Новая жизнь

Серебряными могут быть ложки, монеты, подсвечники, но драгоценности — только золотыми.

Напольная ваза для цветов — эбеново-чёрная, покрытая тончайшим росчерком свинцово-серого рисунка — наполнилась до половины. Часики, кольца, браслеты и другие украшения спрятались в уютной тишине и притаились в ожидании. Рано или поздно стихия, разразившаяся в доме, должна наиграться и стихнуть, вылившись в неизбежные в такой ситуации слёзы.

Однако случилось непредвиденное. Несчастные украшения прокатились на лифте, подышали свежим воздухом и… оказались на помойке. Мокро, холодно, противно, а самое главное — стыдно.

Так все они, предназначенные подчёркивать красоту, начали новую жизнь. Все, кроме дешёвого серебряного кулона, пошлейшей формы — сердечка, что прятался на дне шкатулки. Того самого, что хозяйка доставала очень и очень нечасто. Всегда пьяная, зарёванная, без макияжа. Никогда не надевала, только ласково шептала непонятное, глядя в темноту за окном.

Ведовство, если, конечно, это было оно, заканчивалось. Наступал день, а с ним и время настоящих ценностей. Разных: для работы, праздников, вечеринок, прогулок, но все их объединяло одно — золото.

Какие бы бури не гремели в квартирке, что служила им домом, они заканчивались. Наступала долгожданная тишина, и украшения извлекались на свет божий, чтобы подчеркнуть изящество хрупких пальцев, совершенство напоенной солнцем кожи, безукоризненность груди. А единственный серебряный отщепенец, влачил жалкое существование.

Серебро победило только потому, что у него появился союзник: лохматый, пропахший дымом, с голосом полным нежности и печали.

— Ты…? — на удивление спокойно встретила его хозяйка, но если прислушаться, можно было уловить в её голосе намёк на звук, похожий на тот, что издают металлы, если в сильный мороз плеснуть на них кипятком. Еле уловимый хруст, за которым следует взрыв.

Воистину сокрушительный скандал сотряс дом несколько недель спустя, когда появился тот, кому драгоценности были обязаны своим житьём в этом доме. Не в том — с некрасивой, рано увядшей женщиной, а с цветком, красота которого у многих вызывала зависть и восхищение.

Крики, вопли, звон бьющейся посуды, удар… и тишина. Тишина — страшней любой истерики.

И вот она новая жизнь! Особенно невзрачная после того, как бомж, на которого они так надеялись, не потрудился даже заглянуть в вазу — устроил на неё свой зад и…