-розовым. Чёрт оказался немного длиннее, тощим и тёмно-коричневым, с толстым журналом в руках и авторучкой в зубах. Ангелочек нежно прижимал к груди огромную, как Талмуд и еще более, вероятно, древнюю, чем оный, записную книжку. Шикарное гусиное перо пристроилось за ухом, почти сливаясь с копной светлых кудряшек.

— Записи сверить надо? — пропел чёрт, сладко глядя на гостя из Рая.

Крылатый посетитель кивнул, лизнул палец и начал рыться в книге в поисках нужной страницы.

— Что, клиентов много? — посочувствовал бес.

— Ага, — печально согласился было ангел, но, завидев ехидную ухмылочку своего визави, тут же с упрямой деловитостью вновь уткнулся в записи.

— Много больно лодырей у вас, — наставительно заметил лукавый. — Не хотите работать. Нас вон меньше на три сотни, зато все при деле. У меня всего двести душ на учёте.

— А у меня триста сорок. И сплошь уголовники… Прямо горе с ними — нечего на белую половину записывать.

— Так уж и нечего. Мало, мало люди стали грешить…

— Молчи, паскудник, Содом на твою голову. Дождётесь вы Страшного Суда!

— Конца света, — съехидничал чёрт, особо подчеркнув последнее слово. — Ищи бегом, у меня тоже не он один на контроле.

— Нашёл.

Чёрт вытащил из кармана бумагу с надписью «Протокол», поймал пробегавшего мимо чертёнка, сунул ему ручку и велел:

— Будешь записывать.

— Так, ну детство мы пропустим, ничего интересного… — начал было ангел.

— Как ничего? А кошка? Он же кинул камнем в кошку. Сквернословил и врал учителям.

— Господь простит!

— Господь всё простит, — пробурчал себе под нос чёрт. — Только в Рай не возьмёт. Чего ты его выгораживаешь, один чёрт нам его брать.

— А вот это мы подсчитаем...

— Да тут и считать нечего. И так ясно — пьянство, богохульство — мало вам?

Ангел притих и принялся усиленно листать книгу, периодически слюнявя палец.

— И ещё прелюбодеяние, — грустно добавил он через минуту.

— Когда? — сразу заинтересовался чёрт.

— 17 августа сего года.

Чёрт быстро пролистал свои записи и возмутился:

— Клевета на моего клиента! 17 августа ничего подобного не зафиксировано. Даже грешных мыслей после такого количества водки, пардон, спирта разведённого, быть никаких не могло!

— Это Вы выгораживаете клиента! Перестаньте изображать адвоката, плесень адская, чёрт вас возьми! — вскипел ангел, от возмущения позабыв про панибратское «ты», на которое оба перешли уже давненько.

— Не дождётесь! А за оскорбление должностного лица ответите отдельно. У меня 17 числа зафиксировано только пьянство и сквернословие.

— Ну как же? А в четверть первого? Или, может, Вы к тому времени сами нализались и дрыхли где-то под кроватью?

— Нет, видали нахала?! — вознегодовал чёрт. — Я на службе не употребляю, чего и Вам желаю. У меня сплошь благодарности в личном деле, выговора-то ни одного! И до того, чтобы даты путать, я лично ещё не допился. 00.15 — это уже 18 число. 18 числом у меня оно и зафиксировано. Всё как положено, по полной форме — с кем, когда и сколько.

— Правда? — неожиданно обрадовался ангел, вновь меняя тон беседы на доброжелательный. — А сведений не подкинешь? Я, знаешь ли, что-то застеснялся тогда, ну, в общем, ты понимаешь…

— О чем речь, коллега? Завсегда пожалуйста, обращайтесь. За грехами — это аккурат к нам.

Склонившись вдвоем над раскрытым журналом, чёрт и ангел, не стесняясь ничьего присутствия, принялись обсуждать подробности прегрешения. Чертёнок с протоколом навострил уши, пользуясь невнимательностью старшего коллеги, позабывшего прогнать молодую поросль.

— Нет, ну где ты ещё такое видел, а? Небось, ни у кого из твоих уголовников на такое фантазии не хватит.

— Не хватит, — печально согласился ангел. — На ТАКОЕ точно не хватит. Примитивные они все. Жаль будет этого в архив сдавать.

— А что, скоро? — живо заинтересовался нечистый.

— Да ходят слухи, — уклончиво отозвался райский гость, обмахиваясь крылом как опахалом. — Наши, которые повыше меня званием, болтают, что, дескать, если не помрет вскорости, то всенепременно погубит девчонку одну. А у девчонки этой есть ужасно святой жизни бабуля, которая всякий день за внучку молится. В общем, сам понимаешь.

— Понимаю, — довольно кивнул бес. — Как душу заполучу, заглядывай. Проставлюсь как полагается.

— Как в прошлый раз? — подозрительно прищурился крылатый.

— Еще лучше.

Ангел расплылся в довольной улыбке, подмигнул нечистому и сделал ручкой:

— В таком случае до встречи, коллега.

* * *

Где-то на кухне что-то упало и со звоном разбилось. Звук этот вырвал Алекса из сна, но дальше дело не пошло. Возникшее было желание встать и сходить поинтересоваться, что произошло, натолкнулось на приступ сильнейшей головной боли и тошноты.

Вновь откинувшись на подушку, и через полминуты наконец облегченно переведя дыхание, Алекс принялся вспоминать прерванный сон. И чем больше он вспоминал, тем больше ему делалось не по себе.

И та проклятая кошка, и пьянка 17 августа, и веселуха с девицей чуть позже, в серегином гараже, были реальными фактами его собственной биографии. Гордиться Алекс ими, конечно, особо не гордился, но и большими грехами как-то не считал. Так, невинными выходками.

С кухни снова послышались грохот и звон стекла. Похоже, пора было все же встать и сходить проверить, что там происходило. Алекс скатился с дивана, оказавшись на полу на четвереньках, с помощью диванной спинки утвердился в вертикальном положении, правда, на полусогнутых, и побрел в сторону источника подозрительных звуков.

Ничего удивительного его взору по прибытии не открылось. Двое приятелей, уснувших, надо полагать, прямо сидя за столом, теперь сверзились на пол, разроняв табуретки, а еще раскатив и частично перебив при этом часть пустых бутылок. Алекс обессилено прислонился к косяку, немного постоял, слушая мерный храп спящих, и побрел в ванную.

Начало дня вышло довольно банальное. Работа над новыми песнями плавно перешла в отмечание очередного «важного» события, продолжавшееся практически до утра, и вот теперь часовая стрелка уже чуть склонилась за полуденную отметку, а на Алекса из зеркала смотрела небритая, изрядно помятая и, вдобавок, озадаченная физиономия.

Ему, обладателю довольно-таки живого воображения, и раньше, бывало, снились всякие занятные штуки, но без таких вот размышлений о вечном, и невеселых перспективах собственной души. О душе Алекс пока предпочитал вовсе не думать, были у него и более насущные заботы.

Алексу Скаю, в миру — Алексею Туманову, два месяца назад стукнуло тридцать два. К этим годам он осуществил свою юношескую мечту, сделался довольно известным музыкантом. Не знаменитым, но вполне востребованным на клубном уровне, причем не только на родине. Бывали, и не так уж редко, предложения о выступлениях за границей.

Денег хватало, вдохновения тоже, рядом были друзья и просто хорошие люди, веселье било ключом. Девушки сменяли друг друга, не успевая даже запомниться, не то, что надоесть. И, что главное, не было среди них такой, которую можно было бы погубить. Во всяком случае, так думалось самому Алексу.

Жизнь вообще не баловала его достойными представительницами прекрасного пола. Может быть, вполне заслуженно, потому как едва ли нормальная женщина смогла бы вытерпеть его образ жизни, изменять которому он пока что не планировал. К тому же, и терпеть-то еще никто не пытался. Встречались девицы с ним со вполне определенной целью, которую его старый друг, ударник Пит, формулировал с циничной точностью всего одним словом: «отметиться».

Была, правда, одна, совсем другая. Но очень давно. Звали ее Таня. Танюшка. Девочка из соседнего дома, младше Алекса лет на пять. Еще в «школьные годы чудесные», когда вечерами они бренчали на гитарах во дворе за гаражами, только начиная дополнять нетленки Цоя собственным творчеством, она приходила, садилась чуть поодаль, и внимательно слушала. Но никогда не подходила и не пыталась заговорить.

Собственно, они и знакомы-то толком не были. Алекс просто знал, что звали девчонку Таней, мать ее была детским стоматологом, а отец слинял в закат столь давно, что в этих краях его никто никогда не видел.

Однажды, возвращаясь из школы привычной короткой дорогой через гаражи, десятиклассник Алекс заприметил нескольких местных хулиганов, сгрудившихся у старого тополя. Сам не зная толком, зачем ему это понадобилось, парень пошел туда, и, подойдя ближе, увидел прижавшуюся спиной к дереву перепуганную девчонку.

Главный заводила, сейчас, кажется, уже окончательно сгинувший в местах не столь отдаленных, протягивал к малышке раскрытую ладонь, словно чего-то требуя. Алекс окликнул его, выслушал предложение валить своей дорогой, но следовать совету не стал.

Приемы каратэ, которым он занимался по настоянию отца, пригодились. Да и хулиганы особой храбростью не отличались, предпочитая иметь дело с девчонками из младших классов, так что очень скоро они с перепуганной Танюшкой остались вдвоем.

Новенькие золотые сережки, подарок на день рождения, стали предметом интереса вечно озабоченных поиском денег паршивцев. Ничего удивительного. Девчонка, запинаясь, рассказала об этом, ничуть не удивив Алекса, пробормотала несколько неразборчивых слов благодарности, и со всех ног убежала домой. Вот и вся история знакомства. Больше они, кажется, ни разу и не поговорили.

Припомнив то давнее, и, вроде бы, вполне себе доброе дело, учесть которое ангел и бес из сна не потрудились, Алекс старательно умылся, и принялся за бритье. Больше вспоминать было особо нечего. Закончив школу, он поступил по воле родителей в престижный институт, но бросил его, не закончив третьего курса, и подался в артисты. Был раздолбаем, им и остался. А Танюшка закончила вроде бы юридический, и сейчас работала в какой-то крупной фирме. Приличная, серьезная девушка, у которой не может быть ничего общего с типом вроде Алекса Ская.

Закончив бриться, Алекс снова посмотрелся в зеркало. Теперь он стал выглядеть вполне прилично, да и самочувствие приближалось к норме. Напившись холодной воды из-под крана и старательно вычистив зубы, Скай выбрался из ванной, оделся, сунул в карман тысячную купюру из своего «продуктового фонда» и отправился в ближайший супермаркет за завтраком.

Август радовал погодой, но на душе упорно скреблись кошки. Воспоминания о сне не желали оставлять в покое. Неужели и правда скоро конец? И что же это, черт побери, за девушка, которую он может погубить? Ведь при всем своем раздолбайстве с женщинами Алекс всегда старался обходиться не только галантно, но и честно. И, вроде бы, ничего плохого ни одной из них не сделал, и едва ли смог бы.

Перебирая эти мысли, он совершенно механическим движением отправил в корзинку упаковку яиц, и вдруг услышал из-за правого плеча тихий женский голос:

— Не берите эти, я вчера купила, оказались испорченные.

Вздрогнув, Алекс обернулся, едва не буквально нос к носу столкнувшись с Танюшкой. То есть, теперь, наверное, с Татьяной… черт знает, как там ее по батюшке.

Она не была уже больше смешной курносой девчонкой. Теперь перед ним стояла ухоженная, изящная молодая женщина, скромно, но хорошо одетая, и чуть подкрашенная, ровно так, чтобы не нарушать естественного обаяния. И только в зеленых глазах, когда их взгляды встретились, глубоко, на самом-самом дне плеснулся вдруг знакомый ужас встречи с неизбежным.

— Спасибо, — смутившись, пробормотал Алекс, отводя глаза, и ставя белую коробочку обратно на полку.

Стараясь не смотреть друг на друга, они дошли до конца ряда. Алекс вежливо пропустил девушку вперед, всё равно намереваясь остановиться, чтобы вместо яиц выбрать макароны. Но Танюшка тоже остановилась. Они одновременно взялись за одну и ту же пачку спагетти.

Он даже не коснулся ее пальцев, но электрический ток или что-то еще в этом роде, сработал не хуже, чем это обычно описывается в лучших образцах бульварного жанра. Была не была, нужно было что-то переделать в своей жизни. Хотя бы напоследок попробовать изменить обычному сценарию с актрисой совершенно другого плана.

И, в конце концов, если крылатый с хвостатым говорили именно о Танюшке, ему все равно не позволят причинить ей вреда. Хоть тот же кирпич да упадет на голову. Мало ли у небесной канцелярии в запасе вариантов, одна только премия Дарвина чего стоит. Тихие воды омута сомкнулись высоко над головой.

— Таня, — негромко сказал Алекс, все еще не выпуская из рук пачку. — Может быть, поужинаешь со мной сегодня?

Девушка вновь вскинула на него глаза. Страх в них стал ближе и отчетливей, но через мгновение лопнул, как мыльный пузырь. Словно в голове у нее мелькнула та же мысль: «была не была».

— В пиццерии, которая в твоем доме, в шесть. Не опаздывай, — с улыбкой ответила она, и упорхнула, оставив пачку макарон в руке мужчины.

Вернувшись домой, Алекс растолкал и повыгонял приятелей, и принялся за уборку, ожидая чего угодно. Взрыв пылесоса, удар током от стиральной машины, вспыхнувшая синим пламенем плита — ничего его бы не удивило. Но техника вела себя покорно, и делала лишь то, для чего была предназначена. К пяти часам холостяцкая берлога приняла вполне приличный вид.

Даже если сон был всего лишь игрой воображения, оно того стоило.

Чтобы занять оставшееся время, и не удариться в панику, Алекс еще раз принял душ, тщательнейшим образом привел себя в порядок с ног до головы, и стремглав вылетел из дому, обнаружив, что до назначенного Танюшкой часа осталось всего минут десять.

* * *

Воскресное утро залило кухню солнечным светом. Прошлепав по полу босыми ногами, в одной мужской футболке на голое тело, Танюшка подошла к окну, распахнула створку и сладко потянулась в потоке свежего, еще прохладного воздуха. Потом достала большую кастрюлю, налила воды, поставила ее греться, а сама плюхнулась на табуретку и взяла со стола трубку радиотелефона.

— Здравствуй, Кать, — весело сообщила она в ответ на сонное «алло». — Разбудила? Ну, извини. Я тебя спросить хотела, помнишь, ты говорила, что пятого сентября не отказалась бы на ту вечеринку пойти, в клуб? Хочешь с Маринкой вместо меня сходить? Перестань, денег мне за билет не надо. Дарю. Нет, поговорить не передумала. Просто уже поговорила. Да, хорошо поговорила…

* * *

Ангел сунул за пояс пару бутылок хорошего бурбона, воровато оглянулся, убедившись, что никто его не видел, и старательно запахнул широкие полы своего одеяния. Для вящей конспирации сунул за ухо перо, под мышкой зажал книгу, сцепив пальцы на животе, заодно придерживая таким манером и бутылки, и чинно отплыл в сторону выхода из Райских Кущ. Как ни крутись, а очередь проставляться была его.

И очень, между прочим, зря эти, которые старшие по званию, считают сны бесполезной штукой. Надо только форму подбирать подоходчивей.