Золотой лист / Колечко / Твиллайт
 

Золотой лист

0.00
 
Золотой лист

* * *

Огонь в камине пылает жарко и весело, рассыпая золото искр, хрустя сухими ветками, словно пес косточками. Языки пламени облизывают каменные стенки, пробуя их то ли на прочность, то ли просто на вкус, выглядывают в комнату, тянутся к сложенным на полу у камина дровам. Но не достают их и прячутся обратно, в уютную тесноту раскаленных, пышущих жаром стенок. А за высоким узким окном вот уже который час льет дождь. От этого в комнате особенно уютно, хочется кинуть на диван плед, налить вина, взять толстую старинную книгу и медленно, лениво перелистывать страницы с чуть поблекшими миниатюрами, пробегая взглядом давно знакомые стихи.

Был бы с той стороны рамы, непременно так бы и поступил… Но люди — невыносимо хлопотные существа. Из-за них и я не могу попасть домой, к собственному очагу, в котором огонь уж точно не хуже, а может, и получше. Лежи теперь на мокрой скользкой ветке, распластавшись, повторяя все ее изгибы и изо всех сил сливаясь чешуей с пестрыми осенними листьями… И сколько еще так мокнуть — совершенно неизвестно!

* * *

Человек у камина зябко повел плечами. Нервно размял пальцы, повертел залетевший в окно с порывом холодного ветра сухой листик. Сунул его в огонь и несколько мгновений мрачно смотрел, как вспыхивает золотой комочек, рассыпаясь крупинками пепла. Встал с низенькой скамеечки и успел сделать только пару шагов к столу, когда дверь, словно от порыва ветра, резко открылась. И сразу же напряжение покинуло закаменевшие плечи, так что следующий шаг, навстречу вошедшему, получился плавным, хищным…

— Ну, здравствуй.

Тот лишь молча склонил голову. Снял потертую шляпу, с которой текло ручьем, скинул на скамью у стены мокрую тряпку плаща. Оказался на несколько лет моложе хозяина дома, только-только пробиваются усы, такие же рыжие, как встрепанные короткие вихры, голубые глаза из-под золотистых загнутых на концах ресниц, глядят яростно, ненавидяще. Шагнув к столу, он оперся на него ладонями и замер.

— Так и будешь молчать?

— Не буду, — нехорошо усмехается рыжий. Его сшитая не по моде и изрядно поношенная куртка, промокнув, выглядит совсем жалко. — Поговорим?

— Поговорим, — откликается хозяин дома. — Иди к огню, обсохни.

— Может, еще и спиной к тебе повернуться?

— Не глупи, — раздосадовано отзывается тот, первый. — Что я тебе сделаю?

— Ничего, — неожиданно соглашается рыжий. — Пока бумаги у меня — ничего не сделаешь. Кстати, показать? Или на слово поверишь?

— Отчего же нет? — улыбается первый, улыбка словно освещает красивое лицо изнутри, делая его поразительно искренним. — Тебе — поверю. Всё принес?

— Половину, — злорадно сообщает рыжий. — А другая у надежного человека. На случай, если я не вернусь…

На мгновение в комнате становится совсем тихо, только камин продолжает трещать, но хруст веток не веселый, а тревожный. Потом тот, что немного старше, качает головой, делает шаг назад от разделяющего их стола и снова садится на скамейку у камина, удобно вытянув ноги. Длинные темные пряди падают по обе стороны лица, обрамляя высокие скулы, породистый нос с горбинкой, красивой лепки подбородок с обаятельной ямочкой. На вишневом бархатном камзоле тускло поблескивают золотые пуговицы с герцогской короной.

— Зачем ты так? Мы ведь когда-то дружили. Я пришел договориться.

— Мы дружили, пока ты не соблазнил мою невесту, — выплевывает слова рыжий. — Неужели тебе не хватало девушек? Ты же знал, что она дала клятву мне! Почему? Почему именно та, которую любил я?

— Долго ждал, чтобы пожаловаться? А тебе никогда не приходило в голову, что твоя персона отнюдь не центр мироздания? — интересуется щеголь совершенно спокойно, и только пальцы, унизанные дорогими перстнями, нервно теребят золотой галун на поле камзола. — И что именно эта девушка не только якобы твоя невеста, но и наследница королевства. Пусть королевство и невелико, но даже такие на дороге не валяются, знаешь ли. Не все умеют жить как птицы, кормясь песнями и мечтами.

— Какая же ты мразь! — беспомощно выдыхает рыжий. — Она тебе даже не нужна? Только ее корона? Так соблазнял бы сразу королеву — зачем ждать?

— Отличная мысль! И как она мне самому в голову не пришла?

Теперь в голосе хозяина дома слышится издевка.

— Одна беда, королева для этого слишком умна. Оказаться в ее постели — еще куда ни шло, но на большее и рассчитывать не стоит. Дочка — совсем другое дело. А вообще, только поэт мог всерьез рассчитывать на то, что детские клятвы что-то значат.

— Я тебе не позволю, — тихо, но твердо говорит рыжий. — Если королева узнает, что ты торгуешь ее секретами, тебе плаха милостью покажется.

— Свет небесный! А как ты думаешь, почему я здесь? Повидаться со старым приятелем? Не знаю, как ты раскопал эту помойку — удача дураков любит — но давай уже договариваться, мой старый друг. Только не говори, что тебе ничего не нужно. Иначе ты пришел бы не сюда, а к нашей венценосной крёстной.

— Хорошо, — тускло соглашается рыжий. — Вот мое условие. Ты немедленно уезжаешь. А я молчу про бумаги. Пока я жив, их никто не найдет. Но если ты уедешь, а меня завтра прирежут в подворотне, бумаги окажутся у королевы куда раньше, чем ты на городской заставе.

И снова в комнате наступает тишина. Хозяин дома берет пару поленьев и, повернувшись к камину, кладет их в огонь, потом ворошит уже прогоревшие угли. Золотой перстень с крупным сапфиром блестит и переливается в отблесках огня.

— Так что? — первым не выдерживает рыжий.

— Не пойдет, — спокойно откликается собеседник. — А если завтра тебя прирежут без моего участия? У крестной руки длинные, она меня издалека достанет. Предлагаю другой выход. Ты отдаешь мне бумаги и больше никогда в жизни ни в чем не нуждаешься. Хочешь — пой песни здесь, хочешь — поезжай к императорскому двору. Я же знаю, ты всегда об этом мечтал. Ну сам подумай, кто тебе позволит жениться на принцессе? Вы уже не дети, чтобы играть в жениха и невесту. Я — другое дело. У меня титул, земли, родня… Да и королевская кровь — не вода!

— Ты же ее не любишь…

Хозяин дома снисходительно усмехается.

— Позволь открыть тебе страшную тайну. Чтобы стать королем, вовсе не обязательно любить свою будущую жену. Вполне достаточно, чтобы она меня любила. Я женюсь на нашей подружке по детским играм, буду холить ее и лелеять, исполнять все ее сокровенные желания и некоторые капризы. А потом она родит мне детей и будет счастлива, став королевой по титулу и привилегиям, но не по обязанностям. А что можешь дать ей ты? Несколько сладких ночей и позор на всю жизнь, если это откроется? Или будешь мучить девочку своей так называемой любовью?

— Хорошо же ты обо мне думаешь, — горько отзывается рыжий. — Поэт, значит, дурак? Я об этом думал куда больше тебя. Пусть она не будет моей. Но и твоей — тоже. У тебя же сердце змеиное, ты и любить-то не умеешь. А она когда-нибудь найдет хорошего мужа и будет счастлива.

— Так мы не договоримся. Я никуда не поеду, пока бумаги могут в любой момент попасть к королеве. Или прикажешь охрану к тебе приставить? А заодно лекарей. И священников, чтобы молились за твое здоровье. Вдруг ты отравишься тухлой колбасой, а твой человек решит, что это моя работа?

— Колбасой — не отравлюсь, — глядя сопернику в глаза отвечает рыжий. — Но насчет яда ты верно догадался… Не хочешь уезжать — дело твое! У тебя тут вино есть?

— Ты что задумал? — слегка растерянно интересуется щеголь. — Есть, конечно…

— Неси. И пару бокалов. А еще перо, чернила и бумагу… Ну, давай!

Глаза рыжего лихорадочно блестят. Отойдя от стола, он присаживается на лавку, где лежит мокрый скомканный плащ, и сцепляет на коленях побелевшие пальцы. Пожав плечами, хозяин дома выходит из комнаты...

* * *

Я осторожно меняю позу — тело совсем затекло — и снова приникаю к ветке. Так и прирасти к этому дереву можно… Дождь из ливня превратился в мелкую нудную морось, капли стекают по чешуе, перепонкам лап, сложенным крыльям. Я шевелю ушами и хвостом, чтобы хоть немного их согреть… Ну, сколько можно? Было бы на улице тепло, я бы здесь хоть весь день лежал. Хочу домой. К очагу, подогретому вину и пледу, свернутому в удобное гнездо. И чтобы за ухом чесали… Кстати, о вине. А вот и оно! Я снова превращаюсь в сплошные глаза и уши, забывая про мерзкий дождь…

* * *

— Вот! Теперь, будь любезен, объясни, что родилось в твоем поэтическом воображении.

Он ставит на стол пузатую бутылочку с длинным узким горлышком, пару хрустальных бокалов, письменный прибор. Быстро откупоривает бутылку. По комнате плывет густой аромат. Вино пахнет горьковатой летней листвой, яблоками и цветами. Этим запахом хочется дышать, он зовет смеяться и петь, кружиться в танце и целовать сладкие от земляничного сока губы, заглядывая в шальные от смущения и счастья глаза…

— «Золотой лист» в охотничьем домике? Неплохо живешь…

— Ты мог бы не хуже, — парирует собеседник. — Долго ждать прикажешь?

— Недолго, — кривит губы рыжий. — Наливай в бокалы. А потом в один брось это.

Маленький стеклянный флакон падает на стол. Несколько мгновений хозяин дома смотрит на него, потом пожимает плечами.

— Ладно, поиграем. Считай, что мне любопытно.

Несколько прозрачных крупинок, похожих на крупную соль, растворяются в вине мгновенно, не меняя ни цвета, ни запаха. Рыжий, подавшись вперед, смотрит на это, и в голубых глазах стынет ледяная тоска.

— Дальше что?

— Дальше?

Рыжий вздрагивает от оклика.

— Дальше — вот!

Расстегнув облезлые позолоченные крючки куртки, он достает несколько сложенных вместе мятых листов бумаги.

— Это моя ставка. Все, что у меня есть. Никаких копий, никакого человека… Клянусь. Богом, честью и ее жизнью. А ты сейчас напишешь ей письмо. Что ты ее не любишь, что ты хотел жениться на ней ради короны… Сам сообразишь, как и что написать, чтобы она больше слышать о тебе не хотела…

— Интересно… — тянет щеголь. — Значит, обычная дуэль на ядах тебя не устраивает? Решил подстраховаться? Хорошо, допустим, я тебе поверю, что бумаг больше нигде нет. С тебя как раз станется. Только вот незадача, играть, даже с таким ставками, я не буду. Один шанс из двух — для меня маловато…

— Будешь, — уверенно говорит рыжий. Запустив руку в мокрую груду плаща, он достает оттуда нарядный, отделанный перламутром пистолет и направляет на собеседника. Глаза того расширяются.

— Либо ты будешь играть по моим правилам, либо я тебя просто пристрелю. Королева меня простит. А она… Тоже простит когда-нибудь… Ей только кажется, что она тебя любит. Ядовитых гадин любить нельзя.

— Надо же, — с тихой злостью говорит хозяин дома. — Зубки прорезались? А я ведь хотел приказать, чтобы тебя у дома встретили… Болван! Вспомнил старое, размяк, пожалел дуралея… Тебя же просто используют, как ты не понимаешь? Думаешь, я поверю, что ты сам нашел мои письма, раздобыл яд и эту игрушку?

— Пиши, — напоминает рыжий.

Помедлив, щеголь садится к столу. Перо раздраженно скрипит по бумаге, оставляя брызги чернил. Палец рыжего на курке белеет, но тяжелый пистолет не дрожит. Дождавшись, пока на листе появится размашистая подпись, рыжий встает и шагает к столу, встав напротив сидящего

— Вот интересно, — цедит сквозь зубы тот, швыряя перо на стол. — Что тебе мешает меня теперь попросту пристрелить? Кишка тонка?

— Ты в судьбу веришь?

— Я в себя верю! — огрызается щеголь, откидываясь на спинку стула. — И избавь меня от патетики.

— Ладно, избавлю, — неожиданно грустно улыбается рыжий. — А я вот верю. И правила у нас будут простые. Ты отвернешься, я поменяю бокалы. Ты выберешь первый. И мы выпьем за старую дружбу. Или за нее. Как захочешь! И если тебе повезет — значит, судьба. А вот если нет, мне пригодится это письмо, чтобы она о тебе не плакала.

Первые начальные ноты запаха улеглись, растворившись в дождливой свежести, веющей из окна, и теперь аромат вина раскрывает ноты сердца. В комнате пахнет ягодами, полынью, чуть-чуть дымом. Хотя последнее — скорее от камина. Дождь совсем перестал; сквозь тугую, хоть и пожелтевшую листву пробиваются лучи заката. Закусив губу, хозяин дома резко отворачивается. Тут же левая рука гостя ныряет под манжет правой, держащей пистолет. Рыжий что-то торопливо бросает в оба бокала, а потом чуть-чуть сдвигает их с места. Мгновенная муть за тонкой радужной оболочкой, и сразу же золото вина опять светлеет, мягко переливаясь в лучах, падающих из окна.

— Все. Выбирай.

Человек в вишневом камзоле медленно поворачивается, не глядя берет ближайший. Пальцы плотно обхватывают тонкое стекло, кисть едва заметно подрагивает.

— Шаг назад, — спокойно предупреждает рыжий. — И не вздумай бросить — с такого расстояния даже я не промахнусь.

Взяв второй бокал, он медленно подносит его к губам, следя за противником. Тот отвечает тем же. Губы их прикасаются к стеклу одновременно. В три больших глотка щеголь глотает вино и яростно швыряет бокал об пол. Под тонкий жалобный звон осколки разлетаются по всей комнате. Рыжий цедит медленно, потом бережно ставит хрусталь обратно на стол. Двое замирают.

— Забавно, — говорит вдруг рыжий, устало опуская пистолет. — Третий раз в жизни пью «Золотой лист». И опять с тобой. А говорил, что не любишь его.

— А я и не люблю, — отзывается щеголь. — Как по мне, так он своей цены не стоит. Не поверишь, для тебя купил. Думал позвать в гости да поговорить начистоту. Поговорили…

— Поговорили… — эхом отзывается рыжий.

Пальцы в перстнях судорожно вцепляются в край стола. Хозяин дома поднимает выпученные в ужасе глаза, пытаясь что-то сказать, беззвучно, рыбой на суше, открывает рот и тяжело валится на пол. Тело выгибает судорога, и, коротко всхрипнув, он затихает. Уронивший пистолет рыжий опускается рядом на колени. По веснушчатому, словно сбрызнутому золотой краской лицу текут слезы.

— Прости. Прости. Прости… — навзрыд повторяет он, раскачиваясь над телом, слепо смотрящим в потолок.

Полено в камине громко трещит. Вздрогнув, рыжий вскакивает, старательно отводя глаза от лежащего, сгребает со стола бумаги и высохшее письмо, засовывает их обратно под куртку и, не взяв плащ, идет к двери. Едва перешагнув порог, он падает и бьется в судорогах, не видя, как стремительная тень прыгает с ветки в комнату через распахнутое окно. Того, как его бесцеремонно обшаривают длинные цепкие пальцы с острыми когтями, он тем более уже не чувствует. Голубые глаза на молниеносно бледнеющем лице так же бессмысленно и безнадежно смотрят вверх, как и глаза оставшегося в комнате первого. А в воздухе медленно плывет последний шлейф запаха: мед, палые листья, мох и драконья кровь.

* * *

Очаг горит именно так, как надо: ровное тепло идет во все стороны, не опаляя, а согревая до самых костей промерзшее тело. Я разворачиваю крылья, подставляя их потоку горячего воздуха, поворачиваюсь то одной, то другой стороной. Потом, согревшись окончательно, просто перекатываюсь на живот, сворачиваясь клубком в складках огромного пледа из мягкой козьей шерсти. Пустой кубок из-под вина стоит рядом, от него резко и дурманно пахнет. Рука с ухоженными ноготками рассеянно чешет меня за ухом.

— Зачем? — лениво интересуюсь я, когда блаженство тепла, хмеля и ласки проникает в каждый уголок тела. — Герцога — понятно, а поэта — зачем? Он вам верил. Яд выпил, думая, что это как раз противоядие… Не жалко?

Вторая рука бросает последнюю бумагу в очаг, где уже догорает мятый комок. На низеньком лакированном столике лежит только письмо первого.

— Жалко. И того и другого. Я же их крестная. Но свою дочь я жалею больше, малыш. Один разбил бы ей сердце, второй едва не украл корону. Если выбирать между наивным дурачком и умным негодяем, то лучше и не выбирать вовсе.

— И что теперь? Отдадите ей письмо?

— Посмотрим, по кому она будет больше тосковать. Уж лучше пусть плачет по этому бедному мальчику, чем по своему паршивцу-кузену. А весной приедет посольство, мою девочку ждут при императорском дворе. Все уже сговорено…

— Ваше величество...

— Что, малыш?

— А можно мне «Золотого листа»? Там, в охотничьем домике, я так и не попробовал…

— Можно, малыш… Прямо сейчас?

Оглянувшись на пустой кубок, я облизываюсь и решаю не жадничать. Не все людские привычки стоит перенимать.

— Завтра… Спать хочу…

— Спи, — соглашается мягкий голос, и руки пододвигают мне под морду плед именно так, как я люблю. Сон приходит мягким ласковым теплом, разливающимся по всему тело: от ушей до самых кончиков крыльев и хвоста. А потом все крутится, проваливается, и я лечу в бездонном синем небе, пахнущем солнцем, счастьем, руками королевы и «Золотым листом»…

 

  • Глава первая / Килли (KILLi) / Элин Стоун
  • За час / СТИХИИ ТВОРЕНИЯ / Mari-ka
  • Стремление / Блатник Михаил Михайлович
  • Песня / Сказки Серой Тени / Новосельцева Мария
  • Дезинсектор - Лемски Лекс / «Необычные профессии-2» - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Kartusha
  • Нежная песня смерти. / Старый Ирвин Эллисон
  • 4. автор Alex Schengela - Герои не плачут… / "Помним... Гордимся..." - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Анакина Анна
  • Кукловод - Жабкина Жанна / Необычная профессия - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Kartusha
  • Эксперимент №4. Что нам стоит базу перестроить / Жили-были Д.Е.Д. да БАБКа / Риндевич Константин
  • С добрым утром, москвичи! / Места родные / Сатин Георгий
  • Магия ритма / Брат Краткости

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль