Главы 31-32

Глава 31.

Зал ожидания переполнен, люди заметно нервничают. Кто-то, не выдержав напряжения ожидания, сидит прямо на полу, многие ходят из угла в угол. Некоторые не сводят взгляда с электронного табло, напротив надписи «Красноярск-Москва» — прочерк. Атмосфера нервозности нарастает. Самолет Красноярск-Москва задерживается уже больше, чем на час. Какой-то мужчина кричит:

— Ну почему они ничего не объясняют? Неужели до сих пор ничего неизвестно?

Его успокаивает маленькая женщина с взглядом вечной жертвы:

— Ну, успокойся, Миша, успокойся. Нельзя так нервничать.

Танька сидит, облокотившись на спинку неудобного железного стула, откинув голову назад. На нее напало какое-то оцепенение. Внутренности сжались в комок, сердце бьется где-то в животе. — Это я во всем виновата, я и только я. Ну почему я не уговорила ее лететь вместе? Почему бросила на произвол судьбы? Почему? Почему? — вопрос бьется в ее воспаленном мозгу, словно раненая птица, не принося ни малейшего облегчения.

Егор сидеть не может, он меряет зал ожидания шагами, заложив руки за спину, и его высокая фигура напоминает птицу-секретаря. В другом месте и при других обстоятельствах, он выглядел бы смешно.

Никто не обращает ни на кого внимания, каждый сходит с ума по-своему. Где-то в углу плачет ребенок, женщина рядом с Танькой тихо хлюпает носом в платок. Она поворачивает к Таньке опухшее от слез лицо.

— Вы кого встречаете? — обращается она к Таньке. Она одна, и ей не с кем поговорить, некому излить свое горе.

— Подругу, — нехотя отвечает Танька, даже не обернувшись к женщине. Ей, наоборот, говорить ни с кем не хочется, ей хочется поскорее увидеть улыбающееся лицо Людмилы, услышать ее смех: — Что, испугались?

— А я — дочь. Женщина снова всхлипнула и зашлась в рыданиях.

В 22:25 боковая дверь отворяется, и к ожидающим выходит напуганный молодой человек в форме служащего аэровокзала. Он бледен.

Егор машинально бросает взгляд на часы — самолет должен был приземлиться три часа назад. Долго же они ждали.

В зале повисла напряженная тишина, сотни пар глаз сходятся в одной точке — на лице молодого человека. Он бледнеет еще больше, кажется, еще немного и он хлопнется в обморок. — Ну почему я? — с ужасом думает служащий. Они же меня сейчас просто растерзают.

Тишина становится осязаемой, она как плотное облако окутывает людей в зале, мешая дышать, не позволяя выдавить из горла ни звука. Наконец, молодой человек прочищает горло и выдавливает:

— Уважаемые встречающие. С прискорбием вынуждены вам сообщить, что самолет Красноярск-Москва исчез с радаров в 18:25. Все это время велись его поиски, и ничего нельзя было сказать наверняка, но четверть часа назад обломки самолета были найдены…

Он продолжает что-то говорить, но никто его уже не слышит.

Тишина в зале разрывается криками, стонами, стенаниями и плачем. Одно общее горе охватывает всех этих незнакомых людей, соединив их в едином порыве.

К Таньке подлетает Егор. Она сидит в таком же оцепенении, к горлу подступает тошнота. Егор хватает Таньку на руки и выносит из душного зала на улицу. Не успевает он ее поставить на ноги, как ее выворачивает на изнанку. Она с трудом держится на ногах.

— Пошли отсюда, — говорит она.

Егор подводит ее к машине, помогает ей сесть. Они едут по ярко освещены улицам Москвы. Два одиночества в большом городе.

— Приехали, — произнес Егор.

Они возле дома Людочки. — Уже не нашего дома, — подумал Егор.

Молча сидят на кухне, даже не включив свет. Егор достал два стакана и налил доверху виски.

Выпили, повторили. Молча. Никто не произносит ни слова. Не осталось ни чувств, ни эмоций, только глухая тоска. Ее-то они и заливают методично виски. Но она противится, не отступает. — Да и отступит она когда-нибудь? — подумала Танька. Смогу ли я когда-нибудь себя простить? Умом она понимает, что Люда сама просила ее лететь самой, хотела остаться одна. — Это ты, ты во всем виновата, — шепчет внутренний голос. Возражать не хочется, нет сил.

Совсем стемнело, Танька с трудом различает очертания большого тела Егора. Она протягивает руку, Егор крепко ее сжимает. — Какие теплые руки, — подумала Танька, встав со стула и обойдя стол.

Он молча сжимает ее в объятиях, крепко прижимая к себе, уткнувшись головой в живот. В одном порыве они набрасываются друг на друга, яростно, неистово, срывая друг с друга одежду. Молча, без единого звука. Сильное тело Егора вдавливает Таньку в пол. Они двигаются навстречу друг другу, наращивая темп. Только это, старое как мир движение, может заставить тоску отступить. Ненадолго, но все же…

Глава 32.

Распахнутые окна силятся впустить внутрь спасительную прохладу, но внутрь вливается лишь летний зной. Большой напольный вентилятор работает на износ, гоняя раскаленный воздух. — Все в сборе, — подумала Танька. Не хватает только дочери… Дочери Людмилы.

— Подождем еще немного, — произносит Танька, обмахиваясь какой-то папкой, взятой со стола.

— Кого мы ждем? — в комнате раздаются шепотки, но задать вопрос вслух никто не решается.

Егор сидит, влипнув в большое кожаное кресло. — Когда же кончится эта долбаная жара? — шепчет он сам себе.

Слышатся шаги на лестнице, все затаили дыхание. В дверях стоит девушка в простом белом сарафане. Вентилятор развевает ее длинные льняные волосы, выгоревшие на солнце. Она улыбается и медленно снимает большие солнцезащитные очки, скрывающие лицо.

Егор не сводит с нее глаз, движения замедленные, как в кино. Ему хочется встать, подбежать к ней, но ноги словно приросли к полу. Он судорожно сглатывает. — Она стала еще прекрасней, ей так идет загар.

— Входи, Алена, присаживайся, — произносит Танька из-за стола.

Алена занимает место с краю.

Ну вот, наконец, все в сборе, — продолжает Танька.

— Кто это? Кто это такая? — Присутствующие недоуменно переглядываются.

— Сегодня мы здесь собрались, чтобы узнать последнюю волю человека, который был нам всем очень дорог. Я, являясь душеприказчиком Колесниковой Людмилы Петровны, зачитаю вам ее завещание. Надеюсь, вы все отнесетесь с пониманием к тому, что услышите.

Егору кажется, что уши заложило ватой. Все вокруг нереально, реальна только Алена, его Аленушка, его Василек. Он любуется ее точеным профилем и глупо улыбается. — Она здесь, рядом, стоит только протянуть руку, и я смогу ее коснуться, — думает он. Жизнь снова обрела смысл, к нему вернулся вкус к жизни, на сердце стало легко и радостно, даже жара не имеет больше значения. — Как прекрасна жизнь, — подумал Егор, прикрыв глаза.

Танька торжественно встает, разворачивает листок и начинает читать:

— Я, Колесникова Людмила Петровна, 1962 года рождения, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:

Десять тысяч долларов я завещаю Тютюхиной Глафире Тихоновне.

Глаша плачет: — Спасибо, Людочка, спасибо, я тебе всегда верой и правдой служила.

Двадцать тысяч долларов и автомобиль BMW Z4 E89, с номерными знаками: Е 888 СО 177 RUS я завещаю Егору Васильевичу Тетеркину.

Егор не слышал ни слова, но, увидев устремленные на него взгляды, встает и благодарит.

Двадцать тысяч долларов и автомобиль Volvo S 80, с номерными знаками: А 100 НК 177 RUS я завещаю Стасовой Татьяне Юрьевне.

Танька не сразу понимает, что речь идет о ней, так она привыкла, что Людмила обращалась к ней исключительно Танька. Слезы брызнули у нее из глаз: — Людочка, дорогая, любимая, ну почему ты так рано нас оставила.

— Все остальное мое движимое и недвижимое имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю своей дочери Мишиной Алене Ивановне.

Все взгляды скрестились на Алене.

— Дочь? — раздаются недоуменные шепотки.

Егор шокирован. Значит, Алена — дочь Людочки. Но почему Людочка ее скрывала? — размышляет Егор. В его памяти всплывает фотография, которую Людочка хранила в тумбочке. Вот кого она ему напоминала. Людочка на фотографии напоминала ему Алену. Только тут Егору бросилось в глаза то, как они похожи — мать и дочь. Он бросает взгляд на Алену. Она погружена в свои мысли. — Интересно, о чем она думает?

Алена смотрит в пол. Она улыбается. Весь мир у ее ног… Теперь она богата, а значит — свободна. Наконец, осуществятся все ее мечты.