Глава пятая. Тёмная лошадка

5.ТЕМНАЯ ЛОШАДКА

***

Жизнь не течет равномерно.

Чтобы человек не сдох от нескончаемой скуки или не погиб от бесконечных стрессовых перегрузок, она придумала аритмию, и время от времени каждому живущему дает возможность отдохнуть от чрезмерного однообразия или излишнего разнообразия...

Осень, наверное, для того и существует, чтобы охладить человеческие страсти, дать людям осмотреться, одуматься, поскучать вместе с дождями...

А дожди затянулись.

Уже облетели листки октября. Пошел на убыль ноябрь, всем осточертела грязь, а дни стояли серыми и унылыми. Люди все чаще стали поговаривать о морозах и снегах. Но природа не спешила. Опустошенная человеком и осенью, она тщательно готовилась к зиме...

Поздно вечером Кротов шел по бульвару.

Вокруг все было черным. И тополя, до последнего листика ободранные ветрами, и земля с пожухлой травой, из которой бесконечные дожди вымыли осеннюю охру, и небо, плотно набитое тяжелыми тучами. Тучи почти касались вершин деревьев и еще гуще делали и без того густые сумерки. Свет фонарей, освещавших железнодорожные пути, ослабевал в них и почти не доходил до бульвара.

Темнота не пугала Василия. Его занимала грязь. Все свое внимание он сосредоточил на дороге, стараясь не втемяшиться в лужу. И не сразу заметил, что вокруг все изменилось. Город в мгновение ока преобразился, стал светлым и призрачным. А белый снег, сказочно красивый, плавал в воздухе, кружился и медленно опускался на дома, дорогу, деревья.

Вася оживился. Поднял голову и огляделся. Рядом никого не было, и он решил дать выход разыграфшимся эмоциям. Подпрыгнул и поймал языком снежинку. Забава понравилась, и, подбадривая себя негромкими возгласами, он стал прыгать вверх, хватая ртом зависающие в воздухе снежные хлопья, и радуясь своей добыче, как самый что ни на есть последний мальчишка.

Обидное сравнение с мальчишкой пришло на ум после того, как он увидел стройную незнакомку. Она продефилировала мимо, даже не глянув на него. Она так высоко несла гордую голову и так ясно всем своим видом выказывала презрение к нему, что у Василия пропала всякая охота резвиться. «Откуда она появилась? Словно из снега возникла!», — недоумевал он.

А снег, как бы подтверждая его мысль, облепил девушку и она была белой, как Снегурочка. Но сходство со Снегурочкой, это Вася сразу уловил, было чисто внешним. Та была деревенской девушкой, наивной и по-крестьянски простой. А в этой, в ее движениях, стати, чувствовалась городская жилка. Держалась она, как принцесса — не меньше, и, по всему видать, была с характером крутым и — сама себе на уме.

И все-таки она кого-то ему напоминала. Какую-то книжную героиню… Но какую?..

Девушка уже подходила к лестнице виадука… Она уже поднималась… Уже фонари на мосту высветили стройную фигуру. В их свете снег казался еще более густым. Его легкие хлопья преданно кружились возле юной красавицы, и она в эти мгновения была удивительно похожа на Снежную принцессу.

Вася никогда не видел Снежной принцессы ни в кино, ни на картинках. Он даже не знал, существует ли она в литературе. Но он хотел верить, что существует. Ведь есть же Снежная королева. А почему у Снежной королевы не могло быть дочери? Только потому что у нее ледяное сердце? Но Боже, сколько женщин с холодным сердцем имеют детей.

В общем, сравнение, неожиданно пришедшее на ум, показалось Кротову самым убедительным и подходящим. Снежная принцесса должна быть. Она наверняка есть!

Просто он еще ничего не успел прочитать о ней, и, не успев открыть в книгах, нашел ее в жизни.

Только здешняя ли она? Может быть, она вообще не из этого мира. Реально ли вce, что он видит? Зима… снег… это, конечно, реально… Но прекрасная незнакомка, в лицо которой он даже не успел заглянуть, реальна ли она? Может быть, это бред… Всего лишь галлюцинации.

А девушка не спеша шла по мосту, уходя в ту часть города, где жил Мелихов и где Вася стриг не в меру ретивого ухажера.

Но об этом сейчас он вспомнил вскользь, мельком. Сознание свербила одна-единственная гнетущая мысль: уходит… уходит...

Он хотел броситься вдогонку… Хотя бы заглянуть и лицо. Убедиться, что не обманулся и навсегда запомнить прекрасные черты. Запомнить… запомнить, чтобы узнать незнакомку при следующей встрече...

И тут же огорченно потупился.

Он жил в реальном мире. Только в сказках принцессы влюбляются в кочегаров… точнее, трубочистов. Жизнь грубее. В ней все проще и практичнее. И сказочная любовь между кочегаром и Снежной принцессой в реальной жизни состояться не может.

В чудеса он не верил и не стал надеяться на чудо.

Снежная принцесса исчезла, растворилась в снежной мгле, но осталась в памяти и сердце Василия.

***

С приходом зимы в городе Дно после осенней спячки просыпалась физкультурно-массовая работа и приобретала такой размах, что в границах города ей становилось тесно, и она спешила в поля и леса.

Там, на просторе, было где развернуться физоргам, и Дроздова, получив команду разворачиваться, энергично взялась за дело… И сразу столкнулась с полнейшим равнодушием деповской молодежи ко всякому соревнованию. Столкновение было тяжелым и травмировало юную душу девушки. В тесной комнате для комсомольских работников она опустилась на свой стул и уронила слезу на пустой стол. Было страшно обидно за равнодушную и неотзывчивую деповскую молодежь.

— Ты чего отсырела? — поинтересовался комсомольский работник с большим стажем, «бывалый» и «тертый калач».

— Понимаешь, они совсем не понимают, что не мне это нужно, а я стараюсь для них, — пропищала Дроздова, предварительно шмыгнув носиком. — Это — их здоровье, их досуг и, если хочешь, их развлечение, а эти пустоголовые «паровики» развлекаться не хотят.

— Да, у нынешних масс — никакого энтузиазма, — охотно согласился «бывалый». — А в чем вообще-то дело?

— Да надо срочно принять участие в открытии зимнего сезона, а я не могу собрать лыжников.

— Откладывать такое мероприятие нельзя! У нас ведь как: сегодня снег, а завтра нет!

Физорг с надеждой посмотрела па товарища по комсомольской работе.

— А ты не поучаствуешь? — несмело предложила она. — Ведь всего десять км… А ты вон какой здоровый… Осилишь!

— Я, Дроздова, не лошадь и не паровоз! Я и так за всех всю работу тащу. — С обидой в голосе воскликнул«тертый калач». — А во мне — не лошадиные силы, а всего-навсего одна человеческая. Я и на работе достаточно уламываюсь… И вообще, Дроздова, запомни: нам в наших мероприятиях участвовать не нужно. Главное для нас — организовать массы!

— Но массы не хотят организовываться,… — жалобно простонала Дроздова и уронила на грудь поднятую было голову.

— Подраспустились массы,… — — задумчиво произнес бывалый комсомольский работник. — Не хотят по-хорошему, бери нахрапом! — решительно посоветовал он.

— Это как так нахрапом?

— Вникай в психологию! К каждому ищи индивидуальный подход. Как это древние-то говорили: разделяй и властвуй. Кого припугни, кому пилюлю подсласти, а кого и лестью...

В это время напротив запотевшего окна, возле которого сидела физорг, остановилась «Овечка».

—… Вон, видишь, в маневровом, как король в карете, восседает кочегар Мелихов. — «Тертый калач» подошел к окну и провел ладонью по стеклу. — Бабник он страшный! — «Бывалый» критическим взглядом окинул физорга. — А ты — ничего… Вот иди и попробуй на этом сыграть.

— А почему ты решил, что он бабник? — зардешись, спросила девушка.

— Да это ж за версту видно! Он же стиляга! — и подбодрил ее. — — Так что действуй, физорг! Развивай в себе организаторский талант.

Дроздова накинула на плечи пальто и неуверенным шагом вышла из комнаты. В коридоре она задержалась у закопченого со стороны улицы окна. Оно было как зеркало, и девушка посмотрелась в него. В самом деле, она была ничего. Курносый носик, правда, делал выражение лица немного простеньким, сельским, но зато само лицо, кругленькое и румяное, было просто миленьким.

Дроздова одернула кофточку на себе и уже более уверенной походкой пошла к «Овечке». Однако до настоящей уверенности ей было далеко.

Мелихов, как только увидел девушку, сразу отметил, что она чего-то стесняется… Словно не по железнодорожным путям идет, а пересекает танцевальный зал, спеша пригласить его на дамский танец, и боится, что он откажет.

Отказывать хорошенькому физоргу в чем-либо у парня не было никакого желания. Он приосанился и ободряюще улыбнулся девушке. Дроздова тоже была сама себе на уме, увидела, как он тает, и подумала: прав был товарищ по комсомольской работе… внешнее обаяние действительно играет не последнюю роль, особенно, когда имеешь дело с бабником, и, наверное, поэтому в комсомольские активистки дурнушек не пускают.

Она тоже улыбнулась, но речь начала издалека и голосом, в котором преобладал казенный тон.

— Мелихов, ты как относишься к общественным мероприятиям?

Сияющий Веня высунулся в окно. С высоты своего положения посмотрел на физорга. Она остановилась вдали от паровоза, и по всему было видно боялась и машины, и кочегара.

— Очень даже положительно, — радостно заявил Мелихов, — если они проходят без меня.

— А если с тобой! — пропищала Дроздова, чувствуя, что с этим стилягой кашу не сваришь.

— Ну, если ты имеешь в виду танцы, то тоже очень даже положительно! Может быть, сбацаем, а?

Растерянность и глазах физорга стала более заметной.

— На что ты, Мелихов, намекаешь?

— Вот на это!

Веня, не вставая с места помощника машиниста, гулко и весело отбил ногами чечетку.

Кузьмич, дремавший на своем стуле, приоткрыл на мгновение левый глаз, равнодушно глянул на кочегара и опять принялся дремать. Дроздова в это время соображала, что ей делать и, сообразив, сказала:

— Здорово! А на лыжах ты так же хорошо умеешь бегать?

— Я, милая, вообще бегать не умею. Бегать и быть на побегушках, — это не в моих принципах. А ходить хорошо — могу! Даже на лыжах. Если хочешь, давай научу.

— А лыжи у тебя есть?

— Но я же тебе сказал, что это не...

— Хорошо! Не раздражайся! Я принесу. Ты приходи в воскресенье в десять часов к железнодорожной школе.

Веня не ожидал такой плевовой победы и даже смущенно заулыбался.

— А чего… я приду… Ты только не обмани.

— Я не обману. Ты только не проспи. Старт в десять утра! Не перепутай утро с вечером.

Кузьмич, продолжая дремать, хмыкнул.

А Мелихов сердито посмотрел на Дроздову.

— Я, юная обольстительница, не терплю соперников!

И он, развалившись на месте помощника машиниста, сделал вид, что дремлет так же беззаботно, как и его начальник.

Но механик опять приоткрыл левый глаз и буркнул:

— Иди, хоть кости разомнешь!

— А мне ни к чему мягкие кости, — огрызнулся Веня.

— Это потому, что ты еще бестолковый, — — проворчал Кузьмич. — — Вся бюрократия во все времена бесхребетность считала одним из приятнейших достоинств своих подданных.

— Мелихов, — крикнула Дроздова, — ты уж не обижайся… Работа у меня такая...

— Ну и работай на здоровье! — — гневно прошипел он, снова высовываясь в окно. — А простого трудящегося нечего дурачить!

— Ладно, — отмахнулась от него девушка. — Пойду других уговаривать.

— Дуй, дуй! — небрежно бросил Веня и тут же глаза его загорелись. — Слушай, физорг! — — крикнул он совсем растерявшейся и подавленной Дроздовой. — А ты Кротова не пыталась уговорить?

— Нет еще, — вяло ответила та, едва сдерживая слезы.

— Действуй, милая! У тебя с ним получится! Бабник он страшный!

— Он, что, тоже стиляга?

— Да где ему! Для этого он слаборазвит!

Физорг потопталась на месте в нерешительности. После разговора с Мелиховым, уверенность снова покинула ее.

Но работа есть работа. Надо было организовывать массы, и она спросила у развеселившегося кочегара:

— А других пороков у него нет?

— Прекрасная мысль, милая! Недостатков у него много. Жуть как много! Но проступки — лучше пороков. Запомни это, красавица. Проступки — это уже готовый материал, а пороки — только сырье, и не каждый способен что-нибудь дельное извлечь из него. Так что нажимай милая на проступки! Вот он в институт намылился, а у самого привод в милицию есть! Бери это дело и раскручивай! Заставь его танцевать под твою музыку.

— Как?

— Хорошо, конечно! Как же еще!

— Я имею в виду, как это дело раскрутить?

— Не дотункала пока?

— Пока нет...

— Ну, характеристику-то ему комсомол будет давать!

— А-а...

— Вот и «а» — ворона кума! Дошло, наконец! Начнет ломаться — бери сразу за жабры!

— Я попробую,… — неуверенно произнесла Дроздова.

Мелихов сердито воскликнул:

— Не слышу оптимизма в твоем голосе! С таким настроением, Дроздова, можно похоронить любое дело. Ты не пробуй, а действуй напористо! Тогда и получится. Хочешь, я добавлю тебе настроения?

— Как?

— А вот так! Завербуешь Крота, считай и меня завербовала.

— Обманешь!

— Не обману! Мы стиляги — люди слова! Ты только лыжи приноси.

***

Паровоз Лебедева стоял в депо на промывке, и Дроздова нашла Кротова под колесами машины в глубокой, черной яме.

— А ну вылазь оттуда! — потребовала она.

Чумазый кочегар мигом предстал перед ней.

Тоном, не допускающим возражения, физорг сказала:

— Кротов, в воскресенье возле железнодорожной школы состоится открытие зимнего сезона, и тебе нужно срочно пробежать десять км.

— А почему срочно? — бодро поинтересовался Вася.

Физорг наморщила маленький лобик.

— Почему срочно?.. Да потому что у нас сегодня снег есть, а завтра нет. По снегу, значит, вот по чему.

— Значит, может растаять?

— Запросто.

— А я срочно бегать не умею.

— Не забывайся! Тебе характеристика нужна.

— А старт во сколько?

— В десять… Не забудь!

— Не забуду. Хорошо запоминается: десять км и

десять часов.

Дроздова улыбнулась.

— И вправду хорошо запоминается. Я как-то об этом не подумала.

И довольная тем, что Кротов оказался таким толковым и покладистым, полагая, что она уже с ним договорилась, Дроздова, не мешкая, перешла к практической стороне дела.

— А лыжи у тебя есть?

— А зачем они мне? — — откровенно удивился Василий.

— Как зачем? — немного растерялась девушка. — Десять км бежать по снегу на лыжах намного легче… нежели топтать снег…валенками.

— Я не знал, Дроздова, что мне нужно будет десять км бежать для характеристики, и не запасся таким инвентарем. Так что ты уж извини!

Довольный собой, Кротов полез было снова под паровоз, где, расхаживая в яме, механик постукивал стальным молоточком по колесам машины.

Физорга поведение Кротова разозлило. Она взорвалась:

— А ну подожди!

Кочегар распрямился и повернул к ней чумазое, невинно улыбающееся лицо.

— Ты в институт думаешь поступать?

Не только в интонации, но и в самом вопросе звучала неприкрытая угроза.

— А тебе какое дело?

— Комсомолу до всего есть дело!

— У вас как в милиции...

У нас, Кротов! Ты еще пока в комсомоле! И о милиции ты кстати вспомнил. Я знаю, какие у тебя отно шения с ней. Не придешь на соревнования, можешь и за характеристикой не приходить!

— Но ведь без лыж по снегу не бегают, — поскучневшим голосом запротестовал Василий.

Но протест не был удовлетворен.

— Я принесу тебе весь спортивный инвентарь! — уходя, бросила через плечо физорг.

— Напористая девушка! — — просовываясь между колес, ехидно заметил Лебедев.

— Дура — вот она кто! — дал выход своему негодованию Василий. — Ведь ничего не делают, а начальников из себя корчат. Вот возьму и выйду из этого комсомола, и оставлю этих комсомольских начальников без моих взносов.

— А себя — без будущего, — спокойной заметил Игорь Дмитриевич. — — В комсомол можно вступать, но выступать против него никак нельзя, скажи, Степа!

Степан с котла спустился к ним и, сняв кепку, быстро вытер ею лицо.

— Ты, Вася, пока у деповского начальства к тебе ничего нет, не дразни их подручных… А то ведь не выберешься из этой черной ямы.

И он опять кепкой провел по лицу. Сомнений не было, он почему-то разволновался. Но Вася не стал спрашивать: почему? Не из врожденного чувства такта. Он, уже насмотревшись в депо на деповские порядки, и сам о многом мог догадаться.

И Кротов только буркнул недовольно:

— С таким начальством, думаю, к победе коммунизма мы не придем.

Степан промолчал, а Лебедев хмуро прокомментировал реплику кочегара:

— Мы не только соревнуемся, но и строим под олимпийским девизом: главное — не победа, а участие...

***

Лежа на кровати, Василий думал о том, что счастливая жизнь складывается из счастливых случайностей, а несчастная — — из сплошного невезения. И еще о том, что надо стремиться к центру… Если не в Москву, то хотя бы в Ленинград… Надо развивать в себе эту центростремительную силу… А для этого хошь — не хошь, а придется идти на соревнования...

Где-то за школой на месте старта играл духовой оркестр.

Снег, к сожалению, не растаял, а путь в институт, оказывается, лежал через массовые лыжные старты...

Как не хотелось бежать! И день-то был хорош. Почти по Пушкину. Мороз и солнце! А душа не лежала к лыжам! Эх, музыка...

Вася подошел к окну, намереваясь захлопнуть форточку, и увидел Дроздову.

Физорг, нагруженная лыжами и сгибаясь под их тяжестью, спешила к месту старта. Первое чувство, которое шевельнулось в Кротове, чем-то напоминало сострадание. Но его тут же вытеснило злорадство.

Оно, как змея, вползло в душу и наполнило ее тихой, злой радостью. Вася даже никогда не думал раньше, что его душа открыта для такой мерзости. Удивляясь себе, он все же с превеликим удовольствием наблюдал за Дроздовой и не заметил, как в комнату вошла Валерия.

Соседка встала рядом с ним у окна, несколько секунд внимательно изучала ситуацию и сердито спросила:

— На кого это ты так любуешься?

— Наш физорг! — расцвел сосед в улыбке.

Валерия и улыбку расценила по-своему. В девушке шевельнулось чувство ревности.

— Мог бы и не пялить глаза! Ничего хорошего в этом физорге нет… И потом, какая же она спортсменка, если совсем сутулая!

— Это лыжи ее сутулят. А так-то вообще она ничего.

Вася злорадствовал, а Валерия все понимала по-другому.

— А ты, братец, оказывается, ловелас!

— Да что ты! — безмятежно ответил Василий, не придавая значения ни словам соседки, ни той интонации, с которой она их произносила. — Я бы в жизнь к ней не подошел. Не в моем она вкусе. Это она сама навязывается. На соревнования заставила идти. Видишь, лыжи для меня несет.

— Это, что же, все лыжи для тебя?

— Да нет. Там и другие дураки еще будут...

Он оборвал фразу и переключил свое внимание на Мелихова и Репу.

Они вместе с каким-то милиционером нагоняли Дроздову. Вася пригляделся к милиционеру и узнал в нем Коротыша.

— Ну вот и помощники идут, — — недовольно буркнул он.

Валерия поняла, что он имеет в виду и отчего его настроение так быстро переменилось. Она тоже не симпатизировала Дроздовой. Теперь уже не только из чувства ревности, но и потому, что та заставила ее Васю выступать на соревнованиях.

— Может быть, мимо проскочат? — предположила соседка, но ошиблась.

Троица, поравнявшись с физоргом, остановилась, и Мелихов, сняв связку лыж, стал перебирать ее.

— Ух, бабники несчастные! — — погрозила им кулаком Валерия.

Вася подумал то же самое и разочарованно отошел от окна.

Но уже через секунду Валерия радостно захлопала в ладоши.

— Ты чего? — удивился сосед.

— А ты посмотри!

Он вернулся на прежнее место и расхохотался...

Мелихов, встав на лыжи, уходил вперед, а его друзья помогали Дроздовой взвалить на ее плечи связку лыж, облегченную на одну пару.

— Ну и дают ребята!

И восхищение, и возмущение одновременно прозвучали в голосе Валерии.

— Так ей и надо! — прокомментировал Василий происходящее. — -Не будет третировать простых комсомольцев.

— Вообще-то, Васенька, мне ее чуть-чуть жалко. Но самую малость. И от этой малости ничего не остается, как только я подумаю о том, что она нетренированного человека заставляет бежать десять километров.

— Ладно уж, — — поспешил успокоить Кротов соседку, — — как-нибудь пробегу. Там принцип олимпийский. Но вот как Мелихов побежит? Он же от ветра падает.

— — Ты думаешь? — с тревогой спросила Валерия. Тревога в её голосе соседу не понравилась.

— А ты, что, не видишь, что на нем один пиджак, как на огородном пугале, да еще голова, опилками на битая.

— Я не об этом… С чего ты взял, что он тоже будет участвовать в забеге?

— А с чего бы Дроздова ему лыжи дала?

— Да, это действительно очень просто, — виновато улыбнулась соседка. — Как же это я не додумалась.

— Когда человек влюбляется — он глупеет.

— Но я-то ведь ни-ни.

— Что ни-ни? Не влюбилась или еще не поглупела?

— Ах, Вася, Вася, хватит дурака валять! Я с тобой!

— Поболеть?

— Но и ты, брат, хоть ни в кого не влюблен, а умом обделен. Зачем же болеть за нетренированного человека… Наоборот, я всячески буду тебя сдерживать, чтоб ты не надорвался и не подорвал свое здоровье.

— Да я и сам шибко не разбегусь. Мне ж за это деньги не платят.

— Нет, нет, Василек, не отговаривай! Азарт — штука заводная.

***

Музыканты, надувая щеки, старались вовсю, а над гудящей толпой подрагивал на ветру красный транспорант, с одной стороны которого было начертано «СТАРТ», с другой — «ФИНИШ».

Как только сосед и соседка подошли к толпе, перед ними, словно из-под земли, возникла Дроздова.

Без всякого вступления, кивнув головой в сторону Валерии, она спросила у Васи:

— А это кто такая?

— Сестра...

Вопрос удивил Василия, а сама постановка его даже обидела. Но он еще в депо решил больше с Дроздовой не связываться и брякнул первое, что пришло на ум.

Физорг недоверчиво покосилась на «сестру», а Кротову скомандовала:

— Сними шапку и отдай ей!

Это уже было слишком.

Вася не мог допустить, чтобы при Валерии так понукала им какая-то соплюха, и хоть зарекался не связываться с Дроздовой, но не удержался — запротестовал:

— А я не привык без шапки! У меня голова мерзнет!

— Бери пример с Мелихова! — — окинула Дроздова сердитым взглядом завербованного лыжника. — Он тоже холода боится, но везде ходит без головного убора.

— Это потому что у него уже чуб отрос! — засмеялся Василий.

Откуда ни возьмись появился Веня. Насмешливо оглядел соперника.

— Посмотрим, так ли ты хорошо работаешь ногами, как языком.

Валерия с тревогой глянула на тощего ухажера.

— Мальчики, вы не надрывайтесь!

Мелихов уже был на лыжах. Он подпер палками худые бока. И картинно подбоченился.

— Чтоб утереть ему нос, мне надрываться не придется!

И орлом посмотрел на друзей. Репа самодовольно улыбнулся, а на лице Коротыша, ставшего милиционером, появилась презрительная улыбка.

Эта компания раздражала Василия. Но он постарался сохранить спокойствие и ровным голосом сказал:

— Я бы всем вам носы утер, да не буду этого делать.

— Это почему же ты не будешь? Кишка тонка? — запетушился Веня.

— Я — человек брезгливый!

— Ну-ну, мальчики, не ссорьтесь! — умоляюще заглядывая в глаза кочегарам, попросила Валерия.

И Дроздова ее поддержала:

Правильно говорит эта сестра!

— Я у него и эта, и та, и любая другая! — сердито огрызнулась Лукина.

— Вы мало похожи… вот что меня настораживает. Но спорт должен объединять людей. Здесь ты права… Хотя, — подумав немного, добавила физорг, — и спортивная злость спортсменам не повредит. Лучше резуль таты будут.

Валерия с ненавистью посмотрела на нее и умоляюще на ребят.

— Мальчики, ради Бога, не бегите на результат, не надрывайтесь!

— Глупый призыв, — — усмехнулась физорг. — — Они не могут не бежать в полную силу, когда начнут гонку. Психологию не знаешь!

— Они все могут! Они такие! И плевали они на твою психологию!

— Девочки, ради Бога, не ссорьтесь! — -с иронией воскликнул Василий. — Вы же в гонке не участвуете, и вам спортивная злость совсем ни к чему.

— Правильно говорит этот брат! — — поддержал его Мелихов. — Давай, физорг, готовь нас к старту!

Дроздова, красная от гнева, протянула соперникам по большой белой тряпке с номерами.

Привяжите покрепче, чтоб в пылу борьбы не потерялись. Мне надо будет обратно сдать их.

А лыжи? — беря номер, спросил Кротов.

— Иди за мной! Будут тебе и лыжи!

Дроздова круто повернулась и исчезла в толпе. Валерии не понравилось, что физорг проявляет такую заботу о ее Васе и что ему такая забота, судя по его лицу, пришлась по душе.

— Зверь, а не начальник! — негромко, но гневно сказала она. — Вы, мальчики, подальше от нее держитесь! Эта запросто может биографию попортить.

— Затем сюда и пришел, чтобы от нее отвязаться! — бросил через плечо Вася, убегая за Дроздовой.

А Веня хмыкнул;

— На мне где сядешь, там и слезешь.

И многозначительно посмотрел на Валерию. Она сделала вид, что не поняла намека, и беззаботно предложила:

— Давай привяжу номер.

И пока вязала узелки из тесемок, эхо любви гулко звучало в сердце, призывая к отмщению, и Валерии страшно хотелось рассчитаться со своим Васей той же монетой.

Ах, если бы Вася хотя бы на мгновение задумался, что и соседка тоже уже взрослая девушка… что и соседку тоже можно любить… Тогда могло бы состояться отмщение. А так… Ну как так мстить, когда на тебя не обращают внимания… Даже петушок не подпускает к своим курочкам другого петушка. Даже у петуха, из всех птиц самой глупой птице, есть чувство ревности. Оно врожденное у животных, а Природа, получается, обделила этим чувством, так необходимым человеку, её соседа.

Она ничего не знала, о помятых «буферах» Симы, О ночной стрижке, о проигранной битве стялягами в парке и в милиции. Она не читала эту повесть, потому что повести этой тогда ещё не было, а её персонажи, сами того не зная, только создавали фабулу нехитрого художественного произведения.

Ну, а Вася… конечно, Вася ничего такого соседке не рассказывал...

***

Организаторы соревнований из экономии времени, своего и спортсменов, решили раздельный старт не давать, а пустить на дистанцию всех участников скопом. Кротову не раз приходилось бегать десятку на уроках физкультуры. На них тоже стартовали все сразу, и опыт таких стартов у Васи был. Самое сложное заключалось в том, что надо было ухитриться в первоначальной толчее не споткнуться о чьи-либо лыжи и не остаться лежать на снегу в то время, когда твои соперники, набирая скорость, будут уходить вперед.

Вася огляделся и сзади себя увидел Мелихова.

Тот прозрачно смотрел вокруг и его физиономия была настолько невинной, что Кротову не составило никакого труда догадаться о намерениях стиляги.

И вот оркестранты перестали дуть в трубы и ухать барабаном. Наступила тишина. И раздалась команда:

— На старт! Внимание...

Бах! — трахнул стартовый пистолет.

Застывшая было толпа гонщиков качнулась, и Мелихов, не раздумывая, накатился на лыжи Кротова. Он рассчитывал, что соперник будет двигаться, но соперник стоял, и от резкого торможения Веня чуть было сам не полетел на снег. Он долго вихлялся, пока не нашел устойчивое вертикальное положение. И оказался лицом к лицу с врагом.

Веня увидел насмешливые глаза и сразу понял, что Крот давно раскусил его. Он покраснел, сошел с чужих лыж и, как ошпаренный, понесся вперед.

Он решил умереть, но победить Крота.

Железнодорожная школа примыкала к лесу, и лыжная трасса с ее двора уходила в лес. Оказавшись среди заснеженных осин и берез, Веня оглянулся и увидел в двадцати метрах от себя размашисто и легко бегущего главного и единственного своего соперника. Мелихов добавил скорости, и, не обращая внимание на красоты зимнего леса, а видя перед собой только одну трассу и слыша лишь шарканье лыж и свое тяжелое дыхание, побежал без оглядки, но с надеждой на победу.

Он потерял счет времени. Его обходили другие лыжники, но это были не его соперники и это его не волновало. И когда они кричали: «Лыжню, лыжню!», он не только не уступал им дорогу, но даже не поднимал на них глаз, чтобы не терять зря силы.

Так он вышел на последнюю прямую, выкатился из леса, и до школьного двора осталось рукой подать. Он лежал перед ним как на ладони… Но это еще не был финиш. Это была только половина дистанции — первый круг в пять километров. А силы уже иссякли. Мелихов оглянулся и чуть было не заплакал от обиды. Сзади, в двадцати метрах от него, размашисто и легко бежал Крот. Веню вполне бы удовлетворило такое отставание соперника, если бы он не заметил, что тот набирает скорость...

А Кротов, увидев красное полотнище, решил не проигрывать Мелихову промежуточный финиш. Сил у него было достаточно, чтобы на глазах болельщиков обойти хвастуна и возглавить парную гонку. Он ускорил бег и сравнялся с Мелиховым. Они уже вбежали во двор школы, здесь снег был укатан, лыжню просить не нужно было, и Кротов торжествующе крикнул, обгоняя соперника:

— У-у, враг народа!

Веня с ненавистью посмотрел на него, но ничего не ответил.

Он хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег, и сил на ответ уже не осталось. Он стремился теперь только к одному: снова добежать до леса и там упасть в кустах. А после пусть будет, что будет. И уж если ему суждено умереть на дистанции, то пусть он умрет подальше от глаз друзей и взбудораженной толпы. Наедине со своим позором. Он, конечно, просчитался.

Пока он сидел на паровозе, победа не вызывала у него сомнений. На деле все получилось иначе. Но откуда ему было знать, что Крот окажется более живучим… таким живучим. Нормальный человек уже давно бы сдох от такого бега.

А толпа, видя, что он сам вот-вот «сдохнет», дружно вопила:

— Гони, Кощей! Бессмертным станешь!

Веня с горечью подумал, что если он и станет бессмертным, то только после своей смерти, и из последних сил старался не ударить лицом в снег и не на метр больше не отстать от Кротова. Он словно приклеился в хвост обогнавшему его сопернику и шел за ним лыжа в лыжу.

Репа, Коротыш и примкнувшая к ним Валерия дружно визжали, подпрыгивали и хлопали в ладоши:

— Ваня, держись! Ваня, обгоняй!

— Скоморохи! — крикнул Вася, пробегая мимо них, и сердито посмотрел на Валерию.

Его злило, что она переметнулась в стан врагов, и, пользуясь мгновением, которое дала ему скорость, он хотел бросить в лицо соседки какое-нибудь обидное слово и бросил бы, но увидел за спиной девушки юную красавицу… У нее были синие глаза и прекрасное белое лицо. Вот и все, что он успел заметить. А обидное слово так и не успело сорваться с его губ. Лыжи быстро уносили гонщика в лес.

По инерции он еще с полкилометра пробежал между осин и берез. Наверняка бы, Кротов полностью выложился бы на второй пятикилометровке… Но синие глаза стояли перед ним и новой синевой наполнили и небо, и воздух… И он уже думал только об этих глазах. Он стал терять темп бега. И не потому что выдохся. Просто Ваня уже ничуть не занимал его. Победа над этим жалким трепачом уже ничем не прельщала, и гонка потеряла всякий смысл.

Вася перешел на шаг и вскоре совсем остановился.

Мимо проскочили те, кто бегал на лыжах похуже его. Но Мелихова среди них не было. «Сдох Кощей бессмертный!», — обрадованно подумал Кротов. На мгновение он вспомнил Валерию. Интересно, хлопает она сейчас в ладоши или стоит вместе с чуваками как оплеванная. А что чуваки именно такие сейчас, он не сомневался.

Мысли были приятные. Настроили Кротова на благодушный лад, почти на лирический. Он с наслаждением смотрел сквозь березы на синь неба и вдруг в памяти всплыл первый снег и заснеженная девушка.

Вася сразу забыл о стилягах и о названной сестренке.

Синеглазая лыжница, стоявшая в толпе болельщиков за спиной Валерии, и Снежная принцесса, ушедшая было из его памяти по дновскому мосту в темноту, чем-то были очень похожи. Может быть, грацией. Может быть, умением по-королевски держаться… Ему тогда вечером не удалось заглянуть в лицо незнакомки, но сегодня, сейчас, он не сомневался, что встретил ее снова.

Кротов развернулся на сто восемьдесят градусов, подналег на палки и так резво побежал назад, к месту старта, словно там ждал его самый дорогой приз, дороже которого в жизни и быть не может.

Через несколько минут он выбежал из леса и покатился в сторону болельщиков, высматривая среди них лыжницу с синими глазами. Но принцессы не было видно..

Вася забеспокоился.

Не сбавляя скорости, он подъехал к Валерии и, круто повернувшись, остановился рядом. Соседка о чем-то энергично спорила с Коротышем и Репой, и на лыжника они обратили внимание только после того, как снег из-под его лыж полоснул по их ногам.

Милиционер хмыкнул и надменно, как это обычно делают милиционеры, глядя на простых смертных, посмотрел на Кротова. А Репа завихлялся, начал руками воздух разгребать и при этом восторженно кричать:

— Сошел! Сошел!

— Затихни! — — резко приказала ему Валерия и гитарист, словно пристукнутый, ссутулился и замолк.

— Что-нибудь случилось? — спросила соседка, с тревогой глядя в раскрасневшееся и потное лицо Василия.

Он не был очень расположен к разговорам с нею. Воспитательную работу он решил оставить напотом да и проводить ее в присутствии стиляг Вася никогда не стал бы. Поэтому вопрос соседки он пропустил мимо ушей, а задал свой:

— Где эта девушка, что стояла за твоей спиной?

В глазах Валерии запрыгали чертики:

— А я, Васенька, не верчусь, не оглядываюсь, по сторонам не смотрю и ворон не ловлю! Меня в школе приучили к правильному поведению!

И она, давая понять, что разговор окончен, снова повернулась к стилягам.

Василия это вконец разозлило. Он уже был готов отчитать соседку даже при стилягах, но перехватил мимолетный взгляд Репы.

Вася посмотрел в ту же сторону и увидел Снежную принцессу.

Далеко за зданием школы она не спеша уходила на улицу через главные ворота. Нельзя было терять ни секунды. Василий торопливо сказал:

— Ладно! Я с тобой дома поговорю!

Развернувшись, он присел, чтобы помощнее оттолкнуться палками от земли. Сейчас ему как никогда нужна была скорость и скорость. Но он только успел присесть, как перед ним встала Дроздова.

— Кто тебе, Кротов, позволил сойти с дистанции? — сурово спросила она.

— Сердце у меня! — страдальчески сморщился Вася, выпрямляясь.

— С плохим сердцем в комсомоле не держат! — ухмыльнулся Репа.

— Вот видишь, Кротов, что думают о тебе твои же товарищи!

— Не дай Бог мне таких товарищей и тебе тоже, Дроздова! — Вася снова присел. — Уйди с дороги! Я спешу!

— Спешить надо было на дистанции! — сухо заметила физорг, не трогаясь с места.

— Да ты что ко мне привязалась? — возмутился Василий и с тоской посмотрел на улицу, по которой должна была идти Снежная принцесса.

И не увидел ее. Скорее всего девушка свернула в переулок, а там в другой, третий — и ищи ветра в поле!

Вася прыгнул на лыжах в сторону, собираясь обежать Дроздову, но Коротыш остановил его.

— Номер сними!

Кротов подумал, что и в самом деле с номером на спине он будет смешно выглядеть перед незнакомой принцессой и, досадливо морщась, сказал Дроздовой:

— Ну чего стоишь? Твое хозяйство — отвязывай!

Физорг развязала узелки, сняла белую тряпку с Василия и решительно потребовала:

— А лыжи сам скидывай!

— Скидывай! — — передразнил ее Вася. — Они мне нужны!

— Они мне нужны… для отчетности.

Дроздова снова встала на пути гонщика.

— Да я тебе завтра их принесу! — он умоляюще посмотрел па нее.

— Никаких завтра! Знаю я вас! Потом всю зиму за тобой бегать будешь.

— Да ну, — засмеялся Репа, — ты его через неделю уговоришь!

К нему присоединилась и Валерия, тоже засмеялась. Вася побагровел от злости.

— Ну, вот тебе честное комсомольское!

— Честные комсомольцы на дистанции! — насмешливо заметил Коротыш.

А Репа самодовольно прибавил к этому:

— И честно сражаются, как наш Ваня!

— Ваш Ваня! — — вскипел Кротов. — — Да его на дистанции нет!

— Ври больше! — презрительно сказал гитарист.

Не может быть… — — тревожно проговорила Валерия.

— Да что я вас обманывать буду! Я думал, он давно с вами.

— А как же лыжи? — жалостливо пропищала Дроздова, забыв, что ей никак нельзя раскисать на глазах своих спортсменов. — — Мне ведь теперь не отчитаться будет.

Под расписку надо выдавать инвентарь! — строго заметил ей Коротыш.

А Репа упрекнул ее:

— Человек пропал, а ты про лыжи.

— Я за человеков не отчитываюсь! — отрезала физорг, успевшая прийти в себя. — А ну, Кротов, кончай улыбаться! Расстегивай ремешки!

На этот раз Вася безоговорочно подчинился.

Спешить уже было некуда. На разговоры ушло слишком много времени, а с ним — и надежда догнать Снежную принцессу.

***

Человек из кожи лезет, но делает все, на что он способен и не способен ради продолжения жизни на земле и продления рода человеческого. Это в нем заложено природой. И природа именно с этой целью наделила человека умом и инстинктами.

Если инстинкты у всех одинаковые, то ум уму рознь. Иногда он просто не соответствует своему высокому предназначению. И тогда у человека все идет кувырком...

Мелихов дотянул до леса и за первыми же елочками как подкошенный рухнул на бок. Зеленые деревца плотной стеной отгородили его от трассы. Не боясь чужих глаз, Веня выдернул ноги из лыж, повернулся на спину и долго широко открытым ртом жадно хватал морозный воздух.

Постепенно дурнота, подступавшая изнутри к горлу противной тошнотой, стала ослабевать, дыхание начало выравниваться, а в обессилевших было руках и ногах вновь появилась сила. Еще несколько минут назад он хотел только выжить, но, отдышавшись, стал вновь подумывать о сопернике.

Веня встал и огляделся.

Сквозь голые кусты ивняка был виден школьный двор. До славы и до бесславия было, как говорится, рукой подать.

Короткий путь к славе Мелихова устраивал больше всего.

Он на глаз прикинул маршрут. Надо было метров пятьсот пройти по краю леса, и он выходил в конец лыжной трассы. А там уже из кустов мог выбежать хоть чемпионом.

Веня не был тщеславным и в дновские чемпионы не рвался.

Он относил себя к людям трезвого ума и правильно полагал, что в его победу над всеми дновскими гонщиками никто не поверит. Ему нужно было победить только «парикмахера», только соседа Валерии, только своего соперника и заклятого врага. И такая победа могла состояться. Теперь он реально видел ее.

Воодушевленный, Мелихов надел лыжи и побежал вдоль кустов ивняка по рыхлому снегу. К нему пришло второе дыхание. Двигался он легко и размашисто, и у него уже не было сомнений, что он утрет нос Кроту.

Pади такого удовольствия Веня мог поступиться и своей брезгливостью.

Заветная лыжня была уже совсем рядом, когда он вдруг понял, что кусты ивняка стоят не просто так, от нечего делать, а растут вдоль ручья.

Непредвиденное препятствие на пути к славе могло внести непоправимые коррективы в его планы. Мелихов пожалел, что окончил городскую школу и не знал особенностей лесного ландшафта, примыкающего к железнодорожной школе.

Но отступить, уйти назад и предстать перед друзьями чем-то вроде мокрой курицы Веня не мог.

Сняв лыжи, он пролез через кусты к незамерзшему ручью. Черная вода дымилась, словно ее подогревали снизу, и казалась горячей. Искатель приключений сунул в нее пальчик и сразу же отдернул руку. Это был жидкий лед, и в такую воду Веня даже под пистолетом не полез бы, даже если бы она оказалась неглубокой и была всего по колено.

Но ручей-то был всего ничего, и к тому же посредине его торчал небольшой валун. Мелихов подумал, что запросто может прыгнуть на камень, а с камня на противоположный берег. И решил так сделать.

Он сходил за лыжами и палками и, вернувшись к ручью, перебросил спортивный инвентарь через него. Теперь хочешь-не хочешь, а надо было и самому перебираться на другой берег. Он прицелился к заснеженному валуну и прыгнул прямо в центр его белой шапки.

Макушка камня оказалась излишне покатой и страшно скользкой..

Ноги словно кто-то подсек. Они пошли в сторону и вверх, а Веня, ударившись задницей о камень, охнул и плюхнулся в воду. Холодная вода, как тисками, сдавила тело. Тут уж было ни охнуть, ни вздохнуть. Мечты о красивой победе над Кротовым мигом испарились из головы утопающего. И, может быть, он в самом деле утонул бы, окажись глубина большой. Но вода закрывала его только по горло. Осознав это, Мелихов сделал вдох, потом другой… и тут окончательно сообразил, что ручей для него не смертелен и надо побыстрее выбираться на берег.

Через минуту-другую он уже был рядом с лыжней.

Самые быстрые спортсмены проносились мимо, спеша занять призовые места.

Но Мелихову по-прежнему нужна была победа над Кротом, который наверняка плелся где-то в хвосте, полагая, что он свое дело сделал раз нет на трассе Вани и спешить ему теперь некуда.

Мелихов улыбнулся наивности соперника и, встав на лыжи, начал привязывать ремешки. Закоченевшие пальцы уже почти не слушались. С большим трудом он справился с этой несложной задачей и, подбадривая себя тут же сочиненными стихами: «Мы моржи! Мы моржи! Веселее — не дрожи!», побежал к финишу.

— Ваня наш! Наш Ваня! — заорали стиляги, увидев

Мелихова на дистанции.

Толпа разделила их восторг.

— Кощей финиширует! Живой тащится!

Кротов пристально посмотрел на приближающегося хвастуна. В отличие от Мелихова Вася хорошо знал географию прилегающего к школе леса и без труда угадал маршрут соперника и причину его излишней влажности.

— Срезал! — презрительно сплюнул он.

На это Валерия спокойно заметила:

— Боролся как мог.

Такое замечание взорвало Василия. Ткнув пальцем в сторону жулика, который уже финишировал и приближался к ним, он сердито сказал:

— Ты спроси у него, почему он весь мокрый?

— Взмок, потому и мокрый! — с гордостью воскликнул Коротыш.

— Убег с поля боя, а теперь критику наводит! — насмешливо покосился на Кротова Репа.

И они, а вместе с ними и Валерия, бросились пожимать руки Мелихову.

Вася с отвращением смотрел на эту сцену.

На лице обманщика теплилось что-то вроде улыбки. Но даже такая улыбка, и это было видно невооруженным глазом, давалась ему с трудом. Веня замерзал на глазах у восторженной публики.

Валерия как только коснулась его руки, поняла, что он коченеет.

— Да ты же в лед превратился! — испуганно воскликнула она.

— Мы моржи! Мы моржи! Веселее — не дрожи! — стуча зубами, еле слышно лепетал он.

— Прекрасные стихи! — не обращая внимания на то, что голос у друга сел, радостно завопил гитарист. — Я их на музыку положу!

Кротов с иронией посмотрел на взбудораженную компанию.

— Тащите вашего негодяя в школу, а то играть придется на его похоронах!

Дельный совет никто не стал оспаривать. Герасимов и Сажин, не сговариваясь, подхватили друга под руки.

— Стойте! — Дроздова не дала друзьям и с места стронуться. — Разукомплектуйте его! — потребовала она. — На мне же инвентарь висит!

Требование было сформулировано правильно. Сам Веня уже не мог «разукомплектоваться». Герасимов отцепил друга от лыж, а Репа снял номер. Они хотели было тронуться вперед и снова взяли Веню под руки. Но Дроздова опять остановила их.

— А где палки? — уставилась она на посиневшего Мелихова.

Вени было не до палок. Он даже память не мог напрячь, чтобы вспомнить, где их потерял. Он только жалостливо смотрел на физорга.

И беспомощность была во всем: и в его фигуре, и в его взгляде.

Дроздова махнула сердито рукой, что, очевидно, означало: катитесь вы ко всем чертям! Троица, состоящая из начинающего милиционера, из конченного спортсмена и неудавшегося гитариста, потрусила в указанном ею направлении.

Валерия тирнулась плечом о плечо соседа.

Может быть, мы, Васек, позовем ребят к нам… Ведь рядом здесь… И варенье с малиной у нас есть.

— Ты когда с ними снюхалась? — в упор глядя на нее, спросил сосед.

Девушка невозмутимо ответила:

— Ты же сам послал меня на контакт с ними.

— Я?!

— Ну ты разве забыл… Вспомни… Ты мне как-то приказал: иди и скажи… ну, Мелихову… что ты ему ноги обломаешь… или что-то в этом роде сделаешь.

Она была сама невинность и на ее лице цвело благодушие, Вася же кипел.

— И ты пошла?!

— Так быстро я не умею… Я, Васенька, все еще только собираюсь пойти, но вот слова нужные никак не подберу.

— Ну и темная же ты лошадка, Валерия! И когда ты только успела такой стать?

— А у нас в роду, мама говорит, цыгане были. И очи мои с рождения черные, и волосы мои с малолетства темные! И все это, Васенька, не в твоем вкусе. Ты все глаза пялишь на блондинок, а в них краски даже в промилях не найдёшь! Бесцветные они. Только и годятся для чёрно-белого кино.

Девушка впервые в жизни упрекала соседа за невнимание к себе. Это у нее получилось случайно. Наболело на душе — вот и прорвалось наружу. И, поняв это, она покраснела до корней волос. Однако Василий не заметил ни ее смущения, ни смысла, который она вложила в свои слова. В них он уловил совсем другое.

— Так ты, значит, видела девушку за своей спиной?

— Поймал на слове… Ну, видела.

— Правда же, настоящая Снежная принцесса! Ты ее знаешь?

— Не знаю.

— Врешь, наверное, опять?

— А с чего врать-то?

— А с чего краснеешь?

— С того, что ты дурак! Вот за тебя и краснею.

Она смотрела прямо в глаза Василию, и он видел, как в них беспокойно мечутся черные чертики.

Не в силах сдержать себя, она гневно и убежденно сказала:

— В Дно, Васенька, не может быть снежных принцесс. Дно, Васенька, стоит на болотах, а в болотах одни кикиморы живут. Так что не майся, дорогой сосед, дурью!

******************************************************************

ГОНКА ЗА СНЕЖНОЙ ПРИНЦЕССОЙ