7. Элир Асхэви

Ингилор. Ан Пил’аэ.

Ранняя весна.

659г.

Никто никому не нужен.

Эту истину Ясс твёрдо усвоила ещё в Антйоррэ когда жила в особняке Бреса Сэлдэнска. Людям нет дела друг до друга — только до той пользы или вреда, который они могут причинить. А какая может быть польза от Яски? Ее и в родительском замке никогда не принимали в расчёт, что уж говорить о чужих полузнакомых кеорийцах. Брес — тот хоть со скуки уделял ей внимание порой.

В Доме Хранителя Кеории её просто не замечали.

В первый день это ее почти не волновало, она отсыпалась после путешествия и приводила в порядок собственные мысли, изрядно запутавшиеся. Мина приносила ей еду дважды в день, смотрела неодобрительно и лишь иногда снисходила до разговора.

Рыжая каннка оставалась предоставлена самой себе. Через три дня это начало выводить её из терпения.

С самого утра большой дом наполнялся звуками, его обитатели спешили заниматься своими малопонятными делами. Ясс до сих пор не видела всех, с кем теперь жила бок о бок. Пару раз она сталкивалась на лестнице с кем-то из воинов Астариэнна: молодые парни оглядывали её с любопытством, но вряд ли задумывались о ней надолго, мужчины постарше пытались задавать вопросы о том кто она, откуда, и что забыла под этим кровом.

Нет, они спрашивали не так. Они говорили: «Откуда ты взялся?», а не «Откуда ты взялась?». Яске снова удалось всех обмануть. Кроме Мины, которая не поддерживала заблуждение, но и не спешила его развеять. Людям проще было видеть в ней недокормленного мальчишку-сироту, чем юную деву. Всё-таки решение обрезать косы было самым правильным в ее жизни. Скольких глупых проблем оно позволяло избегать.

Бездействие же выводило её из себя. Мечта всё больше оборачивалась глупой насмешкой. Она не могла придумать себе занятия и изнывала от неопределённости: со дня на день в этот дом должен был вернуться хозяин. Каким окажется загадочный и легендарный Астариэнн и что он скажет заявившейся с другого конца Уумара нэгли, оборванной, грязной, да ещё явившейся в компании феарров?

Яска перестирала все свои вещи, починила всё порванное и сломанное, несколько раз предложила свою помощь Мине, но та решительно отказалась. Ясс не настаивала — не так уж многое она умела делать пристойно, если признаться честно хотя бы самой себе.

Где всё это время пропадал Элир-Хранитель, было совершенно непонятно, но судя по спокойствию окружающих — в существующем здесь порядке вещей. Если задуматься, Ясс не так уж многое знала об этом человеке. Потому что всё, что она слышала, укладывалось в пару восторженных слов, а Брес, единственный, кто мог бы высказаться внятно, только улыбался на все расспросы.

Астариэнн — был мифом, легендой, рыцарем в сверкающих доспехах и последним истинным Хранителем. Его имя было известно всем в Уумаре — от мала до велика, от яшметца до последнего имперского прихвостня. Только от этого было ещё непонятнее, ещё труднее представить его живым человеком, настоящим, тёплым, реальным. Даже Чёрная Каньа, застывшая в своём мраморном величии, была существом из этого мира; даже Брес, таинственный Андоррец, хитрец и чернокнижник, был из плоти и крови. Алри Астариэнн в ослепительном сиянии славы словно не ступал не по земле, а пронзал небеса стрелой яростного ветра.

Ясс много думала о нём — и тогда, в далёком яшметском детстве, и после, в доме Бреса Сэлдэнска. Он был героем её грёз, и оттого что правил Кеорией, и оттого, что боролся с Империей, но более всего из-за того, что когда-то был наставником Арамано Ярренвейна. По словам последнего Астариэнн мог всё, знал обо всём на свете, и не было ещё ничего, с чем бы он не сумел справиться. После жизни в столице Ясс смутно подозревала, что её приятель, мягко говоря, преувеличивал, но, оказавшись в Доме Хранителя, снова попалась. Наверное, в каждом человеке это сидит, где-то в глубине души — потребность на кого-то надеяться, в ком-то восхищаться. С возрастом это желание немного ослабевает, но в юности, когда собственный путь ещё не виден ясно, подобной ловушки избежать трудно. И Брес, и Милранир предупреждали её, а Эрэйл и вовсе откровенно потешался, но в Ингилоре от Хранителя без ума были все.

Последний раз нечто подобное Ясс видела в Ястриннэн: именно так в Серебряной роннэри относились к Арамано. Юного рона любили искренне и самозабвенно, но в той любви было больше простой сердечности, чем восхищения. Ястриннэнцам нравилось, что их правитель при всей своей молодости умён, проницателен и способен справляться со своими обязанностями. А ещё с Арамано всегда можно было поговорить по душам, попросить помощи в беде или же зазвать на разудалую пирушку, совершенно не чинясь. Ясс и вовсе вбегала в кабинет приятеля без стука, а на стол с державными документами закидывала ноги. Сейчас это казалось глупым, но когда-то было весело. И, уж себе-то Ясс могла в этом признаться честно, своё ученичество у Асхэви-Астариэнна она видела примерно таким же. Она станет ему помощницей, заменит когда-то сбежавшего Ярренвейна во всём и даже больше.

— Ясс! — Мина окликнула её тем же неодобрительным тоном, каким говорила о предателях-нэгли.

Рыжая каннка отвлеклась от созерцания поединка, что затеяли на площадке во дворе два молодых воина. Ох, как ей самой хотелось размять соскучившееся по тренировкам тело. Но вместо этого приходилось скучать и выслушивать всякую ерунду.

— Твой Эрэйл убил Лэнно? — спросила Мина.

— Он не мой, — привычно и безнадёжно возразила Ясс.

— Он что — совсем рехнулся? Только сейчас гонец прискакал. Говорит, что в этот раз феарры нарвутся непременно. Если только Хранитель не вступится, хотя тогда, может, вообще война будет.

Мина поджимала губы и хмурила брови, глядя при этом на Ясс так, будто от рыжей каннки зависело хоть что-нибудь.

— С чего вдруг война? — спросила Ясс, чтобы хоть как-то отреагировать. — Феарры и раньше убивали «псов» Митл-анд’ийи. Ну сожгли ещё хутор, что изменилось — то?

— Вот уж действительно, — Мина фыркнула, — слова истинного имперского выкормыша! Человеческой жизнью больше, человеческой жизнью меньше, какая разница! Именно так они рассуждают в своих столицах, да?

— Нет, — мотнула головой Ясс, но ей ответ никого не интересовал.

— Что ж, потому драконов феарр и ведёт себя как повелитель всего. Считает, что ему всё можно. Что если жечь деревушки и резать людей, то можно стать героем-освободителем. Только в этот раз он не того зарезал.

— Отчего вдруг?

— Ну, это тебе виднее. Здесь, в Кеории любая жизнь ценна, а в вашей Империи, видать, у всякой головы своя стоимость. Лэнно — эр-касс и родимый брат одного из главных капюшонников. Верховного айлатта — кажется, это у них так называется. И теперь последует расплата. Твой Эрэйл, конечно, отсидится в своей норе, а отвечать будет Асхэви. И на его месте я бы откупилась дурной феарровой башкой, видит Гаэр.

Ясс посмотрела собеседнице прямо в глаза.

— А говоришь, что здесь все жизни имеют равную цену. Видно, некоторые равнее, а остальных не так жалко?

Мина пренебрежительно передернула плечами и гордо удалилась. Так заканчивались почти все их беседы и мнение хозяйки дома ничто не могло изменить. В её глазах Ясс была имперской предательницей и в то же время подругой Эрэйла Феархорна. Как она представляла себе это немыслимое сочетание в одном человеке было непонятно, но спорить с ней было бесполезно. Да и неважным это было, как и всё прочее, что происходило до встречи с Астариэнном.

Так тянулись дни, а по ночам Ясс снова и снова окуналась в обжигающую слишком откровенной силой чувств чужую жизнь. Все труднее становилось стряхивать с себя память о том, чего никогда не происходило. Однажды рыжая каннка проснулась от собственного крика и долго не могла унять бешено бьющееся сердце. Но даже после этого она ни за что на свете не отдала бы возможность видеть эти сны вновь. Брес говорил, что это потому, что она слишком скучно живёт, вот ей и хочется подменять собственную реальность другой. Быть Терной Йэррин казалось более заманчивым, чем Яской Эмметской. Та жила — любила, ненавидела, смеялась и плакала, бросалась на выручку, презрев опасности и приличия и, должно быть, никогда не чувствовала себя ненужной и одинокой.

***

Дальше дни опять тянутся медленно. Разве что гости зачастили: то прощения просить, то планами на будущее делиться. И никогда не узнаешь, с чем именно пожаловали — у каждого характер, тяжкий нрав и искалеченная гордость. Сегодня его чувство вины гнетёт, завтра — ему весь мир должен. Бывало, и выгоняла, один раз даже Ламаирэ пришлось на помощь призвать. Потому что — всему своё время.

Рыжий мой теперь шёл на поправку быстро. Ещё недавно голову с подушки поднять не мог — я и Кейро с ложки кормили, сейчас — уже вставать пробует. Спешит, конечно, но — лучше уж пусть так. А надорваться мы ему не дадим — присмотрим уж. Главное, что чудо — было.

Чудо было, и горькая складка между бровей строгого моего брата исчезла, как не бывала вовсе. За одно это — каждый вечер и каждое утро ириев благодарю. И ещё немножко — шёпотом — за то, что он не спрашивает у меня больше, стою ли я его доверия. Это моя маленькая, очень личная радость — но она у меня есть.

И другая — чуть стыдная, болезненная — тоже есть, не откажешься… Чувство причастия. Своей особости. Того, что я — слышащая, видящая всё, единственная, кто днюет и ночует в этой комнате — вроде как не чужая. Будто — жаркая эта радость, чистое её пламя — и моя тоже немного. Будто и я — имею право. Конечно, это — обман и нелепо считать иначе. Кому и знать как не мне.

И всё же этот яд мне по вкусу. Лечить, ухаживать, готовить немудрёную еду, таиться за занавеской, когда они говорят — долго и негромко, но я даже спросонья никогда не перепутаю уверенный, чеканный выговор Кейро и жаркий, пронизанный горечью шёпот рыжего.

А однажды даже занавески мне показалось мало — скорчилась на полу, скрючилась, стараясь быть как можно меньше и незаметней. Это когда они поссорились из-за чего-то и брат мой ушёл, а рыжий долго лежал без сна, глядя в потолок и на ресницах его блестели слёзы. Потом он встал — первый раз сам, без помощи, дохромал до окна и тяжело навалившись на подоконник, подставил лицо весеннему ветру.

— Кто ты? — спросил, не поворачивая головы.

Я похолодела. Так — знал? Всё это время знал о моём присутствии?

— Тебя легко не заметить. Ты — как тень, как шорох в сумерках. Но не настолько же я лишён чувств и разума, чтобы не научиться за все эти дни различать твоё дыхание рядом? Тебя зовут Урсэйлэн, знаю.

Я поднялась на ноги.

— Терна Йэррин, — вздохнула. — Урсэйлэн — фантазия Кейро.

— Прозвище, — поправил он.

— Да, — не стала спорить я. — но мне привычнее — Йэррин.

— Айаррин, — повторил он на манер речи Странников. — Прости, что не спросил этого раньше.

Я пожала плечами. Да, мне обидно было — то, как нарочито он не замечал меня все эти дни. Но, с другой стороны, так было проще. Всем.

Потому что некая грань всё же была преступлена. Там, на берегу. И отменить этого было нельзя.

И первые ночи, когда рыжий метался в бреду, тоже были. Когда я стала добровольно и радостно чем-то вроде запасной руки для Кейро. И я умудрилась настолько забыть себя (вспоминая лишь в редких беседах, вроде той — с Ламаирэ), что мне такое отношение показалось чем-то само собой разумеющимся. Очнувшийся рыжий говорил мало, в основном, не со мною, а с теми, кто приходил. Если я спрашивала о чём-то — отвечал, сам почти со мной не заговаривал, лишь иногда я ловила на себе его какой-то слишком пристальный взгляд. Особенно, если он считал, что я не замечаю. Мы жили в своём маленьком мирке, состоящем из тишины и слишком оголённых чувств.

Наверное, только поэтому она сделала то, что сделала. Глупый, совсем детский поступок, порождённый скукой и усталостью от слишком долгого бездействия. Так и не сумев добиться позволения выйти за ворота, Ясс отправилась бродить по дому — сначала бездумно и бесцельно, потом с любопытством.

Самым сложным оказалось найти комнаты Хранителя. Отчего-то Ясс всегда полагала, что хозяин дома должен занимать особенные покои, отмеченные знаками его власти, гербами и символами. Какие глупости только не приходят в голову! Зачем такому как Алри Астариэнн украшать свою жизнь избыточными побрякушками, вещающими о величии, когда в его силе и власти никто и так не сомневался? В этом доме не было ни торжественных залов, ни кричащего о богатстве хозяина убранства — ничего похожего.

Ясс шла от двери к двери, обмирая при мысли, что кто-то застанет её за этим странным занятием. Ей до поры везло — Мину отвлекали хозяйственные дела, прочих домочадцев солнечный денёк выманил на воздух и через вечно раскрытые окна с самого раннего утра доносился шум: звон металла, крики и смех, а порой и весёлые песни.

Просторная комната с высоким потолком, в которую Ясс заглянула последней, мало чем отличалась от прочих. Вот только у рыжей каннки и сомнений не возникло в том, кому она могла принадлежать.

Полки, пара сундуков, массивный стол у окна, альков за плотной ширмой — почти вся обстановка была такой же незамысловатой, как в остальных помещениях дома. После изысканно-роскошного, переполненного вычурными вещицами особняка Бреса Сэлдэнска, эта простота и бедность казалась нарочитой и горделивой, как показное смирение некоторых айлатских орденов. И грубая ткань, и отсутствие украшений, и распахнутые окна, в которые врывался ледяной ветер — всё словно кричало: «Здесь Кеория, здесь не место для имперских неженок!», и о том же говорил неизменный налёт воинственности, который нельзя было не ощутить. Если Брес Андоррец собирал книги и картины, то Асхэви-Астариэнн и его люди предпочитали оружие. Мечи и боевые топорики, луки и арбалеты, метательные ножи самого разнообразного вида и странного вида длинные кинжалы, на которые она обратила внимание ещё у феарров, были повсюду: на полках, на стенах, на специальных подставках, даже на столах в иных комнатах можно было обнаружить, например, клинок или россыпь нуждающихся в починке стрел.

На столе, который Ясс посчитала принадлежащим Хранителю, было пусто и чисто — ни пылинки. Рыжая каннка провела рукой по тёмному дереву, посмотрела на собственные пальцы — похоже, Мина наводила здесь чистоту совсем недавно, скорее всего сегодня с утра. Что ж, больше надежды на то, что она сюда не заглянет вновь.

Ясс опустилась на кресло возле этого стола, откинулась на высокую спинку — должно быть так думает державные мысли Алри Астариэнн. Не очень удобно было, если честно.

Кровать в алькове тоже не производила впечатления каннского ложа: широкая, но жёсткая, застланная войлочным покрывалом. На неё присесть Ясс не осмелилась.

Над кроватью висел амулет Яала из тонких тростинок, переплетённых алым шнуром. Странно, что не Гаэра-Воина привечал здешний хозяин. Властитель света, ветра и мысли здесь казался скорее гостем, чем постоянным покровителем. Хотя — может быть оттого Кеорию и зовут Страной Ветров, что здесь древняя вера в почёте? Ясс чуть качнула амулет кончиками пальцев, тростинки ударились друг о друга с мелодичным перезвоном.

Потом она прошлась возле стены с оружием. Если бы она разбиралась в нём чуть получше: смогла бы больше прочесть о характере и привычках обладателя. Её же познаний хватало лишь на то, чтобы отличить откровенно плохонький экземпляр от годного к применению. Она могла прочесть руны, если те попадались на клейме мастера, и знала, что древнюю письменность используют только черуски, дэлькеррскиее рамэйры и таинственные кузнецы Астрингии, закрытой долины далеко на юго-западе. На свой страх и риск Ясс даже сняла с полки тот самый длинный кинжал, примерилась — странная, но удобная вещь. Когда она пробовала упражняться с мечом — даже самым лёгким из обширного бресового собрания — то чуть не вывихнула себе запястье. Андоррец смеялся и утверждал, что с такими руками даже пяльца должны быть тяжеловаты. «Птичьи косточки» — говорил он. — «Тебе бы летать, на ветру распластавшись, а ты, бедняга, по земле ходишь».

Но вот такую штуку Яска бы, пожалуй, себе завела. Удобная рукоять, обоюдоострое лезвие, довольно узкое у основания и чуть расширяющееся к острию. Если всё сбудется, как когда-то мечталось, если Асхэви всё же возьмёт её в ученицы, такой клинок она себе раздобудет. Он куда лучше ножей и даже лука.

На той же полке стояла резная шкатулка. Ясс, недолго думая, сняла её тоже и раскрыла. Ничего интересного там не обнаружилось: пара широких мужских колец, тяжёлое бронзовое обручье, кроваво-красный камушек, отшлифованный морем, какие-то пожелтевшие листы бумаги, испещрённые мелким малопонятным почерком… Ясс фыркнула про себя: больно знакомый почерк был. Нет, читать бресовы витиеватые выдумки она точно не намеревалась, ей их с лихвой хватило в Антйоррэ. Она отложила их в сторону, ведь на дне был ещё какой-то свёрток, небольшой, но источающий тонкий, горьковатый аромат. Ясс с любопытством развязала перехватывавшую его тесёмку и — поняла, что в комнате она больше была не одна.

Шкатулка со всем содержимым выскользнула из её онемевших рук, с грохотом обрушившись на доски пола, раскатились со стуком украшения…

А на пороге стоял Элир Асхэви, Хранитель Астариэнн. Яска узнала его сразу.

Что делать в такой ситуации, она не могла себе даже вообразить. Поклониться? Попросить прощения за бесцеремонное вторжение? Представиться и попытаться объяснить? Единственным, что было бы невозможно — это выскочить из комнаты в коридор и обратиться в малодушное бегство. Потому что тогда пришлось бы как-то пройти мимо хозяина дома.

Она честно попыталась вспомнить антйоррские уроки, опустила глаза, как ни хотелось рассмотреть героя своего детства внимательнее.

— Ты и есть эрэйлов подарок? — весело спросил Асхэви. — Мина тобой очень недовольна.

— С чего это вдруг? — вспыхнула Ясс. — Она же меня не видит целыми днями, бросит подачку, чтоб с голоду не померла, и хватит с меня.

Прозвучало это сердито и с какой-то детской обидой. Почему-то это оказалось даже более стыдно, чем то, за чем Хранитель её застал.

Астариэнн рассмеялся.

— Вот ты какая! И поэтому залезла в мою комнату и переворошила мои вещи? Просто от скуки? Или всё же, чтоб досадить Мине?

Голос у него был — глубокий, звучный, но с хрипотцой, будто ветрами Кеории выстуженный, а манера речи сильно напоминала Арамано. Что ж, это и неудивительно: ведь Элир Асхэви был тому наставником.

— От скуки, — честно созналась Ясс. — И ещё оттого, что мне очень хотелось знать…

Она затаила дыхание на миг, а потом тряхнула кудрями, сбрасывая все наносные, так и не прижившиеся столичные ужимки.

— Мне хотелось знать, какой ты. Что любишь … — она взглянула Хранителю в глаза. — Что носишь и на какой постели спишь.

— Это так интересно? — спросил мужчина.

— Не знаю, — честно ответила рыжая каннка. — Но я так много слышала о тебе: и дома в детстве, и потом в Антйоррэ. Я так долго к тебе шла, а тебя здесь не оказалось. Любопытство, знаешь ли, не только кошек губит…

— А ещё рыжих стриженных девчонок, — отозвался он. — Что ж, смотри. Я перед тобой.

Она смотрела. Наверное, он был красив — Алри Астариэнн, Хранитель Кеории. Наверное — потому что не очень-то Яска разбиралась в таких вещах. Но все необходимые черты, так часто упоминающиеся в любимых Роньей любовных балладах, нельзя было не заметить. Он был высок, широкоплеч и явно очень силён; открытое лицо, профиль — из тех, что поэты называют чеканными, глаза — тёмно-фиолетовые, почти чёрные, длинные ресницы, тонкие, но густые брови; высокий лоб перехвачен узорчатым ремегом; вьющиеся волосы — длиннее, чем у Ясс теперь, странного цвета, не то седые, не то от природы сизые.

Астариэнн тоже рассматривал рыжую каннку и улыбался. После кривых ухмылок Феархорна мягкая и искренняя эта улыбка казалась необыкновенной.

— Что же ты ничего не спрашиваешь, любопытная гостья? — поинтересовался он.

Все былые глупости пронеслись перед яскиным мысленным взором за мгновение.

Нет, это Брес Андоррец был не таким, каким она всю жизнь его себе представляла, совсем не тем героем, какого она ожидала встретить. Это Эрэйл вместо кровавого чудовища оказался нахальным, много о себе вообразившим мальчишкой. Но ведь это не значит, что Алри Астариэнн тоже всего лишь грёза, верно?

Ясс опустилась на одно колено — так, как мечтала давно, в почти позабытом детстве, только куда более неловко.

— Ты возьмёшь меня в ученики? — вопросом на вопрос ответила она. Она знала, что есть какие-то другие, церемонные и правильные слова, но они вылетели из головы напрочь.

— Вот как? — Астариэнн перестал улыбаться. — Это очень серьёзное решение, подарок. Нам обоим необходимо подумать.

— Я думала много лет, — упрямо сказала Ясс. — Почти всю жизнь. Я только и делала, что думала и представляла. У окна девичьей светелки в Восточной Башне родного замка. Потом в Антйоррэ. Я хочу начать что-то делать наконец.

Хранитель подошёл ближе к ней. На шаг. Потом на два. Из такого положения Ясс пришлось запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Он протянул ей руку.

— Встань.

Она коснулась его ладони кончиками пальцев, но поднялась сама, без помощи.

— Ты наслушалась обо мне историй, устроила обыск в моей комнате, потом вот узрела меня, так сказать воочию. Что же: решила, что я достоин быть твоим наставником?

— Да, — просто ответила Ясс.

— И что ты такого обо мне знаешь, что так уверена в своём выборе? Что дал тебе осмотр?

Ясс не совсем понимала сути этих вопросов. Отчего-то ей казалось, что Асхэви, вошедший сюда весёлым, вдруг помрачнел. И ведь дело могло быть только в ней, ни в ком больше. Быть может, он не хотел брать её в ученицы? Заявившуюся не пойми откуда девчонку?

Не выпуская её руки, он обошёл её кругом, встал за её спиной.

— Что ты такого увидела во мне или вокруг меня, что непременно пожелала у меня учиться? Что привлекло тебя: моё имя, овеянное дешёвой славой, или, быть может, мои удивительные глаза? Не бойся, ар’вэ-льээл, говори искренне, а я попробую найти решение, которое устроит нас обоих.

Ясс почувствовала, что дрожит. Этот вечный ветер пробивался из распахнутых окон, вольно гулял по комнатам, пробирался под любую одежду. У неё давно оледенело не только тело до самого позвоночника, до самой последней маленькой косточки, у неё выстыла напрочь душа. А Хранитель стоял рядом, и от него веяло жаром, будто от костра, у которого так хорошо было бы согреться. И почему-то мелькнула глупая мысль об Эрэйле. О том разговоре на висячем мосту, и о той ночи, когда они поднялись на верхушку вэнтаррон, и о том тепле, которое было проще сохранять од одним плащом на двоих.

Свободной рукой Астариэнн коснулся её волос, погладил, будто кошку, зачем-то накрутил на палец прядку.

— Ну, так что? Где я должен провести наш первый урок? Здесь, на кровати, которую ты уже успела примерить? Или, может быть, в купальне, как ифкифрийский владыка со своими наложницами

Ясс замерла.

Даже вздохнуть казалось опасным в этом мире, в который она забрела, не иначе как по страшной ошибке, наверное, даже воздух здесь должно быть ядовит настолько, что — умрёшь от одного его глотка.

Широкая тёплая ладонь легла на её плечо, вдавливая в землю.

Это ведь Алри Астариэнн сейчас стоял за её спиной, Хранитель Кеории, Наставник Асхэви, к которому она через полмира добиралась. Это ему она хотела сказать: «Позволь твоей дорогой следовать». Это под его знамёнами мечтала бы умереть, вот этого человека заслоняя от смерти собственным телом, от тьмы — своей верностью и любовью.

Да, любовью.

«Вот и будешь плясать — на задних лапках, по щелчку» — такой знакомый голос будто звучал сейчас рядом. Ведь он её предупреждал, Эрэйл Феархорн, как умел.

Рвануться бы — прочь, в леса, в зеленый сумрак под вэнтароновыми сводами, врасти корнями в неосквернённую ту землю, чтобы только никогда всего вот этого не видеть и не знать.

— Дрожишь? — кончиками пальцев Асхэви провел по её щеке. — Хорошо, что хоть не плачешь…

А вот в голосе его вовсе не было того, что слышалось в словах. Только усталость и горечь.

Ясс обернулась порывисто.

— Не бойся, — сказал герой её прошлых грёз. — Я детей не ем.

Он отпустил её и отошёл к окну.

— Сегодня можешь остаться, но завтра, чтобы тебя здесь больше не было. Возвращайся к тому, кто тебя подослал.

Стальные тиски всё это время сжимавшие яскино горло разомкнулись вмиг. Не было больше бессилия — только кипучая ярость.

— Так, значит, ты обо мне думаешь, Хранитель? — почти прокричала она. — Думаешь, я — оборотень, змея, пытающаяся вползти тебе в дом, да? Зачем? Чтобы что сделать? Ударить исподтишка?

Он предостерегающе приложил палец к губам.

— Тише. К чему столько страсти? Я и так вижу, что ты — огненная девочка. Я всё неправильно понял, ты это сейчас хочешь сказать? Что ты по собственному почину решила пробиться к великому герою? Не из корысти, а просто из вечного девичьего томления по громким именам и славе? Чтобы если на ложе — так уж не к простому горшечнику, а к правителю хоть каких-нибудь землиц?

Он говорил спокойно. Всю эту отповедь произносил — будто с бумажки читал.

Ясс так не умела никогда.

— Да чтоб ты пропал вместе со своим ложем! — выдохнула она. — Я учиться шла… Я думала, ты — тот вождь, за которым следовать не стыдно. Я хотела что-то совершить в этой жизни, а не всю жизнь лилии вышивать. Но если ты вот так… если ты такой, пусть уж лучше вся эта Кеория, о которой я мечтала, провалится разом под землю!

Она выбежала из этой комнаты быстрее, чем он успел ответить хоть что-нибудь.

Оставаться здесь на ночь? Да она ни мгновения лишнего не задержится. Как это может быть тот же самый человек, о котором ей когда-то рассказывал Арамано? Тот — идеальный вождь и умный светлый учитель, как он мог оказаться вот таким? Или — последний из Ярренвейнов просто лгал ей, как она недоговаривала всё о Бресе Сэлдэнска? Ведь не мог же Арамано предположить, что его рыжая подружка и в самом деле когда-либо доберётся до Страны Ветров.

Она ворвалась вихрем в комнату, которую ей в этом доме выделили. Она швыряла вещи в сумки, обувалась и чувствовала, как дрожат от бешенства руки.

Астариэнн последовал за ней — видимо не сразу, но всё же слишком скоро, чтобы она успела сбежать.

Она швырнула ему письмо.

— Ты спрашивал, кто меня послал? Здесь всё, что тебе нужно знать. Благодарю за приют, за урок и — прощай.

Яска честно пыталась быть эффектной. Что ей ещё оставалось теперь?

Астариэнн удержал её на месте легко — за капюшон плаща.

— А сразу назвать мне имя Бреса Сэлдэнска было сложно? Вот с порога?

— Это что-то меняет?

— Многое. Если не всё. Сядь и подожди, пока дочитаю.

Читал он долго. Судя по всему, просто не мог поверить написанному. Или, быть может, просто обдумывал что-то.

— Тебя зовут Ясс?

— Да.

— Что ж, ты остаёшься. Отказывать Андоррцу было бы не очень красиво с моей стороны. Ведь он желает мне только добра. Завтра на льяте мы посмотрим, что ты умеешь.

Он развернулся и вышел, а Ясс так и осталась стоять с невысказанными словами, которые так и не сорвались с уст.

Можно было бы возмущаться, отстаивать своё право на оскорбленное достоинство, уйти гордо и не оглядываясь. Можно было бы плакать о втоптанной в грязь мечте. Но Асхэви, сам того не подозревая, произнёс единственное, что могло ещё её удержать.

Он предложил ей показать то, что она умела.