Глава 6

Юноша, охваченный небывалым восторгом и возбуждением, потянул за петлю, несильно поначалу, но проявляя всё большую настойчивость… и конь, поддаваясь упорству человека, сделал шаг, потом другой, и двинулся за юношей к выходу из косы.

А Неспящая и Розовая Вода были уже там, и указывали путь Длинноволосому и Бурану.

Двое старцев, Чёрная Птица и Сказитель вытащили лодки на берег и, оставив их здесь перевёрнутыми, направились вслед за остальными.

Впереди шла Розовая Вода, ступая уверенно по хорошо известной ей местности. Позади, в нескольких шагах, Длинноволосый вёл своего Бурана, держа того правой рукой за не тугую петлю на его шее. По другую сторону от Бурана шла Неспящая, иногда поглаживая его мохнатый бок, и шепча что-то еле слышимое. Слова её звучанием монотонным успокаивали коня, наполняли умиротворённостью и доверием к людям, что сейчас рядом с ним. А последними, на некотором расстоянии шли два старика.

Путь их дугою огибал северный край озера, и берег там был открытым, песчаным в некоторых местах, но чаще поросшим травою зелёной.

В трепетном благоговении вёл своего Бурана Длинноволосый. Песней удачи звучал для него стук глухой копыт светлого коня. И в странном, магическом созвучии вторило ему гортанное пение Неспящей, завораживающее простой, но очаровывающей красотою. И в созвучие это волшебное — очень тихое, не нарушающее покоя начинающегося дня — дивно вплетался ласковый плеск волн озера, искрящегося красою и безмятежностью по левую руку от идущих.

Стройная фигура идущей впереди черноволосой девушки радовала взор, вызывая восхищённый блеск в глазах юноши. Иногда она оглядывалась, и несколько раз Длинноволосому удалось поймать взгляд её прищуренных глаз, сияющих пронзительно из-под чёрных бровей. Как же называла её эта женщина-ведунья? Талая Вода? Или тихая Вода? Её невесомая поступь была неторопливой, но уверенной. И она часто смотрела на небо, проникаясь его прозрачной синевою.

А Буран, поначалу безропотно позволивший человеку вести себя, начинал уже проявлять беспокойство. Он не был теперь столь податлив: верёвка на шее причиняла ему неудобство. Всё чаще встряхивал он головой, дёргая своей мощной шеей, пытаясь избавиться от этого неудобства. Труднее становилось Длинноволосому удерживать его, и если до этого он спокойно вёл коня одной рукой, не прилагая усилий, то теперь иногда хватался уже обеими руками за петлю, от которой Буран стремился избавиться с всё большей настойчивостью.

Видя, что конь утратил спокойствие и вот-вот может сорваться, начала действовать Неспящая. Подойдя к Бурану спереди, она остановила его, положив руку раскрытой ладонью ему на широкий лоб.

— Мы просим прощения у тебя, Буран, конь со светлой шерстью. Верёвка эта причиняет тебе беспокойство, но она не причинит вреда.

Конь уже не встряхивал яростно головой, но глаза его горели болью и мукой отчаянья.

— Тебя жжёт боль, конь светлой зари? Дай-ка, я посмотрю.

Женщина стала осматривать шею Бурана, нежно водя по ней пальцами, и вскоре они наткнулись на влажное место. Это была кровь. Она сочилась из зажившей уже было, но теперь открывшейся вновь раны, нанесённой у той реки, погубившей его сородичей.

— Тебя ранили люди, и это случилось совсем недавно. Значит, табун твой попал в беду, вот почему ты остался один. Но так должно было случиться, Буран: таковы предначертания.

Неспящая подтянула петлю верёвочную выше, к голове коня. Буран, почувствовав облегчение, успокоился. Но петля не могла бы удержаться там, а затягивать её было нельзя. И Неспящая, прошептав коню в самое ухо: «Будь спокоен, Буран. Всё будет хорошо», размотала верёвку, оставив на шее лишь саму петлю, которую перекинула через уши на морду коня, где и затянула её, не туго, но плотно. Конец же верёвки она передала Длинноволосому со словами:

— Это должно быть так. И держи крепко, Длинноволосый.

Охотник принял верёвку, и намотал кольцами, чтобы удерживать её у самой петли.

— Почему так бегают твои глаза, Буран, словно волки окружают тебя. Никто здесь не желает тебе зла. Я друг твой и защитник, и ты ведь принял мою дружбу. Пойми же, что ничто не грозит тебе сейчас, Буран, конь мой светлошёрстный.

Но не мог Буран успокоиться — петля, затянутая вокруг его морды пугала коня. Он перебирал ногами, хрипел встревожено, и дрожью был охвачен весь.

Вдруг случилось то, чего никто не ожидал. Пугающе спокойным голосом Неспящая произнесла громко и отчётливо:

— Удержи его, Длинноволосый. — И, размахнувшись, с силой ударила ладонью в бок Бурана.

Конь взвился на дыбы, и разнеслось его громогласное ржание над просторами озера и окрестных лугов. Затем, сделав прыжок в сторону, ринулся вскачь, чуть не опрокинув рывком своим Длинноволосого, который с трудом великим сумел удержать верёвку, натянувшуюся, как тетива лука.

Но разве посильно человеку удержать дикого коня, выросшего в вольных просторах бескрайней степи? Натянувшаяся петля заставила Бурана забыть обо всём, кроме неистового желания освободиться от неё, избавиться от пут, ограничивших его свободу. Ещё рывок, и он понёсся, увлекая человека за собой. Верёвка обожгла огнём руки Длинноволосого, но он не выпустил её, сумел удержаться, напрягая все силы, и теперь отчаянно старался остановить Бурана. Конь вновь взвился на дыбы, молотя воздух передними ногами; юноша подскочил к нему, охватил его шею обеими руками, и повис на ней, прижимая её книзу.

Буран помчался вскачь, размахивая головой из стороны в сторону, стремясь сбросить человека, ноги которого волочились по земле, не находя в ней опоры. Юноша вцепился крепко в шею коня, но вскоре он не удержится, ослабит хватку, и тогда окажется под копытами обезумевшей лошади. Сделав неимоверное усилие, Длинноволосый подтянулся выше, закинул ногу на спину коня, и… взобрался на неё отчаянным рывком.

И вновь, в который уже раз, Буран взвился на дыбы. И вновь звонкое ржание его потрясло неподвижный воздух до самых небес. Длинноволосый ещё крепче охватил руками шею коня… и удержался, не дал себя сбросить. Взбесившийся конь начал яростно прыгать из стороны в сторону, бить задом и подпрыгивать вверх. Но человек держался крепко, и яростная борьба не утихала долгое время.

Люди, поражённые, в немом изумлении смотрели на невидимое доселе никем зрелище — укрощение дикого коня. Старики потянулись было к верёвке, волочившейся по земле, но Неспящая остановила их жестом руки.

Вскоре Буран понял, что не сбросить ему со спины своей человека, но не мог он успокоиться. Отчаяние заставило его броситься в яростную, стремительную скачку. И понёсся он прочь от озера, к северу, к дальним холмам.

Длинноволосый держался, цепко охватив руками шею Бурана, а ногами — его бока. Но мчался конь по прямой линии, ровным галопом, вследствие чего движения его были уже размеренно плавными. Не ощущая более тряски, Длинноволосый осторожно отпустил шею Бурана и медленно выпрямился, обеими руками крепко держась всё же за коротковолосую гриву у самой холки.

Быстрый галоп коня — это волнообразное, плавное и равномерное движение для сидящего на нём наездника, и чем быстрее этот галоп, тем мягче ощущается его бег. Длинноволосый почувствовал это сразу; и был он в этом первый из всех людей.

А где-то там, позади, у синих, прозрачных вод Шепчущего Озера раздался торжествующе радостный возглас Неспящей:

— Это оно!!!

Криком этим, прекрасным в радостном возбуждении, прозвеневшим на все стороны пронзительным гласом Духа Небесного, отмечено было в вечности приручение дикой лошади и рождение Всадника, первого наездника Степи, испытавшего неистовое ощущение безграничности.

Вцепившийся в гриву Бурана Длинноволосый начал потихоньку осваиваться с ровностью стремительного бега. Посадка его становилась уверенней, и постепенно приспособилась к бешеной скачке коня. Поначалу мёртвая хватка его рук становилась слабее и слабее, и вскоре Длинноволосый разжал пальцы, выпустив гриву жёсткую, и положил ладони на холку Бурана. Избавившись от сковывающего напряжения, юноша ощутил вдруг неистово будоражащий восторг полёта. Никто из людей никогда ещё не испытывал подобной скорости. Восхитительная новизна этого ощущения раскрыла что-то сокровенно-всеохватывающее в душе Длинноволосого. Он выпрямил спину, слегка откинувшись назад, и развёл руки в стороны, охватывая ими весь мир. А мир обнимал его, первого всадника, обдувая ветром горячим, свистящим в развевающихся длинных волосах.

.... .

Длинноволосый полностью отдался ощущению полёта. Душа его раскрылась, вбирая всю полноту бескрайних просторов. Забыто всё… неописуемый восторг безграничный…

Дивное ощущение… Должно быть именно это чувствует птенец орла в первом своём полёте…

Ветер, свистящий завораживающе…

И казалось Длинноволосому, что все пределы мира доступны теперь ему, слившемуся сердцем с конём своим, Бураном быстроногим.

Семь дней, долгих и утомительных, добирался Длинноволосый до этого озера, а вернуться, верхом на этом чудесном коне, мог бы он уже и сегодня. Если только сумел бы задать Бурану нужное направление. Всадник ещё не управлял бегом коня, ведомого лишь своею волей, но знал уже, что подчинить её в его власти. Но не сейчас… Ещё не время…

Сердце его радостно пело, ощущая небывалую свободу воспарившего духа…

Первый всадник несся на первом прирученном коне…

Долгой была уже эта скачка, и Буран начал успокаиваться. Бег его становился медленнее по мере того как утихало неистовое поначалу стремление избавиться от седока, вернуть свободную вольность дикому сердцу. Не так уж и утомительно нести на спине своей всадника, да и верёвка вокруг морды не причиняет нестерпимого неудобства. Привыкал уже к этому Буран. Но было и другое… Нечто сокрытое, зародившееся в самой глубине его сознания и до поры таящееся, начинало теперь проявляться. За естественным желанием дикого коня избавиться от седока было и более тонкое чувство, осознаваемое Бураном всё отчётливее. Что-то хорошее… Оно всё более охватывало коня… И становился он спокойнее, избавляясь от яростного неистовства в пылающем сердце…

И к нему, успокоенному, пришло понимание сути происходящего. Заключалось же оно в том, что всадник, крепко сидящий на спине его, уверенностью своей придаёт ему, Бурану, ощущение защищённости и избавления от тревог, порождаемых одиночеством, сводящим с ума…

И принял дикий конь главенство над собою человека, подчинился воле его, заменив ею кошмары одиноких скитаний…

Ощутил Длинноволосый, всадник степей, что конь его, быстрый Буран, спокоен стал под ним. Надо было думать уже и о возвращении к берегу озера, где остались те люди. Но как теперь остановить Бурана, — дождаться, когда он сам остановится? Нет, так не годится; следует остановить его самому, а для этого надо дотянуться до верёвки. Юноша осторожно нагнулся к самой шее Бурана, обняв её правой рукой, а левой потянулся к морде коня. Действие несложное — и вот верёвка в его руке. Но длинна она слишком и волочится по земле; достал юноша нож свой острый, и обрезал лишнее. «Остановись, мой друг Буран. Отчего ты так несёшься стремительно? Это же я, Длинноволосый, товарищ твой и защитник». Натянув слегка верёвку, всадник не ощутил сильного сопротивления коня… и потянул ещё чуть сильнее… Но не остановился конь взмыленный, а, поддаваясь этому натяжению изменил направление движения — подался влево, в ту сторону, с которой к руке всадника шла верёвка эта, ставшая теперь ещё не поводьями, но уже поводом.

Вот оно… Знал теперь Длинноволосый, как управлять конём своим. И вот так, натягивая не туго повод, постепенно сумел он развернуть Бурана в обратную сторону, к озеру. Один лишь повод был в его руке, и, протягивая его в нужное время под шеей коня, мог бы он править в любую сторону. Теперь Длинноволосый стал уже настоящим всадником, способным перемещаться в любом нужном направлении. И настоящим хозяином просторов степных, необозримых и бескрайних, ощутил он себя...

Смотрите на чудо, воспойте

Его в грядущих веках.

Я — первый на свете всадник,

Так решено в небесах.

Красивые песни сложите,

Вечно чтоб жили в сердцах.

Я — всадник, Длинноволосый,

Пой,

Ветер в моих волосах…

.....

С севера, со стороны Змеиной ложбины, возвращался уже не охотник, сумевший поймать и удержать коня. Это был Всадник, настоящий наездник и хозяин Степи. Посадка его была гордой; на лице сияла улыбка; и поднятой рукою приветствовал он ждущих его Неспящую и всех остальных, что стояли рядом с ней.

Вытянутая вверх рука с раскрытой ладонью вдруг сжалась резко в кулак, схватывая что-то незримое, но ощущаемое ясно в этом неосознанном жесте. Чем было вызвано это его движение, магическое в сути своей? Что связывала нить эта, которую Длинноволосый схватил не раздумывая, едва лишь почувствовав её безмолвно звенящее натяжение? Но не удалось ему осмыслить это; и решил Длинноволосый, что непроизвольно сжалась ладонь его в кулак. На краткий миг охватило его дыхание вечности, воспринятое им как непонятная печаль о чём-то давным-давно утраченном, что и не вспомнить уже даже в снах пробуждения духа. И отринул эту неясную печаль Длинноволосый, чьё истинное око встрепенулось… но не пробудилось…

Неспящая слегка повернулась к девушке.

— Ты видела, Розовая Вода, как он схватил что-то в окружающей пустоте?

— Да, я заметила. Это была одна из нитей, что связывают Землю и Небо?

— Нет, не то… Связующие нити между одним и другим чувствовать может каждый в определённое время, но это… Нечто более тонкое, приходящее из-за пределов всего, что только может быть. Не каждому дано осознать это присутствие. Даже ему, величайшему охотнику, отмеченному небом, лишь на кратчайший миг удалось уловить проблеск. Эти нити, посредством которых всё проявленное в прошлом переходит в настоящее и скрывается в будущем, пронизывают всё во всех существующих намерениях и являются истинной основой. Даже Огонь Небесный всего лишь одно из проявлений их натяжения, что уж говорить обо всём остальном… Юноша этот, хоть и неосознанно, но смог прочувствовать присутствие тайны, которую многие тщетно ищут не одну жизнь. Это случилось от того, что в нём сейчас открылись новые стороны; юноша этот длинноволосый обрёл своё направление…Ты видишь, Розовая Вода, какой гордой красоты он исполнен, рождённый заново…

— Да, он и его конь великолепны, Неспящая Мать. Он прямо светится весь гордостью и силой. Если бы не его молодость, мог бы сойти за величайшего из вождей. Вождей Волков или даже Орлов.

С таинственной улыбкой произнесла Неспящая загадочные слова:

— Вот это и не даёт оку внутреннему раскрыться…

…А всадник на светлом коне был уже близко…