Начало

Этот день не был похож на остальные дни и маленький Октай чувствовал это, насколько вообще четырехлетние дети способны чувствовать и понимать окружающее. Двери дома были открыты. В них входили и выходили знакомые и не знакомые мальчику люди. Большинство из них толпились в комнате болеющей бабушки, некоторые суетились у её кровати. Напряженные лица взрослых наводили тоску и тревожили маленькое сердце Октая. В то время как остальные дети, двоюродные братья и сестры мальчика, находили происходящее забавным. Они бросили привычные игры, беготню, и, выстроившись цепочкой вдоль стены, стараясь не путаться под ногами, наблюдали за происходящим. Однако взрослые были слишком заняты, чтобы заметить сгорающих от любопытства детей.

Дядя Октая Рафик склонился над кроватью бабушки и поднёс к её губам маленькое круглое зеркало. Дети непонимающе заулыбались. Действие взрослых интересовало их. Тем временем Рафик отнял зеркало от губ и, изучив его, отрицательно покачал головой. Кто-то заплакал и покинул комнату. Октай не успел заметить кто. Одна из биби(тётя, сестра отца) крикнула матери Октая, чтобы та принесла ножницы. Получив желаемое биби начала разрезать на полосы заготовленную заранее простыню. Отец Октая и дядя Рафик, не шевелясь, наблюдали за происходящим. Тётки перевязали полученными полосками ткани ноги бабушки и голову вокруг лица.

Дети переглянулись. То, что не понятно, всегда кажется либо забавным, либо страшным. Рамин, сын дяди Рафика, не выдержал и прыснул от смеха, цепной реакцией заразив остальных.

Раздражённый дядя Рафик, ругаясь и насылая проклятия, заорал:

— Кто впустил сюда детей? Куда матери смотрят? Вот я сейчас...

Не успел он договорить фразу, как дети дружно выскочили во двор, и тут же забыли обо всём. Но только что виденное сказалось на их играх. Сулейман и Рамин поймали бесхвостого кота, который постоянно ошивался во дворе и его из жалости прикармливали. Салима и Зулейха пытались его перевязать, используя разноцветные ленты для волос. Их распустившиеся косички тут же растрепал ветер, и девочки производили удручающее впечатление. Жалобное мяуканье несчастного кота, пытающегося выбраться из цепких рук Рамина, усиливало это впечатление.

Крики и смех детей доносились до Октая словно издалека. Происходящее в комнате бабушки глубоко задело ребёнка и сильно беспокоило.

Некоторое время спустя Октай вернулся назад. Комната, казавшаяся всегда большой и светлой, стала теперь чужой, словно тучи пленили небеса и сюда не проникал ни один солнечный зайчик. Присутствующие говорили почти шёпотом и детский смех, врывавшийся в окна, казался неестественным. Железная кровать, сиротливо прислонившаяся к стене между двумя окнами, никогда не придавала этой комнате уюта, а сейчас выглядела особенно зловеще. На ней лежала его бабушка, почему-то накрытая с головой белой простынёй. Когда комната опустела, мальчик, завороженный тканью, медленно подошёл к кровати, и прикоснулся к неприкрытой простынёй руке. Он начал трясти её, пытаясь разбудить бабушку, сначала легонько, потом всё настойчивее. Но бабушка никак не реагировала, и рука безжизненно повисла с кровати. В сердце маленького Октая закралось подозрение. Прижав ладони к груди, всё ещё ничего не понимая, он не сводил глаз с простыни. Разгадка была близка, но тут в комнату вошла мама Октая.

Застав своего сына у постели покойной свекрови и без того печальная мама ещё больше расстроилась. Она взяла его за руку и, стараясь не глядеть в ищущие ответа глаза, вывела во двор. Здесь было оживленно. Где-то пели птицы, ветер, словно пытаясь отвлечь от мыслей, щекотал щёки мальчика. Мимо пронёсся кот, обезумевшие глаза которого говорили о мучениях, которым его подвергли. За ним, дико крича, бежали взбалмошные кузены. О чём-то громко и зло спорили биби, косо поглядывая на его мать. Выглянуло солнце и тут же ожили маленькие белые букетики роз на тёмно-синем платье мамы. Снова Октая коснулась невидимая рука ветра, и он почувствовал аромат розовой воды. В глубине дома раздавались пение и плач. Биби скрылись из виду, а кузены устроились в белой ниве дяди Солмана. Тетя Римма, мама Рамина, направилась к машине. Мама Октая протянула ей джинсовый рюкзак сына. Октай, обеспокоенный шумом, доносившимся из дома, взволнованно спросил:

— Мама, я пытался разбудить бабушку, но она не просыпается...

— Она… — как мать не старалась, не могла скрыть слёзы в голосе, молодая женщина присела и, поправляя рубашонку на хилом теле сына, только и смогла выдавить, — она очень устала.

— Почему она устала, мам? Она же всё время отдыхала…

Октай не успел договорить; стараясь отвлечь его от мыслей о бабушке, мать поспешно перебила его:

— Послушай… — она едва сдерживала в горле ком. — Ты… ты сейчас поедешь со всеми к тёте Римме и проведёшь там несколько дней. Ты ведь давно хотел погостить у Рамина и Зулейхи. Вы можете играть, даже сходить в зоопарк. Ты хочешь?.. Ведь хочешь, правда?

— А ты не поедешь? — Пытаясь заглянуть в её глаза, спросил сын.

— Нет, мне нужно быть здесь. Ты веди себя там хорошо, ладно?

— Ладно, — и Октай прикоснулся своими маленькими ладонями щёк матери. Наконец-то удалось заглянуть в любимые карие глаза, в которых была боль.

— Мама, почему ты плачешь, тебя кто-нибудь обидел?

— Ну что за глупости, я не плачу, — она обняла сына и прошептала ему на ухо, — а теперь беги в машину, тебя ждут.

Когда машина тронулась в путь, Октай помахал маме рукой. На её красивом лице блестели слёзы.

Его рука застыла в воздухе и ему тоже почему-то захотелось плакать. Октай любил свою мать, но больно одержимо. Он был уверен, что причина её слёз является биби, и был недалек от истины. Его зловредные биби, которые носили вечные маски добродушия, нередко доводили маму и тётю Римму до слёз. Несмотря на то, что он дал маме слово хорошо себя вести, маленький рыцарь внутри мечтал отомстить. Октай косо посмотрел на Салиму, дочку биби, которая сидела рядом с ним. Дорогу ему скоротали планы беспощадной мести, а она ничего не подозревая, сосала большой палец и любопытно озиралась по сторонам.