Серая мышка - Быкова Ксения

— Ден, за что ты так любишь баб?

— Они прекрасны и неповторимы.

— Все?

— Конечно, и притом каждая по-своему.

— А если они уродины?

— Значит, мы просто что-то в них не разглядели.

— Даже вот эта? — хмыкнул дядюшка Том, ткнув пальцем в угол корчмы, где маленькая, ссутулившаяся, закутанная с ног до головы в серые тряпки женщина убирала со стола.

— А эта в особенности. Жена хозяина весьма недурна, просто ей забыли это сказать.

— Да за этими платками даже не видно, молода она или старуха.

— Поверь наметанному глазу опытного бабника, она молода и хороша собой. Просто муж у нее дурак.

— Да ну тебя, Ден, всё ты придумал и пудришь нам мозги. Иди-ка ты лучше рассказывай сказки Ташке.

— Спорим, что она молода и красива.

— На что?

— Кто выиграет, тот и расплачивается завтра за ужин.

— Ден, готовься угощать. Я целый день есть не буду, чтобы за ужином больше поместилось.

В это время женщина проходила мимо нашего столика, я тихонько зацепил край платка и сдернул его с головы. Соломенные волосы, собранные в скромный пучок, большие испуганные глаза серого цвета. На первый взгляд ей было около сорока… но нет, такая нежная кожа и четкий овал лица — пожалуй, все-таки нет даже тридцати.

— Извините, хозяюшка, я нечаянно, — смиренно опускаю глаза в пол, изображая глубокое раскаяние.

Женщина выхватила платок, накинула на голову и скрылась в продымленной кухне.

— Все равно, Ден, тебе расплачиваться — пусть и молода, но уж как нехороша, мышь серая, моль бесцветная; так что готовь денежки.

— Ну да, огонька в ней не хватает, так спорили на завтрашний ужин, а утро вечера мудренее.

Допив пиво, наша компания отправилась спать в заранее снятые комнаты на втором этаже. Босая, растрепанная Ташка в одной нижней рубашке вылетела из комнатушки.

— Ден, ты мне сказку обещал на ночь рассказать…

— Обещал — значит, расскажу, но это еще не повод почти голышом по коридору расхаживать, а ну-ка марш в постель.

Ташка проворно заскочила в комнату и шмыгнула под одеяло. Вот так-то лучше будет. Я присел на краешек узкой кровати, погладив по голове внучку Тома. Ну, слушай, Ташка-букашка.

— Далеко-далеко, в царстве великого Гипноса, есть сад, где утром деревья зацветают, в полдень на их ветках появляются плоды, а к закату зрелые яблоки уже падают с веток. Когда над садом всходит луна, желтые листья осыпаются и покрывают ковром дорожки сада. На каждом листе записан сон, ветер подхватывает эти листья и разносит по всей земле. Залетают листья в окна и тают в воздухе, а сон приходит к спящему человеку.

— А яблоки куда девают?

— Из яблок делают вино, один глоток которого навсегда забирает с собой боль и страх, даруя вечный сон. Слуги Гипноса разносят это вино тяжелобольным людям, облегчая уход в другой мир.

— Это поэтому старики перед смертью всегда пить просят?

— Да, поэтому, а если ты не перестанешь меня перебивать, вообще ничего рассказывать не буду. Ну-ка, закрывай глаза, — я потихоньку продолжаю линию рассказа, аккуратно вплетая в него тонкие ниточки сна.

— Живет в том саду вещая птица Щур. Она всё про всех знает, кто когда замуж выйдет или умрет, только подойди и спроси, и она всё будущее тебе расскажет. Вот и повадились люди лазить в волшебный сад, чтобы узнать свою судьбу. Яблоки до срока сбивают, зрелые топчут, по сон-листьям ходят, а кому приятно сон смотреть, на котором отпечаток грязной ноги? Да и людям пользы от этого знания нет. Зачем жить, если ты и так уже всё знаешь. Не интересно. Вот тогда и поставил царь Гипнос волшебную решетку вокруг сада: кто к решетке подойдет, тот забывает, зачем сюда пришел; а на птицу Щур накинул сонную сеть, и теперь спит Щур и видит вещие сны про всех живущих на земле. Ночью, когда ветер забирает сон-листья, иногда захватывает и сон-предсказания птицы Щур. Увидит человек такой сон — и потеряет покой, будет бродить по свету, пока не найдет то место, что во сне видел.

— Ден, а ты видел сон птицы Щур?

— Люди говорят, что все странники видели такие сны и поэтому не могут найти себе покоя.

— Значит, я тоже видела…

— Ты не видела. Ты не сама странствуешь, тебя дед за собой таскает. А вообще-то ты спать собираешься или нет?

— Ден, а какой мне сегодня сон приснится?

— Какой ты хочешь?

— Хочу, чтобы я была принцессой, жила в розовом замке и каталась на белоснежном коне.

— Ну вот его и увидишь, спи давай, — я вплел последнюю нить в сон и завязал узелок.

Ташка ткнулась носом в подушку и засопела. Она уже была прекрасной принцессой на веселом балу. Ярмарочной плясунье никогда не стать принцессой, но если маленькие девочки не мечтают об этом, то из них и вырастают затюканные серые мышки.

Сказки — сказками, но пора и про спор вспомнить. Можно, конечно, просто внушить с утра Тому, что хозяйка — самая прекрасная женщина земли, но мы не ищем легких путей. Я прислушался к шорохам постоялого двора. Посетители уже разошлись, Хозяин закрыл двери и куда-то вышел через черный вход. Мыши шебуршат на чердаке. Кони сонно перетаптываются в конюшне. Хозяйка стучит посудой на кухне. Ну что же, пожалуй, пора. Старые ступеньки на лестнице тихо пели свою песню под моими шагами.

Женщина на кухне вытирала стол, с тоскою поглядывая в окно, поджидая своего непутевого супруга.

— Хозяюшка, а не найдется у вас кваску, пить очень хочется.

Она испуганно вздрогнула от моего голоса, привычно закуталась в платок и молча подала мне кружку кваса, налитого из старого, щербатого кувшина. Я не спеша пил, прислонясь к косяку, закрыв собой бОльшую часть дверного проема. Поняв, что выскользнуть в дверь мимо малознакомого постояльца не получится, хозяйка присела на краешек лавки у стола и стала смотреть в окно. Что мне и было нужно. Как только она отвернулась, я тихонько набросил на нее заранее сплетенную сеть сна. Она опустила голову на руки и уснула прямо за столом. Выждав пару минут, я присел рядом, сдернул с головы серую тряпку, гордо называемую платком, и положил руку ей на затылок. Ну что ж посмотрим, что тебя сделало серой мышкой.

Сначала в прошлое. Как легко с тобой работать, твой разум совсем не сопротивляется чужому влиянию. Все открыто, как на ладони. Да и история, как я и предполагал, проста и банальна. Сиротка, взятая из жалости на воспитание, выданная замуж за хозяйского сынка, дабы бесплатные рабочие руки не потерять.

Теперь в сон… Раз, два, три, четыре, пять… Узкая улочка спускается вниз, к шумной площади. Шесть, семь, восемь, девять, десять… Толпа паломников двигается неспешной процессией к площади. Четырнадцать пятнадцать, шестнадцать. Серая, пыльная улица. Серые невзрачные дома. Даже сны у тебя бесцветные и безликие. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать…

Проповедник вещает с помоста у статуи великой богини-воительницы.

— Дети мои, мы пришли в этот мир для служения пресветлой богине. Ежечасно и еженощно заботится она о нас, чадах своих несовершенных, согревая свой добротой и красотой, защищая нас, неразумных, от дьявольских происков, охраняет от татей иноземных. Великая и лучезарная Ленда явила нам свой лик, дабы помнили мы о своем несовершенстве. Все тщеславные помыслы о нашем величии — от лукавого, никогда нам не сравниться с пресвятой воительницей. Так скроем же наши лица от чужих взоров и вознесем свои молитвы к истинной красоте.

Боже мой, какая чушь. Сейчас я расшевелю это болото. Где ты, серая мышка? Протиснулся в сером плаще паломника ближе к помосту, не вызвав никаких подозрений. Свой среди своих, серый среди серого. Вот и она — теплая волна в холодном море, укутанная в балахон, так что даже носа не видать. Ну что ж — аккуратно цепляю нитку от плаща и начинаю скручивать. Серая нить сновидения послушна в моих руках, пара минут — и плащ скручен в тугой клубок. Волосы, убранные в узел, платье, скрывающее тело, как саван, из рукавов едва выглядывают кончики пальцев, глаза закрыты в религиозном порыве. Она молится и даже не замечает, как лишилась одного защитного слоя. Цепляю нить платья и начинаю свою работу. Пара минут — и второй клубок исчезает у меня в рукаве. Вот так-то ты мне куда больше нравишься, в тонкой батистовой рубашке и нижней юбке.

Первым на такое преображение отреагировал проповедник: с минуту глупо пялился в глубокий вырез на груди богомолки, а потом завопивший петухом, сорвавшись на фальцет.

— Блудница, богохульница, да как ты посмела в таком виде явиться перед ликом святой богини! Толпа на минуту расступилась, а потом начала напирать на бедную ошеломленную женщину. Как бы не растерзали. Я придержал паломников, открывая ей только один путь отступления — к помосту. Наиболее рьяные все-таки успевали зацепить те или иные детали туалета, завершая начатый мной стриптиз. Тонкая батистовая рубашка разлетелась в клочья, шпильки из волос остались где-то в толпе, нижняя юбка разорвана до самого пояса. Вот в таком виде она и оказалась на возвышении — с распущенными волосами, обнаженной грудью и порванной нижней юбкой. На лице появился пурпурный румянец, в глазах блеск. Крик вырвался наружу.

— За что?

Внизу бесновалась еле сдерживаемая толпа. Женщина попыталась сжаться и прикрыть свое тело руками, но здесь снова вмешался я, прошептав в ухо змеем-соблазнителем:

— Посмотри на них. Что ты видишь в их глазах?

— Огонь… Они меня ненавидят.

— Это не ненависть, это зависть. Женщины завидуют твоей красоте, а мужчины мечтают тобой обладать. Смотри, как их пожирает огонь страсти и желания. Ты прекрасна. И они тебя разорвут на части, если не дашь отпор. Ты хочешь жить?

— Да…

— Тогда защищайся, — я сунул ей в руки посох паломника.

Зрелище было феерическое: почти обнаженная женщина отбивалась посохом от сотен протянутых к ней рук. Впервые в жизни море сильнейших и противоречивых эмоций бушевало в этой серой мышке, помогая родиться совершенно новой женщине. Долго она, конечно, не продержалась бы. А управлять своим сном ей даже не приходило в голову. Надо было что-то делать. Вот тут я, каюсь, немного схулиганил, заменив в её руках посох на меч и слегка изменив статую богини за ее спиной.

Солнце выглянуло из-за туч, добавив еще красок. В закатных лучах кожа приобрела золотистый оттенок, а волосы наполнились каштановым блеском. Толпа взвыла и замерла. Перед ними стояли две богини. Одна каменная и неприступная, а вторая — точная ее копия, но такая теплая, живая и желанная.

Первым очухался проповедник.

— Чудо! Богиня явило нам чудо! Ленда спустилась к нам, грешным, услышав наши молитвы!

Волна любви и восторга, исходящая от толпы, была просто осязаема. Минута — и паломники снова двинулись к помосту, теперь уже в желании прикоснуться с живой богине, грозя ее просто растоптать.

Выхватив женщину из толпы, я одним движением сдвинул реальность, перенеся нас на берег речки. Ссадины и синяки на ее теле ныли и болели, а прозрачная теплая вода так и манила к себе.

— Иди искупайся, и тебе полегчает.

— Отвернись, — и очаровательный румянец залил не только лицо, но и шею, затронув даже прелестные полушария.

Интересно, что я мог еще не рассмотреть? Вроде бы всё уже видел. Тихий плеск воды навел меня на еще одну шалость. Мгновение — и… я вода, всего лишь вода, омывающая твое тело. Капелькой пробежал по позвоночнику, легкой волной коснулся груди, водоворотом обернулся вокруг талии, плавно стекая по бедрам, едва касаясь ног и лаская каждый пальчик на твоих ступнях. Я вода, просто вода, и я ощущаю каждой своей клеткой сумасшедшее биение твоего сердца, а глаза у тебя не серые, а зеленые…

Всё, я выхожу из сна, Я мужчина и бабник. А не маньяк из ночных кошмаров. Женщин соблазняю только наяву и по их собственному желанию. Оставив на берегу стопкой сложенную одежду, выныриваю из твоего сна. Резкий приступ дурноты. Противнейшее состояние. Я стою у стола, а ты спишь, положив руки на старую столешницу. Маленькая серая мышка. Спи и помни: ты прекрасна и достойна почитания и уважения. Никому не позволяй себя обижать, ты сильная и способна дать отпор любому. В твоих венах течет горячая кровь. Ты способна любить и должна быть любима. А это сон, всего лишь сон, только сон. Спи и набирайся сил для новой борьбы, маленькая серая мышка.

Утром меня разбудили. Шум, крики и хохот.

— Ден, вставай, ты сейчас все самое интересное проспишь.

Хозяйка таскала за косу шалопутную служанку, застигнутую в неподходящий момент с хозяином в кладовке. Рыжее пламя волос, алые щеки и зелень глаз метались по кухне, снося всё на своем пути.

Незадачливый супруг потирал огромную шишку на лбу, и в его глазах явственно читались удивление и интерес: такой он свою жену еще точно не видел и не знал. По-моему, примирение за дверью супружеской спальни не заставит себя ждать, а там его ждет еще один сюрприз…

— Вот это баба — огонь!

— А ты говорил — серая мышка, моль бесцветная. Том, не забудь про ужин.