Глава седьмая. Приснись жених невесте

7.ПРИСНИСЬ ЖЕНИХ НЕВЕСТЕ

***

Кузьмич сидел в паровозной будке на привычном для себя месте машиниста и плакал… Он не хотел плакать. Все-таки была новогодняя ночь… А Новый год — — все-таки праздник. Но слезы текли сами собой, и старый паровик ничего не мог с ними поделать...

Он отработал свое — уходил на пенсию.

«Овечку» тоже списывали за ненадобностью. Загнанная в тупик, доживала она последние дни. Горько было сознавать Кузьмичу, что свое они отбегали и никому уже не нужны… Перед ним на реверсе красовалась начатая «маленькая», но соблазнить Кузьмича не могла. Пить не хотелось. Он жевал бутерброд с колбасой и тоскливо смотрел на тепловоз, который стоял на соседнем пути...

А ночной город разгулялся, и до старого паровика доносился веселый хаос звуков. Но ни новая техника, ни далекое веселье не добавляли старику настроения, а только усугубляли тоску. Кузьмич потянулся рукой к лицу, чтобы смахнуть непрошенные слезы со щек, и замер...

От дымовой коробки вдоль котла прямо к переднему стеклу кабины шел низкорослый мужичок в шапке-ушанке, надвинутой на глаза, и больших валенках. Так поздно по железной дороге мог шататься только пьяный или дежурный.

Незнакомец явно был трезв, и походка у него была начальственная.

Кузьмич до смерти перепугался.

А незнакомый мужичок подошел к стеклу, показал пальцем на «маленькую» и этим же пальцем погрозил механику.

— Я не пью! Ни-ни! — сдавленным от страха голосом закричал Кузьмич и сунул бутылочку под полушубок.

Ночной визитер удовлетворённо кивнул и пошел назад. Дойдя до дымовой коробки, спрыгнул на снег и завернул за паровоз.

Кузьмич перекрестился.

— Никак пронесло! — — прошептал он. — Ведь паразиты чего доброго еще пенсию отберут.

Он резво вскочил на ноги и, озираясь по сторонам, кинул «маленькую» вместе с ее содержимым в раскаленную топку. И как только расстался с водкой, вспомнил, что «Овечка» стоит в резерве, а у него самого сегодня — выходной.

Злость поднялась в душе паровика на маленького начальника, испортившего ему праздник. Он подскочил к окну, высунулся наружу, высматривая незнакомца и горя желанием плюнуть ему вслед.

И тут же внизу под ним раздался раскатистый смех.

Четыре темные фигуры — отделились от скатов, приплясывая, притопывая, принялись хохотать над старым механиком. Кузьмич внимательно присмотрелся к веселой компании и, как только узнал в одной из прыгающих фигур низенького мерзавца, смачно выругался.

— Ты чего, Кузьмич? — крикнул Веня.

— Ах, вы, негодяи! Весь Новый год старику испортили!

— Не шуми! Мы тебе сейчас наладим его!

Кочегар посмотрел на Репу, тот ударил по струнам гитары и запел:

— Ой, лети, лети, моя машина!

Ой, как много крутится колес!

Ой, какая чудная картина,

Когда по рельсам мчится паровоз!

И снова защипало глаза у старого паровика… Смахнул он слезу, а Мелихов крикнул:

— Кончай, Кузьмич! Видишь, стиляги в валенках, а ты тут сырость разводишь!

— Да я ведь ничего… — сквозь слезы улыбнулся машинист и, по-стариковски любуясь Валерией, спросил:

— А, что, Ньютон, это тоже стиляжка?

— Да нет! Это та девчонка, которая собиралась паровоз посмотреть. Помнишь?

— Помню, помню… Долго же она думала. Если она так и замуж будет собираться, то пойдешь ты, Ньютон, на пенсию холостяком.

— И он грустно улыбнулся Валерии. — На паровоз, милая, ты уже опоздала. Чего на него, старого, смотреть. Ты уж теперь настраивайся на тепловоз.

— Тогда уж она точно в старых девах засидится, — возразил Веня.

— Да как знать… Машина-то уже за твоей спиной стоит.

Мелихов посмотрел назад.

— Эта, что ли? — рассматривая незнакомый большой вагон, удивился кочегар.

— Он самый...

— Шутишь, дед!.. Ведь это же вагон для каких-то спецработ.

— Это, Ваня, машина… локомотив… на внутреннем сгорании. Хотя мы тоже были на внутреннем сгорании, но только с угольком.

— А что же у этого локомотива ни зада, ни переда нет? — продолжал сомневаться Веня.

— Да, это, конечно, его недостаток… Дал один гудок, чтоб вперед ехать, и если к составу не прицеплен, то и думай, в какую сторону реверс крутить.

— Но зато, видать, раз тендера у него нет, то и спину гнуть не надо, — быстро сориентировался кочегар.

— Это точно! — подпел ему Герасимов. — Ничто так не облванивает человека, как лопата, утверждает сержант Петров. А он-то уж знает, что говорит: из деревни вышел в люди, у нас человеком стал.

— Сапёр — человек с лопатой, — поддакнула ему Валерия. — «Не разогнул свою спину горбатую, он и теперь ещё тупо молчит». Не забывайте об этом мальчики, когда в армию пойдёте, старайтесь там к технике приладиться.

— Вот девушка, а как всё правильно понимает, — согласился старый паровик. — С техникой-то оно легче. Сиди и только посвистывай да за сигналами посматривай. И никакой кочегар тебе голову не морочит законами Ньютона. Всех кочегаров начальство в расход пустит!

Кузьмич победно глянул на Мелихова.

— Мне ещё рано «в расход», возразил тот. — Я ещё в армии не служил, долг свой священный не выполнил. А вот на такой технике хоть сейчас поработал бы! В белых перчатках… Красота!

— Завидная штуковина, — с восхищением посмотрел на тепловоз Репа. — Сразу видно, мэйд ин в США!

— Ошибаешься, гитарист, — Кузьмич показал пальцем на заводскую эмблему. — Сделано в СССР!

— Если мы в самом деле их штампуем, то они быстро вытеснят паровозы, — задумчиво произнес Герасимов. — А как же «в коммуне остановка»? Выходит, наш паровоз морально устарел, прежде чем...

— Ребятки, — перебил его Кузьмич, — ваша остановка будет на пенсии. Вот уж поживете — лучше, чем при коммунизме! А пока молоды, газуйте на всех парах — и только вперед!

— А что ж ты тогда все плачешь, дед, — спросил Репа, — если уж так на пенсии хорошо?

— Я оттого и плачу, сынок, что не избалован хорошей жизнью и не знаю, как теперь жить буду. А про паровоз этот, который не дотянул до остановки в коммуне, вот я вам что скажу. На старой «Овечке» никто никогда не встречал праздники. Она всегда работала без сна и отдыха, и даже когда ее ставили на ремонт — не отдыхала, а как бы уходила на больничный, лечилась. Отметим это дело музыкальной импровизацией. А то вы увлеклись техникой и о спутнице забыли. Ну, что, Сажин, уши развесил!? Давай, что можешь!

Сажин, устроившись на угольном лотке, озвучил гитару и заорал во всю глотку:

— Эх, прямочка

Сидит дамочка!

Глядит Ванечка:

Эта дамочка

Слаще пряничка!

Эх, во! Каково!

Она втрескалась в него!

Герасимов и Кузьмич, сидя на одном стуле и прижавшись друг к другу, хлопали в ладоши и дружно подпевали:

— Эх, во! Каково!

Она втюрилась в него!

А Веня посреди будки цвел от удовольствия и выпендривался.

Ну и Валерия от него не отставала. Он отбивал чечетку и свои пятки, а она тоже была не лыком шита, и ноги ее играли дай Боже!

Металлический пол не очень отзывался на удары валенок, но все равно у пляшущей пары получалось неплохо...

В это самое время по соседнему пути неспешно катился паровоз Лебедева.

Дежуривший в новогоднюю ночь Сазонов стоял рядом с машинистом. Оба заметили необычное веселье на маневровом. Удивленно переглянулись.

— Останови! — приказал Сазонов.

Лебедев в нарушение инструкции не стал гудеть, чтобы не напугать гуляк, а остановился без сигнала как раз напротив «Овечки».

Кузьмич первым увидел начальника отдела кадров.

Старый паровик еще раз-другой по инерции хлопнул в ладоши и, сорвавшись с места, бросился бежать из паровозной будки.

Его замысел тут же разгадал Сазонов.

— Тулуп забыли, Петр Кузьмич!

Ребята услышали незнакомый голос, и все одновременно повернули головы в сторону, откуда он прозвучал.

С мощного черного локомотива смотрела на них чумазая паровозная бригада и чистенький пучеглазый начальник.

Словно по команде, на старой «Овечке» все, кроме машиниста, встали по стойке смирно. А Кузьмич, застряв на крутой лестнице, так, что в будке торчала только голова, с испугом поглядывал то на начальника, то на свой тулуп, из которого он со страху выскочил.

— Поднимайтесь, поднимайтесь! — — потребовал Кирилл Петрович.

Машинист нехотя залез в будку.

Сазонов внимательно оглядел его.

— Трезв, как стеклышко! — поспешил Кузьмич оградить себя от всяких обвинений. — Вот тебе истинный крест!

Старый паровик хотел перекреститься, но вспомнил, что дело имеет с антихристами, и безвольно опустил руку.

— А что вы тут за самодеятельность устроили?

— Никакой самодеятельности, товарищ Кирилл Петрович! Вот тебе истинный крест!.. Вот тут товарищ кочегар… вот чтоб его в душу, — сплюнул Кузьмич. — Вот тут товарищ Мелихов девку привел… тьфу ты… Девушку вот такую хорошенькую привел. Паровоз вздумалось, видите ли, ей посмотреть. Нy, а я-то рассуждаю, раз есть такое желание — — пусть смотрит. Секретов в нем уже никаких нет, А как вы-то думаете, Кирилл Петрович? Его ж все равно после праздников — на слом!

— Пусть смотрит!

Приободренный таким решением, Кузьмич заговорил более уверенно и не так сбивчиво:

— Вот и я так считаю! Молодые должны знать тех, кто трудился ради них, а теперь идет на заслуженный слом… Вот, хотел про паровоз, а вышло про дышло!

— Вы уже оформили пенсию? — поинтересовался Сазонов.

— Еще как оформил! И пенсия хорошая! Спасибо вам, товарищ Кирилл Петрович!

Старый механик низко поклонился начальнику.

В пучеглазых глазах Сазонова появилась веселость, знакомая Кротову еще с того времени, когда он устраивался на работу.

— Ну, ладно, — сказал добродушно дежурный начальник. — Продолжайте знакомить гостей с паровозом, но только очень не увлекайтесь… Все-таки это — железная дорога.

— Вы уже уходите? — поспешно спросил Мелихов.

— Уезжаем, а что? — посмотрел на него Кирилл Петрович.

— А как же я?.. Паровоз на слом, дед на пенсию, а мне, непенсионеру, куда идти?

— У нас есть возможность послать вас учиться на помощника машиниста тепловоза. Как вы на это смотрите?

— Положительно, да есть одно но...

Лебедев не дал ему договорить, перебил:

— Вы извините, Кирилл Петрович, что вмешиваюсь в ваш разговор, но если мы таким кадрам доверим новую технику — боюсь, она от чечетки рассыплется. Один металлолом останется от железной дороги.

— Ну, ты брось! — возмущенно воскликнул Кузьмич. — Мой кочегар твоему сто очков вперед даст!

— Я не об очках, — спокойно возразил Игорь Дмитриевич, — а об отношении к делу!

— А, что, к делу? — расшумелся старый механик. — К делу он хорошо относится. Команды мои четко выполняет!

— Я помню, у нас с вами уже был разговор о нем, — сказал Сазонов. — И помню, вы хорошо отзывались о своем кочегаре.

— А то как же иначе! Как есть, так и говорю! Парень как парень! А тут избаловали этого Лебедева! Видишь ли, чуть что не по нему, так и пошел с паровоза!

Лебедев покраснел от злости, хотел что-то сказать, но Вениамин опередил его.

— Не надо из-за меня ссориться. Я в самом деле хороший. Меня вот даже в армию берут… Военком уже беседу проводил. Так что спасибо, как говорят, за доверие… Но за это времечко, пока я еще с вами, вы бы,

Кирилл Петрович, нашли мне тепленькое местечко?

Вася вновь вспомнил свою первую беседу с начальником отдела кадров, потому что пучеглазые глаза опять стали излучать хорошо знакомую ему веселость.

— В кочегарку пойдете? Там тепло.

— А чего не пойти? Я могу.

— Ну и прекрасно! А первое мое предложение тоже остается в силе. Из армии вернетесь, приходите к нам — пошлем учиться. Вы только служите хорошо!

Веня вскинул вверх голову и гордо заявил:

— Орлы низко не летают!

Лебедев никак не мог взять в толк, с какой это стати Мелихова, которого он выгнал из своей бригады, чуть было не послали осваивать тепловоз. Надвинув форменную фуражку на лоб, он сердито смотрел вперед. Машина медленно переезжала со стрелки на стрелку, стрелочники приветливо помахивали фонарями, а старый механик не обращал на эти приветствия никакого внимания.

Он тяжело думал о судьбе всей железной дороги. Вот если бы у ее руля стояли такие, как он, ну, еще Степан, куда ни шло… на худой конец, можно присмотреться к Кротову… Ведь хороший кочегар — еще не обязательно хороший машинист… Но Мелихов… орел самозванный. У него ум-то весь в ногах.

И не выдержал Игорь Дмитриевич, проворчал:

— А Степана-то чего в помощниках держите?.. Ведь старится. Скоро будет поздно учить. Ну, выступил когда-то человек на собрании, правду к тому же сказал.

Стоявший рядом Сазонов, к которому и был обращен этот монолог, сухо ответил:

— Дело совсем не в том, что он правду или неправду сказал. Не надо при всех эрудицией блистать, страсти разжигать.

— Пора бы и реабилитировать. Он уже и сам давно свою оплошность понял и десятилетку в этом году заканчивает.

— Вот и пошлем летом на машиниста тепловоза учиться.

— Не врешь?

— Сегодня не первое апреля, а первое января. Тормозни-ка здесь, я выйду.

Сазонов, не дожидаясь остановки паровоза, легко соскользнул по лестнице н спрыгнул на полотно. Уже с земли крикнул вслед уходящему паровозу:

— Счастливого пути! — и помахал рукой.

Лебедев кивнул ему в знак благодарности и сразу же повернулся к Степану. Тот сидел скучный и угрюмо смотрел в окно. «Расстроился мужик из-за Мелихова, да и в самом деле обидно, когда тебя стиляга обскакал», — подумал машинист и крикнул:

— Степ! Обрадовать хочу тебя!

— Чем? Тяжеловесом? — грустно усмехнулся помощник.

— Бог даст, может и тяжеловес ради праздничка прицепят. Но у меня для тебя другой подарок. Кирилл Петрович сказал, как только ты кончишь десятилетку, тебя сразу пошлют учиться на машиниста тепловоза.

— Вот это да!

Степан сорвал кепку с головы и вытер ею лицо.

— Тут уж, Степа, действительно разволнуешься, — улыбнулся Лебедев. — Додумались новую технику стилягам отдавать. Мода на них, что ли, пошла. И девки к ним льнут. — Он задумчиво покачал головой. — — Знать бы чья красавица затесалась в их компанию, да сходить бы к родителям, да спросить: куда они смотрят?

Вася в это время упорно смотрел вперед и не только скосить глаза на товарищей боялся, но даже моргнуть было страшно, чтобы ненароком не выдать себя.

Всю дорогу, танцуя с лопатой в черном, ревущем месиве, он думал то о Снежной принцессе, с холодными, как льдины, синими глазами, то о Валерии, в глазах которой, черных, как антрацит, плясали чертики, словно кочегары в тендере.

Жаль ему было Валерию. Бесспорно, взрослея, она отбивалась от рук… И вот ведь как получилось: видит он это, знает, а спасти соседку не может. Она уже по своему разумению живет. Все больше понимает, что он для нее только сосед, с мнением которого можно не считаться… Отсюда и влияние его на нее совсем ослабло… Да и некогда ему влиять… Дома-то почти не бывает, свои проблемы решать надо… Конечно, это — эгоизм. Ужасный эгоизм. Но любовь зла, и любовь с альтруизмом несовместима. Больших эгоистов, чем влюблённые, в мире не существует.

***

На станцию назначения они приехали уже засветло. Отмывшись от угольной пыли, хорошо подкрепились и стали укладываться спать.

Лебедев опять разговор завел о стилягах.

— Все-таки жалко барышню, — проворчал он, застилая постель. — Всю жизнь испортят ей… Слышь, Степан, как ты думаешь?

— Как и вы! — весело ответил помощник, ныряя под одеяло и радуясь чистой постели.

Вася быстренько разделся и тоже спрятался под одеяло, надеясь, что там его не будут тревожить. Но просчитался.

— Слышь, Василий, — крикнул Лебедев, — а ты как к девкам относишься?

Кочегар притворился спящим.

— Умаялся, — сказал машинист и продолжал разговор с помощником. — А мы, Степа, бывало жуть как девок боялись… И я тоже боялся. Но поглядывал на них исподтишка. Все хотел в жены получше выбрать. Даже гадал на девчонок… у цыганок и так по разным приметам. Особенно вот в такие новогодние ночи. Бывало как доведется спать в гостях, так и шепчу себе под нос: сплю на новом месте, приснить жених невесте...

— Ну и как? — поинтересовался Степан.

— Да как тебе сказать?.. Женился не на той, которые снились.

А у меня сны сбываются! — не удержался Василий, чтобы не встрять в такой интересный разговор. — Вот приснилось, что в тендер падаю, и точно — на паровозе оказался.

— Вот ты и загадай на невесту! — предложил Лебедев — Вдруг в самом деле женишься на той, которую во сне увидишь… А, Степан?! Счастливчиком будет!

Идея Васе понравилась, и хоть жениться он еще не думал, но увидеть во сне Снежную принцессу страстно желал. И теперь, уже замолчав окончательно, он начал про себя непрерывно повторять: «Сплю на новом месте, приснись жених невесте! Сплю на новом месте, приснись жених невесте!».

Он забыл, что усталым людям сны не снятся.

Разбудил его Лебедев. Был уже вечер. В комнате горел свет, а за окном сгущался синий сумрак.

— Ну, как, видел невесту? — поинтересовался Игорь Дмитриевич.

Кротов спросонья хмуро посмотрел на помощника и машиниста, уже одетых и готовых идти на паровоз.

— От того ты и не веселый, — засмеялся Степан, — что крепко спал. Но ты не расстраивайся, вдумайся-ка в смысл: «Сплю на новом месте, приснись жених невесте!». Ну-ка, ну-ка, Вася, соображай! Видишь, в чем здесь изюминка!? Не она тебе, а ты должен присниться ей!

Довольный своей сообразительностью, Степан гордо посмотрел на заспанного Василия. А Лебедев засмеялся:

— Ишь, какой умный у нас Степа — — не голова, а Дом Советов. А ты скажи, мне, Степа, у кого он адрес узнает своей невесты? У твоей бабки, что ли? Или среди дновских девок опрос проведет?

Помощник стушевался, смущенно пробормотал:

— Да она может быть и не дновской… Моя-то деревенская.

— Вот, вот! — удовлетворенно кивнул Игорь Дмитриевич и не без ехидства спросил у Кротова. — А, может, ты, Вася, сам ее адрес знаешь.

— Нет, меня так близко к дому еще не пускают.

И кочегар не соврал.

Лариса рассталась с ним далеко на подходе к своему дому. Она не хотела, чтобы мама увидела ее с «мальчиком».

Всю обратную дорогу Кротов корил себя за головотяпство. Мало того, что адрес любимой не узнал, так еще не сообразил телефончик спросить, а главное — не догадался назначить свидание. Ну, как теперь можно было узнать: снился он Ларисе или не снился?

Разве что через Валерию.

И Вася мысленно торопил состав, спеша вернуться домой, пока соседка не ушла в школу. По времени все вышло как надо. Когда он сдал вахту, ученики еще спали. Спешить было незачем. Вася не торопясь пошел вдоль деповской стены, заглядывая в освещенные окна. И в диспетчерской увидел Людмилу Павловну.

Она, опустив голову на руки, дремала за столом.

Недолго думая, Кротов вошел в комнату и наклонившись к самому уху женщины, прошептал:

— Скажите, пожалуйста, мне ваш телефончик.

В комнате, кроме них, никого не было, говорить можно было громко, но он специально понизил голос до шепота, чтобы не напугать задремавшего диспетчера. И Крутова даже не вздрогнула. Она медленно подняла голову и с интересом посмотрела на юного кочегара. В глазах появились смешинки, а на усталом лице веселая улыбка.

— Давно никто не спрашивал у меня мой телефончик. Кавалеры уже сбросили меня со счетов… Такой вот они привередливый народ. А вам, что, Кротов, не к чему больше свою энергию приложить? Решили любовью заняться?

— Да как вам сказать, — смутился Вася. — Это так просто не скажешь...

— Понятно… По телефону можно говорить все что угодно. Краснеть он не умеет.,. Ну что ж, твою просьбу я удовлетворю… но звони мне только тогда, когда мужа дома не будет.

До Васи дошло, наконец, что женщина говорит что-то не то.

— Вы, наверное, не так поняли меня… я не вам буду звонить, а вашей дочери.

И тут он до такой степени покраснел, что даже физически ощутил, как пар с него поднимается клубами.

— Вот оно что! — разочарованно произнесла Крутова. — Вам, оказывается, не я нужна, а моя дочь.

У влюбленного перехватило горло от волнения, и он только головой кивнул.

— Тогда к ней и идите за телефоном!

— А вы не могли бы… — жалостливо посмотрел он на Людмилу Павловну.

— Нет, Кротов, я не могу! — решительно отказала она. — Я уже однажды проявила беспечность: дала Мелихову справку о тебе, и это чуть было не кончилось плачевно для вас обоих.

— Что-то я такого не помню?..

— Ты и визит в милицию, может быть, забыл?

— А-а! — Кротов наконец сообразил, о чем идет речь. — Ну, я думаю, у нас с Ларисой дело до милиции не дойдет. Будем все полюбовно решать. И наше будущее затвердим через ЗАГС.

— Иди-ка ты, Вася, отсюда!

Людмила Павловна так рассердилась, что даже привстала и влюбленному кочегару показала рукой на дверь.

Ничего не оставалось, как удалиться… И опять одна надежда была на Валерию.

Соседку он застал на кухне. Она завтракала в компании взрослых. Вася, поприветствовав женщин, незаметно поманил девушку рукой.

Его жест она истолковала по-своему.

— Нет! — затрясла она отрицательно головой. — Бить будешь!

— За что? — удивился он.

И Кротов не лукавил. «Подарок» перекрыл все валерины грехи и даже его кратковременное желание провести воспитательную работу с отбившейся от рук школьницей.

— Ты сначала поел бы, а потом секретничал бы! — крикнула мать сыну.

— Жизнь такая, что аж не до еды! — махнул он рукой, исчезая в своей комнате.

Валерия вошла вслед за ним. Черные глаза были хитрющими-прехитрющими, а на лице играла довольная улыбка. Вася не очень-то всматривался в такие детали. Не до них ему было.

— Ты телефон Ларисы знаешь? — спросил он с ходу.

— Зачем мне его знать? — соседка поморщилась. — Мы — не подруги.

— А если врешь?

— А с чего ты вдруг усомнился? Ты, что, хоть раз видел ее у нас в доме?

— Я — не про это! Я — про телефон.

— Ну, тогда прежде чем не верить, подумай: сам-то ты знал телефоны своих одноклассников.

Довод был весомым. Вася досадливо поморщился.

— Эх, вот так надо позвонить! — и он провел большим пальцем по горлу.

— С чего это так вдруг тебе загорелось? — поинтересовалась Валерия с безразличным видом.

— Да, как тебе сказать… дело тут одно есть,… — замялся он и, секунду подумав, спросил у девушки: — Слушай, а ты не могла бы в школе спросить Ларису: видела она меня сегодня во сне или нет?

— Ты уж совсем, парень, рехнулся! — рассердилась Валерия. — Мало ли кто кому снится. Вот я сегодня во сне видела, как ты крыльцо отремонтировал. А что толку с такого сна. Перила как были сломанными, так такими и остались.

— Не лезь ты ко мне со своей глупостью! — теперь уже он возмутился. — Не до перил мне сейчас, и крыльцо-то — общественное, пусть общественность его и ремонтирует. А у меня — дело — личное! Может быть, дело всей жизни. Судьба моя, может, от этого зависит. Примета такая есть! Поняла!?

— Ну, хорошо, — примирительно сказала Валерия. — Каждый по-своему с ума сходит, и раз примета такая есть — пойдешь на свидание и все узнаешь из первых уст.

Вася смущенно отвел глаза.

— Что, не договорились о свидании? — ехидно улыбнулась десятиклассница.

Он промолчал.

— Что ж ты, братец, такой пентюх! — она с сожалением покачала головой. — Девочки любят энергичных и напористых… Теперь тебе одно остается: идти на виадук и весь вечер дежурить там. У нас каждый житель нашего захолустья хоть раз за вечер, да пройдет через него. А она уроки музыки берёт на нашей стороне у какого-то выселенца на сто первый километр.

Василий оживился.

— А точное время не скажешь?

— Ну, померзнешь немного, зато в следующий раз умнее будешь.

***

Шел снег. Не такой крупный, как в тот прошлогодний вечер, когда Вася впервые увидел Снежную принцессу, но достаточно приличный, чтобы самого Кротова превратить в снежного принца. Правда, это ничуть не радовало парня. Снежинки тянулись к нему, словно пчелы к сладкому, и как старательно он не встряхивался, они все равно облепили его.

А принцессы все не было и не было. Принц в лучших холодных ботинках прогуливался по виадуку и страшно мерз. Его «дежурство», скорее всего, кончилось бы легкой простудой или хорошим воспалением легких, каким переболел Мелихов, если бы все же Ларисе не потребовалось зачем-то перейти из одной части города в другую.

Кротов, как только увидел девушку, бросился к ней, прыгая сверху вниз через две ступеньки и рискуя поскользнуться и, и пролетая мимо возлюбленной, задницей просчитать ступеньки. Но здесь все обошлось.

В другом он просчитался. Он ожидал, что Лариса придет в восторг от «неожиданной» встречи, но она не удостоила его даже взглядом. Даже головы не повернула в его сторону. Прошла, не замедляя и не убыстряя шага. Словно и не видела вчерашнего своего поклонника, словно и не бежал он, как последний пацан, навстречу ей.

Страшное смущение охватило Васю.

— Здравствуйте! — неожиданно вежливо крикнул он вслед уходящей принцессе.

Она не оглянулась и ничего не ответила. Она продолжала подниматься на виадук, словно и не слышала взволнованного приветствия.

Кротов, хоть туго в этот момент от волнения соображал, но понял, что стоять внизу у подножия лестницы, куда слетел второпях, смысла больше нет, и что спасти его может только напористость и энергичность. Ну, те самые качества, на отсутствие которых у него намекала Валерия утром.

Он рванулся вверх. Два-три огромных прыжка — и пошел рядом с Ларисой, пытаясь заглянуть ей в глаза. Она глаз не прятала, но и смотреть на него — не смотрела. Так они прошли мост и спустились на бульвар. Васю поведение спутницы злило.

В конце концов он решил: хватит чикаться, надо все-таки быть мужчиной, и, схватив девушку за руку, поставил ее перед собой.

— Ты или скажешь, что случилось, или я буду держать тебя здесь до утра!

— До первого милиционера! — — спокойно возразила Лариса, глядя ему прямо в глаза.

Он уже имел однажды дело с милицией и тем одним разом был сыт по горло. И все же руку спутницы не отпустил. Уж если быть мужчиной — то до конца!

— Перестань бегать за мной, или я начну избегать тебя!

Такое заявление было чем-то вроде ушата холодной воды.

Вася в сердцах хотел сказать: «Да катись ты!..», но сдержался. Разжал пальцы — — освободил принцессу от цепкой своей хватки. Вяло улыбнулся:

— Я не бегаю за тобой! Наоборот, я хотел тебя обогнать, но потом подумал, неудобно проходить мимо знакомого человека, даже не обменявшись приветствием.

— Ишь ты какой воспитанный! Выходит, ты сегодня из вежливости и мою маму хамством поразил?

— Вот откуда ветер дует!

Он кипел, а она была спокойной, уверенной в себе.

— Боже, как это ужасно. Вместо того, чтобы признать свою вину, он удивлеется направлению ветра. А у нас — роза ветров такая, и, судя по дыму, который валом валит из паровозных труб, ветер юго-восточный.

— Ну, хорошо! Признаю и сожалею, что не раскланялся и не расшаркался перед спящей дамой! Но ты в состоянии понять, что мне не до вежливости было! Другое у меня в голове!

— А что? — не удержалась и полюбопытствовала Лариса.

— Мне нужно узнать: видела ты меня во сне или нет? Только для этого и телефон твой просил.

— А почему ты должен был мне сниться? — удивленно пожала заснеженными плечами девушка. — Неужели ты думаешь, что произвел на меня такое впечатление?

— Дело в другом! Видишь ли… — он засмущался немного, — вчера днем, ложась спать в оборотном депо, я загадал: «Сплю на новом месте, приснись жених невесте!». Соображаешь?

— Я очень сообразительная девушка, — в первый раз за время их встречи улыбнулась Лариса. — Но, Вася, днем я не сплю… У меня есть цель, и мне — не до сна и не до замужества. Соображаешь? Я хочу получить образование. А выйти замуж после школы — остаться у разбитого корыта… с пелёнками и прочей постирушкой. Так, у корыта, и станешь старкшкой..

И она продолжила свой путь, на прощанье даже не удостоив его взглядом. Но Кротов решил не отставать и пошел рядом. Надо было объяснить этой заносчивой девице, что он хоть из себя представляет.

— Я ведь тоже не думаю жениться… Что уж я дурной совсем, что ли. Я тоже собираюсь выучиться. Образованные — они и вежливые, и внимательные к слабому полу. Вот могу продемонстрировать, как я их себе представляю! — и он взял девушку под руку.

— Не надо! — резко возразила Лариса. — Я не слабый пол, что меня, в общем-то, даже оскорбляет, и никакая-нибудь немощная старуха!

Вася изо всех сил старался не терять присутствия духа.

— Я и старушке могу помочь! Я такой! — — воскликнул он, увидев в нескольких шагах закутанную в платок и сгибающуюся под тяжестью ведер женщину.

— Бабушка! — — подскочил он к ней. — Давайте ваши ведра!

— Ты, что ж, Васенька, не признаешь меня? — пропела женщина, останавливаясь и ставя ведра на снег.

— Лукерья Демьяновна! — удивился Василий. — Да где ж вас признаешь! Вы так постарели!

— Да это я просто закутанная… от мороза… А так я еще держусь.

— Ну и держитесь, я рад за вас! — затараторил Вася, спеша исправить свою оплошность. — А я все равно помогу вам!

Он схватил ведра с водой да так энергично, что чуть было всю воду не расплескал.

— А девушка эта твоя? — спросила Лукерья Демьяновна.

— А то как же! — не без гордости ответил Вася, благо Лариса была в стороне от них и не могла расслышать этих слов.

— Ты ее позови, — — посоветовала Симина мама. — А то еще хулиганы какие-нибудь пристанут. Стиляг, говорят, видимо-невидимо развелось. Вот тут недавно одного чуть ли до смерти не забили.

Кротов понял, какие слухи до Лукерьи Демьяновны докатились, развеселился.

— Лариса, пойдем с нами, пока к тебе стиляги не пристали! — — весело позвал он девушку, заранее зная, что уж с ними-то «эта его капризная девушка» наверняка не пойдет.

— Я не могу! — крикнула она в ответ. — Я иду встречать папу!

Странное дело, он не сожалел, что она уходит.

Наоборот, он даже почувствовал какое-то облегчение от этого.

И даже не облегчение, а что-то вроде пустоты в душе, от которой и не тяжело, и не легко. В общем, так себе...

До самого Лукерьиного дома они шли молча. Только у ворот, увидев сваленные в кучу бревна, Вася спросил:

А дрова ваши?

Мои, — вздохнула женщина. — Купить купила, а распилить и расколоть некому. За божескую плату — никто не хочет, а больших денег у меня нет.

— Не переживайте! Я вам все это сделаю бесплатно!

Обещание вырвалось у него самой собой. Он тут же прикусил язык, но было поздно. Напористая Лукерья Демьяновна, не мешкая ни секунды, подрядила добровольца.

*******************************************

8.ПОСЛЕДНЕЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ