Глава 2 - Трезвый взгляд на вещи

— Ну и дуры! — Подытожил Крошечка, выслушав Женькин рассказ о девчонках и делёжке кроватей. Потом искоса, снизу вверх, посмотрел на подругу и попросил вкрадчиво, но вполне бодро:

— Но ты не расстраивайся.

— А я и не расстраиваюсь! — Засмеялась Женя. — Ведь это — лето, и Троицкое, и мы с тобой, и храм, и наша любимая скамейка…

— И лютики-цветочки, — в тон ей отозвался Алёшенька, но Женьке почему-то показалось, что он её передразнивает. Это было чуднó: её Крошечка всегда отличался сентиментальностью, и Женька не могла себе представить, чтобы он над таким смеялся. Девочка посмотрела на друга. Простое лицо, словно лепленое из грубой клины. Нос банальной «картошкой» (наверное, он больше всего и портит впечатление). Тонкие губы, вообще форма рта немного странная, чуть вниз уголками, как будто его обладатель то ли обижен на весь свет, а то ли вот-вот заплачет — Женька поймала себя на мысли, что именно поэтому очень любит, когда Алёшенька улыбается. Самое красивое на этом лице — большие глаза, синие-синие, то спокойные, то озорные, то с лукавинкой. Тёмные густые ресницы, почти девичьи, издали кажется, что глаза подведены чёрной тушью. Сейчас, в лучах мягкого июльского заката, в сущности, невзрачный Крошечка казался подруге самым прекрасным человеком во Вселенной.

«Да ну, ерунда какая!» — тут же мысленно остановила себя Женька. Один раз сегодня она уже пыталась в него влюбиться. Спасибо, не надо. Они слишком хорошие друзья. Для вдохновения на стихи, томных взглядов и ностальгии под луной она, пожалуй, найдёт себе кого-нибудь другого, только не знает пока, кого.

— А у тебя как прошёл первый день лагеря?

— Так себе, — хмыкнул Алёшенька, — спать хочется.

— Ну спи, кто не даёт-то! — Удивилась Женька, и Крошечка покорно привалился к её плечу. Девочка повернула в его сторону голову — и нечаянно ткнулась носом прямо ему в макушку. Пахло летом, теплом, уютом. «Детством, — подумала Женя. — Он, конечно, пытается казаться взрослым и серьёзным, но по сути, полностью оправдывает своё прозвище». И в этом был ключ к разгадке, тот самый трезвый взгляд на вещи.

Сентиментальные раздумья на закате были прерваны звонком на ужин. Алёшенька буркнул «отвалите все!», но потом встал, и они с Женей побежали в сторону трапезной. Ещё в позапрошлом году, когда они только подружились, их вечные опоздания на обед, ужин и прочие обязательные мероприятия стали притчей во языцех и предметом насмешек со стороны доброй половины лагеря. Но в этот раз ребята успели вовремя. Спев молитву, все расселись за двумя длинными столами, и сейчас же пошли крики: «Мне немножко!», «Други, дайте соль!». Из-за этого гвалта Женьке ужасно неудобно было переговариваться с сидевшими напротив Крошечкой и добрым, но заумным малым Андреем. После очередного громкого возгласа Женя даже поморщилась. Почувствовала на себе чей-то тяжёлый взгляд. Подняла глаза — Ричард мгновенно опустил свои и уставился в тарелку с консервировнной рыбой и макаронами.

— Чего он, а? — Непонимающе спросила Женя у сидевшей рядом Маши Козловой. Тоненькая Маша с длинной светлой косой обвела большими прозрачными глазами сначала Женьку, потом Ричарда, как будто пытаясь понять, о чём её спрашивают и что происходит, а осознав, ответила легко и почти равнодушно:

— А, его недавно девушка бросила.

Вот оно что! Ну, теперь его злость хоть более-менее объяснима… Маша так легко это сказала, а ведь это, должно быть, очень больно. Но на неё-то Ричард за что взъелся, не она ж бросила-то… И кстати…

— А ты откуда знаешь?

— С миру по нитке, — загадочно ответила Маша, отхлёбывая чай.

— В смысле? Это кто-то из наших?

— Не скажу, — Маша Козлова продолжала таинственно улыбаться.

— Странно… мне казалось, тебя Маша зовут, а не Джоконда.

— Чего? — Девочка непонимающе заморгала своими рыбьими глазами.

Пояснять было лень, поэтому Женька не торопясь доела бутерброд с невкусным абрикосовым повидлом, допила чай и, дождавшись, пока споют молитву и дадут команду собираться на вечерние мероприятия у костра, убежала в палатку выполнять распоряжение. О Машке, да и о её предположениях, что Ричарда бросила девушка (раз не рассказывает, значит, всё дурацкие домыслы), Женя тут же забыла и, натягивая гольфы прямо на пыльные от беготни целый день босиком ноги, подумала о другом — о предстоящих костровых мероприятиях. Это был их первый за эту смену костёр, а значит, на нём должно быть знакомство с новичками, представление отрядов, а потом, если хватит времени, традиционные песни у костра. «Но может быть, затеют какую-нибудь игру», — Женя зевнула. В последнее время все эти мероприятия стали казаться ей скучными. «Старею, наверное», — хмыкнула девочка и лениво поплелась в сторону костра, где уже собрались почти все.