Глава 4. Воины воналанчи

Белые горы, горный перевал Пинкхэм, штат Нью-Гэмпшир,

Апрель 1848 года.

Солнце лениво поднималось из-за гор. Нодан приподнял голову и стряхнул с себя капли росы. Он не помнил, когда уснул, но рассвет наступил неприятно рано. Без рубашки, которую он оставил у погибшей невесты, его тело окоченело, и с пробуждением пришло осознание своих поступков, которые теперь вызывали в юноше стыд.

Поднявшись, он направился прямиком к домику пленницы. Вчера он не задёрнул за собой полотно у входа, и неприятная картина открылась ещё до того как он вошёл в хижину. Девушка лежала там, где он её оставил, она не спала и, уткнувшись лицом в землю, тихо постанывала. Вид её оголённых ягодиц вызвал у Нодана ещё большее чувство стыда. Между ног и по бёдрам девушки струилась кровь. Он отдёрнул её юбку и приподнял голову пленницы, снимая кляп.

Девушка продолжала стонать. Её глаза были закрыты, уголки рта она порвала о палку, щёки почернели от слёз и земли. Она была без сознания и неестественно горячей.

— У тебя жар, — испуганно прошептал Нодан, понимая, что в этом и его вина.

Индеец быстро разрезал верёвки и уложил девушку на спину. Когда он выпрямлял её затёкшие конечности, она стала вскрикивать, так и не придя в себя, и Нодану пришлось закрыть ей рот рукой, чтобы она не разбудила жителей деревни. Юбка Розы медленно окрашивалась кровью.

— Позову женщин, — сказал он бесчувственной пленнице, поняв, что это за кровь.

Выбежав из хижины, он стремглав бросился к вигваму Киты. Вабана после смерти мужа перебралась в дом своего свёкра. Осторожно приподняв полог, чтобы утреннее солнце не разбудило вождя, Нодан столкнулся с бабушкой Мигуен. Женщина варила что-то на огне и курила длинную трубку Киты.

— Доброе утро, — произнесла знахарка, подкидывая что-то в варево.

— Доброе, — буркнул Нодан и сел напротив неё, понимая, что разговора не избежать.

— Вабана ушла к реке, — сказала Мигуен. — Испей.

Знахарка налила из своего котелка в маленькую глиняную кружку какую-то странную зелёную жидкость, и Нодан послушно выпил. Живот скрутило от горечи, рот обожгло от невыносимо вкуса и он с трудом смог справиться с собой, чтобы не выплюнуть.

— Как на вкус? — спросила Мигуен и налила себе огромную чарку.

— Горько, — ответил юноша.

— Сладко, — передразнила она его, делая большой глоток. — Слёзы Матери Земли дают тебе возможность опробовать вкус твоей души. Моя душа сладкая, мальчик, а ты, похоже, что-то не то ешь.

— Не могу избавиться от горечи. Невеста Нодана мертва, брат Нодана убит.

— И ты ищешь виноватых? — подал голос вождь. Он выбрался из-под шкур и присел рядом с костром. На его постаревшем, сморщенном лице лежала печать усталости, седеющая голова была покрыта выпавшими из его нарядного головного убора пёрышками, а на босых ногах мозоли заменяли подошву мокасин.

— Да, отец, я не могу найти в себе прощения! — Нодан почувствовал, как снова наполняется гневом.

— Испей, — велела знахарка, протягивая чарку вождю, и тот послушно выпил.

— Тьфу, кислятина, — скривился Кита.

— Это Слёзы Матери Земли! — возмущённо воскликнула Мигуен.

— Зачем ты это готовишь? Ты же знаешь, у Киты от неё живот крутит, — вождь обижено вернулся к своей постели и стал одеваться. — Чего ты хотел, Нодан?

— Хотел поговорить про девушку, которую взял в плен… — начал юноша.

— На этой неделе мы будем хоронить двоих родственников — сына и внука, а на следующей — твою невесту. Белой девушке придётся подождать, — вождь закончил фразу тяжёлым вздохом. — Когда она будет казнена, ты сможешь найти покой?

Нодан лишь кивнул. После того как он своевольно наказал девушку, он уже не чувствовал особого желания её убивать.

— Вабана говорит, что ты плохо о ней заботишься — пленница не доживёт до суда. Может, ты этого и хочешь, но мы не будем действовать как дикари и всем племенем решим её судьбу.

— Нодан поступит с ней как должно, — кивнул Нодан. — Об этом тоже хотел поговорить. У неё кровотечения...

Мигуен покачала головой.

— Скажу Кине[1] и Омаки[2], чтобы занялись ею. А ты к ней пока не ходи. Силы белых в духовном мире намного меньше, но кровоточащая женщина легко может взять тебя под контроль и приказать освободить.

В вигвам заглянула Вабана. Девушка, заметив Нодана, скривилась и прошла мимо него, не здороваясь. Поставив ведро с водой рядом с костром, она села на свою постель и достала недоделанный плетёный пояс.

— Вабана, сходи к пленнице, — велел Кита. — И захвати с собой Кину и Омаки. Девушке нужна ваша помощь.

Вабана снова кинула презрительный взгляд на Нодана и покорно вышла.

— Сестра зла на тебя, — проговорил вождь, присаживаясь у костра в полном облачении. Теперь на нём была широкая рубаха, расписанная охрой и обшитая кожей, на голове кожаный ободок с орлиными перьями для ежедневного ношения, а на плечах небольшая накидка из шкур белых лис, подаренная отцом Вабаны на бракосочетание с Маэру.

— Заметил. Почему?

— Ты не отвёз Войбиго домой.

***

Нодан приехал в деревню Долины ветра к закату. Встретили его неприветливо, и он прекрасно знал почему. Один из воинов — Коггин[3] проводил его к вигваму Арэнка и ввёл, не проявляя должного гостеприимства. Вождь был мрачен и угрюмо кивнул несостоявшемуся зятю. Нодан сел напротив, Когин — по правую руку от Арэнка. Юноша попытался достать трубку, но вождь остановил его и стал молча рассматривать гостя. Они просидели так более получаса. Испустив тяжёлый вздох, Арэнк медленно взял трубку и, набив её травами и табаком, стал раскуривать.

Выпустив несколько колец, он передал трубку Нодану. Дым медленно поднимался к закопчённой прорези в потолке. Эти первые кольца были предназначены духам неба. Далее отдать почести следовало духам земли, воды и диких животных. Лишь после этого старый воналанчи поприветствовал гостя.

— Мы недовольны, что Нодан не привёз с охотниками тела детей Арэнка.

— Нодан был переполнен гнева, он не смог укротить свою ненависть.

— И что должна сделать Войбисен с твоим гневом? — во взгляде и голосе вождя появились привычное выражение — так же настороженно вёл себя и Кита. Но Арэнк был воином, он всегда выбирал путь томагавка, а не Красной Дороги.

— Мы похороним Войбисен под Белой горой, как и положено. Нодан будет чтить её память и скорбить много месяцев!

— Сегодня слишком много говорят те, у кого вообще нет права говорить, — вождь посмотрел на зятя с презрением и кивнул в сторону выхода.

Нодан быстро поднялся и вышел. Он сам прекрасно знал о своих недостатках: вспыльчивость и болтливость. Но когда о них говорил вождь чужого ему племени, Нодану было неприятно. Он уже решил направиться к своей лошади, когда его остановил Коггин.

— Войбиго была моей сестрой, Иси — любимым братом. — начал он с ходу, уводя Нодана дальше от жилища вождя.

— Нодан просит прощения и у тебя за своё непочтение…

— Ты говорил, что переполнен ненавистью. Достаточно ли в тебе ненависти сейчас? — спросил абенак и Нодан сразу кивнул.

Сын вождя вёл его всё дальше в лес и, вдали от любопытных взоров деревенских, их встретили ещё трое воинов волоначи.

— Коггин не оставит дела йенги безнаказанными, — сказал воин и Нодан почувствовал, как в предвкушении закипает его кровь. Кита никогда бы такого не позволил, но сейчас отец был далеко, и Нодан действовал по велению своего озлобленного духа.

— Мы отправимся в путь небольшой группой. Тихий, незаметный отряд, чтобы никто не смог нас выследить, и чтобы йенги не заметили нас, пока не стало слишком поздно. Войдём в Берлин и убьём сколько можем, — рассказал Коггин свой план.

— Кита торгует с Берлином, — заметил Нодан.

— Ты отказываешься? — спросил один из группы с вызовом.

— Нодан пойдёт с вами!

Коггин удовлетворённо кивнул.

— Нас поведёт луна.

Мужчины быстро нанесли боевую раскраску, подготовили своё оружие и уже очень скоро направились к городу белых, что лежал между деревней Долины ветра и под Белой горой.

Нодан чувствовал, как замирает его сердце в предвкушении мести, он поигрывал мышцами на предплечьях, вспоминая поучительные истории, что рассказывала ему мать. Истории абенаков, сражающихся на стороне французов и убивающих англичан. Тогда их племя было многочисленным, и их по-настоящему боялись. Теперь же на битву шло всего пятеро воинов — все, кто согласился отправиться на войну.

До города они добрались за пару часов, небо было ясным, звёзды и луна освещали им путь. Коггин постоянно повторял, что их ведут на войну сами духи. И Нодан так же чувствовал их присутствие, над ними несколько раз промелькнула большое тёмное пятно, и юноша был уверен, что это орёл, и что Грозовые птицы подбадривают его.

Город спал. Мирно, спокойно. На улице не было ни души. Коггин направил своих братьев по одному в разные точки города, чтобы поджечь несколько домов по правую сторону реки, Нодана же послал с левой стороны. Так, разделившись, они надеялись нанести максимальный урон и привлечь меньше внимания. Настоящая партизанская вылазка, и у Нодана от ажиотажа загорелись глаза.

Нодан выбрал один из дальних домов, за ним тянулась цепочка маленьких пристроек, и юноша надеялся разнести огонь дальше, как только пламя охватит первое строение. Юноша подготовил факел и стал поджигать здание, когда заметил пламя на другой стороне реки. Воины воналанчи уже действовали.

Нодан спешно объезжал дом, надеясь закончить с ним и перейти ко второму, когда в городе зазвучал колокол — жителей извещали о пожаре. Почти одновременно с первым ударом из дома выбежало трое: девочка лет семи и её родители. Нодан сразу натянул тетиву, его меткая стрела пробила сердце йенги, и он радостно испустил вопль победителя. Женщина кричала, склоняясь рядом с мужем, и Нодан выстрелил и в неё. Ребёнок, испугавшись, бросился бежать, но в разгоревшемся пламени было достаточно света. Нодан легко попал в цель, и девочка упала с пробитой головой.

Ударив коленями по бокам лошади, он направил её к следующим строениям. Из домов выходили люди, и ему нужно было поспешить. Коггин предполагал, что Нодан лишь зачнёт пожарище и присоединится к ним, но юноше хотелось убивать. Но украденные жизни не восполняли его потери. Завидев следующего белого, он выпустил стрелу на ходу. Сосредоточившись на луке, он выронил факел, но теперь огонь не имел значения, потому что из домов посыпали перепуганные люди, и Нодан, переполненный жаждой крови, бросался на них, посылая стрелы. Когда стрел не осталось, он вытащил короткий и очень острый нож для скальпов. Орудуя им, он убил ещё двоих, когда ему в спину стали палить.

Вновь издав боевой клич, Нодан развернулся, покидая город. Где-то из леса он услышал ответный клич, значит, Коггин с товарищами уже покинули город.

В душе Нодан чувствовал ликование, его нож был в крови врага, и он надеялся, что воналанчи позволят ему остаться и повторить подобную вылазку ещё несколько раз.

Настигнув других всадников, он заметил, что Коггин захватил двух пленников. Мужчину лет тридцати он привязал за руки и пояс к лошади и теперь тащил через лес, задавая слишком большой темп, чтобы человек не мог остаться на ногах. Второй пленник, точнее пленница, была перекинута через лошадь, и, подъехав поближе, Нодан разглядел в пленнице девушку лет пятнадцати, светловолосую и невысокую. Почти такая же, как и его.

Когда они вернулись в селение, мужчина был без сознания. Его тело было сильно избито, половину дороги его волокла лошадь.

***

Воинов встречали. Их воодушевлённые крики разбудили деревню, и индейцы вышли навстречу всадникам. Арэнк появился лишь для того, чтобы бросить на сына недовольный взгляд. Но вождь не стал прилюдно отчитывать воина. Сделанного не воротишь, а наказание за глупость следовало давать с холодным рассудком и выспавшись.

Опознав приезжих, большая часть деревни отправилось на покой, но около двадцати остались, и все они были настроено воинственно. Детей вождя почитали, и их жестокое убийство индейцы не могли принять, и потому пленные белые могли остудить их пламя мести.

Коггин спустил девушку с лошади, она оказалась слишком смелой и гордой. Подняв подбородок, белая с ненавистью смотрела на похитителей.

— Что ты будешь делать с пленными? — спросил Нодан, чувствуя, что ему нужны советы, как поступить со своей.

— Мы казним мужчину, — спокойно ответил абенак. — А женщину я оставлю себе.

— Абенаки больше не продают рабов, — заметил Нодан.

— Коггин сделает её своей женой. Она хороша собой, и Коггину нравится, как она на него смотрит, — в доказательство своих слов, он приподнял её подбородок, но девушка вырвалась, оскалилась.

— Грязные ублюдки, все вы будете гореть в аду, — прокричала она на английском.

Коггин лишь рассмеялся.

— Она сильная. Коггин хочет себе сильную жену! — объявил он по-английски.

Племя поддерживающее загрохотало, издавая громкие вопли и отбивая ногами по земле. Нодан спешился, его ликование проявлялось довольной улыбкой, по указу одного из воинов он и ещё двое мужчин подхватили белого и привязали его к наспех сооружённому пыточному столбу.

С белого мужчины грубо срезали одежды и, пытаясь привести в чувство, плеснули на него ледяной водой. Он вздрогнул, открыл глаза, и Нодан недовольно свёл брови — он узнал мужчину.

— Моя дочь, — чуть слышно произнёс белый и вскрикнул, когда кто-то из индейцев швырнул в него камнем.

Нодан отошёл в сторону, и индейцы стали кидать в пленника камнями. Девушка, которую оставили наблюдать, отчаянно кричала.

Нодан вспомнил их обоих.

Пару лет назад этот белый приезжал к ним в деревню торговать. Кита сам показал ему дорогу, приглашал в свой вигвам. Белый возил конфеты для Кины и Вабаны и смеялся, когда девушки заталкивали леденцов себе полный рот. Нередко он возил и свою дочь — тогда она была ребёнком, и Вабана вплетала в её светлые кудряшки пёрышки сороки.

Нодан не помнил, как звали йенги, но пеннакуки называли белого Большой мешок. Он был один из немногих, кто не брезговал торговать, приезжая в деревню Под Белой горой.

Камни разбили мужчине лицо, он постоянно всхлипывал, роняя на грудь окровавленные слёзы. Его дочь тоже плакала. Коггин оставил её и, подойдя к пленнику, стал делать у него на коже надрезы ножом, к нему присоединились остальные. Ещё один воин в прорезы запихивал небольшие деревянные палочки, которые тут же поджигал. Белый стал кричать, когда пламя начало обжигать его, поджаривая заживо. Когда щепки прогорели, белому стали совать горящие палочки в глаза, продолжая его страдания. Девушка более не кричала, она упала на землю и тихо всхлипывала.

— Не добивайте его, — велел Коггин, — пусть завтра племя решит его судьбу.

Нодан не стал дожидаться утра. Теперь он понимал, чем был так недоволен Арэнк. Молодые индейцы выплеснули свой гнев, но сделали это необдуманно и теперь белые наверняка придут мстить. Чувствуя раскаянье, он попрощался с Арэнком — вождь сообщил, что приедет в деревню под Белой горой через пару дней, чтобы похоронить дух его дочери. А так же намекнул, что воналанчи покинут Долину ветра. Теперь им придётся искать новый приют, подальше от поселения белых, и Нодан чувствовал в его словах обвинение.

Стараясь не наделать ещё больше глупостей, не оправдываться и не защищать поступки Коггина, Нодан направился в свою деревню. Его жажда крови была удовлетворена. Но внутри остался неприятный осадок — Коггин наказал совсем не тех, кого требовалось.

***

Уже подъезжая к своей деревне, его конь встревожился, стал нервно фыркать и дёргаться, пытаясь сбросить наездника. Нодан спешился, боясь свалиться в ледяную реку при переправе. Поглаживая животное и успокаивая его, он довёл коня до реки. Но вода не прибавила лошади покоя, напротив, конь стал поднимать копыта, брыкаться и казалось, совершенно сошёл с ума. Не удержав поводья, Нодан упустил животное, и конь с громким ржанием понёсся прочь.

За его спиной раздалось рычание. Быстро обернувшись, Нодан выхватил нож. На берегу реки, прижав лапой тело енота, сидел огромный волк. Хищник был столь огромен, что Нодан, пригнувшись для атаки, был с ним одного роста. Жёлтые глаза волка искрились, и огоньки ядовитого пламени падали на труп енота маленькими звёздочкам.

— Малсумиса! — с ужасом произнёс юноша, отступая. — Зачем ты явился сюда, зачем убил Мать всего живого[4]?

Волк зарычал громче, показывая свои огромные клыки, и клацнул зубами, отпугивая человека.

— Уходи с Белой горы! Мы не звали тебя.

«Разве?» — прорычало чудовище, — «меня приманил твой гнев».

Волк схватил зубами свою добычу и, сделав большой прыжок, скрылся в темноте ночи. Как только волк исчез, к реке выбежал его конь и, прося прощения, стал тыкать мордой в хозяина.

Нодан обессилено опустил руки. Его била дрожь — он притянул в Войбиасен несчастья.

[1] Кина — смотрите, я красивая

[2] Омаки — испуганная лягушка

[3] Коггин — большое сердце

[4] Енот у абенаков священное животное — матерь всех зверей