Тетя Тома - Katriff

— Тетя Тома, тетя Тома! — громко закричала девочка в зеленом сарафанчике, — а можно ваши цветы посмотреть?

— Можно, — после некоторых раздумий, кивнула головой женщина, сидящая на деревянной скамейке возле подъезда кирпичного, двухэтажного дома, — только чур друг друга не толкать, а то затопчите!

— Ладно! Хорошо! Не будем! — вразнобой загалдели ребята, стоящие за спиной девочки.

Поправив совсем седые, чуть волнистые волосы, женщина встала. Высокая, статная, с суровым выражением лица, казалось, что она высечена из камня. Ребята, ощущая себя возле нее маленькими муравьишками, растерялись и невольно замерли.

— Тетя Тома, а почему мой дедушка говорит, что вы работали на машине? Вы водитель? — робко поинтересовался мальчик в синей футболке.

Тетя Тома внимательно посмотрела на него и вдруг улыбнулась. Ее лицо, озаренное улыбкой, посветлело, глаза наполнились добротой. Тонкие лучики морщинок со лба, по бокам щек, от уголков глаз, делавшие ее значительно старше и серьезней, немного разгладились. Ребята дружно встрепенулись и в их глазах зажглись искорки радости в ответ.

— Твоего дедушку Владимиром зовут? — погладив мальчика по выгоревшим, светлым волосам, спросила она.

— Владимиром Андреевичем, — степенно, подражая взрослым, ответил мальчуган.

— Ну, это для вас он Владимир Андреевич, а для меня — Вовка, — усмехнулась тетя Тамара, вызывая недоумение, — он ведь машинистом БДМ работал?

Мальчуган, наморщив лоб, попытался понять странное название работы его деда, но тетя Тома ничего больше не объяснив, подошла к калитке в сером заборе и, отодвинув засов, приоткрыла ее. Махнув ребятам рукой, она зашла первой. На маленьком участке возле дома, огороженном забором, уместилось множество цветов. Вдоль забора плотной стеной зеленели флоксы, с распускающимися соцветиями. Следом — пионы с малиновыми, розовыми, белыми пышными шапками, начинающих увядать, цветов. Потом не большая полоса зеленой травы, где примостилась игрушечная стрекоза на длинном, железном пруте, с прозрачными крылышками. Маленький гномик в зеленом колпачке, опираясь на палку, улыбался пришедшим ребятам, приподняв другой рукой фонарик. Смешная, желтая пчелка с полосатым брюшком и длинными, тонкими усиками облюбовала небольшой пенечек. Дальше, гордо раскрыв похожие на большие колокольчики бутоны, разливая нежный аромат, притаились лилии, похожие на свечи. За ними, на полукруглых решетках, свешивая длинные, колючие побеги с темно-зелеными листочками и ярко-алыми цветками, вьющиеся розы. Цветы, растущие на этом участке, словно благодаря за заботу и уход, одаривали окружающий мир красотой. Все, кто видел этот маленький островок благоухающего рая, понимали — человек, ухаживающий за ним, посвятил ему все свое свободное время. Ребята осторожно подошли поближе к цветам и с любопытством стали рассматривать нежные, хрупкие лепестки, с наслаждением вдыхая струящийся запах. Девочка в зеленом сарафанчике не удержалась, и потянула руку к стеблю розы. Захотела дотронуться, словно не верила, что цветок настоящий. Но тетя Тома вдруг испуганно схватила ее маленькие пальчики.

— Осторожно, поцарапаешь! Розы красивые, но шипы у нее очень острые. За листьями они почти не заметны на стебле, но если схватишь — шип проколет кожу до крови, — тетя Тома, внимательно осмотрев пальцы девочки, отпустила ее руку, — давай лучше лилию тебе срежу.

Открыв небольшой, деревянный ящик, загороженный от дождя старым листом железа, она достала оттуда секатор и ловким движением срезала крепкий стебель цветка.

— Вот, возьми. Одного хватит, у них запах очень сильный. Если дома поставить несколько, то может голова заболеть. Отдай маме и скажи, что от Тамары Васильевны, — назидательно велела она девочке.

— А меня Наташей зовут, — с благодарностью проговорила она.

— Я знаю… Когда-то я и твою бабушку научила работать на прессах. Старшей я тогда была на машине. Лет десять в одной бригаде отработали, потом она ушла в декрет. Твою маму родила, а обратно на фабрику не вернулась, продавцом в магазин пошла работать, — тетя Тома, ласково, по матерински, обняла ее за плечи, и довела до калитки по узкой тропинке, единственной не засаженной цветами.

Девочка, взяв лилию двумя руками, осторожно понесла цветок, словно он была сделан из тонкого стекла, словно боялась повредить его. Ребята, завидуя, гуськом пошли за ней. Тетя Тома задвинула засов на калитке и, прихрамывая, направилась к скамейке около подъезда.

— Подождите меня здесь! — попросила девочка ребят. — Отнесу цветок и приду!

Снова толкаясь, болтая и смеясь, ребята забегали около синей скамейки, стоящей возле старой кирпичной двухэтажки. Тихий ветерок взъерошивал им волосы, летнее солнце золотило кожу рук, ног и лица, обсыпая веснушками и напоминая детворе о самой счастливой, беззаботной поре — лете. Тетя Тома, присев на лавочку, молча наблюдала за их шумной возней. Ее глаза вдруг заблестели, словно она собралась заплакать.

— Тетя Тома, — мальчик в синей футболке посерьезнел, внимательно посмотрев на нее, — я вот не понял, что вы рассказывали про дедушкину работу. БСМ, БКМ… это что, марка машины такая?

— Нет, то есть да, ну, почти, — немного замялась тетя Тома, — это тоже машина, только бумагоделательная. Я раньше с твоим дедушкой работала на Бумажной фабрике. В одном из цехов там была бумагоделательная машина.

— Как это — бу-ма-го-дела-тель-ная? — выговорил по слогам мальчик.

— Машина есть такая, делает бумагу. Совсем тонкую — для школьных тетрадей, потолще — для альбомов, еще может ватман для черчения. Ну и если технологию правильно рассчитать, то и другие виды.

— А зачем вы на такой машине работали? Мой дедушка рассказывал моему папе, что это очень тяжело — бумагу делать, — вопросительно посмотрел на тетю Тому мальчик в синей футболке.

— Тяжело, очень, не женская это работа. После техникума я пришла на фабрику и меня поставили на эту машину на пресса. Приглядывала за срывами бумаги, валы промывала. Потом война началась, все мужчины на фронт ушли. А я к тому времени почти два года отработала в бумажном цехе. Вот меня начальник нашего цеха, Петр Александрович, и поставил машинистом. Больше некого было. Поплакала я немного, страшно очень машиной управлять, но согласилась. Петр Александрович меня сам стажировал. После аварии на дороге он остался инвалидом, на фронт его не взяли. Надо же кому-то тыл поддерживать. Ну, а я уже твоего дедушку потом обучила на помощника машиниста. Он пришел ко мне в бригаду, когда ему шестнадцать исполнилось. Мальчишка совсем. Полтора года патронную бумагу с ним вместе выпускали, потом ушел добровольцем на фронт. Тяжело отпустить его было, ведь совсем несмышленый. Но шла война, так было надо. Правда после победы он возвратился на фабрику и до самой пенсии проработал старшим машинистом. А я скоро ушла.

— Почему? — удивился мальчуган, не замечая, что и остальные ребята, замолчав, слушают рассказ тети Томы.

— Раньше машины без электронного управления были. Если полотно бумаги обрывалось, надо было его заправить руками, на ходу. Валы, через которые проходило бумажное полотно, вращались с очень большой скоростью, некоторые из них нагревались. Так случилось, что я отвлеклась и, заправляя обрыв, попала рукой между валами. Хорошо, твой дедушка не растерялся, вытащил меня. В машину не затянуло, но два пальца на руке пострадали, — проговорила она и, вздохнув, погладила левую кисть, на которой вместо большого и указательного пальцев были половинки, изуродованные грубыми шрамами.

— Вам больно было? — посмотрел с жалостью на ее руку мальчик.

— Очень, а еще больше испугалась, но никто в этом не виноват. Работая на машине, самое главное — внимательность, иначе можно получить травму. После этого случая я и ушла.

— Совсем? С фабрики? — мальчуган притих.

— Нет, с бумагоделательной машины… Я тогда… ну, в общем, ребенка ждала… А после несчастного случая в больницу попала, ребенка сохранить не получилось… Решила, что хватит с меня тяжелой работы и перешла в кладовщицы. Да и с травмированной рукой обрыв на машине не заправишь.

— Ну, все, пошли на площадку, — вдруг раздался громкий хлопок закрывающейся двери подъезда и звонкий голос Наташи.

Она подбежала и стала раздавать ребятам конфеты. Развернув последнюю, положила ее себе в рот, а фантик выбросила в траву. Наташа, потрогав надувшуюся под щекой шишку, сначала запрыгала на одной ноге, потом побежала. Ребята с визгом понеслись за ней. Лишь мальчуган с выгоревшими волосами не двинулся с места. Подняв брошенный фантик, он отнес его в урну и вернулся обратно к тете Томе.

— А еще дедушка говорит, что вы единственная женщина, которая работала старшим машинистом на этой машине, — с уважением посмотрев на тетю Тому, он протянул ей свою конфету, — угощайтесь, я не люблю сладкое.

— Спасибо… — тетя Тома взяла конфету, а по ее щеке скатилась слеза, оставляя извилистый, словно вся ее прожитая жизнь, след на морщинистой коже, — ну, давай, беги за остальными, сейчас самое время играть.

— Меня Темой зовут, — мальчик в синей футболке, отойдя немного, несмело махнул ей рукой, — можно мы еще к вам придем?

— Можно, — зажав подаренную конфету в кулаке, тетя Тома вытерла глаза и прошептала, — а мне вот бог детей так и не дал…