Главы 26-30

Глава 26.

На следующее утро ее разбудил Григорий.

— Просыпайтесь, Алена Ивановна, хозяин велел отвезти Вас в аэропорт. Увидев на ее лице кровоподтек, Григорий отвернулся.

Я жду Вас в машине, у Вас полчаса на сборы.

Алена встала, вытащила из шкафа чемодан и начала запихивать в него вещи. Быстро умылась, оделась, привела себя в порядок. На полке в прихожей лежал ее загранпаспорт, билет Москва-Ницца, записка с названием отеля в Каннах и номер комнаты.

Превозмогая боль, Алена улыбнулась. Она бросила ключи от дома на полке в прихожей и, в последний раз окинув взглядом квартиру, пообещала себе: «Сюда я больше не вернусь».

— Что пошло не так? Ведь я так его любила, — размышляла Алена по дороге в аэропорт. Они познакомились на выставке известного фотографа. Алена училась на последнем курсе института и подрабатывала моделью. Денег едва хватало на существование, но она всегда бдительно отслеживала выставки всех известных московских художников и скрупулезно их посещала. Она мечтала профессионально заниматься фотографией, но денег на дорогостоящий фотоаппарат у нее не было. Алена любовалась фотографиями, подолгу останавливаясь у каждой работы и отмечая каждую деталь.

— Ну и как Вы их находите? — услышала она мужской голос.

Алена не сразу поняла, что обращаются именно к ней.

— Вы ко мне обращаетесь? — удивленно спросила она.

— Именно к Вам, — засмеялся мужчина, вкладывая ей в руку бокал шампанского.

— Превосходные работы, особенно мне нравятся черно-белые, — искренне восхитилась Алена.

— Хотите, я познакомлю Вас с автором?

— А Вы можете? — недоверчиво переспросила Алена.

— Я все могу, — рассмеялся мужчина.

— Как нескромно, — подумала Алена. Будучи робкой, она не любила излишне самоуверенных людей.

Он крутанулся на пятках и представился:

— Антон Веснин, скромный автор вот этих вот самых работ.

Алена рассмеялась. Это имя было известно каждому, кто мало-мальски интересовался фотографией.

— А вы не шутите? — переспросила Алена.

Но тут Антона кто-то позвал, он извинился, и она убедилась, что он не шутит.

Через некоторое время Антон вернулся к Алене. — А он ничего, — отметила Алена. Среднего роста, спортивного телосложения. Даже лысина его не портит. В левом ухе серьга.

— Ну что, не скучали? — поинтересовался Антон.

— Разве можно скучать, рассматривая такие работы? — улыбнулась Алена.

— Вы мне льстите, — засмеялся Антон в ответ.

Они посмеялись, мило пообщались, и Антон предложил проводить Алену домой. Алена решительно отказалась и, извинившись, удалилась.

Какого же было ее удивление, когда на следующее утро раздался звонок:

— Доброе утро, прекрасная незнакомка. Как Вы добрались?

— Кто это?

— Не узнаете? — засмеялся мужской голос. Ваш новый поклонник, Антон.

— Антон, но… Она не стала спрашивать, как он узнал ее номер.

— Да, да, не удивляйтесь, поклонников моего таланта не так уж много, не могу себе позволить ими разбрасываться.

— Не нарывайтесь на комплимент, — засмеялась Алена.

Антон предложил встретиться вечером, Алена согласилась. Он был ей интересен, им было о чем поговорить.

Они стали встречаться. 18 декабря у Алены был день рождения. Она специально не стала говорить ничего Антону. Но он каким-то образом узнал, пригласил ее в ресторан, они прекрасно провели время, выпили. В конце вечера он достал большую, обернутую подарочной бумагой коробку.

— Открой, — сказал Антон.

Алена была заинтригована. Она развернула бумагу, открыла коробку. В ней лежал фотоаппарат ее мечты. Она завизжала, бросилась Антону на шею.

— Спасибо, спасибо тебе огромное, даже не знаю, как тебя благодарить.

Антон был явно доволен произведенным впечатлением.

— С днем рождения, любимая.

Она была в восторге. Ей исполнилось 20 лет. В ту ночь Антон впервые остался ночевать у нее. На следующее утро он предложил Алене перевезти свои вещи к нему.

Алена ехала в большой черной машине и грустно улыбалась. Это было 10 лет назад. — Что с ними случилось за эти десять лет? Неужели чувства ушли?

— Приехали, — проговорил Григорий.

Алена очнулась.

— Что? А… да… Спасибо, Григорий.

Григорий помог ей донести чемодан, пожелал ей хорошего пути.

Алена улыбнулась. Она летит к новой жизни.

Глава 27.

За окном стемнело, в доме тихо, видимо, вся семья уже легла. — Что я здесь делаю? Зачем ворошу прошлое? — размышляла Людмила Петровна. Она поднимает глаза и встречается глазами с чистым взглядом отца Даниила. Все сомнения ушли. — Так надо, так надо, — успокоила она себя.

— После тех двух дней мы практически не виделись. Начались выпускные экзамены. Но Роман не шел у меня из головы. Я постоянно прокручивала в памяти эти проведенные вместе часы. Я его любила, отчаянно любила. Я успешно сдала выпускные экзамены и получила аттестат о среднем образовании с отличием. У меня было несколько свободных дней, после я должна была ехать подавать документы в Красноярск. Мы несколько раз встречались. Рома признавался мне в любви, обещал, что мы будем вместе, — голос Людмилы Петровны дрожал. Даже спустя столько лет воспоминания душили ее, причиняя боль.

Я поступила, занятия начинались в сентябре. На лето я вернулась домой. Первым делом побежала к Ромке, но хозяйка, у которой он снимал комнату, сообщила, что Роман Владленович вернулся в Красноярск.

— Как вернулся? — казалось, сердце разорвалось на множество кусочков. Ничего мне не оставил?

— Как же, как же, записку оставил, где же она? — она долго рылась. Пока я ждала, мне казалось, я не выдержу ее пристальный взгляд, упаду прямо здесь, но я выдержала. Я взяла записку, поблагодарила. Забежала за дом, разорвала конверт и вытащила сложенный пополам листок:

«Дорогая Людочка, я тебя очень люблю. Прости, но я вынужден уехать. Так сложились обстоятельства. Ты всегда будешь мне дорога, так же как и наши общие воспоминания.

Твой Роман».

Не помню, как удержалась на ногах, как дошла домой. Я упала на кровать, слез не было. Было очень больно, больно дышать, жить не хотелось. Так я пролежала двое суток. Мама, на тот момент я была ей очень благодарна, ни о чем не спрашивала. Она приносила мне воду, помогала дойти до туалета. Сама я идти не могла, так я ослабла. Есть я тоже не могла. Записку я разорвала и выбросила. Я училась жить заново, без Ромки, одна. Я сильно похудела, меня постоянно тошнило, через несколько недель началась рвота. Я приписывала все эти симптомы нервному истощению.

Однажды мама увидела, что я выбежала из дома, меня выворачивало наизнанку. Она сильно побледнела и ухватилась за спинку кровати, чтобы не упасть.

— Что с тобой? Ты что, беременна?

Я побледнела, даже в страшном сне я не могла себе такого представить. Я с ужасом взглянула на мать. На следующее утро мы поехали в Красноярск. Пойти к врачу в нашей деревне мы не могли, это бы означало признаться всей деревне, что дочь уважаемой Евгении Федоровны, директора единственной в деревне школы — шлюха. Врач подтвердил, что я жду ребенка.

Мама практически со мной не разговаривала. Ни орала, ни оскорбляла, она была слишком хорошо воспитана. Однажды вечером она мне сообщила:

— Я долго думала и приняла решение. О ребенке не может быть и речи. Я подключу все свои связи, мы сделаем справку, что ты больна, им придется пойти на уступки. Через семь месяцев ты родишь, оставишь ребенка в роддоме и вернешься к занятиям в училище. Я не позволю, чтобы ты повторила мою судьбу.

— Ни за что, — прошептала я. Это ребенок мой и только мой. Я ужаснулась такому равнодушию.

— Ты несовершеннолетняя, — ответила мать. Тебе всего семнадцать, поэтому решать буду я. Если будешь противиться, я засажу твоего Ромочку.

— Ах, вон оно что, — догадалась я. Она ему пригрозила и он, поджав хвост, сбежал. Позже мои догадки подтвердились.

До самых родов мама со мной не разговаривала, она превратила мою жизнь в ад. Лучше бы она была воспитана хуже, но проявила бы хотя бы какие-то человеческие эмоции. Я была на седьмом месяце, когда начались схватки. До Красноярска нас довез водитель мамы, она сказала, что у меня аппендицит воспалился. Он кажется, поверил. Я была очень худенькая, живота практически не было видно.

Роды были очень тяжелые. У меня слишком узкий таз, к тому же я была слишком истощена и измучена. Все что я знаю, что это была девочка. После родов ее сразу же забрали. Я подписала все бумаги на отказ от ребенка. На тот момент мне уже было все равно. Казалось, во мне что-то умерло.

Мы с мамой вернулись домой. Она настаивала, чтобы я вернулась к учебе, но я не могла. Через полгода мама заболела. Поставили диагноз — рак. Неоперабельный. Я за ней ухаживала до самой смерти. Мама сильно мучилась, у нее постоянно были боли. Но с ее уст так ни разу и не сорвались ни слова сожаления, ни извинения. После смерти мамы я переехала в Москву, окончила заочно университет, вышла замуж. Вот, собственно, и все.

Людмила Петровна решилась, наконец, поднять глаза на отца Даниила. Отец Даниил развел руками.

— Не мне тебя судить, — сказал он.

— Я вернулась, чтобы найти дочь, — ответила Людмила Петровна. У меня рак, видимо, пришло время платить за грехи. Думаю, мне осталось недолго.

— Это правильное решение, — одобрил отец Даниил. Завтра я тебя покрещу.

Глава 28.

Море, словно ласковый пес, ластится к ногам, лижет пятки, но как только Алена протягивает руку, чтобы ответить на ласку, убегает прочь, чтобы через секунду вернуться. Она переворачивается и блаженно откидывается на спину. Мягкий прибрежный песок тут же расступается, чтобы принять ее в свои теплые объятия.

Алена здесь уже неделю, успела изучить все местные достопримечательности, сделать множество прекрасных кадров и отведать все деликатесы. Она наслаждается одиночеством, возможностью самой планировать свое время, ни под кого не подстраиваясь.

Она все чаще задается вопросом, почему у них с Антоном не сложилось. Ведь все так прекрасно начиналось, они проводили вместе много времени, им было хорошо и интересно друг с другом. Они любили бродить по тихим закоулкам Москвы, строить планы на будущее, фотографировать. Антон рассказывал ей о фотографии, отмечал ошибки на Алениных снимках, заставляя ее по-новому взглянуть на свои работы. Она очень любила эти мгновения, ей было интересно слушать его замечания, сравнивая его работы с теми, которые сделала сама.

Когда же все изменилось? Наверное, когда Антон начал критиковать ее снимки, иногда резко и нетерпимо. Ей было неприятно. Постепенно они перестали гулять вместе, Алена все чаще совершала прогулки одна, привычно держа в руке фотоаппарат и делая снимки всего, что привлекало ее внимание.

Однажды она вернулась раньше обычного и застала Антона дома. Она удивилась, обычно он никогда не возвращался так рано.

Она поспешно сняла верхнюю одежду и присела рядом.

— Привет, все нормально? Она потянулась к нему, чтобы поцеловать и почувствовала запах алкоголя.

Антон едва на нее взглянул.

— Ну что, опять шедевры наснимала? Он громко засмеялся.

Алена отпрянула. После этого инцидента она перестала показывать ему свои снимки, да он, надо сказать, и не настаивал.

— Наверное, отчуждение происходило постепенно, — думала Алена. Просто когда ты постоянно находишься с человеком рядом, то перестаешь замечать эти незначительные нюансы, которые вскоре делают двух людей, прожившими бок обок много лет, чужими друг другу.

У Антона начались проблемы с алкоголем, он все чаще возвращался домой навеселе. Вскоре он под разными предлогами перестал снимать. Алена старалась, как могла, убеждая Антона бросить пить, вернуться к работе, но все было напрасно. Он не признавал свою зависимость от алкоголя. Алене было больно это видеть, быть свидетелем того, как пропадает любимый ею человек, как он губит свою жизнь и свой талант. Но у нее не осталось ни сил, ни желания бороться с Антоном. Сам он никаких усилий не прилагал, делая выздоровление невозможным.

Алена возвращается в номер, надевает летнее открытое платье, оголяющее плечи, которое, она знала, ей очень идет, и спускается на террасу кафе.

Солнце тонет в воде, а вместе с ним и все тревоги и волнения дня. Алена заказывает бокал шампанского, чтобы отметить начало новой жизни. Ожидая заказ, она решает просмотреть отснятый ей материал и случайно натыкается на фотографию Егора. Он позирует, положа руки за голову. Алена вспоминает этот день, на губах появляется улыбка. — Какой был прекрасный день, — подумала она. Алена касается пальцем кнопки «удалить». Фотоаппарат недоверчиво переспрашивает:

— Вы уверены, что хотите удалить фотографию?

— Уверена, — произносит Алена вслух, удалив фотографию без всяких сожалений.

Подали шампанское, Алена откладывает фотоаппарат, и, взяв бокал в руку, чокается с фотоаппаратом.

— За нашу с тобой новую жизнь, — произносит она и делает глоток.

Глава 29.

За окном проплывают полупустые станции с расписанными матерными словами стенами и разбитыми лампочками. Иногда электричка останавливается, впуская бойких старушек, прижимающих к бокам корзины, аккуратно накрытые белыми полотенцами. В проходе раздаются их бойкие голоса: — Пирожки горячие, с пылу с жару. — Семачки, горячие семачки.

Людмила Петровна улыбается. У нее есть цель, которая превратилась для нее в цель жизни. И она близка к ней как никогда.

В полдень она оказывается на железнодорожном вокзале Красноярска, берет такси и возвращается в свой гостиничный номер. Быстро переодевается и едет в роддом. В тот самый, в котором сначала родилась она, а потом родила сама, отказавшись от своего родного ребенка, от своей доченьки, от своей кровиночки.

Роддом ничем не напоминает тот, в который она приехала с матерью много лет назад. Он стал заметно больше за счет пристроенного крыла, заново оштукатуренный фасад сияет белизной.

Людмила Петровна стоит у входа с табличкой «Перинатальный центр г. Красноярска». — Надо же, раньше был просто роддом, а теперь вон как звучит, — подумала она. Ну и что дальше? Зайти к главврачу и сказать: Вы знаете, я здесь тридцать лет назад дочку родила, от которой отказалась. Как мне ее найти? Людмила Петровна растерялась. Цель, которая двигала ей все это время, с момента ее возвращения, показалась ей неосуществимой. — Думай, думай, — говорила она себе. Решение пришло неожиданно. Как же она раньше не догадалась? Она даже стукнула себя по лбу.

Людмила Петровна сидит в зале ожидания, нервно сжимая пальцы.

— Совершил посадку самолет Москва-Красноярск. Рейс номер С773.

Людмила Петровна оживилась, просияла и смешалась с толпой. Через несколько минут она сжимает в объятиях Таньку.

— Люда, ну ты даешь. Ничего толком не объяснила, не сказала. Танька задохнулась от возмущения.

— Танька, как же я рада тебя видеть. Я так соскучилась. Ты не волнуйся, у меня все нормально, но ты мне нужна, понимаешь, очень нужна.

— Куда ж ты без меня? — смеется Танька.

Я тоже ужасно рада тебя видеть.

Они направляются к выходу и, поймав такси, едут в гостиницу.

— Танька, я так давно тебя не видела. Рассказывай, как дела, что там у нас новенького?

— Да что у нас может быть новенького? Все те же пробки, тот же смог и те же мужики-козлы.

Людмила Петровна засмеялась.

Танька поймала в зеркале заднего вида недовольный взгляд водителя и показывает ему язык.

— Танька, ты ничуть не изменилась, — сказала Людмила Петровна.

— Вот ты дуреха, — прыснула Танька. Я что, по-твоему, за две недели должна была измениться?

Они покатились со смеху.

Водитель подкатил машину к самому входу в гостиницу, помог Таньке втащить чемодан и отъехал. — Вот это баба, кошка рыжая, — подумал он, отъезжая.

Танька и Людмила Петровна сидят в номере, попивая вино. Танька внимательно слушает рассказ Людмилы Петровны. Рассказ приближается к концу, Танька мрачнеет на глазах.

— Людмила, как ты могла. Нет, объясни, ну как ты могла так поступить? Почему ты ничего не рассказывала раньше? Почему молчала? Поисками надо было заняться уже давно. Нет, от тебя я такого точно не ожидала.

Людмила Петровна упорно отводит взгляд. Она молчит. Да и что она может сказать?

Ладно, извини, я понимаю, у каждого своя боль. Не буду тебе в душу лезть, ты итак достаточно натерпелась. Значит, план такой, я подключу все свои связи, найдем хорошее сыскное агентство, завтра же начнем поиски. А теперь уже поздно, пора спать.

Людмила Петровна слушает тихое дыхание спящей Таньки. Уснуть ей не удается.

Глава 30.

На журнальном столике гостиничного номера покоится бумажная папка.

— Ладно, Люда, пойду, подышу свежим воздухом. Танька выходит, тихо прикрыв за собой дверь.

Людмила Петровна остается одна. Она садится на кровать, не решаясь взять папку в руки. Она нервничает, кровь стучит в висках, сердце громко бьется в груди. — Я должна, должна, — уговаривает себя Людмила Петровна, протягивая руки к папке.

Она открывает первую страницу. С фотографии на нее смотрит лицо молодой женщины, чем-то напоминающее ее собственное. Людмила Петровна осторожно подносит ее к глазам. — Красивая, — подумала она.

Отложив фотографию, она начинает читать досье.

Родилась 18 декабря 1980 года в роддоме г. Красноярска. — Доченьке в этом году тридцать лет исполнится, — с нежностью подумала Людмила Петровна.

После отказа матери, помещена в Красноярский дом ребенка. По достижении возраста четырех лет переведена в детский дом. Людмила Петровна вздрогнула. Какой сухой канцелярский стиль изложения. Почему здесь не написано, как ее девочка жила все эти годы? Тяжело ли ей было? Думала ли она о родителях? Понимала ли, почему ее оставили? Людмила Петровна зарыдала, сердце рвется на части, причиняя невыносимую боль. Как она могла жить все эти годы, не зная где, как ее девочка? Как она могла?

Она возвращается к чтению. В 1986 году удочерена гражданкой Мишиной Аллой Дмитриевной. Людмила Петровна обрадовалась. Она благодарна этой незнакомой женщине. Это она, Алла Дмитриевна, воспитала ее дочь. Это она просиживала с ее дочкой бессонные ночи, когда та болела. Это она вытирала ей слезы, когда девочка плакала. Это ей она рассказывала свои детские переживания. Слезы жгут Людмиле Петровне глаза.

В 1987 году начала обучение в средней образовательной школе номер 1 г. Красноярска.

В 1990 году переехала с гражданкой Мишиной Аллой Дмитриевной в г. Москву.

Людмилу Петровну бросило в жар. Дочь живет в Москве. Может, они ходили по одним и тем же улицам, заходили в одни и те же магазины, может даже улыбались друг другу, не узнавая. Листок выпал из ее рук, она проваливалась в темноту, летела в темную бездну.

Кто-то хлопает ее по щекам, неприятно.

— Не нужно, пожалуйста, не нужно, — шепчет Людмила Петровна. Она нехотя открывает глаза и видит склонившееся над ней лицо Таньки.

— Люда, ты в порядке? Что случилось? Ты что, решила меня в могилу раньше времени свести?

— Танька, — слабо улыбнулась Людмила Петровна.

Спасибо тебе, Танька, что бы я без тебя делала? Теперь я знаю все о дочери. Пойдем, пойдем. Она сделала слабую попытку встать. Танька помогла ей взобраться на кровать.

— Куда ты собралась? Полежи немного.

— Времени нет, Танька. Нужно идти.

— Куда идти? Что за спешка?

— Ты не понимаешь, я хочу написать завещание. Я хочу передать все дочери. Может, так я смогу загладить хотя бы часть своей вины перед ней. Я так виновата, так перед ней виновата. Я все продумала. Ты — юрист, будешь исполнителем завещания.

— Люда, о чем ты говоришь? К чему такая спешка? Вот вернешься в Москву…

— Нет, Танька, время утекает сквозь пальцы, нужно сделать это сейчас.

— Ладно, только отдохни немного, — сдается Танька.