Кошачья благодарность, Вербовая Ольга

Говорят, добро не остаётся безнаказанным. Сейчас Семён Петраков как никогда понимал смысл этой фразы. Вступился за слабую девушку, на свою голову! Впрочем, разве мог настоящий мужчина поступит иначе, когда, возвращаясь домой поздно вечером, услышал из припаркованного за гаражами автомобиля истошные крики? И что он должен был делать, когда подошёл поближе и увидел, как какой-то поддатый в хлам бугай пытается изнасиловать девчонку? Вот и Семён долго не раздумывал — открыл дверь и наподдал этому уроду. Зря, что ли, тренер по боксу на него время тратил?

И вот теперь на него шьют дело по факту нападения на лейтенанта Росгвардии. Притом, по версии следствия, Петраков, будучи в нетрезвом состоянии, не только напал на лейтенанта Игнатенко из хулиганских побуждений, но ещё и пытался изнасиловать несовершеннолетнюю Ирину Макарову, беззащитную сироту из детдома.

Кроме "потерпевшего" лейтенанта, "свидетелем" также была родная мать Ирины. Бывала ли она когда-нибудь трезвой, история умалчивает, однако протрезветь к судебному заседанию явно сочла излишним. Шатаясь, она рассказывала, будто своими глазами видела, как этот ужасный человек — Семён то есть — насиловал её кровинушку, и как разрывалось при виде этого её материнское сердце. При этом она так картинно заламывала руки, что Семён, не сдержавшись, спросил: а разрывалось ли её сердце, когда она собственноручно сдавала дочку в детдом? В ответ раздались возгласы негодования: как можно столь цинично глумиться над горем бедной женщины?

Сама спасённая девушка поначалу отрицала обвинения в адрес Семёна, но потом вдруг резко изменила свои показания. Притом выглядела она такой испуганной, что и без слов было понятно — на Макарову оказывали давление.

"Вот так и посадят меня!" — с грустью думал сорокалетний мужчина, лёжа на шпонке.

Ночь уже вступила в свои права. Свет полной луны проникал сквозь зарешёченное окно.

Вдруг что-то мягкое и пушистое прыгнуло на шпонку, заставив Семёна вскочить от неожиданности.

— Эй, ты кто? — спросил он шёпотом.

Тут же луна высветила чёрного кота с большими зелёными глазищами.

— Меня зовут Василий, — зашептал вдруг кот человеческим голосом.

"Ну, всё, Семён! — думал арестант невесело. — Совсем с ума сходишь! Уже коты говорящие мерещатся!".

— Ты не думай, человек, будто я глюк какой-нибудь, — продолжал тем временем Василий. — Мы, чёрные коты, издавна умеем говорить. Просто жизнь такая — приходится скрывать свои способности. А то, чего доброго, сочтут орудием дьявола. Хоть уже и не Средневековье с Инквизицией, но чем чёрт не шутит! Активисты православные вот выставки громят, ещё как за нас возьмутся.

— Так ты, получается, учёный кот? Как у Пушкина про Лукоморье.

— Ну, не совсем. Хотя Александр Сергеевич писал его с моего предка. Да и булгаковский Бегемот, и Кот в сапогах у Шарля Перро — тоже мои родственники.

— Интересное у тебя генеалогическое древо!

Василий согласно закивал головой:

— Да и современники, надо сказать, не подкачали. Знаешь Бегемота-младшего, что у музее Булгакова работает? Тоже родня мне.

— А он тоже говорящий? — осведомился Семён.

— А то! Мы, чёрные коты, кстати, ещё и не то умеем. Захотим — повернём ось Земли на сто восемьдесят градусов и север с югом местами поменяем. Только зачем оно нам надо?

— То есть, с нечистью всё-таки дело имеете?

— Ну, иногда кто-то, тот же Бегемот, например (это я про старшего, если что) — с ней связывается. А в основном — нет, нечисть к нам не лезет, ну, и мы не пристаём. Это вы, люди, вечно ко всякой гадости тянетесь! Вот как те обкуренные наркоманы — помнишь, ты меня от них спас? Налетели на меня, стали бить. А что я им сделал плохого?

Это Семён хорошо помнил. Его счастье, что вовремя заметил в нож в руке одного из хулиганов и вовремя успел выбить оружие ударом ноги. Иначе плохо бы ему пришлось.

— Кстати, об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты меня тогда спас, а я тебя сейчас отблагодарю. По-свойски, по-кошачьи. Сделаю так, что тебя не посадят.

— Ну, это тебе вряд ли удастся! — горько усмехнулся Семён. — У них уже давно всё решено, приговор известен. Я переписывался с узниками Болотной, знаю, как работают наши суды.

— Твои обвинители имеют власть, но они не всесильны. Как говорится, и на старуху бывает проруха. Ну, а теперь расскажу-ка я тебе сказку...

Всю ночь рассказывал сказки кот Василий, а наутро остановился на самом интересном месте и ушёл через окно, пообещав явиться снова. На следующую ночь он снова мурлыкал Семёну разные затейливые истории и, по всему видно, был очень доволен, когда тот гладил его по спине или чесал за ухом.

И вот настал день, когда судья Гордиенко должен был огласить приговор. Иллюзий Семён не питал. Он хорошо знал, чего ждать от этого Гордиенко. Не одного "болотника" он засадил за решётку, несмотря ни на состоянии здоровья, ни на престарелых родителей, ни на очевидную невиновность подследственного. И похоже, делал он это с удовольствием, наслаждаясь ощущением своей власти над человеческими судьбами.

Но каким-то странным судья был сегодня. Зачитывая уже знакомые Семёну отсылки к статьям Уголовного Кодекса, он вдруг фыркнул и стал с остервенением чесаться. Впрочем, довольно-таки быстро взял себя в руки и продолжил свою речь.

—… признать невиновным...

Что это? Семёну показалось, что он ослышался. Судья Гордиенко — и вдруг выносит оправдательный приговор! Скорее можно поверить в существование инопланетян!

Однако с фактами не поспоришь. Прокурор, услышав это, аж побагровел от злости. Собравшиеся в зале люди, пришедшие поддержать Семёна, напротив, стали громко хлопать в ладоши. Приставам ничего не оставалось, как открыть клетку и снять с бывшего подсудимого наручники.

Судья при виде этого отчего-то вдруг нервно передёрнулся, затем обратился к Семёну:

— Иди отсюда поскорей! Не задерживай меня!

— С радостью! — отозвался Семён. — Спасибо Вам, Ваша честь!

Никогда прежде он не думал, что слова "Ваша честь" в адрес судьи Гордиенко он сумеет произнести без иронии. Но теперь, когда оная в его душе так неожиданно проснулась...

Родственники, друзья, адвокат и общественный защитник, и едва знакомые люди, которых эта история не оставила равнодушными — вышли в коридор вслед за Семёном, радуясь и поздравляя. Каждый считал за честь пожать ему руку. И Семён в этом никому не отказывал.

Так всей компанией и вышли на улицу. Около здания суда стояла Ира Макарова. Лицо её было мокрым от слёз. Увидев Семёна без наручников, в окружении друзей, она кинулась к нему, радостная и удивлённая:

— Что, дядя, реально освободили?

— Ну да, как ни странно.

— Прости, дядя, что пургу несла! Они сказали, буду рыпаться — Дашку, мою сеструху, отымеют и грохнут. А у меня, кроме Дашки, никого.

— Я не держу на тебя зла, — ответил Семён.

Тут он заметил Василия. Чёрный кот сидел на тротуаре и сосредоточенно глядел наверх, словно надеялся отсюда увидеть, что происходит в зале суда. Семён позвал его по имени, но тот махнул в его сторону передней лапой: дескать, не мешай, я занят!

Тем временем в своём кабинете федеральный судья Антон Гордиенко тщетно пытался понять, что с ним происходит.

"Что за чертовщина? — думал он, чуть не плача с досады. — Приговор должен был быть обвинительным!".

Судья не мог объяснить самому себе, какая нечистая сила овладела им в тот момент, когда он его зачитывал. Не сумасшедший ведь — прекрасно отдавал себе отчёт в том, что говорил. Однако язык словно жил отдельной жизнью, не повинуясь своему владельцу. И Антон ничего не мог с этим поделать. А сейчас точно так же рука, помимо его воли, взяла лист бумаги и пишет...

"Заявление. Прошу освободить меня...".

"Нет, нет! Только не это! Боже мой!.. Ух, ты, голубок по подоконнику разгуливает! А я как раз голодный, как Бобик! Сейчас я его сцапаю! Допишу только… Нет! Я не хочу!".

Однако непослушная рука уже выводила на бумаге:

"… от занимаемой должности".