Глава шестая. Гонка за снежной принцессой / ВИАДУК / Ол Рунк
 

Глава шестая. Гонка за снежной принцессой

0.00
 
Глава шестая. Гонка за снежной принцессой

 

6.ГОНКА ЗА СНЕЖНОЙ ПРИНЦЕССОЙ

 

***

Сколько бы нынешняя наука не уверяла современного человека, что она сама не знает, почему людям снятся сны и что поэтому не следует всерьез относиться к сновидениям, человек от этого не перестает верить снам и тем более видеть их.

 

… Был сон. Может быть, даже вещий, но Борей прервал его.

Он самовольно открыл форточку и нагнал в комнату холодного воздуха.

От холода Вася и проснулся.

Когда понял, что произошло, соскользнул с кровати на пол и подбежал к окну.

На улице сильно вьюжило. Под окном на столбе раскачивался, мигая, фонарь, и в мерцающем свете по белой дороге текли ручейки снега.

 

Вася захлопнул форточку, нырнул под одеяло и, согреваясь, стал вспоминать прерванный Бореем сон...

Сначала не было никакого сна. Появилось лишь ощущение, что стоит он на чем-то очень высоком… И тогда увидел он себя как бы со стороны. Стоял он на вершине большой горы. С высоты орлиного полета Дно казалось маленьким, игрушечным, а снег падал настоящий и прямо на глазах засыпал дома. Вскоре только вокзальный шпиль нелепо торчал среди сугробов. Засвистел ветер и потекли по белому полю снежные ручьи. И в этой снежной круговерти вдруг возникла прекрасная незнакомка. У нее были синие глаза, холодные, как лед, и синяя шапочка на голове. На хрустальных лыжах она уходила вдаль и таяла в снежной мгле.

Вася, не раздумывая, бросился за незнакомкой и сразу же провалился по пояс в сугроб. Он попробовал закричать, позвать девушку на помощь, но голос изменил ему, и ни одного звука не вырвалось из распахнутого настежь рта.

 

 

 

И стало ему страшно оттого, что он, так и не догнав свою мечту, так и не женившись ни разу, замерзнет в снегу. А ветер, словно подтверждая его догадку, тоскливо и жестоко завыл.

Жажда жизни восторжествовала в Василии. Он дернулся раз, другой, пытаясь выкарабкаться из сугроба и… проснулся...

 

Теперь, лежа, под теплым одеялом, Кротов думал о том, что если это вещий сон, то без лыж ему никак не обойтись. И еще он упрекал себя за малую сообразительность. Ведь если незнакомка приходила на лыжах поболеть, то значит она увлекается ими и бегает, и катается на них… А все это можно делать за городом в светлое время суток, и искать ее нужно на лыжных трассах и невысоких дновских горках.

 

Кротов еле дождался утра и утром выпросил у матери деньги на лыжи...

 

И началась гонка за Снежной принцессой.

За две недели влюбленный исколесил окрестности города. Осунулся, похудел, а принцесса как в воду канула.

Но этого не могло произойти. Погода стояла солнечная, морозная, и даже ручей, в котором купался Мелихов, замерз. И зная все это, и понимая все это, Вася продолжал поиски в свободное от работы время, а на паровозе, перелопачивая черный уголь, мечтал о светлой, как праздник, встрече с незнакомкой.

Но всё чаще, в свободное от работы время, он приходил к мысли, что она вообще никуда не бежала, а в мороз и солнце, в день чудесный, отсиживалась дома. Интузиазм проподал, его место медленно, словно нехотя, занимала лень.

 

А тут, к счастью, бывают же такие счастливые совпадения, запуржило, в мгновение ока снегом замело накатанную лыжню, и вьюга смешала землю с небом.

Хорошо! И если кто-то сказал бы, что в такую погоду лучше бегать на лыжах за призрачным счастьем, чем мечтать о нём, лёжа в тёплой кровати, конечно, Вася не поверил бы недоумку.

Даже Валерии, несмотря на её критическое отношение ко всему, что было связано с новым васиным увлечением, подобноя мысль не приходила в голову, и она на время оставила в покое «братца».

 

***

Мелихов тоже мечтал… Только не о Снежной принцессе. После зимнего купания он возненавидел холод. И было от чего. Веня кашлял, охал и кряхтел и, прикованный болезнью к постели, проклинал свою плерво-пневмонию.

И чем дольше он болел, тем чаще заводил разговор со своими друзьями о черноглазой Валерии. Постепенно они стали догадываться, что несчастному страдальцу для того, чтобы окончательно оклематься, нужны не горчичники и банки, а тепло девичьего сердца.

И однажды милиционер Герасимов, который во время дежурства зашел спроведовать своего друга, не выдержал:

— Я доставлю ее сюда! — с милицейским апломбом воскликнул он.

— Как? — в потухших глазах больного засветилась надежда на жизнь и любовь.

— Милиции все подвластно! Мы — вне закона, вне нравов и предрассудков! — хвастливо заявил Герасимов, круто повернулся и ушел.

 

 

Валерию он встретил на мосту, когда девушка возвращалась из школы.

Милиционер откозырял, как и положено милиционерам козырять красивым барышням, и, стараясь казаться важным государственным человеком, сказал:

Разрешите, гражданочка, вас сопровождать!

Сопровождай, Коротыш! — охотно согласилась Валерия, потому что ей не терпелось хоть что-нибудь узнать о Вениамине.

 

Герасимов, довольный удачным началом, пошел рядом и без всякой обиды заметил:

Надо отвыкать от Коротыша… Как видишь, я уже при исполнении.

А у тебя есть другое прозвище? — — невинно спросила школьница.

— Ну зачем тебе прозвище?! Мы уже вышли из этого возраста. Можно по фамилии… милиционер Герасимов… А можно и просто товарищ милиционер.

 

А почему товарищ, а не гражданин милиционер? Ты же меня гражданкой назвал.

Я обязан называть тебя гражданкой, когда нахожусь при исполнении… потому что ты — гражданская… а я служу… а в милиции служат, как говорит наш сержант Петров, лучшие люди… а все наши товарищи, сама знаешь, лучшие люди.

Путано, сбивчиво, но понятно,… — Валерия хитро глянула на спутника. — Тогда ты мне скажи другое: если милиционер сопровождает гражданское лицо — он обязан нести его портфель или нет?

 

 

Как надо сопровождать задержанного, я еще не знаю… с инструкцией такой меня еще не познакомили. Но, по всей видимости, все должен нести сопровождающий… потому что у арестованного руки должны быть связаны.

 

 

— А мог бы ты, не связывая мне руки, взять мой портфель… ну как товарищ?

— Разве что… если что… как товарищ, — смущенно промямлил Герасимов.

— Да именно так! — засмеялась Валерия и сунула в руку милиционера портфель.

Герасимов покраснел и от напряжения тяжело засопел.

А развеселившаяся школьница поотстала на шаг, оглядела спутника с ног до головы и удовлетворенно заметила:

— Ну прямо индюк индюком. И шапка с красным цветом делает такое сходство стопроцентным.

 

Лицо милиционера совсем раскраснелось, стало таким же малиновым как и фуражка, и он надолго замолчал, словно язык проглотил. И без того деликатная миссия, которую он добровольно взял на себя, теперь казалась ему ужасно трудной, почти невыполнимой. Он почувствовал, что эта девчонка стоит над ним и, скорее всего, ко всей их компании относится с презрением.

«Бедный Ваня!», — с горечью подумал милиционер и засопел еще сильнее.

 

Валерия видела его волнение и примерно догадывалась отчего он так волнуется, но события не торопила. У них еще оставалось метров сто пути, и она с садистским удовольствием наблюдала, как один из лучших людей города Дно, ее знакомый товарищ милиционер, потерялся окончательно и беспомощно пытается найти оборванную нить разговора.

В конце бульвара, там, где надо было уже расставаться, она равнодушно посмотрела на ворон, каркавших им вслед с деревьев, на красного, но по-прежнему важного спутника, и безразличным тоном сказала:

— Чего-то я последнее время не вижу Мелихова?

И ничем не выделила фамилию Вени, словно вспомнила о нем совершенно случайно и разговор такой завела просто так, от нечего делать.

 

А Герасимов и не пытался вникнуть в психологию. Услышав фамилию друга, он оживился и радостно воскликнул:

Да наш Веня уже вторую неделю как при смерти лежит!

Ой, врешь!

Валерия не могла поверить, что еще совсем недавно цветущего, тощего и безалаберного Вениамина так скрутило. Но все же сомнения были. Она остановилась и пристально посмотрела на милиционера.

Он понял, что малость пересолил, торопливо забормотал:

— Ты, это самое, не пугайся… Пошли, пошли. У него это уже прошло.

137

 

 

— А что у него еще не прошло? — не трогаясь с места, спросила девушка.

Температура еще не спала.

А высокая?

Было, было… Не пугайся! Сейчас уже нормальная — градусов тридцать восемь.

Надо же, — грустно покачала головой Валерия, — боком вышло ему это соревнование.

А что поделаешь… Сержант Петров говорит, при социализме без соревнования никак нельзя.

А что врачи говорят?

Говорят, еще хорошо отделался… И еще на это намекают,,. — — Герасимов тяжело засопел и спрятал глаза. — Общество, понимаешь, ему нужно… Сама знаешь, одиночество — поганая штука.

 

 

Знаю, — сочувственно покачала головой школьница.

В глазах милиционера засветилась надежда. Собравшись с духом, он на одном дыхании выпалил:

Приходи вечерком, а?!

Вечерком? — задумчиво переспросила Валерия.

А что, а?

Герасимов с тревогой и надеждой смотрел на школьницу, и потому, как он смотрел, она без труда догадалась, что приглашение это не случайное, а заранее согласовано с больным.

Она неторопливо взяла из рук начинающего сводника портфель, медленно повернулась, сделала шаг, другой… и неторопливо бросила через плечо:

— Я подумаю...

Глядя вслед девушке, Герасимов тыльной стороной ладони вытер лоб. Миссия оказалась более трудной, чем он думал, а уверенности, что справился с ней, не было никакой.

 

***

Мороз был несильный, но снег хрустел под ногами. Прислушиваясь к своим шагам, Валерия пыталась представить себя в гостях у Мелиховых.

Это ей никак не удавалось.

Порог, который она могла месяц назад переступить, не задумываясь, теперь оказался слишком высоким. Нужен был сопровождающий. Только в паре с ним, в расчете на его моральную поддержку, она еще рискнула бы войти в дом Вениамина.

 

В какой-то момент Валерия пожалела, что отпустила Коротыша. Он пусть и с большой натяжкой, но мог сойти за сопровождающего. И тут, почти одновременно с этой мыслью, она увидела соседа. Василий, согнувшись в три побигели, прикреплял к ботинкам лыжи, никого и ничего вокруг не замечая.

 

А у девчонки защемило сердце.

Гулко в душе зазвучало эхо любви.

Страсть как захотелось, чтобы именно Вася сопровождал ее, чтобы он увидел, как за нею ухаживают его сверстники, как она может нравиться ребятам… и кочегару тоже.

 

— За снежной кикиморой, братец, лыжи навострил? — нарочито бодро крикнула соседка.

 

Он, не разгибаясь, чуть повернул голову, хмуро посмотрел на девушку и ничего не ответил. Валерия поняла, как он оценил такой выпад, но это не смутило ее. Она подошла ближе и по-дружески положила руку на плечо гонщика.

 

Василек, а не хотел бы ты отдохнуть от этой нелепой гонки? Поразвлечься, например, немного.

С тобой, что ли? — — буркнул он, все еще продолжая возиться с креплениями.

Ну, не только со мной… В гости нас приглашают.

 

Некогда мне развлекаться! Сама знаешь, у нас сегодня снег, а завтра нет. Вот после бурь и вьюг первый удачный денёк выдался. Может, и солнце ещё проглянет.

Одной мне идти неудобно, — настаивала Валерия.

А кто хоть приглашает?

Мелихов.

 

Девушка произнесла фамилию стиляги спокойно, самым что ни на есть будничным голосом. А Кротов подпрыгнул, распрямился и, дрожа от злости, закричал:

— Ты, что же, хочешь, чтобы я самолично водил тебя к этому хлюсту!?

 

Валерия ожидала примерно такой реакции… Но в запасе у нее был козырь.

— А ведь он простыл тогда и болеет, — сказала она с грустью, рассчитывая на чуткое сердце соседа.

 

 

 

— Да хоть бы он сдох! Одним мерзавцем меньше будет. Худой такой, а живучий! А хорошие люди от простуды неделями не болеют, сразу мрут. Ты, что, не поняла еще, какие они подонки? У них на что-нибудь дельное ума не хватает, а как блажь в голову втемяшится, тут они способны на все, даже на самопожертвование!

 

Пока он кричал, Валерия с иронией смотрела на соседа. А когда пар из него вышел, тихо обронила:

— Ну, а тебя что гонит на лыжню, которую бури и метели сегом занесли и на которой сейчас никого нет? Если не блажь, то дурь. Разница, думаешь, тут какая-то есть.

Вася дико глянул на нее и, сильно, оттолкнувшись палками, побежал искать Снежную принцессу?

— Это хорошо по проторенной дорожке бегать, а к ней ещё никто лыжню не проложил! Сдохнешь на первом же километре! В сугробах увязнешь вместе со своей блажью!

 

Нет ответа.

Только воронье оглушительно каркало на бульваре.

«И чего им спокойно не сидится на деревьях?» — подумала Валерия и ушла в себя. И стала как бы вне времени и пространства. Туман застлал глаза. А в сердце тревожно звучало эхо любви, название которому было ревность. Откуда она такая мучительная и болезненная взялась? Зачем она заползла в душу? Как змея кусачая, ворочается там и жалит?

Ведь когда Вася дружил с Симой, ничего такого не было. Конечно, и тогда она его ревновала. Но та ревность не была эхом любви. То была ревность сестры, матери, и она сводилась, в основном, к одному желанию, чтобы у Васи все было хорошо… к одной тревоге… тревоги только за него.

 

А теперь она ревнует его к девчонке, сверстнице, которую он сдуру Снежной принцессой окрестил. Совсем свихнулся… И в душе росло негодование, досада на соседа и желание досадить ему… И Валерия почти знала, как это сделать. Она пойдет в гости… Она переступит через любой порог… назло надменному соседу. А когда выйдет замуж, то этому соседу, который наверняка, одумается и поймет, кого потерял, как Татьяна скажет: «А я другому отдана и буду век ему верна!».

 

 

***

Веня лежал в постели и смотрел в потолок. Коротыш в штатской форме стиляги сидел за пустым столом, бесцельно уставясь в его полированную поверхность. Репа с гитарой притулился на Вениной кровати и лениво перебирал струны.

 

Было скучно. А на улице уже давно стемнело. И Веня, глядя в потолок, думал, сейчас вечер или еще только конец дня, и пора или не пора прийти Валерии. По часам был еще день, а по темноте — настоящая ночь. Таковы они зимние вечера. Длинные, скучные.

 

Коротыш тоже свои размышления связывал с Валерией. С одной стороны он переживал за свои способности сводника. Уж больно не хотелось показаться друзьям неумехой в этом деле. С другой стороны, его беспокоила проблема угощения, которое какое-никакое, а с приходом Валерии должно было быть.

 

Только голова Репы была забита одними куплетами.

А я, Ваня, музыку подобрал к твоим стихам, — потрынкивая на гитаре, обронил он.

А я, что, и стихи уже пишу? — лениво отозвался Веня, даже не посмотрев в сторону гитариста.

Угу!

— И когда это такое со мной случилось?

Ну ты разве забыл? На соревнованиях-то, помнишь?

А-а,… — Мелихов оживился. — Помню, помню, только слова не помню.

А я еще тогда их записал, а потом две строчки прибавил к ним для полноты картины… Спеть?

Валяй!

Репа несколько раз кашлянул, прочищая горло и, дернув струны, забасил:

— Мы моржи, мы моржи!

Веселее — не дрожи!

Ково хошь Иван обманет —

Чемпионом дновским станет!

 

Пальцы его бешено запрыгали, а сам он отчаянно завопил:

— Эх, во! Каково видеть при смерти яво?!

 

На эти вопли в комнату вошла Антонина Павловна.

Больной, высунув ноги из-под одеяла, подрыгал ими в воздухе, а потом сказал матери, которая трогательно смотрела на сына:

— Правда же, мам, не очень скромный куплет? Но молодец Репа, что-то у него да есть в голове! Талант, одним словом!

 

 

Гитарист от такой похвалы зарделся, а мать улыбнулась:

 

 

Ты бы лучше, Венечка, поел. Хочешь, я тебе блинчиков испеку?

Ой, только не блинчиков! — больной поморщился недовольно. — Терпеть не могу мучные изделия. От них толстеешь, а все толстяки — дебилы.

 

А Коротыш, который вскинул было голову, приободрился, вновь уронил ее на грудь.

— А у меня уже тесто стоит, — продолжала настаивать Антонина Павловна.

 

Веня поднял ноги и хотел подрыгать ими, как это делают избалованные младенцы. Но в этот момент кто-то осторожно постучал в дверь веранды. В комнате мгновенно все замерли. Стук повторился и Коротыш радостно вскочил на ноги.

— Она! — выдохнул он и, проскользнув мимо хозяйки, побежал открывать дверь.

 

Антонина Павловна вопросительно посмотрела на сына.

Ну, мам, — засмущался он, — это та самая Валя, которую, помнишь, ты сама просила меня не отпугивать.

 

 

Понятно… Значит, опять во всем будет виновата мама...

Ну, если все будет хорошо, — подмигнул ей Вениамин, — — то и винить тебя ни в чем не придется.

 

Валерия осваивала стул, на котором только что сидел Герасимов, и не решалась поднять глаза на немного растерявшихся хозяев и гостей. Но интуитивно она догадывалась, что ее ждали, рады ее приходу и онемели от восторга. И она решила «протокол» встречи «вести» сама.

Вот… пришла больного навестить, — сказала она негромко, чтобы оборвать мучительное молчание, а за одно и оправдать свой визит.

 

 

А больной уже совсем здоров! — вылезая из-под одеяла, прохрипел Вениамин, потому что голос у него от волнения здорово сел.

 

Такое его заявление и поведение можно было понять по-разному, вплоть до того, что девушка, в общем-то, явилась не по делу. Первой об этом подумала Антонина Павловна и, спеша исправить ошибку сына, прикрикнула на него:

— Лежать!

 

 

— Что же, я и блины лежа буду есть? — сморщил он свое лицо так, словно собирался заплакать.

— О, это другое дело! Сейчас я вам их напеку.

А я вам помогу! — — сходу предложил свои услуги Коротыш.

Кухня — — не мужское дело! — — решительно возразила гостья и, выйдя из-за стола, встала рядом с хозяйкой, тем самым давая всем понять, что готова держать экзамен.

 

 

Нигде женщина так хорошо не познается, как на кухне. И Валерия знала об этом и не боялась, что её первый блин будет комом.

 

А Веня подумал, что она переоценивает свои возможности, и заволновался.

Мама, — рухнул он в постель. — Я передумал! Объявляю голодовку!

Во эгоист! — сурово посмотрел на товарища Герасимов. — Голодай на здоровье, но мы-то почему должны из-за тебя страдать?!

 

 

— — Дети-одиночки всегда такие, — равнодушно заметил Сажин, который и сам был один в семье.

— Да он сейчас, мальчики, весь мир готов оставить голодным, а не только вас, — сказала Антонина Павловна и лукаво посмотрела на девушку.

 

 

— Пусть не переживает, блины — мое хобби!

Валерия, гордо вскинув голову, первой пошла на кухню.

 

Когда за женщинами закрылась дверь, Веня соскочил с кровати и стал быстро одеваться, одновременно инструктируя друзей:

— Умом не блистать! Остроумием тоже! Держать себя на уровне. Никакой пошлости! Никакого хамства!

 

Кухарки недолго томили едоков. С большим блюдом, на котором лежала высокая стопка блинов, вошла Валерия. У горячей плиты любой невольно зарумянится, а румянец больше всего идет хорошеньким девушкам и милым женщинам, и, может быть, права была гостья, говоря, что кухня — не мужское дело.

 

Следом за ней с подносом, на котором дымился чай в чашках и стояло варенье, вошла хозяйка дома. Она тоже была румяной, и румянец ей тоже был к лицу.

 

 

 

Женщины расставили все на столе и переглянулйсь. Все места были заняты, и, похоже, о дамах здесь никто не думал. Коротыш и Репа, схватив по блину, полностью переключились на еду, и им уже было не до размышлений. Веня хотел было тоже к ним присоединиться, но в последний момент его смутило то, что женщины стоят.

 

Когда он понял в чем дело, то искренне возмутился.

— Ах вы, мерзавцы! — гневно воскликнул он, глядя на своих друзей. — Я же просил вас быть вежливыми! Сам-то я болею, мне не до этого!

 

Репа и Коротыш перестали жевать и испуганно посмотрели на больного. И до них дошло, чем они прогневили друга. Оба разом вскочили и, галантно раскланиваясь, предложили свои стулья дамам. А потом сбегали на кухню, принесли табуретки, с грохотом и торопливо уселись.

 

Герасимов схватил недоеденный блин и, как бы извиняясь, пробормотал:

Сержант Петров утверждает, что милиционер не может делать дело и одновременно быть вежливым. Работа у нас такая, специфическая.

Ладно, — добродушно махнул рукой хозяин. — Спишем все на сержанта Петрова и возьмемся за еду… Которые тут блинчики Валя пекла?

 

 

— Пекли на двух сковородках, — сказала Антонина Павловна. — Каждый четный блин — Валин.

— Вот я и буду есть только четные!

— Попробуй определи теперь, который четный, который нет, — покосилась Валерия на Герасимова и Сажина, усиленно работающих челюстями.

 

 

Это я — запросто! — и Веня с самым серьезным видом объяснил девушке. — Страшно вкусные — твои, а так себе — нечетные.

 

 

Они все вкусные, — заталкивая в рот блин, глухо возразил милиционер.

Понимал бы ты много! — надменно посмотрел на него Мелихов.

 

А его мать вздохнула:

— Раньше всегда и везде мама у него была на первом плане, а приходит чужая девочка — — и я уже ока зываюсь на вторых ролях.

 

 

Валерия попыталась утешить женщину:

— Не огорчайтесь, — — ласково сказала она. — Такова уж натура у этих ребят. Сначала они любят мам, а потом девочек… и никуда нам, девочкам, от этого не деться.

 

***

В тот же вечер, когда в доме Мелиховых одни радовались блинам, а у других были слезы на глазах и неизвестно еще было радуются они или уже плачут от счастья, Кротов сидел на кухне у себя в квартире, дудолил чай и тосковал...

 

В печке догорал уголь и красный свет вырывался из открытой дверцы плиты и вместе с тенями бесшумно скользил по стенам и потолку.

Пляска света и теней напоминала кочегару собственный танец в тендере. И тишину зимнего вечера временами в его сознании дробил стук колес.

 

Грохоча металлом, неслись вперед и вдаль составы, и он уже перелопатил сотни тонн угля, чтобы поддержать их скорость. И он вместе с ними уносился вперед и вдаль… и каждый раз возвращался к исходной точке. Словно двигался по заколдованному кругу.

В его жизни ничего не менялось, как бы быстро не мчались поезда, каким бы далеким не был их путь. Каждый новый день кочегара ничем не отличался от предыдущего.

Утомительное однообразие. Он устал и почти физически ощущал свое одиночество. Нужна была родственная душа… И не обязательно — Снежная принцесса. Он это уже сам чувствовал и согласен был на обычный, простой вариант, на друга привычного, до мелочей знакомого и милого сердцу.

 

И тут, хотел ли он того или не хотел, а мысли его сами по себе возвращались к Валерии.

Да вот ведь беда, последнее время что-то надломилось в их отношениях, а сами они как-то отдалились друг от друга. Исчезла непосредственность в общении, поубавилось искренности в словах. Стали они уходить в себя, замыкаться в себе и все чаще подумывать, что никакие они не родственники, а всего лишь соседи, в общем-то, чужие люди со своими интересами и привязанностями, просто волею судьбы вынужденные жить под одной крышей.

 

 

 

И, странное дело, чем чащё такие мысли приходят ему в голову, тем больше он думает о самой Валерии. Раньше, например, он вообще не замечал отсутствия соседки, а если и знал, что ее нет дома, то не переживал по этому поводу.

 

Но сегодня его словно подменили. Что-то гудит в душе, покоя не дает… Хлюст из ума не выходит… Не пара он ей… Эх, дура девочка… еще совсем дура...

 

Положив руки на стол, сосед задумчиво смотрел на умирающий огонь, и смертельная тоска брала за горло, душила...

 

Подходя к своему дому, Валерия еще издали заметила слабый, мерцающий свет на занавеске кухонного окна. За много лет она изучила привычки Василия и без труда догадалась, что он сидит один, смотрит на догорающий огонь в плите и философствует, то бишь размышляет о какой-нибудь чепухе или мечтает о болотной кикиморе.

Соседка была уверена, что голова соседа занята Снежной принцессой и никакой другой девчонке там пока не было места.

Конечно, она и подумать не могла, что сосед ждет ее.

И все-таки шаги ускорила.

 

В подъезде она чуть была не проскочила мимо почтового ящика, но случайно боковым зрением заметила в нем конверт. Валерия достала письмо и посмотрела на обратный адрес. Под тусклой лампочкой, за лето засиженной мухами, с трудом прочитала фамилию отправителя.

 

— Бедная девушка, — пробормотала с наигранной грустью соседка, — у юноши короткая память, а она шлет привет и, наверное, поздравления с Новым годом.

Валерия прикинула вес конверта на ладони и наигранную грусть сменила невеселая улыбка. «Похоже, здесь не новогодняя открытка, а большой набор фотографий. — Она сердито поджала губы. — Ну, как я сразу не сообразила! Ишь какую пакость задумала… Хочет свой поганый образ воскресить в голове моего Васи. А его голова и без того всякой глупостью забита!».

 

Она небрежно сунула письмо в карман пальто и по лестнице стала подниматься медленно, почти осторожно, словно каждый шаг на знакомых ступеньках мог оказаться роковым.

 

 

 

Вася услышал, как она вошла в прихожую. И сердце забилось чаще. Но сам не шелохнулся. Навстречу не вышел. Голос не подал. Сознательно решил предоставить девушке полную свободу выбора. Хотел узнать, куда она сама направится? На кухню к нему или уйдет спать?

 

Он весь напрягся, прислушиваясь к звукам в прихожей… А когда понял, что девушка идет пообщаться с ним, страшно обрадовался.

Однако Валерия, войдя на кухню, не увидела в глазах соседа радости. Только красный свет плясал в них. Он не смягчал черты Василия. Где свет, там и тени, и они делали выражение лица строгим, даже суровым.

 

«Интересно, — подумала соседка, — что у него на уме? Уж никак он воспитывать меня собрался… А вообще-то ему не до меня… Вон бедняга как умаялся… и не поймешь, то ли от света глаза красные, то ли от бессонницы...».

— Ну как? — села она рядом на свободную табуретку и заинтересованно посмотрела на Василия.

И только в глубине ее зрачков веселые чертики рассыпали смешинки.

Несмотря на полумрак, сосед заметил их.

 

 

Он свел брови к переносице и отвернулся.

— Значит, опять безрезультатно, — вздохнула девушка, и, можно было подумать, что она искренне сочувствует влюбленному.

Но он-то не сомневался, что она лукавит, и молчал как настоящий комсомолец на настоящем допросе у врагов народа.

 

— Эх, впустую молодость растрачиваешь!

Это был крик души. И Вася не выдержал, хмуро обронил:

— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.

А чего так? — — невинно спросила Валерия.

 

Он глянул на нее исподлобья и опять увидел веселых чертиков на самом донышке черных глаз. Объясняться всякая охота пропала.

— Издеваться над людьми не надо — вот чего так, — только и проворчал он обиженно.

— Я не издеваюсь, — совсем серьезно сказала Валерия. — Мне жаль тебя… Ты же с этой гонкой совсем отощал. Теперь даже Кощей Бессмертный, который вторую неделю при смерти лежит, жирнее тебя выглядит и запросто отлупит тебя, если ему это потребуется.

 

 

 

— Он что действительно так плох?

— Кажись, он уже оклемался… Неплохо бы и тебе в себя прийти. Ведь твоя Снежная принцесса на лыжах стоит, как корова на льду. И нарисовалась тогда только для того, чтобы похвастать импортным костюмчиком.

 

 

— Ты так говоришь, словно знаешь ее.

— Мне достаточно знать костюм, который был на ней, и я уверена, в нелюдных местах, а тем более на заснеженных городских околотках она никогда не появится. Публики там, Васенька, нет!

 

 

— Хочешь сказать, надо менять тактику?

— Смотри дальше. Мне кажется, надо менять и стратегию. Ну что ты скажешь ей, если действительно вдруг встретишь?

 

Вася потупился и смущенно заулыбался.

— Вот-вот! Ты очень хорошо изобразил сейчас вашу случайную встречу, — засмеялась Валерия.

 

— Ну, я хоть посмотрю на нее, — упорствовал он. — Ведь все мельком и мельком… А, может, она совсем и не такая, как представляется мне.

 

 

— Да нет, она в самом деле красивая… Ну, посмотришь… а что дальше?.. Принцессы чистюли. Угольщик им не нужен. Одна уже повесила тебе на нос чайник, а до принцессы ей тянуть и тянуть.

 

 

— Нашла кого вспоминать! — возмутился Василий. — Это все уже быльем поросло.

— А если бы письмо пришло… из прошлого, но от настоящей Симы, то как?

— И читать бы не стал! — — Вася изобразил на лице отвращение. — Он печка горит. Там ему самое место… если, конечно, придет.

 

 

Валерия молча встала и ушла в прихожую. Через минуту она вернулась, держа в руке конверт.

— Василий, ты сделал свой выбор! — торжественно сказала она и бросила письмо в огонь.

 

Бумага потемнела и вспыхнула разом по всему периметру. Вася с тоской смотрел, как корчатся на раскаленных углях чьи-то фотографии, и когда они превратились в золу, тихо спросил:

— Это от нее… было?

— По-моему, ты сказал, что будешь вести себя как мужчина?!

 

Он промолчал.

И только продолжал угрюмо смотреть на чёрную золу, на то, что осталось от фотографий.

 

— Ну, и что думаешь?

— А что думать, когда всё сгорело, и в сердце нет огня.

 

Сосед кисло улыбнулся, а девушка продолжала:

— Скоро Новый год… Я тебе, Вась, такой подарок сделаю… такой подарок, что ты забудешь обо всем на свете, точнее говоря, обалдеешь.

— Я не жадный, — пробормотал он. — — Меня этим делом не возьмешь.

— Но и против этого дела, которое чёрным пеплом лежит на затухающих углях, ты должен восстать всеми фибрами души. Смысл этого послания прост: никто не клюнул на красоту беглянки, и поиски дураков продолжаются.

 

 

***

Для Кротова новогодняя ночь начиналась с трудовой вахты.

У всех праздник, а он в ноль сорок пять должен был быть на паровозе. И Вася готовил себя к поездке. В теплом спортивном костюме он лежал на кровати поверх одеяла, набирался сил и подумывал о подарке… Со своими он уже разделался, а теперь ждал ответного от Валерии. Безделица да плюс визит девушки хоть как-то могли сгладить досаду на безрежимную жизнь.

 

Он прислушивался к разговорам на кухне и к тому, как Валерия разгуливала по квартире, собираясь на школьный вечер. И постепенно начал беспокоиться. Уж не забыла ли она о своем обещании? И зайдет ли она к нему ну хотя бы для того, чтобы поздравить с праздником. И когда в коридоре застучала веселая дробь каблуков, Вася понял, что идет генеральная примерка «лодочек» и еще минута-другая — и вспоминай, как звали соседку. Уплывет на бал и даже рукой на прощанье не махнет...

 

Самолюбие не позволяло ему напомнить о себе. Но рядом висел на стене динамик. Техника могла взять на себя довольно-таки щекотливую миссию… И Вася включил радио на всю катушку.

 

Увы! Валерия не забыла своего обещания. Только выполнять его не горела желанием. Прокукарекала в свое время, а потом пожалела об этом. И она действительно хотела уйти из дома без лишних церемоний и не встречаясь с соседом. Но заорал динамик, и девушка поняла, от чего он так раскричался. Тень легла на ее лицо. На какое-то мгновение согнала с него радость праздника. Но Валерия тряхнула головой и усилием воли снова вернула себе праздничное настроение.

 

 

 

Она вошла без стука. Лежа на кровати, Василий скосил на соседку глаза и тут же с безразличным видом уставился в потолок. Не потому что на нем было что-то написано, а потому, что в руках Валерии ничего не было.

 

А девушка словно и не поняла мук молодого кочегара. Она улыбнулась мило и спросила:

— Ну, как я выгляжу?

И повернулась чуть-чуть налево, потом чуть-чуть направо.

 

Только сосед не шелохнулся, а, продолжая рассматривать потолок, вяло обронил:

— Для школьных мероприятий сойдешь.

— Не слышу! — крикнула Валерия и выключила радио.

 

Вася не сомневался, что она все прекрасно слышит, а пытается уйти от разговора о подарке, переключить его на комплименты. Но он не стал рассыпаться в комплиментах, а тем же безразличным тоном повторил:

— Говорю, для школьного бала сойдешь.

— Это, Васенька, с тобой с ума сойдешь! — голос Валерии дрогнул от обиды. — — Чувство прекрасного надо развивать в себе, а не одну только дурацкую силу!

 

 

Девушке было на что обижаться. На самом деле она выглядела на все сто и кому угодно могла вскружить голову.

Но, к сожалению, человек привыкает к красоте, к той, которая рядом.

Кротов не был лишен этого недостатка, свойственного всему человечеству. Красота соседки почти не восхищала его. Он считал, что девушка рядом с ним и под его присмотром просто не могла вырасти другой.

 

— Ты сначала подарок мне вручи обещанный, а потом уже чувства мои критикуй, — пробурчал Василий, полагая, что нахальство соседки должно иметь предел и с нахалами нечего церемониться.

 

 

— Ах, вот в чём дело! Ах, вот какая злость ослепила тебя и в этот новогодний вечер ты утратил чувство прекрасного! — воскликнула Валерия, словно только сейчас вспомнила о своем обещании. ~ А за ним, Васенька, идти надо.

 

 

 

 

Он соскочил с кровати.

— Я готов!

 

В черных хитрющих глазах запрыгали чертики.

— Ты приоденься по-праздничному, расфрантись — и мы вместе пойдем к твоему подарку… хотя сразу скажу, что подарок этот — совсем не подарок.

— Чего это ты мне голову морочишь? Куда хоть идти-то? — озадаченно спросил он.

— В мою школу.

— Зачем это я туда пойду?

Вопрос был не очень корректным, но не лишенный оснований.

 

— За подарком, раз! За сюрпризом, два! — невинно глядя на соседа, стала перечислять Валерия. — Убедиться в том, что я самая красивая там, три… Но главное — туфли мои донесешь. У всех девочек теперь есть носильщики, и только я одна — как сирота.

 

 

— Ну уж нет! Избавь меня от непосильной работы, и мне в поездку, отдыхать надо.

Он как подкошенный рухнул на кровать вниз животом.

 

Валерия постучала костяшками пальцев по его спине.

— Слышь, Вась, это я знаю… поэтому обратно тебе нести туфли не придется. На обратную дорогу я другого носильщика найду. А ты получишь подарок и катись на свой паровоз кататься!

 

 

В голосе соседки прозвучали сердитые нотки, но Василий этого не уловил. Или слух был плохой, или слушать не хотел… Но что-то было такое в сказанном, что вынудило его повернуся на спину.

— А идти-то хоть стоит? Подарок-то, как?

— Помнишь, я говорила тебе, что как только ты его увидишь, так сразу все на свете забудешь.

— Что-то в этом роде ты говорила, помню. Но ведь я не такой дурак, чтобы всерьез поверить в подобные заявления. Реклама да и только.

 

 

— Ну и я не какая-нибудь дура, чтобы подобные заявления с кандачка выдавать.

— Договорились, в общем… — проворчал Василий.

— Ну и прекрасно! Значит, идем!

 

Вася посмотрел на девушку насмешливо, секунду подумал и махнул рукой:

— А, где наша не пропадала! Все равно не спится!

 

 

 

 

***

На небе сияли звезды, под ногами хрустел снег. Погода стояла самая что ни на есть новогодняя, только снега новогоднего не было, а так, по-зимнему, было хорошо.

 

Идти было приятно. Соседи быстро дошли до школы и возле парадных дверей в свете фонаря увидели трех стиляг.

— Тебя ждут, — шепнул Вася своей спутнице насмешливо.

Он был уверен, что девушка пригласила его на бал не для того, чтобы в чужой школе бросить на произвол судьбы, и Валерия, словно подтверждая эти мысли, неопределенно пожала плечами.

Стиляги тоже заметили соседей, и Репа шагнул навстречу им.

— Не пускают! — первым делом пожаловался он Валерии.

— Вот как?! — удивилась она. — А почему?

— Говорят, не так одеты, — проворчал Мелихов.

— Одеты вы и в самом деле не по погоде, ну, а кого это не устраивает?

— Истеричку, — хмыхнул Репа.

— Молодую или старую?

— Отрабатывает у нас. Я так даже не знаю ее, — прыгая с ноги на ногу, сказал Веня и, как бы невзначай, пнул парадную дверь.

 

 

Она тут же открылась, и Вася в ярком свете фойе увидел молодую и довольно-таки хорошенькую учительницу. Педагог гневно смотрела на непрошенных гостей, а за ее спиной стояли плотные ребята с красными повязками и нехорошо улыбались.

 

Кротов понял, что стилягам такую оборону не прорвать, и на душе у него от этой мысли стало радостно. Чужая глупость избавляла его пусть не от соперника, к соперникам он Мелихова не причислял, но от неприятного общества — это точно.

Только Валерия не хотела понимать реальностей. Со свойственной ей непосредственностью и верой в добрых людей взмолилась:

— Софья Герасимовна, это же наши ребята! Наши выпускники! Ради Бога, пустите их. Они же простынут. Вы только посмотрите, как они одеты!

 

— Я их и не пускаю только потому, что они так одеты.

И учительница хотела закрыть дверь

— А Васе-то можно? — поспешно крикнула Валерия и подтолкнула Василия вперед.

Историчка внимательно оглядела Кротова, похоже, никаких изъянов в его одежде не нашла.

— А ты его знаешь? — строго спросила она Лукину.

— А то как же! Ведь он — мой брат!

— Ну, что ж… юноша вполне прилично одет… по нашим советским меркам, можно надеяться, что и вести себя будет так же… Проходи те, молодой человек.

 

Вася не заставил просить себя дважды. Он быстро перешагнул через порог и встал за спиной учительницы. С нового места ему особенно хорошо были видны стиляги в ярком свете, падающим на них из открытой двери. Они были в легких пальто и без шапок. Толстые подошвы модных ботинок скорее всего давно промерзли и стиляги, снизу и сверху атакуемые морозом, посинели от холода. Им уже было не до веселья, и в школу они рвались не повеселиться, а согреться. Жалость шевельнулась в душе Василия.

Он наклонился к учительнице и почти в самое ухо сказал:

— Может быть, они за ряженых сойдут?

 

Сажин услышал его слова, и хоть он игнорировал Крота, но мысль была дельной, и Репа за нее ухватился.

— Во, точно! Ведь нонеч бал-маскарад! И выходит, Софья Герасимовна, что мы нарядились по случаю!

— За ваши, с позволения сказать, костюмы, меня завтра же директор выгонит из школы.

— Прямо в праздничный день? — сомневаясь в искренности такого признания, усмехнулся Герасимов.

— Прямо в праздничный день! — твердо сказала учительница. — Потому что мы воспитываем учащихся и по праздничным дням! У нас работа такая: без будней, выходных и праздников.

— Вы работаете, как милиция, — удивился своему открытию милиционер Герасимов, по случаю Нового года переодетый в стилягу.

 

 

О том, как воспитывает милиция не только днём, но и ночью, его друзья уже

 

 

имели представление, а слова Коротыша навели их именно на эти воспоминания.

 

— А, может быть, податься в какое-нибудь другое место? — неуверенно предложил Репа.

— Правильно, мальчики! — поддержала его Валерия. — Плюнем в лицо казарменным порядкам и пойдем в клуб. Там тоже тепло и пускают только по билетам, а не по одёжке.

 

 

Стиляги сразу потеряли интерес к школе. Компания Валерии им нужна была больше, чем школьное тепло. И как только девушка так высказалась, они сорвались с места, как молодые жеребята, и наверняка бы ускакали без оглядки, если бы Вася растерянно не воскликнул:

— Ты-то куда?

 

Тут все вспомнили о нем. Валерия неопределенно махнула рукой куда-то вперед и в сторону, а Вениамин, ткнув пальцем в сверток, который сосед держал под мышкой, спросил у девушки:

— Твой?

— Туфли.

— Конфискуй! — приказал он Коротышу, и тот, переступив порог, забрал сверток.

 

Вася заволновался. Ему совсем не улыбалось остаться одному в чужой школе.

— А как же подарок?! — крикнул он, надеясь хотя бы этим заставить соседку одуматься.

— Ах, подарок? — Валерия свела брови к переносице, словно что-то вспоминая. — А он, Васенька, в зале.

 

Вася почувствовал, что его разыгрывают:

— А где он лежит? Под ёлкой или у Деда Мороза в мешке?

 

Глаза соседки весело заблестели.

— Он, Васенька, стоит у окна. Смотри лучше — и найдешь, что ищешь.

 

Валерия побежала догонять стиляг, а Вася чувствовал себя конченным идиотом и не сомневался, что именно так, как на идиота, смотрят на него сейчас помощники учительницы и она сама.

И был недалек от истины. Но отступать было поздно, чтоб совсем не смешить людей. Стараясь выглядеть более-менее похожим на нормального советского молодого человека, ничего общего не имеющим со стилягами, он направился в раздевалку.

 

 

И все же Софья Герасимовна насмешливо посмотрела ему вслед и подумала: «Ишь какой нахальный юноша! За подарком в чужую школу приперся...».

А ее помощники, следуя примеру своей наставницы, тоже насмешливо посмотрели на чужака и подумали примерно то же самое: «Ишь какой олух царя небесного! За подарком к нам приперся! Да нам самим-то тут никогда ничего не перепадало».

 

 

***

Только вслед стилягам, умыкнувшим юную школьницу, никто даже не глянул.

Предоставленные сами себе, они быстро уходили от школы. Но когда оказались вне ее территории, Герасимов немного поубавил прыть. Друзья заметили, что он отстает и остановились. Вопросительно посмотрели на милиционера.

— Нельзя мне в клуб, — — виновато потупился он. — Там Волохов дежурит и Петров… А в милиции, знаете, какие порядки?! Хуже, чем в школе. В школе хоть в форме не заставляют ходить.

 

Мелихов и Сажин сочувственно посмотрели на друга.

Они до сих пор были убеждены, что он страдает из-за них. Особенно в это верил Веня...

Валерия видела, как они все трое замерзают и напряженно думала, где можно отметить праздник без учителей и милицейского начальства.

— Мальчики, а у вас есть валенки, — спросила она дрогнувшим от волнения голосом, чувствуя, что к ней пришла хорошая мысль.

— Валенки-то есть, только мы в них не ходим, — так, без всяких эмоций сказал Веня, давая понять спутнице, что им сейчас не до глупых разговоров.

 

Но Валерия уже верила в свою идею и с энтузиазмом предложила:

— А что если действительно нарядиться ряжеными и встретить Новый год на улице?! Мальчики, подумайте! Такая погода! Ни жарко, ни холодно… в валенках,

конечно. А в клубе, представьте себе, пыльно, душно, пьяных полно...

— А зачем на улице, — задумчиво произнес Мелихов. — Можно и на моем паровозе...

— А нас с него не попрут? — веселея, спросил Герасимов.

— Он в тупике, и никому до него уже нет дела.

 

 

 

 

— А за что же его в тупик загнали? — — поинтересовалась Валерия.

— За моральный износ. После праздника на переплавку пойдет.

— А ты куда пойдешь? — спросил Сажин,

 

— Я-то… на повышение, наверное.

— А куда? — Сажин всерьез принял такой ответ. Видимо, верил в друга.

 

— Вот раскудахтался! Да мне все равно куда, лишь бы начальником.

— Тогда тебе к нам надо идти, — посоветовал Герасимов. — У нас что ни милиционер, то начальник.

— У вас я уже был, второй раз как-то не тянет...

— Притерпишься. Сержант Петров говорит: собака к палке привыкает.

— А почему же тогда твой философ из колхоза убежал? — сердито спросил Сажин.

— А при чем тут колхоз? — удивленно пожал плечами Герасимов.

— При том! Там все работают из-под палки!

— Мальчики, не заводитесь! — взмолилась Валерия, — Нам же еще Новый год встретить надо!

 

 

***

Чем ближе подходил Кротов к танцевальному залу, тем громче звучала музыка и тем меньше оставалось желания веселиться… Танцуйте, люди, сегодняшние школьники, в просторном зале, пока вам неведом другой танец… в черном тендере с тяжелой совковой лопатой… Бери больше — кидай дальше… Вот и вся наука… А пока вы счастливы… Пока вас еще не обманула жизнь и… собственная соседка.

Идет бал-маскарад!

Грустно входить в праздничный зал с кислой физиономией. Разве что кто-то подумает, что это — маска...

Ах, маска, маска… у него даже такой безделушки нет, чтобы спрятать свою печаль от чужих глаз.

Ну чтож, побуду ещё немного здесь, посмотрю на чужое счастье и сгину в паровозном тендере...

 

Кротов остановился в распахнутых дверях танцующего зала. Звучало танго, и многочисленные пары старались вовсю.

«Как нищий стою, — подумал Василий. — Все равно ничего не подадут… Эх!»

 

«Валерия, Валерия… надо ж додуматься так мне Новый год испортить».

Глядя поверх голов незнакомых ребят, он пошел к елке и возле лесной красавицы остановился как вкопанный.

На него смотрели с любопытством синие глаза.

Он их знал.

Он их запомнил на всю жизнь!

В двух шагах от него стояла Снежная принцесса.

Несколько секунд он не отводил от девушки взгляда, но, придя в себя, сообразил, что как вежливый юноша, должен не пялить глаза на незнакомку, а встать в сторонке и с большим интересом смотреть по сторонам, изображая из себя олуха, недотепу, одним словом, идиота.

 

Тут как раз кончился танец, пары стали рассредоточиваться вдоль стен, собираться рядом с елкой и, сами того не замечая, оттеснили Василия от Снежной принцессы.

В общем, получилось так, как он и хотел, но на новом месте его стала одолевать тревога: а вдруг незнакомка опять бесследно исчезнет, и Вася часто и с беспокойством поглядывал на девушку.

 

Она тоже бросала на него редкие взгляды и, похоже, не торопилась исчезать. Более того, в ее глазах Вася увидел интерес к себе. Это придало ему смелости, и, как только грянула музыка, он, спеша опередить потенциальных соперников, которые наверняка были в этом зале, рванулся к девушке.

 

И сразу же встал разочарованно.

Звучала полька. Парень от досады чуть было не сплюнул. Танго он еще мог кое-как походить, но «прыгать» польку до сих пор не научился.

Ничего не оставалось, как со страхом смотреть на юных кавалеров, с достоинством приглашавших смущенно улыбающихся «дам», и ждать с замиранием сердца, что сейчас какой-нибудь оболтус уведет из-под самого носа Снежную принцессу. Уж слишком она была хороша, и нельзя было мимо нее пройти, и не могла она остаться незамеченной, застояться в одиночестве.

 

Но вот пары сформировались, растеклись по залу, запрыгали, забегали, а незнакомка осталась на месте. Никто из ребят даже не попытался пригласить ее. Они снова остались один на один, с глазу на глаз. Лучшего момента для знакомства и желать нельзя было.

Вася собрался с духом, сделал шаг в сторону девушки и спросил:

 

 

— А вы не танцуете польку?

— Я все танцую!

Она ответила с величайшим достоинством, как будто бы сообщала не о простом умении танцевать, а о том, что была, по крайней мере, звездой Большого театра.

Вася сразу сник. Он-то рассчитывал встретить родственную душу, ну хотя бы найти в девушке поддержку своему отрицательному отношению вообще ко всем танцулькам. Он именно сейчас, в этот момент, ненавидел танцы как никогда раньше. Но ответ был такой, после которого надо было или приглашать, или расписываться в своей беспомощности.

 

Был, правда, третий вариант: заговорить эти проклятые танцы. И он попытался выкрутиться из того положения, в которое сам себя загнал.

— Значит, у вас плохое настроение...

— У меня прекрасное настроение… Просто здесь не с кем танцевать. — ~ Она вскинула вверх голову и, слегка сощурив глаза, презрительно оглядела зал. — Одна мелюзга. Я надеялась, что сегодня будут ребята из училищ или институтов… А вы, что, — спокойно посмотрела она Василию в глаза, — хотите пригласить меня?

 

Он смущенно потупился. До него дошло, что попал он в такое положение, из которого нельзя выкрутиться, а можно только выйти, сказав правду. Но каждый знает, в трудном положении правда дается особенно тяжело. Однако Вася набрался мужества.

— Я не умею — польку… И потом… я не из училища, не из института...

— Я это знаю. Вы — кочегар! — невозмутимо сказала Снежная принцесса.

 

Он жутко покраснел. Ему вдруг стало страшно стыдно за свою смелость, за то, что он набрался нахальства и подошел к такой беленькой, к такой… к такой… Он нужных слов не находил и готов был провалиться, раствориться, испариться.

Но ничего такого с ним не происходило, а Снежная принцесса продолжала спокойно смотреть на него, и в ее глазах, в черных зрачках ее глаз, холодно отражались цветные огни гирлянд.

— Вы не смущайтесь, — снисходительно улыбнулась она, — человек должен с чего-то начинать жизнь.

— Да-да, конечно, — пролепетал он, — Но мне кажется, лучше всего начать со знакомства. Что вы на это скажете?

 

 

 

Он думал, она сейчас скажет: вы не только кочегар, но и нахал. И гордо отвернется. Однако этого не произошло. Ответ был другим, но не менее неожиданным.

— Я все о вас знаю. И даже то, что вы сидели два года в первом классе. Правда, не по своей вине. Война была… Вы были крайне истощены, и вам пришлось лечиться от малокровия. А я аккуратно переходила из класса в класс и поэтому младше вас на два года. Зовут меня Ларисой, а вы — Василий… Кротов.

 

 

Ему полагалось бы вежливо сказать: «Очень приятно», и счастливо улыбнуться, показывая тем самым новой знакомой, как он рад такому знакомству.

Но именно сейчас Вася забыл о всякой вежливости, и ему было не до улыбок. Лариса знала все самое плохое из его биографии и охотно это выложила. Вот он финал гонки… Какой же враг так постарался напакостить ему?

— Вы это… обо мне всё знаете из газет?

— Со слов вашей сестрёнки. Газеты ничего о кочегарах не пишут. А вам разве Валерия ничего обо мне не говорила? — с наивной простотой поинтересовалась Лариса.

 

Гнев вскипел в душе Василия. Он покраснел еще больше, но теперь уже от злости на свою соседку, и в себе нашел силы только отрицательно покачать головой.

Как омерзительно человеческое лицемерие! Все знать и сочувственно заглядывать в глаза… Так измываться над ним.

 

А Лариса удивилась:

— Странно… Мне она все уши о вас прожужжала… И все «мой Вася, мой Вася!», а вы ей даже не брат! Смешно, правда же!

 

 

Он был в смятении, в растерянности и, кивнув машинально, жалко пролепетал:

— Она может наговорить что попало… Она у нас без тормозов.

— Я думаю, она ничего плохого о вас не говорила, а вот Дроздова...

— Это какая еще Дроздова, — испуганно перебил он, в отчаянии вспоминая, что знает только одну Дроздову, и она уж ничего хорошего о нем сказать не может.

— Та самая, которая у вас физкультурой заправляет. Мы с ней готовимся к комсомольской работе по-крупному. Она в депо руку набивает, а я — в школе. Так вот как-то зашел о вас разговор, так она мне сразу заявила: «Лариса! Человек, сошедший с дистанции, не может нас интересовать!».

 

 

 

 

Кротов хмуро молчал, и желание провалиться куда-нибудь не покидало его.

— Но я не очень-то следую подобным советам, — продолжала девушка бодро, — и если есть возможность, стараюсь узнать всю поднаготную человека из первоисточника...

 

Возможность у нее такая была, в этом Василий убедился, и поэтому упавшим голосом сказал:

— Вы обо мне так много знаете, что уж лучше бы было нам не встречаться.

— Ну что вы! — искренне возразила она. — С теми юношами, о которых я мало знаю, я не общаюсь… А вы хоть вальс-то умеете танцевать?

 

Этот вопрос словно разбудил Кротова. В зале гремела музыка и пары вальсировали.

— Вальс-то, — встряхивая оцепенение с себя, пробормотал он, — вальс-то я могу...

— Тогда я готова! Будем кружиться!

 

Снежная принцесса улыбнулась и положила руку на плечо партнера.

Они молча закружились в вальсе и, кружась, медленно поплыли по залу. Лариса, откинув голову назад, гордо и надменно смотрела на танцующие пары. Васе показалось, что она гордится именно им, и он тоже откинул голову и тоже стал посматривать на других свысока и подумывать о том, что теперь-то он знает, почему в своей школе её никто на танец не приглашает.

Но для первого раза он вполне подходил и в качестве кавалера, и в качестве первоисточника.

 

Так они проплыли через весь зал.

— Я все смотрю, смотрю и не вижу вашей Валерии. Где она? — спросила Лариса.

 

Соседка уже давно испарилась из головы Василия. Гнев его остыл, и зла на нее он уже не держал, и, не вдаваясь в подробности, Вася просто констатировал сам факт.

— А ее здесь нет.

— Со стилягами, наверное, болтается, — недовольно поморщилась одноклассница. — А ведь девочка способная, могла бы устроить свое будущее.

 

 

Кротов не собирался защищать соседку. Он промолчал. Лариса так и поняла, что сказать ему нечего.

— А как вы к нам попали?

 

Вряд ли она могла придумать более худший вопрос, чем этот. Хотя он был логичен. Раз Валерии нет на балу, то и ему тут, получалось по логике, не следовало бы быть.

Вася загнанно огляделся, лихорадочно ища в уме достоверное объяснение. Ведь не скажешь партнерше, что он пришел сюда за подарком и что соседка не обманула. Подарок вот он — перед ним, и он держит его в руках и даже вальсирует с ним. Но только это совсем не подарок, как она и говорила.

 

— Я-то?.. — пробормотал он. — Случайно как-то оказался… Туфли подрядился нести… А она вот ушла с… туфлями.

— Не огорчайтесь, — Лариса ободряюще посмотрела на Василия. — На обратный путь я дам вам свои.

 

Вася просиял. Ни о чем лучшем он и мечтать не мог. Но сияние было недолгим, он тут же потух.

— — Я не могу быть ничем вам полезен, — с горечью сказал он.

— Что так?

 

По всему было видать, девушка не любила, когда ей в чем-то отказывают, и искренне удивилась нахальству Кротова. В расчет его эмоциональное состояние она не принимала.

А Кротов посмотрел на часы.

— Здесь я на правах Золушки, и мое время кончается. В ноль сорок пять я должен быть на паровозе.

— Ну и прекрасно! Я обещала маме прийти пораньше. Папа сегодня на дежурстве, и ей одной скучно.

 

Еще не веря в свалившееся на него счастье, не зная, как отблагодарить Снежную принцессу за такой подарок, он смущенно похвалил ее маму:

— Видите, какая у вас мама, одна никуда не ходит… Хорошая, видать, женщина.

— Очень даже! — охотно согласилась с ним девушка. — Вы ее знаете. Она диспетчером в депо работает, Крутова Людмила Павловна.

 

 

Бог ты мой! — не удержался от такого восклицания Василий. — А я все думаю: кого же вы мне напоминаете? Ну, конечно же, луч света в темном царстве! И мы с Людмилой Павловной уже говорили о вас… Понимаете, я еще не видел вас, а уже верил, что вы — прекрасны!

 

 

 

 

 

Признание вырвалось невольно, и Василий в который уже раз за этот вечер покраснел.

Они кружились то ли в вальсе, то ли фокстрот перепутали с вальсом, Вася уже не обращал никакого внимания на музыку. Он был счастлив и оглох от счастья.

 

— И вы рвались поухаживать за мной, — рассыпала смешок Лариса. — А мама отправила вас ухаживать за паровозом.

— Это, наверное, очень плохо, когда о тебе все знают?

— У мамы нет от меня секретов.

И она, наверное, посоветовала вам держаться от Кротова подальше.

— Ну что вы! Она дает мне только общие установки. А конкретно выбираю я сама.

 

Васе казалось, нет, он даже был уверен в тот вечер, что конкретный выбор пал на него. Все-таки информация — — хорошая вещь! Не зря Лариса так усердно собирала ее. Ах, и Валерия молодец! Теперь он по гроб обязан соседке.

— Часы вот-вот начнут отбивать полночь… пойдем?

— Пойдем, — — просто ответила девушка.

 

Дежурившая в дверях Софья Герасимовна заметила, каким счастливым он уходит и кого с собой уводит. На то же самое обратили внимание и ее помощники с красными повязками на рукавах. И когда парадная дверь закрылась за чужаком и прекрасной десятиклассницей, историчка не удержалась и воскликнула:

— Ну, и подарочек он отхватил у нас!

 

Дежурные на этот раз не согласились с мнением педагога. Они переглянулись, обменялись ироническими улыбками и почти хором возразили:

— Она совсем не подарок...

******************************

 

 

 

 

7.ПРИСНИСЬ ЖЕНИХ НЕВЕСТЕ

 

 

  • Сказка / 13 сказок про любовь / Анна Михалевская
  • Афоризм 013. О поэтах. / Фурсин Олег
  • Право на звонок / Gelian Evan
  • часть 2 / Перекрёсток теней / moiser
  • Ненависть / Блокнот Птицелова. Сад камней / П. Фрагорийский (Птицелов)
  • Указ Императора / Матосов Вячеслав
  • Джон Шепард. Где ты, Дэйна? / Светлана Стрельцова. Рядом с Шепардом / Бочарник Дмитрий
  • По ком звучит эхо? / Сибилев Иван
  • Консоль / Уна Ирина
  • Суздальские лики. / Суздальские лики. Из Третьяковской коллекции 003. / Фурсин Олег
  • К зверям паближе / Гамин Игорь

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль