Глава 8

Волшебной красою сияет беспредельное небо, в котором висят неподвижно белые клубящиеся клочки, причудливые обрывки облаков ночного ненастья. Сверкающая белизна их идеально подчеркивает чистейшую ясность и бездонность божественной синевы небесного свода. Сила и проникновенность этой красоты охватывает без остатка всё сущее, что только может быть. Сама вечность, истинная, тончайшая суть проглядывается неуловимо за этой синевой. А под этим сверкающим великолепием раскинулась, омытая дождём обновления и благодати, сказочно прекрасная страна — Великая Степь, привольный край безграничных пространств.

На ровной, однообразной поверхности её не происходит, кажется, никакого движения. Словно здесь, в этот день, опустело всё по неведомому замыслу. Но это не так… не опустела равнина… Мелькнёт иногда лисица красным пятном в бурой траве… Олень, с ветвистыми рогами, направляется к водопою… и осторожно крадётся волк по его свежему следу… А вдали, сливаясь с горизонтом, движется огромная серая туча — бредёт там, вздымая пыль, стадо бесчисленное зубров… Всё это обычные проявления для степной равнины, но сегодня они не воспринимаются, сливаясь там, внизу, в единое однообразие, расходящееся к окружающему всё горизонту — границе неба, что кольцом волшебным заканчивает всё… и всё начинает… И оттого не воспринимаются обычные проявления, что там, на равнине, в центре безбрежности, происходит проявление необычное: еле различимая точка, сияющая невидимым светом, притягательностью своей волшебной собирает всё внимание небес… Почти незаметно, еле уловимо, но она движется… даже в движении являясь самым центром опоясанного горизонтом круга...

Это Длинноволосый, на быстроногом коне, Буране светлошерстном, скачет по степи прекрасной, объятый песней радостного торжества. В правой руке копьё, остриём вниз, в левой поводья,… волосы длинные развеваются за плечами,… задыхаясь от восторга несётся домой первый всадник Великой Степи… Совсем иное, чем в начале, настроение владело им сейчас, по завершении поиска, явившегося в высшей степени благоприятным. Благодаря Бурану, верному коню своему, он, Длинноволосый, теперь чувствовал себя полновластным хозяином открытой степи, не имея нужды прятаться от кого-либо… волшебное ощущение...

Но случилось что-то в этой последовательности… и было оно предопределено изначально… Направления вещей и явлений, ведомые высшим намерением, расположились так, что в самый центр потока, ведущего Длинноволосого, удалось проникнуть дыханию тьмы… Что ж, достижению высокой цели были отданы все силы этого отважного юноши, весь огонь его юного сердца.

Это была боль, что почти незаметно затеплилась в его груди ещё ночью. Тогда, проснувшись, он воспринял её как следствие предыдущего дня, очень напряжённого, когда он нашёл Бурана и сумел подчинить своей воле, отдав этому много сил. Всё тело до сих пор ещё болит, но это в порядке вещей, так и должно быть после того неимоверного напряжения. И эта боль проходит постепенно… А вот то тепло внутри, впервые проявившееся ночью, уже начинает причинять серьёзные неудобства. И оно усиливается, переходя иногда в жгучие вспышки боли… так, что даже темнеет в глазах...

.... .

Всё медленнее едет Длинноволосый, всё чаще переводит Бурана на шаг. Скоро ночь уже, надо будет отдохнуть подольше. Если завтра не будет хуже, то к концу дня он достигнет земель своего племени. Но Длинноволосый не думал о том, что будет завтра, он высматривал подходящее место для ночлега. И вскоре увидел в глубокой ложбине небольшую рощицу.

Ночь была ужасной. Задыхаясь, просыпался Длинноволосый, хватаясь за горячие виски, чтобы унять нестерпимую боль. В недоумении смотрел Буран, привязанный невдалеке, на человека, протягивающего руки к небесам. «За что позволили вы Злому Духу овладеть мной? Что я сделал неправильно?» Длинноволосый доставал из мешочка свои амулеты, ища поддержки в них и защиты. Боль отступала, и он вновь забывался тревожным сном.

Наутро ему было лучше. Длинноволосый поднялся на ноги, растерев их, чтобы унять ломоту. Собрав вещи, отвязал Бурана от дерева и взобрался ему на спину. Боль ушла, но юноша не чувствовал себя отдохнувшим после этой тяжёлой ночи. Хворь, кажется, оставила его. Чем же он заслужил её, что нарушил он действиями своими или помыслами? Но разве это всегда может быть доступно пониманию человека? Остаётся лишь принимать всё как есть...

Путь его вновь был лёгким, почти таким, как вчера утром, в начале этого возвращения. Дышится легче и огонь сжигающий внутри не пылает… но всё ещё чувствуется его тепло тревожащее.

Второй день уже, как покинул он озеро, и впереди, в расположении пологих холмов, узнаваемы становятся очертания местности, за которой находятся владения его соплеменников. И вполне возможно, что вскоре он встретит Бегущего За Ветром. Тот, наверное, уже давно высматривает возвращение Длинноволосого.

Потом оказалось, что облегчение, испытываемое Длинноволосым утром, было временным. К середине дня огонь вернулся… с ужасающей силой, от которой темнело в глазах. И он, Длинноволосый, начал понимать… Это так умирали люди, живущие у Озера? Но, если он вернётся домой, то не умрут ли так же и его соплеменники? Что же должен делать он, их выслеживатель, возвращающийся из самого важного для племени и, казалось бы, удачного поиска? Что же, для начала он поговорит с Бегущим За Ветром, не приближаясь на опасное для того расстояние. Далее… всё должно будет сложиться хорошо. Не может же быть, чтобы всё это было зря...

Силы сжигаются чужеродным, враждебным огнём, проникшим в тело Длинноволосого, и остаётся их всё меньше. Буран движется теперь шагом, и наездник не погоняет его, задавая лишь направление. Вот уже и близко те холмы узнаваемые, и скоро он достигнет их. Если Бегущий За Ветром там, то он уже должен видеть приближающегося всадника.

Держаться на спине Бурана всё труднее. Не таким представлял Длинноволосый своё возвращение домой...

Время, кажется, остановилось. Тело юноши склоняется всё ниже к шее коня, глаза застилает тёмно-красная пелена. Всё глубже проваливается сознание в мир сновидений. Он уже не держится на спине коня, а лежит на нём, обняв руками его шею. Копьё он выронил уже давно. В глазах краснота, а в ушах — стук тяжёлый грозных барабанов смерти. Но Длинноволосый помнит о завершении. Помнить себя до самого конца упорно и настойчиво учил его Головной Волк. Пока зрение способно различать реальность, силы должны быть сосредоточены на достойном завершении начатого. Уверенность эта всегда становилась сутью Выслеживающих Собак, обучаемых Головным Волком. А Длинноволосый — из его лучших учеников.

Встряхнул он головой, разгоняя туман, застилающий взор, выпрямился, сев ровно, как подобает отважному наезднику… и увидел впереди человека.

А тот уже давно следил за приближающимся из Степи всадником. Долго не мог разобрать он, что же видит он там, вдали. Что это за животное невиданное? А затем и разглядел, что это человек на спине лошади. И, похоже, что человек этот обессилен. Долго ещё приближалась лошадь, неся эту ношу странную на спине. Но вот человек пришёл в сознание, выпрямился, и вскинул руку в приветствии.

Бегущий За Ветром был поражён — брата его, Длинноволосого, не узнать: лицо, исхудавшее, потемнело; глаза пылают, переполненные глубокой болью; в хриплом дыхании тяжёлом — бессилие и огромная усталость. Он ранен? Нет, не похоже. И почему он на коне? Как ему удалось в одиночку поймать такое животное? Бегущий За Ветром кинулся к нему.

— Стой, Прыгучий Заяц! — остановил его Длинноволосый. — Не приближайся ко мне! Будь осторожен, отойди на ветер и не открывай рта.

Значит, вот в чём беда. Длинноволосый назвал его выдуманным именем, уберегая от злого духа! Сам он поражён им, сжигаем изнутри, и не хочет, чтобы тот перешёл к Бегущему За Ветром.

Бегущий За Ветром передвинулся к западу, на ветер, как велел ему брат, заботящийся о нём. Длинноволосый продолжал:

— Поиск мой закончен, я вернулся. И я нашёл лучшее из того, что только можно было. Но… я очень устал… Остановимся за той вершиной, Прыгучий Заяц… мне надо отдохнуть. Там вода… и деревья… Идём… но держись от меня на ветре...

И Длинноволосый направил Бурана к месту, о котором говорил. Здесь уже ему было всё знакомо. Только бы не упасть...

Бегущему За Ветром тоже казалось, что брат его, Длинноволосый, вот-вот упадёт со спины этого животного. Как странно видеть человека сидящем на спине дикого зверя. Это же настоящее чудо! А сможет ли он удержаться, если конь, самое быстроногое создание, помчится во всю свою прыть? Почему этот конь, необычайной странной окраски, так послушен и спокоен? Что произошло с Длинноволосым в его поиске, что, какое событие связало его с быстрейшим животным Степи, поймать которое считалось для любого охотника необычайной удачей? Несомненно, это было волшебное, сказочное воздействие высших вождей, ведающих путями духа. Но заговорить Бегущий За Ветром не решался...

Буран чувствовал, что наездник уже кое-как держится на его спине, — в любой момент может упасть, потеряв равновесие. И он, светлошерстный конь, первый в потоке силы, вознёсшей человека к вершинам могущества, старался нести своего всадника плавно, ступая мягче и медленнее обычного своего шага. Ведь человек этот не был чужим Бурану: — их связывали странные, непостижимым образом возникшие — настоящее чудо и волшебство — узы товарищества и единения. И тот, что шёл теперь рядом с ними, невдалеке, тоже воспринимался Бураном членом их группы, нёсшим дополнительную защиту и поддержку.

Вскоре добрались до гребня, до его возвышенности. Здесь остановились, и Длинноволосый стал всматриваться вперёд. Отсюда уже виден родной лес обоих выслеживателей.

Бегущий За Ветром не мог более сдерживать великого своего любопытства: слишком уж необычным было возвращение Длинноволосого, сидящего сейчас на спине великолепной грации животного.

— Мы на вершине, брат. Вон наш лес, и он ждёт тебя.

— Нет, — Длинноволосый горько улыбнулся. — Туда нельзя мне… Останемся здесь… в той ложбине внизу… Я должен ждать… А там… может, тебе придётся… привести нашу мать, Осеннюю Луну… Побудем же пока здесь… наверху… Так хорошо… виден лес наш...

Бегущий За Ветром выждал некоторое время, давая брату возможность налюбоваться родным краем. Затем начал говорить:

— Каким был твой поиск? Ты расскажешь мне? Здесь, наверху. Или когда спустимся в ложбину?

— Слушай меня, брат, — обратился к нему Длинноволосый. Говорил он с трудом, тяжело дыша. — Это Буран, мой товарищ… Небесный Волк послал его мне и мы по-настоящему подружились с ним. Я расскажу тебе, как всё было в моём поиске:

— Пять дней я шёл на восток и немного к югу… Там, посреди открытой степи, я нашёл прекрасную страну — огромное озеро, окружённое лесами. Там живут люди, но они были поражены злым Духом, что сейчас и во мне… и осталось их немного… Они очень гостеприимны и будут рады нашему приходу… Там властвовал Злой Дух, но, думаю, он не переживёт зимы. Там, на берегу озера, явился мне Небесный Волк, и отвёл к этому коню, которого я назвал Буран. Места там — лучше и не пожелаешь...

— Никто ещё не совершал подобного поиска. Ты — величайший выслеживатель, Длинноволосый. Головной Волк гордится тобой.

Длинноволосый печально улыбнулся.

— Небо благоприятствовало мне… И оно… дало нам коня… Пять дней я добирался… до озера. — Тяжело давалась речь обессиленному Длинноволосому. Он задыхался от произносимых слов. — А вернулся… верхом на Буране… за два дня… Мог бы и быстрее… Бегущий За Ветром… Это оно… Небо… Дало нам величайший дар...

Бегущий За Ветром с благоговением, к которому примешивались гордость и, может быть, жалость, смотрел на Длинноволосого.

— Солнце спускается, идём же вниз… — сказал Длинноволосый и направил коня своего к ложбине небыстрым шагом.

.... .

Буран знал, что на сегодня путешествие их должно закончиться в той низине, выглядевшей гостеприимным убежищем. И уже привычно ему было нести седока осторожно: шёл он медленно, аккуратно переставляя ноги. Начинался пологий спуск...

Впереди, в нескольких шагах, белеет в бурой траве небольшой камень. Невелики его размеры и не может он быть препятствием, способным задержать путь Бурана.

Но вдруг… Блеснула под ним чёрная полоска зловещей тенью. Змея! Буран замер, задрожал испуганно, попятился, присел на задние ноги… и прыгнул...

Ты видишь, брат мой, Бегущий За Ветром? Ты видишь, как воспарил конь мой? Как он беспредельно быстр и ловок… Он — настоящее чудо; ты видишь это? Бесподобно прекрасен его прыжок, совершенный в красоте и силе! И длится он бесконечным полётом. Тело моё растворилось, лишилось тяжести, и несёт меня ввысь Буран — волшебное существо — на крыльях степных ветров, поющих небесную песню. Полёт… наполненность и умиротворение… Я лечу, оставив позади боли и усталость… И я не знаю преград, и нет более горизонтов для меня, Всадника Степи…

Бегущий За Ветром заметил, как из-под сверкающего белого камня появилась тёмная тень. Чёрная Змея! Конь Длинноволосого задрожал, охваченный ужасом, и взвился на дыбы. Тишина холма разорвалась его хриплым ржанием и криком Бегущего За Ветром: «Держись, брат!» Буран прыгнул, вверх и вперёд, прямо через тот сверкающий камень. А Длинноволосый, не имеющий уже сил, не смог удержаться, и упал навзничь, раскинув в стороны руки.

В тот же миг Бегущий За Ветром был у него. И понял сразу, что помочь его брату ничем уже нельзя. Длинноволосый, лучший из всех выслеживателей, был мёртв.

Посветлело лицо его, застывшее не в боли, а в необыкновенном блаженстве. Неподвижный взор широко раскрытых глаз устремлён был в саму вечность, пребывающую над ним в синеве неба. Положение его тела говорило о лёгкости и безмятежности: он словно отдыхал, лёжа на спине и раскинув в стороны руки, вбирая в сердце безграничность небес. Так ушёл в вечность Длинноволосый, сумевший принять и донести до людей величайший дар небес, равному которому не было прежде и не будет уже никогда. Но важность свершённого в духе деяния этого, предназначенного изменить мир, была неподвластна осмыслению человека. И всё же… Лишь сев на коня, и выйдя из тени лесов на открытую равнину, человек начал сознавать безграничность своей души, отражающейся в безграничных просторах…

И бесконечно синеет над Степью Великой небо… И становится оно всё ближе и ближе…

И если пространства земли стали подвластны человеку, то могут ли стать ему подвластны и пространства неба? Так рождались новые мечты и легенды… Мечты и легенды всадника, скачущего на коне быстроногом… ведь лишь его сердце, вознесённое к вершинам духа, способно ощутить восторг полёта… Так было положено начало взращиванию духа человеческого. И первым всадником был Длинноволосый, а первым прирученным конём — Буран.

Лишь один переход совершил Буран, перевезя седока своего от вод Шепчущего озера к его родным лесам. Всего лишь один переход, в два дня пути… Но никому никогда на этой земле не свершить более значимого путешествия…

Теперь же Буран вновь был свободен.

Испугавшись внезапно возникшей змеи, конь прыгнул, а затем в страхе бежал вниз, к подножию гребня. Здесь остановился, оглянулся назад, к человеку, и заржал пронзительно, призывающе. Но… ощутил вдруг пустоту… Шипение змеи чёрной прервало ту странную, неожиданно возникшую связь, что казалась уже неразрывной.

Некоторое время он стоял ещё, в нерешительности ожидая зова успокаивающего, ставшего уже привычным. А потом ощутил себя… не брошенным, нет… вольным скакуном, свободным от каких-либо пут… Буран повернулся к востоку, и побежал лёгкой рысью, не оглядываясь.

.... .

Острая боль сковала сердце Бегущего За Ветром, неподвижно стоявшего над телом брата. Что теперь делать? Но медлить нельзя — скоро наступит ночь.

Этот гребень, отделяющий Степь от страны лесов, не случайно выбран местом конца пути Длинноволосого. Он, выслеживатель, вышедший из лесов, провёл в открытой степи поиск, который даёт его племени надежду на новую жизнь. Он познал Степь, и принял благодать неба на её бескрайних просторах. И не мог он уже вернуться в тень лесов, оберегающих, но не дающих полёта духу. Где же, как не здесь, лучшее место для его очищающего костра?

Может быть Бегущий За Ветром и не осознавал всего этого, но он знал, как должен действовать. Он подошёл к Длинноволосому, присел перед ним, распростёртым на спине, устремившем взор застывший ввысь, в бесконечность.

«Ты был отважен, старший мой брат. Время твоё было великим».

Бегущий За Ветром просунул руки под тело Длинноволосого, приложив усилие поднялся на ноги, держа умершего перед собой, который не показался ему тяжёлым. И осторожно ступая, чтобы не споткнуться среди множества камней, понёс драгоценную ношу на вершину гребня. Здесь он аккуратно положил его, рядом с местом будущего костра, для сооружения которого времени оставалось мало — близилась ночь.

Следовало действовать быстро.

И юноша отправился вниз, где росли деревья, чтобы набрать хвороста и сухих ветвей. Их понадобится много — костёр очищения должен быть велик, чтобы быть достойным величайшего выслеживателя, о равном которому герое ещё не говорилось в преданиях…

С рвением любящего брата, но отрешившись от печали и грусти, в неистовом стремлении принялся Бегущий За Ветром за выполнение намеченного действия. В зарослях у ручья много было сухостоя и опрокинутых ураганами деревьев. Он принялся собирать подходящие ветви и относить их охапками на вершину, где укладывал принесённое в ровный круг.

Круг этот, тщательно выверенный и размеченный (три его больших шага от края и до края) Бегущий За Ветром заранее выложил с аккуратным упорством крупными камнями, собранными тут же, на вершине. И до самого наступления темноты, пока не загорелись на небе звёзды, настойчиво поднимал он наверх, в круг последнего сна Длинноволосого, дрова для огня очищения и перехода. Бегущий За Ветром складывал кострище плотной массой, тщательно подгоняя ветви друг к другу и, время от времени, прижимая растущее сооружение сверху своим весом.

Высота собранного юношей кострища оказалась выше половины его роста. Но это ещё не всё, нужно было продолжать.

Теперь тут же, на вершине, должен Бегущий За Ветром развести другой костёр, чтобы можно было продолжить начатое. Ещё несколько раз он, спускаясь со склона осторожно, сходил в ложбину, где во мраке непроглядном безлунной ночи набрал ещё дров. И так же осторожно, не видя почти ничего, отнёс их на вершину, где и развёл огонь, свет которого поможет ему в завершении его долга.

Бегущий За Ветром, при свете мерцающего огня, принялся собирать на склонах высохшую траву. И выбирал он, на ощупь и по запаху, лишь душистые травы, которых здесь было в достатке: полынь и тысячелистник, и сладкий чабрец. Свершаемое на тёмных склонах, дело это было трудным и долгим, но юноша, не обращая внимания на исцарапанные в кровь руки, продолжал его в настойчивом упорстве любящего брата.

Собранными душистыми пучками Бегущий За Ветром обкладывал кострище плотно, покрывая его полностью. Особенно много травы юноша выкладывал сверху, создавая удобное ложе для тела Длинноволосого.

И не видно почти ничего, но Бегущий За Ветром, не зная усталости, продолжал… А скоро уже начнёт светать…

И когда на северо-востоке, в краю ласковых ветров, небо начало светлеть, погребальный костёр для Длинноволосого был готов.

Бегущий За Ветром стоял над телом брата, глядя на него с печальной улыбкой.

«Я старался, брат. И у меня получилось. Ты уйдёшь достойно, в сумерках наступающего утра, как великий выслеживатель».

И юноша, соорудивший погребальный костёр, взобрался на него сам, и улёгся на спину, ногами на север, к стране Светлой Воды, куда уходят умершие. Ложе было ровным и удобным, сделанное с тщательным старанием. Звёзды во тьме мерцали ласково и приветливо.

«Путь удобен, Длинноволосый. Тебе будет хорошо».

Бегущий За Ветром покинул место, предназначенное Длинноволосому и осторожно сошёл на землю. Теперь он должен возложить туда своего брата. Поднять тело умершего юноше было не трудно. И, когда он уже держал его перед собой на руках, из раскрывшейся ладони Длинноволосого выпал небольшой предмет и ударился о землю у ног Бегущего За Ветром. Это была медная фигурка волка, на кожаном шнурке — амулет Головного Волка, который тот вручил когда-то Длинноволосому. Теперь же он передал его Бегущему За Ветром, и это был великий дар, который мог быть вручён лишь достойнейшему. Сердце юноши встрепенулось. Пройдя несколько шагов с телом брата, Бегущий За Ветром осторожно, с величайшей почтительностью, уложил его на последнее ложе.

«Благодарю, брат. С почтением я приму твой дар, и буду чтить память Головного Волка… и твою, Длинноволосый, брат мой».

Юноша отошёл назад и подобрал с земли фигурку волка. Шнурок был порван: — значит Длинноволосый, падая с Бурана, схватился за амулет, отдавая ему свою силу. С благоговением в сердце Бегущий За Ветром повесил себе на шею этот священный предмет. Благодарность и восторг охватили его, но сейчас не время для радости…

Юноша взял лук Длинноволосого и стрелы, которых было не много, и положил их у левой руки хозяина. К ним же прибавил и все свои стрелы. Поправил палицу брата, заткнутую у него за пояс, и положил рядом дротик его, со стороны правой руки. Мешочек с амулетами вложил Длинноволосому в левую руку, а в правую — ту самую чёрную змею, которую Бегущий За Ветром убил сразу же, как только увидел, что брат его мёртв. Запасы пищи, Длинноволосого и свои, Бегущий За Ветром уложил у ног умершего.

Теперь он готов к переходу…

Небо на востоке становилось алым…

.... .

Заканчивалась ночь — время холода, — когда Бегущий За Ветром взял из огня самую большую из горящих ветвей, и подошёл с ней к ложу Длинноволосого, брата своего. Он подошёл с севера, держа в руке факел пылающий, сыплющий искрами, и встал у ног Длинноволосого.

«Свет севера, Полуночной звезды, к тебе, чистейший дух, обращается Бегущий За Ветром. Освети путь Длинноволосого, прими в объятия свои отважнейшего из людей, открывшегося небу. Достойно прошёл он путь свой по земле, исполнив всё предначертанное ему безупречно, без колебаний и сомнений в сердце».

Отойдя чуть в сторону, к востоку, чтобы не преграждать путь умершему, Бегущий За Ветром приложил горящую ветвь к подножию кострища. Огонь, питаемый сухой травой, занялся быстро и начал стремительно распространяться, с потрескиванием и гулом охватывая всё, предназначенное ему.

И в свежести предрассветной запылал костёр Длинноволосого, выбрасывая искры мерцающие в самое небо, к сиянию звёзд. Вершина гряды осветилась ярко, и стоял на ней, в свете пляшущих языков пламени, Бегущий За Ветром, прощающийся с братом. Он стоял прямо, в неподвижности, слушая треск огня, возносящего, в волшебном кружении искр, дух Длинноволосого. Стоял, не замечая времени, и слушал сердцем песнь огня очищения, возвращающего к истокам.

А где-то во тьме, в неведомой дали, чернотою охватывающей всё, раздался вой — протяжный, исполненный тоски и пронзительной печали. Огонь вспыхнул ярче; на груди Бегущего За Ветром красным осветилась фигурка волка, и обожгла теплом пробудившимся кожу юноши, а за спиной его извивалась танцующая тень…