Главы 11-15

Глава 11.

Людей в кафе немного, чему Егор несказанно рад. Он занимает столик у окна, заказывает чашку кофе и ждет, нервно поглядывая на часы. Алена опаздывает.

Девушки за соседним столиком украдкой бросают на Егора взгляды, кокетничают, слишком громко смеются. Он ничего не замечает, все его мысли вертятся вокруг Алены и его внезапной любви. Раньше ему доставляло удовольствие ловить на себе заинтересованные взгляды женщин, молодых и не очень, а иногда даже мужчин. Он впитывал их как губка, в очередной раз убеждаясь в своей неотразимости. Сейчас они ему безразличны.

Половина шестого. Ее все нет. Радужное настроение Егора сменяется паникой. Что, если она не придет? Вдруг у нее кто-то есть? Что, если он ей не нужен? Тысячи вопросов роятся в его голове, причиняя ему почти физическую боль. Он пристально вглядывается в прохожих за окном, до рези в глазах. Но Алены среди них нет.

Егор уже на грани отчаяния, когда открывается дверь кафе. На пороге стоит Алена.

В кафе царит полумрак. Алена несколько раз моргает, глаза еще не привыкли к освещению кафе.

Егор вскакивает. При виде родного лица сердце радостно бьется. Он шумно втягивает в себя воздух, чтобы успокоиться и машет Алене рукой.

Наконец Алена его замечает и идет по направлению к столику.

Подходит официант, приносит меню. Алена к нему даже не притрагивается. У нее отсутствующий вид. Взгляд ее блуждает по сторонам, подолгу останавливаясь то на одном, то на другом предмете.

— Что Вы будете? — поинтересовался Егор.

— На Ваше усмотрение, — пробормотала Алена.

— Чай, кофе?

— Все равно.

Егор подзывает официанта и заказывает еще один кофе.

— Вы хотели о чем-то поговорить? — спросила Алена.

— Да, — ответил Егор. Он совсем забыл, что пригласил Алену, фактически заманил ее под предлогом предстоящей поездки. Как он мог забыть? Впрочем, при виде Аленки он забывал обо всем на свете.

Приносят кофе. Алена насыпает сахар и тщательно его размешивает, пристально вглядываясь в чашку. Егора сложившаяся ситуация начинает раздражать. Со времени своего прихода Алена ни разу на него не взглянула. Она всецело занята своими мыслями. К тому же, он не знал с чего начать. Егор впервые жалеет, что, привыкнув полностью полагаться на свое обаяние и притягательную внешность, он не уделял должного внимания умению поддержать интеллектуальный разговор. Обычно его скудных знаний ему вполне хватало. Женщинам, с которыми он проводил время, было нужно его тело, у них, зачастую, не было ни времени, ни желания вести долгие разговоры.

Егор совсем растерялся. Лоб покрывает испарина. Он впервые оказывается в такой затруднительной ситуации.

Он решает действовать ва-банк. Ничего другого просто не остается.

Алена, — начинает Егор решительно. Вы мне просто очень понравились. С момента нашей последней встречи я постоянно думаю о Вас. Простите мне мою наглость. Постарайтесь меня понять.

Такое признание его совершенно доконало. Он обессилено откидывается на спинку стула. На лбу выступает испарина, сердце учащенно бьется, руки дрожат.

Алена молчит, продолжая сосредоточенно размешивать сахар в чашке. Глаз она не поднимает.

Алена? С Вами все в порядке?

Ее поведение беспокоит Егора.

— А? Да?

Алена вздрагивает, поднимает на него глаза. Она выглядит напуганной. Кажется, он вернул ее с небес на землю.

Что Вы сказали?

Егор взбесился. Она что, с ним играет? Ему стоило такого труда сделать признание. Он, фактически, дал ей в руки карты, а она даже не отреагировала. В нем поднимается раздражение.

— Вы слышали мою последнюю фразу?

Алена краснеет.

— Э… Простите, кажется, я задумалась.

Егор задыхается.

— Я сказал, Вы мне нравитесь, — резко повторил он.

Она опять молчит. Ему хочется встать, взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Может, тогда она придет в себя.

— Вы знаете, мне пора, — пробормотала она.

Спасибо за кофе.

Алена поднимается.

— Подождите, Алена. Когда я снова смогу Вас увидеть?

Она не отвечает.

— До свидания. Она направляется к двери.

Кофе остался нетронутым.

Глава 12.

За окном все так же шелестят деревья, все так же поют птицы, но Людмила Петровна ничего не слышит. Она лежит на кровати, держа в руке черно-белую фотокарточку. По ее лицу медленно катятся слезы. Она только что вернулась от Михаила Борисовича. Анализ — положительный.

Она вспомнила Танькино опухшее от слез лицо, растерянный взгляд Миши. Миша уговаривал ее бороться, назначил ей курс лечения. Никаких гарантий он не давал, болезнь слишком запущена. Все зависит от пациента, от сопротивляемости организма.

Бороться не хотелось. Всю жизнь она боролась, сражалась с ветряными мельницами. Она устала, смертельно устала. Ей хотелось остаться одной, сжаться в комочек, укрыться, исчезнуть.

Дома никого нет, дом погружен в темноту. Егор куда-то уехал. — Как кстати, — подумала Людмила Петровна, увидев, что его машины в гараже нет.

Почему я так боялась остаться одна? — размышляет она. Зачем всю жизнь за кого-то цеплялась? Сначала за Вадика, теперь за Егора. Она недоумевает. Спасение в одиночестве. Мы приходим в этот мир одинокими и уходим тоже одинокими. К чему эта вечная борьба, борьба с самим собой, с окружающими? Покой, только покой…

Егор подъехал к дому. Света в окнах нет. — Значит, Людочка еще не вернулась, — подумал с облегчением Егор. Видеть ему никого не хотелось, а меньше всего Людочку. Он растерян, растоптан, разбит. Так хотелось остаться одному, укрыться в этих стенах, ни о чем не думать, ничего не делать.

Загоняя машину в гараж, Егор видит машину Людочки. Он морщится. Он слишком удручен и подавлен, он просто не может сейчас притворяться. Он как плохой актер, который забыл роль.

Егор поднимается по лестнице, заглядывает в спальню. Людочка спит, свернувшись калачиком и сжимая в руке старую фотокарточку. Во сне она выглядит такой доверчивой и ранимой. Егор невольно улыбается, укрывает ее покрывалом и тихо прикрывает дверь.

Людмила Петровна открыла глаза, темно. Не успела она проснуться, как на нее навалилась вся тяжесть случившейся с ней беды. Она тянется к выключателю, машинально смотрит на часы — половина первого, замечает лежащую на кровати фотографию, убирает ее в тумбочку и нехотя поднимается. Достает из шкафа чемодан. Направляется в ванную, берет зубную щетку, расческу, выбирает из множества флаконов, загромождающих полку, несколько своих кремов, остальные флаконы неизвестного назначения принадлежат Егору. Захлопывает полупустой чемодан. Дмое необходимое. положила его на кровать и начала складывать вещи — только ы в гараже нет.ть, он ногда даже мужчин.остает из тумбочки паспорт, билет на самолет. Еще раз проверяет время вылета — восемь утра и заглядывает в комнату для гостей. На кровати, раскинув в стороны руки, мирно посапывает Егор. — Даже во сне он хозяин положения, — отметила Людмила Петровна, выключая громко вещающий телевизор.

Возвращается к себе, ложится, спать не тянет. Надо позвонить Таньке, — подумала Людмила Петровна. Она поздно ложится, надеюсь, не разбужу. Она набирает номер. Танька отвечает сразу, казалось, она ждала ее звонка:

— Да, Людок?

Она хочет спросить — Как ты? Но вовремя себя обрывает. Она не знает как вести себя с Людой теперь, но, чуткая от природы, она инстинктивно выбирает самую правильную линию поведения — вести себя так же, как и раньше, не позволять Людку раскиснуть.

— Танька, не спишь? Извини, если разбудила.

— Все нормально, я еще не ложилась.

— Хотела тебе сказать, что решила слетать ненадолго домой.

— Домой?

Танька удивилась. Она знает Людка давно, но она никогда не заговаривала о доме. Она даже толком не помнит, откуда она. Знает только, что откуда-то с севера.

— Да, домой. Решила повидать родные места.

— Ты надолго? Хочешь, я полечу с тобой.

Людмила Петровна улыбается. Она знала, что всегда может положиться на подругу. Танька, милая Танька…

— Нет, Танька, спасибо. Мне нужно сделать это одной.

— Да, понимаю. Танька не стала возражать.

Во сколько вылет?

— В восемь.

— Я приеду в аэропорт.

— Не нужно, Танька. Я же через несколько дней вернусь.

Но Танька непоколебима. Людмила Петровна понимает, спорить с ней бесполезно.

Ладно, в конце концов, она сдается. Только не говори ничего Егору, не хочу его тревожить.

Танька морщится.

— Хорошо, — говорит она нехотя.

— Танька, я тебя знаю. Пообещай мне.

— Обещаю. Что еще ей остается?

Глава 13.

Просыпается она рано, бросает взгляд на часы — половина пятого. В шесть нужно быть в аэропорту. Час только на дорогу. Она включает светильник, Мишка недовольно заворочался во сне, но не проснулся. Она быстро споласкивает лицо холодной водой, чистит зубы, расчесывает копну своих рыжих волос, влезает в любимые джинсы, просовывает голову в пуловер, накидывает куртку и выбегает из дома.

На улице темно и безлюдно. Окна домов темные, но кое-где уже горит свет. — И чего людям не спится, — раздраженно думает Танька. Она любит подольше поспать, потом медленно проснуться, сладко потянуться, понежиться в кровати подольше. Она идет через двор и оказывается на дороге. Дорога практически пустынна, не считая редких машин с сонными водителями за рулем. Увидев машину с шашечками, она машет рукой, и, забираясь на переднее сиденье, командует:

— В Домодедово.

Едут молча. Водитель предвкушает, как вернется домой и, едва коснувшись головой подушки, провалится в глубокий сон. Таньке вообще не до разговоров.

Она задумчиво смотрит на освещенный фарами асфальт, исчезающий под колесами автомобиля. И зачем Людка вдруг понесло домой? Сколько она ее знала, а знала она ее немало, Люда никогда не говорила о доме. Танька задумалась об этом только сейчас. По сути, она знает совсем мало об этом периоде жизни Люды. Знает, что она приехала с севера, что мать ее умерла. Вот, по сути, и все. — Да, не густо, — подумала Танька.

В терминале ее уже ждут Егор с Людой. Они встают в хвост длинной очереди на регистрацию. Говорить, по сути, не о чем. Пауза затягивается.

— Ты обратный билет уже взяла? — наконец спрашивает Танька, нарушив общее молчание.

— Пока нет, не знаю, сколько там пробуду.

— Во сколько посадка? — спросил Егор.

Людмила Петровна заглядывает в билет. Время в пути: 5 часов. Прибытие в Красноярск: 17:05.

— В 13:05 по Москве.

— Я буду ждать твоего звонка, — отвечает Егор.

— И я, — подхватывает Танька.

— Хорошо, обещаю позвонить, — отзывается Людмила Петровна.

Подходит ее очередь. Егор ставит чемодан на ленту, Людмила Петровна протягивает билет и паспорт. Танька и Егор стоят в стороне, ожидая окончания регистрации. Людмила Петровна машет им рукой.

Она проходит в салон самолета и садится на свое место в первом классе. Она всегда летает первым классом, не из соображений статусности, просто не любит когда ей докучают глупыми разговорами и вопросами, она хочет побыть наедине с собой. Пять часов в воздухе. Людмила Петровна невольно поморщилась. Летать она не любит. Хотя… в ее нынешнем положении ей должно было быть все равно. Но мышцы живота напрягаются от страха. Она недовольна собой. Какое малодушие. Погибнуть в автокатастрофе — это лучшее, что с ней может произойти. Но инстинкт самосохранения навязчиво дает о себе знать. Доводы рассудка на него не действуют.

Ровно через пять часов самолет благополучно приземляется в Красноярске. Все радостно хлопают. Стюардесса благодарит всех пассажиров за то, что они выбрали их авиакомпанию, и желает им счастливого пути.

Их выпускают из самолета, на улице холодно. На траве местами лежит снег.

Глава 14.

Мадонна громко поет что-то на непонятном языке. Настроение у Егора мрачное. Мысли его заняты Аленой. Он злится. Больше всего он не любит то, что было ему непонятно. Он любит все классифицировать, расставлять по полочкам. Впервые он столкнулся с чем-то не поддающимся его пониманию. Алену он не понимает, решительно не понимает. И это его злит, очень злит. Он в бешенстве. Он метается по дому как большое раненое животное. Даже Мадонна не радует. Он в раздражении выключает музыкальный центр и швыряет пульт на кровать.

Он не знает, как поступить, что делать дальше. Позвонить или не звонить? Приехать к ней в офис? Застать ее врасплох? Черт. Она с ним играет. Он в нерешительности берет телефон. Раздается звонок. От неожиданности Егор вздрагивает. — Как пугливая баба, — раздраженно думает он.

Звонит Людочка. Он поднимает трубку, раздается приглушенный голос:

— Привет.

— Привет, как долетела? — говорит Егор светским тоном.

— Все хорошо, еду в гостиницу.

— Удачи, позвони завтра.

— Хорошо, целую, пока.

— Пока.

— Черт бы их всех побрал. Все проблемы от баб, — мстительно думает Егор. Надо сказать, такие мысли ему несвойственны. Он искренне любит и уважает женщин, и они отвечают ему взаимностью. Чуткие от природы, женщины мгновенно распознают фальшь. Добиться успеха можно, только если ты искренен, хотя бы наполовину. Так обычно рассуждает Егор. Что на него нашло? Все из-за какой-то глупой телки, — накручивает себя Егор. Он злится на нее, на себя, на весь мир. Она сделала его несчастным, разрушила его такую размеренную жизнь, перевернула все с ног на голову и ничего не дала взамен. Он не выдерживает. Набирает ее номер. В трубке долго раздаются гудки, потом он слышат тихий голос:

— Алло.

— Алена, здравствуйте, это Егор. Вы вчера так быстро убежали, прямо как Золушка в полночь. К сожалению, у принца не осталось даже Вашей хрустальной туфельки.

Егор удивляется сам себе. Он еще может шутить.

— Простите, так получилось.

— Когда я смогу Вас увидеть? Вы должны надо мной сжалиться, а то я рискую превратить в тыкву.

Алена смеется.

— Давайте в субботу. Днем.

Егор ликует. Суббота послезавтра. Как долго… Но она дала ему надежду. И он был ей за это благодарен.

— Как скажите, принцесса.

Как у всех влюбленных, настроение у него могло измениться на диаметрально противоположное в считанные минуты.

Он наполняет ванную водой, щедро наливает пену и блаженно погружается в теплую воду. Такие смены настроения изматывали. Обычно Егор не эмоционален. Он закрывает глаза и перед ним мгновенно возникает образ Алены. Он неуловим, то манит его, то ускользает. Послезавтра. Целая вечность.

Глава 15.

Несколько часов на электричке до конечной остановки, потом час на автобусе и она дома. В автобусе немногочисленные попутчики заинтересованно смотрят на хорошо одетую незнакомку. Приезжие редко посещают эту забытую Богом деревушку на краю Тайги.

Людмила Петровна выходит из автобуса. Холодно, местами еще лежит снег. Она зябко ежится и идет по дороге, с интересом оглядываясь вокруг. Родных мест она не узнает, слишком много времени прошло.

Везде видны следы запустения. Даже снег не может скрыть прохудившиеся крыши и покосившиеся заборы. Некоторые избы заброшены. Деревня медленно умирает. Людмила Петровна идет по направлению к кладбищу. Ее провожают только побрехивающие псы, являющие собой жалкое зрелище — худые и грязные.

Перед кладбищем белеет небольшая церквушка. Раньше она стояла заброшенная и запущенная, коммунизм сделал свое дело. Теперь, когда власть сменилась, ее подлатали, обновили. Из трубы прилепленной к церкви бревенчатой избы весело валит дым.

Людмила Петровна подходит и робко стучит. Ей открывает молодая женщина с добрым румяным лицом, обрамленным простым русским платком, завязанным под подбородком. Юбка длинной до пят и кофта на пуговицах завершают ее образ. Она посторонилась, пропуская Людмилу Петровну в сени.

В избе жарко натоплено, пахнет едой. Людмила Петровна чувствует, что она озябла и проголодалась.

— Здравствуйте, — вымолвила она.

— Кто там? — раздается из комнаты густой мужской голос.

— Женщина какая-то пришла.

— Так что ж ты гостей в дверях держишь. Зови к столу, мы всем рады, — раздался все тот же голос.

— Проходите, — улыбнулась женщина.

Людмила Петровна разувается, раздевается и проходит в комнату. Посредине стоит большой деревянный стол, во главе которого, видимо, сидит глава семейства, чей голос она только что слышала. Его длинная борода скрывается под столом, широкую грудь украшает крест. Хотя он сидит, все в это человеке поражает размерами: большой мясистый нос, пухлые губы, широкий разворот плеч и большие руки, одна из которых сжимает деревянную ложку, кажущуюся крохотной в этой руке, во второй зажат большой ломоть черного хлеба. Место по правую руку от него пустует. — Видимо, здесь сидит жена, — догадывается Людмила Петровна. На длинной скамье слева примостились трое ребятишек. Они широко распахнули глазенки и беззастенчиво рассматривают незнакомку. В избе всего три комнаты и кухня. Все в этом доме радует глаз: и ошкуренные бревенчатые стены, завешанные образами, и большая беленая русская печь в углу, и белые, сшитые вручную занавески, прикрывающие нижнюю половину окон.

— Чего, шельмецы, глаза вытаращили? — прикрикнул на детишек хозяин.

А ну в тарелки смотреть. Ребятишки сразу отводят глаза.

Отец Даниил, — представился священник. Садись, садись, не стесняйся, мы гостей всегда привечаем, — пробасил отец Даниил, указывая Людмиле Петровне на лавку по правую руку от него. Она робко приседает.

Матрена, ну что ты там возишься?

— Иду, иду, батюшка — раздается из кухни голос жены.

Она резво вбегает в комнату и ставит перед Людмилой Петровной деревянную плошку, ложку и чашку.

Стоящий посредине стола большой чугунок, издает аппетитный запах картошки и мяса. Рядом кастрюля с половником, видимо, компот или кисель, — отметила Людмила Петровна.

— Помолимся, говорит отец семейства.

Все складывают перед собой руки, закрывают глаза. Людмила Петровна следует примеру.

Закончив молитву, все произносят: — Аминь и принимаются за еду. Едят молча, когда все заканчивают трапезу, Матрена половником разливает по чашкам кисель.

От обильной еды и тепла Людмила Петровна разомлела. Она помогает Матрене убрать со стола, потом возвращается за стол. Батюшка ждет.

Матрена уводит детей в другую комнату, оставив их наедине.

— Как тебя величать? — начинает разговор отец Даниил, оглаживая свою большую бороду.

— Людмила, батюшка, — Людмила Петровна потупила глаза.

— Людмила значит, — задумчиво повторяет священник.

Крещенная?

— Нет, батюшка, — Людмила Петровна почему-то смутилась.

— Плохо, очень плохо, — отец Даниил вздыхает.

В Бога веруешь?

— Трудно сказать, — отвечает Людмила Петровна.

Ее мать была истовой коммунисткой, ходила на все партсобрания, попов, как она оскорбительно называла священнослужителей, ненавидела и дочку воспитывала в коммунистическом духе.

Батюшка надолго задумался, потом поднял глаза на Людмилу Петровну.

— Неспроста ты в наши края пожаловала. Вижу грех на тебе большой, вот и мечешься, неприкаянная. Молиться тебе надо, Бог милостив, он простит.

Людмила Петровна вздрагивает.

— И то правда, батюшка. На глазах выступают слезы.

— Облегчить тебе душу надо, я и не такое слышал, все грешны. Я тебя не тороплю. Подумай, взвесь все. Значит, так. Пока у нас поживешь. Места всем хватит. Я тебя покрещу, если надумаешь. Ну, мне пора на службу. Хватит разговоров на сегодня.

Священник поднимается. Разговор окончен.

— Спасибо, батюшка, спасибо Вам.

Сердце Людмилы Петровны переполняет благодарность.

Она обувается, накидывает платок и пальто и идет на кладбище. Кладбище представляет собой такое же жалкое зрелище, как и вся деревня. Покосившиеся могилки, разбитые дорожки.

Она с большим трудом находит могилу матери. — Совсем запущена, — подумала Людмила Петровна. Она смахивает снег, достает из кармана платок, протирает надгробную, почерневшую от времени надпись: Колесникова Евгения Федоровна 1933-1981. — Мама, мамочка, вот я и вернулась, — шепчет Людмила Петровна.