Сон Алексея. Ангел

.Володя поднимался медленно вверх по грунтовой тро­пинке, усыпанной камнями. Он разглядывал свои ноги — они как-то медленно передвигались, но в то же время были лег­ки, и под ними вовсе не ощущалась почва. Оглянувшись вниз, он увидел живописную равнину с зелёными лоскутами по­лей, блестевшие голубыми зеркалами ставки, крыши домов больших украинских сел и поселков. Он не знал этого места и никогда не был здесь, не знал также его названия — Корсак Могила, самое высокое место в Бердянском и Приморском районе, один из древнейших скифских курганов. Небо уже становилось голубым, хотя приподнявшееся за горизонтом солнце только начало посылать свой тёплый свет, от которо­го просыпалось всё вокруг: трава, деревья, птицы, звери. Всё живое, способное видеть или чувствовать свет, пробужда­лось и, как будто бы вновь рождалась жизнь. Радостно запе­ли птицы, благодаря Творца за этот рассвет, застрекотали кузнечики, повеял весёлый, ещё прохладный летний вете­рок, который нёс в себе запахи степного разнотравья, насы­щая всё непередаваемым пряным ароматом. Володя продолжил свой путь на гору, и вот он на вершине, имевшей форму небольшой поляны, украшенной полевыми цветами, с большими камнями, придававшими ей первозданный вид. Почему-то радость от созерцания живописнейшей панора­мы не коснулась его души.

— Не оборачивайся, — вдруг услышал за спиной спокой­ный приятный голос Володя.

— Ты кто? — в недоумении произнёс Вова.

— Ты всё узнаешь, но пока ты не должен поворачиваться, договорились?

— Ну, хорошо, — согласился Вова. Что-то толкало его про­должить беседу, лишь бы еще раз услышать этот голос. Он успокаивал душу, вселял надежду, прогонял тоску.

— Так о чём ты хочешь поговорить со мной и кто ты, с кем я имею дело?

— Это я с тобой имею дело, и дело это — твоя жизнь.

Если бы Володя обернулся, то он бы увидел стоящего на

камне молодого человека, очень красивого, в тонкой белой тунике, которая блестела, переливаясь на солнце. Ещё мож­но было заметить, что на тунике не хватало правого рукава и рука, идеально сложенная, была оголена.

— Ты знаешь меня? Как тебя зовут? — продолжил Володя, боясь, что голос исчезнет.

— Не бойся, я не оставлю тебя, — услышал ответ на свою мысль Володя. — Я с тобой. Я был с тобой ещё тогда, когда в трёхмесячном возрасте ты принял крещение в маленькой церкви казахского города Чимкента. Своими усердными мо­литвами к Богу я неоднократно спасал тебя от смерти тела и направлял руки врачей, исцеляя тебя от детских болезней, помогал отводить опасности и во взрослой жизни. Все годы я был ходатаем у Творца и просил Его дать тебе ещё один шанс к исправлению. Несколько раз ты оказывался в руках смерти, но я отсылал её ни с чем, я делал всё, что мог, кроме одного!

— Чего? — шепотом спросил Вова.

— Я не мог диктовать тебе свою волю, вернее волю По­славшего меня. Ты делал то, что хотел, жил в своё удоволь­ствие, забывая о главном — КТО ДАЛ ТЕБЕ ЖИЗНЬ!

— Как кто? Отец и мать! — воскликнул машинально Володя.

— Ты ошибаешься — без Его благословения не случается ничего прекрасного, тем более — рождение человека, его души и тела! Это непостижимая тайна! Сейчас я расскажу тебе всё то, что так давно хотел сказать, ведь назад уже дороги нет, и я выпросил время как раз для этого важного разговора. В тво­ей душе, которую ты не спас и не пытался этого сделать, я часто оставлял тебе весточку, но ты не читал её. А если ты как-то и ощущал ёё, то делал вид, что её нет, и теперь я скор­блю и плачу об этом.

— Но ведь большинство людей живут так же, как я — кто— то лучше, кто-то хуже, я не встречал каких-то особенных людей!

— Ты не видел себя со стороны, ты редко задумывался о своих поступках, прощал себе всё, что ты делал. А ведь у твоей души были все задатки для будущего счастья! Твоя любовь была всегда искренней, доброта и отзывчивость помогали тебе считать себя хорошим человеком, но этого всего очень мало, чтобы я увёл тебя к Свету, в город Блаженства, — про­должал голос.

— Ну как я мог себя спрашивать, кто меня об этом просил?

— Я всегда подсказывал тебе, я жил в твоей совести — там сначала было много места для моих уроков, как в большой аудитории с высокой трибуной и микрофоном. Но ты посте­пенно стал запускать в эту аудиторию всяких бродяг, пьяниц, хулиганов и непотребных девиц, они оборвали провода мик­рофонов твоей совести, задвинули трибуну в угол и развер­нули её к стене. Когда ты пил, я говорил тебе, что это гибельный путь, когда ты блудил, я кричал тебе, что это мер­зость перед Ним! Когда ты бросал жену и детей, я три раза просил тебя вернуться, и ты два раза всё-таки послушал меня, но потом стал совсем глухим!

— Что же я делал такого плохого? Я же никого не убил, не обокрал, не изнасиловал! Если и делал что плохое, то себе. Если и выпивал, то себе вредил.

— Слушай, ты не себе вредил, а вредил душе, данной тебе Им. Ты образ Его в пьянстве унижал, разрушая своё тело, ко­торое было сосудом души! Но это еще не всё. Ты церковь, где Он — Глава, не посещал, считая, что можно обойтись и без этого!

— Бог у меня в душе, — шепотом медленно сказал Володя.

— Слова твои — пустой звук, я не вижу Его там. Эта фраза служит дежурным и гибельным оправданием для многих людей, — продолжал с грустью Ангел-хранитель.

— Но ведь я помогал и батюшке, и церквям, и бедным!

— Да, ты помогал, но что значит твоя помощь, если ты ни разу не покаялся в своих грехах, не постился, не принял Страшных таинств Его Церкви, не соблюл ни одного прави­ла, а значит жил без Бога! Твоя доброта — это ничто по срав­нению с тем, что ты попрал. Все твои достоинства не стоят одной исповеди, которую ты ни разу так и не сделал. Ты не познал Его, не пытался и не хотел. Твоё сердце осталось пу­стым. Сколько раз в больнице я стучался в твоё сердце, при­зывая начать всё сначала, жить правильно, но безуспешно. Знаешь, почему тебя нет уже внизу, где все? Ты — срубленное дерево, так и не принесшее плода. Господь дал тебе по милости Своей последний шанс к спасению души, когда ты был в больнице и за тобой уже пришёл ангел Смерти. « Я — Вова Самохин», — сказал ты, придя в сознание, на что врач тебе ответил: «Ну что, Вова Самохин, что же ты так себя до­вёл — внутреннее кровотечение не останавливается!» Ты и тут не попросил у Бога прощения, а Он ждал.

— Так я же ещё молод, я бы узнал обо всём позже и испра­вил бы свою жизнь потом, к старости!

— Он знает всё, знает и то, что ты не узнал бы Его, если бы прожил и сто лет!

— Так не бывает! А где же Его милосердие?

— Оно было с тобой, когда ты родился. Оно было с то­бой, когда ты был счастлив с женой, когда дарил свою лю­бовь и доброту детям, своим близким и друзьям, окружавшей тебя природе. Ты не был оставлен Богом, но ты сам себя ос­тавил без Него, и я 42 года ждал твоего желания познать Его, но так и не дождался!

— Что же ты судишь меня так строго?

— Я не сужу и никто не вправе судить, кроме Него. И этот момент уже скоро наступит...

Голос на некоторое время замолчал, и Володя ощутил страх перед неизвестным будущим и боль от невозможности что— либо изменить. Он тяжело вздохнул и с горечью произнёс:

— Мне страшно.Ты можешь помочь, чтобы исправить всё это?

— К сожалению, моя власть уже закончилась, я только провожатый. Твоя семья имеет право просить за тебя — твои дети, внуки, правнуки и они смогут вымолить тебе лучший удел в Вечности, если сами будут с Богом.

— Ты не оставишь меня?

— Я буду с тобой до конца.

— Подожди, — тихо попросил Вова.

— Да, — то ли спросил, то ли ответил голос.

— Я действительно не нашел смысла в жизни. У меня были и деньги, и уважение, и семья, но была всё время ка­кая-то пустота в сердце, то вроде бы небольшая, то огром­ная, но она была всегда, почему?

— Потому что пустота — это место, которое не может быть занято кем или чем-либо, кроме БОГА! Никто не имеет пра­ва на самую важную часть сердца, кроме Него!

— Я это смутно подозревал.

— Подозревал — это слово здесь не подходит. Чувствовал и желал, но не хотел понять — вот причина твоей трагедии!

Владимир с глазами, полными слёз, начал поворачивать­ся и увидел его — своего Ангела-хранителя, присутствовав­шего невидимо рядом с ним всю его земную жизнь.

Они встретились взглядами — слёзы в глазах стояли у обоих. Потом взялись за руки, и тут Володя увидел, что от­сутствует один рукав на тунике и вопросительно посмотрел на Вестника. Он тихо прошептал Вове:

— Это будет всегда напоминать мне о нашем потерянном Рае.

Когда голос Алексея смолк, тишина повисла в воздухе, лишь было слышно, как ветер шелестел листвой и шум прибоя подыгрывал ему. Каждый вдруг задумался о жизни Вовчика и о своей тоже — всерьёз и, может быть, в первый раз.