Начало

Я смотрю вслед жене. Удивительным образом мир вокруг меня расслаивается, я вижу начинку торта и разделяю коржи на составляющие. Не жизнь, а инфографика. И сейчас она, почему-то, выделяет наиболее важные для меня детали, поднимает по лесенке приоритетов, как фейсбук — индивидуальные посты. Неожиданно для меня на верхнем слое обнаруживается спина Юлии. Лопатки, прямо под изгибами которых вольготно расположилась бордовая опушка лифа ее свадебного платья. Шелест ткани длинной юбки. Запах мокрой травы. А уже под всем этим — копошится оливье из хохота брата, хлопанья дверцей машины, телефонных трелей. И почему-то хочется отгородиться от жизни, в которой я был весел и беззаботен. Почему-то хочется идти за запахом мокрой травы…

Николя, кажется, зовет меня, его голос звучит так, словно нас разделяет взорвавшаяся подушка безопасности, а я сам — оглушен и засыпан бархатным пеплом талька. Я не оборачиваюсь. Отмахиваюсь от него и бреду вверх по ступеням. Меня задели слова Юли. Задели так, что я оглох. Совсем так же, как когда-то в аварии.

Она не хочет, чтобы я ходил налево. Кажется, так она сказала? И еще что-то про то, что мне нет необходимости появляться в этом доме…

Это воспоминание ранит еще больше, но и отрезвляет. Я, наконец, понимаю, что меня зовет брат. Я обнаруживаю себя на верхней ступени, буквально в нескольких шагах от приоткрытой двери ее комнаты. Ее — Юлиной комнаты. И оборачиваюсь, смотрю вниз.

— Ну, чего ты там застрял? — Николя недоволен, я буквально чувствую, как меня накрывает с головой. — Тебе же четко сказали: свободен!

И меня бросает в другую крайность. Да, Николя напомнил, что меня видеть не хотят. Но также, я помню, что она сказала — не гулять с кралями. Она не хочет видеть рядом со мной никого. И я не реагирую на призывы брательника, а иду в ее комнату.

Дверь не заперта. Даже не захлопнута. Мне достаточно толкнуть ее одним пальцем, и створка медленно отползет в сторону.

Я так и делаю: выставляю указательный палец и дотрагиваюсь до белой отполированной поверхности. Дверь слишком легко поддается.

Но в комнате пусто.

Я слышу шум воды. Она в душе.

А платье — слепящее белоснежное платье — бездумно брошено на спинку кресла. Бордовая опушка подола слегка шевелит ворсинками, словно сканирует пространство на наличие чужеродных тел. И я снова удивляюсь, до чего мне четко видны все детали: пылинки, зубцы потайной молнии, искры солнца на мокрых еще от дождя листьях деревьев, растущих под окном и остриженных умелым садовником… Много деталей, почему-то кажущихся моему мозгу очень важными.

В какой-то момент голову посещает шальная мысль: она не закрыла дверь спальни и пошла в душ, думает, что я приду за ней, пойму намек… И я даже делаю шаг в сторону ванной, откуда слышен лишь звук воды. А еще я чувствую ее запах. Шампунь это или духи, или сама она пахнет, как яблоневый первоцвет… Не важно. Мой мозг все еще получает слишком четкие сигналы и фиксирует слишком мелкие детали. Я хочу зайти в ту дверь, за которой шумит струящаяся вода, но я не могу себе это позволить.

«Она сказала: тебе не обязательно ночевать дома».

И я не делаю этот шаг. Все, что я себе позволяю — это дотронуться пальцами до меха цвета бордо и, выйдя, тихо закрыть за собой дверь.

— Быстро ты! — Николя похабно ухмыляется.

— Не скалься! — я сбегаю по ступеням и, не задерживаясь ни на секунду, подхватываю под локоток брата и вываливаюсь из дверей дома. — Так, и куда это такое?!

Перед порогом стоит «Крайслер». Кабриолет.

— Это твой свадебный подарок!

Николя улыбается, когда сообщает мне эту новость, и, жеманничая, словно хостесс на выставке, декламирует о преимуществах модели.

— Я не люблю такие машины!

Я возмущен, и даже шутки Николя не заставляют меня улыбнуться.

— Это не тебе подарок, дубина! — брат прекращает паясничать и подходит, чтобы стать рядом, обнимая за плечи. — Это подарок ОТ тебя!

Я качаю головой:

— Я таки дубина!

А что мне остается делать? Николя выбирал со мной кольца. Кстати, именно он о них и напомнил. Николя же и не забыл про свадебный подарок для моей невесты. А я — дубина!

Солнце жадно отбирает у земли подаренную дождем влагу. На улице жарко и парко. И кабриолет сейчас бы отлично подошел. Но… этой мой подарок, но не мне.

— Поехали, брателло! — Николя встряхивает меня, идет по направлению к воротам, одновременно доставая телефон и вызывая такси. — Свадьбу отгуляли — пора просто погулять!

Такси уже ждет нас за воротами. Все службы наизусть знают мобильник моего брата, и всегда из кожи вон лезут, чтобы угодить Николя. Он — их любимчик. Он — их козырь. Он — их толстый кошелек.

Мне на какой-то солнечный миг становится противно от того, что за странный, скользкий человек — мой брат. Но это — мгновение. Солнечный блик. Николя — мой брат. Мой друг. Моя поддержка. Он — свой.

И я ему благодарен.

— Куда ты нас ведешь, Сусанин?

— Сусанин? — Николя строит умилительную рожицу, притворяясь, что не знает, кто такой Сусанин. — Это что? Какое-то новое ругательство? Или новый восхваляющий мои супер-способности чин? Сусанин-герой! Не… — брат кривится, словно вкусил незрелый фиговый плод. — Сусанин-мен!

И смеется, довольный.

А я удивляюсь: неужели не придуривается? Неужели не знает, кто такой Сусанин? Это же классика!

— О, нас уже встречают!

Оказывается, в рассуждениях про классику я и не заметил, как мы приехали. Поднимаю взгляд и понимаю — вечеринка только начинается…

Мы — за городом. Впереди — карьеры. Давно заброшенные и облюбованные джипперами. Желтая земля, изрезанная в шрамы колесами внедорожников, глубокие затянувшиеся раны и сочащиеся глиняной сукровицей рытвины. Здесь развлекаются незнакомые мне личности, здесь обогащаются наркодилеры, здесь не стесняются ни в выражении чувств, ни в сокрытии недостатков.

— Идем!

Николя зовет меня, пока я расплачиваюсь с таксистом. Я еле слышу его сквозь грохот роковых турбин и адреналиновых басов, оборачиваюсь и вижу его руки на мягких, шелковых талиях блондинок, на которых из одежды — джинсовые юбочки, джинсовые распашонки без рукавов и каблуки, от высоты которых голова кружится не меньше, чем на чертовом колесе. Спутницы брата белозубо улыбаются, томно прикрывают глаза и поливают себя из квадратных бутылок, подтанцовывая. Николя нравится слизывать виски с их плоских грудей.

Вокруг — движение. Жизнь здесь совсем не похожа на жизнь там. Не похожа на ту, что я оставил во дворе моего нового семейного дома. Мы с этой жизнью принадлежим друг другу без остатка. И я, сбрасывая оцепенение, направляюсь к брату, чтобы отобрать у него одну из блондинок, а у блондинки — бутылку с дорогим пойлом.

Николя доволен. Он издает победный клич и прижимает к себе свою новую подругу, целует ее так, словно вот-вот проглотит, как удав кролика. Я смеюсь и отвлекаюсь на старт нового круга гонок, не замечая, как рука блондинки заползает то ли в задний карман, то ли под пояс…

Виски, пиво, косяк аккуратно укладываются в моих внутренностях. Одновременно выгоняют из моей головы все мысли. Я теряю счет времени и не замечаю, когда свет солнца сменяется ярким светом фар и прожекторов. Музыка уже внутри меня, разрывает, выворачивает. С трудом соображаю. Не понимаю, когда моя новая девушка успела перекраситься в черный и переодеться. Да и целоваться она научилась!

Николя проигрывает в нескольких заездах, вываливает кучу бабла. И постоянно лезет ко мне с нежностями, делает селфи со мной, с девчонками, снова со мной и машинами. Я, видимо, уже настолько пьян, что не осознаю себя.

— Эта вселенная внутри меня, — я слышу свой голос, но не узнаю его, — она больше меня, понимаешь? И я готов разделить ее, отдать полностью, раствориться в вакууме, но никто не хочет эту вселенную. Потому что она — моя. И она не похожа на другие вселенные. Ты меня слышишь?

Яркая блондинка с волосами, словно пух одуванчика, кивает головой. Но что-то мне подсказывает — ни черта она меня не понимает! Мне даже кажется, что я вижу сквозь ее череп. Цветным рентгеновским снимком. Вижу так, словно какой-то мастер маникюра сделал ее голову из прозрачного геля, вывел странные узоры, но забыл отметить мозг. Долбанный аквариум с силиконовыми губами…

Кто-то толкает в бок. Оборачиваюсь. Мне предлагают затянуться. Я не отказываюсь. Это помогает. Пальцы больше не чувствуют мягкость меховых ворсинок. Дым стирает из памяти запах ее духов. Вот бы еще затяжку — и больше не видеть перед глазами ее лицо! Кто-то очень изобретателен в пытках…

Я снова поворачиваю голову к «аквариуму». Все, девочка, теперь тебе уже не избавиться от прозвища.

Через некоторое время понимаю, что в штанах у меня хозяйничает вовсе не андролог. Смеюсь над взорвавшей мозг картинкой — я явно не в кабинете у врача, а этот «аквариум-одуванчик» — не ассистентка. Видимо, моя соседка по капоту принимает улыбку обдолбанного за комплимент, и активизирует в разы.

Хватаю ее за запястье, убираю руку. Но взгляд падает вниз, в поле зрения попадает ее талия, а пирсинг в пупке заставляет рот наполниться слюной. Я опрокидываю ее на капот чьей-то машины, басы заставляют вибрировать металл, а тот, в свою очередь, — тело девушки. Я целую ее в живот, щекочу языком кожу вокруг пупка, сквозь гул музыки слышу, как она смеется. А может, и не слышу, а догадываюсь по тому, как напрягаются мышцы ее живота.

Мне хочется спать, но я заставляю себя — бодрюсь. Отрываюсь от пирсинга, требую еще выпивки. Пальцы гладят гладкую кожу. Но я не сразу осознаю, что происходит. Опускаю взгляд, вижу свою руку, курсирующую по стройному бедру блондинки, что сидит рядом со мной на капоте чьей-то машины. Чья это машина? Я на ней сегодня ездил? А что сегодня за день? Эй, погодите! Сегодня день моей свадьбы!

— Я женат! Чуваки, я женат!

Замечаю, как моя рука, которую я и не осознаю вовсе — она в другой вселенной — взлетает в воздух, демонстрируя кольцо, а чуть дальше — взлетают в воздух белые волосы, как пух одуванчика. Видимо, мое открытие стало и для нее открытием — ее, как ветром сдуло. Ну, и отлично!

Кто-то похлопывает меня по плечу, вручает бутылку и толкает тост. Я не разбираю слов, не вижу лица говорящего, он говорит обо мне — однозначно, но заводит толпу. Тост короткий, но вызывает бурю эмоций. И мы пьем. За меня, кажется, за мой новый статус. Мир перекрашивается в драматические оттенки. Я женат… А капот этой машины чертовски хорош. Вибрирует, как массажное кресло. Я сегодня ездил на этой машине? Ездил, но на другой. А вон — прикольная машина. Дорогая. И явно здесь лишняя. Кабриолетам вообще нечего делать на карьере. Тут пыль, тут бездорожье.

А водитель крутой на этой тачке, да. Такой разворот — засмотришься!

— Жека! Жека, прием! Земля вызывает Марс…

Я узнаю голос брата.

— Брательник! Николя, я тебя люблю, ты знаешь?

Николя намного трезвее меня, но я, хоть и замечаю, не придаю этому значения. Я женатый без жены. Может, плюнуть на все? Поехать сейчас к ней?

— Жека, ты не устал?

— Нет! — я уже и забыл, что секунду назад хотел ехать домой. — Еще селфи!

Я снова — сорви-голова. Я снова — душа компании!

— Давай разобьем кому-нибудь машину?

Не уверен, что Николя слышит меня за всем этим грохотом. И все же, тащит меня куда-то… Вижу желтое пятно. Огромное желтое пятно. Но не могу сфокусироваться. Это — черепаха?

— Николя, это — черепаха?

Брат смеется. Кто-то за спиной смеется. Я пытаюсь развернуться. Чтобы посмотреть, кто так противно гикает, но твердая рука брата толкает меня. Я неуклюже валюсь. И это страшная желтая черепаха меня проглатывает. Туго соображаю, но запах внутренностей этого животного почему-то навевают мысль о сигаретах не самого высокого качества и индийском ресторане.

— Покатай меня, большая черепаха, — слышу я свой голос сквозь вату и сладко засыпаю.

Еще пару раз выныриваю из забытья — противное чувство, вертолеты-геликоптеры, мать их. И снова возвращаюсь в сон. Туда, где можно вдоволь валяться на огромном поле, заросшем высоким бурым мехом.