4.Лесная дорога.

Тир Кеорэн.

Ранняя весна.

659 год.

На самом деле, это только звучит всё так легко: пошли, ушли, пришли, вышли; поспали, поели, поговорили. События мелькали, не давая сосредоточиться, рассыпаясь жухлыми листьями, сухой пылью — только успеешь присмотреться, задуматься, а скользкий хвост судьбы уже вывернулся из неловких рук. И только спрашиваешь себя оторопело: а что вот это сейчас такое было?

Ясс нравилась её нынешняя жизнь. Даже жаль было, что всё это закончится скоро, как только они доберутся до переправы. Там, на том берегу её ждал Ингилор, но — спешить не хотелось. Совершенно.

Во вторую ночь яскин сон был хуже первого, хоть и пронизанного чужой тоской, но всё же светлого.

Она дёрнулась, села рывком и — проснулась.

Эрэйла рядом не было, и это было только к лучшему. Нет, рыжая каннка не верила в то, что кеорийцы могут подглядывать в чужие видения, просто — иногда именно присутствие кого-то рядом служит толчком, даже опорой тому, что с нами происходит. Ясс почему-то совсем не хотелось, чтобы весь этот кошмар был связан с Эрэйлом. Чтобы это касалось хоть кого-то кроме неё самой.

Она встряхнулась, встала и сбежала к воде — смыть с себя всё это поскорее.

Вчерашнего счастья единения с миром не случилось, но — такое и не бывает каждый раз, это был подарок, то ли в утешение, то ли — в назидание, на будущее.

Совсем близко переговаривались её странные спутники: спорили — кому готовить еду в этот раз.

По крутой тропке спустился Айнинбэл — прямо к присевшей на камень Ясс, спросил добродушно:

— А ты с лошадьми ведь умеешь, да? У тебя конь, хоть и не такой справный, но тоже неплохой совсем.

— Умею, — согласилась девушка. — Чистить лошадей, лечить людей и варить травяной чай.

Феарр положил руку ей на плечо, но — сразу отдёрнул, будто что-то вспомнил.

— А ты смешная, — заявил.

Ясс не собиралась спорить: смешная, так смешная. В любом случае, в том, что лучшие из её умений никак не подходили благородной каннке, было некого винить, кроме себя самой. Ещё она, правда, умела метать ножи и стрелять из лука, но за все годы своей жизни привыкла, что уж об этом точно не стоит рассказывать всем подряд.

— Не сиди тут одна, — парень улыбнулся. — Там у нас каша варится, не такая вкусная, как те лепёшки, но — тоже очень ничего.

Ясс покачала головой — есть по-прежнему не хотелось. Сидеть в шумной компании — тоже.

Феарр так просто не отступился. Опустился на корточки рядом, проследил за взглядом девушки, уже заметившей на общей полянке легко узнаваемую высокую фигуру.

— Он ведь не обидел тебя? — спросил тихо.

— Нет. Нисколько, — ответила Ясс. Он вообще её не заметил.

Айнин задумался. Помолчал немного.

— А там, в посёлке ты, верно, перепугалась? Когда мы, — в голосе его прозвучало неприкрытое самодовольство, — митлов… того…успокоили?

Ну да, Ясс помнила: длинные изломанные тела, сваленные рядком. Было? Не было?

— Не особо, — сказала честно. — Я ничего не поняла. Я больше испугалась, когда они меня поймали: решила, что вот и всё. Сказка кончилась.

Феарр рассмеялся.

— Сказка? То в Диг Нэл сказка, у нас здесь жизнь! Хотя для тебя… ты ж, небось, и Фэс Гарах ещё не видела?

— Нет. Но мне много о нём рассказывал один… друг. Правда, это было давно.

Кажется, собеседнику понравились эти её слова.

Он всё-таки принёс ей полную миску серого комковатого варева. Ясс для виду поковырялась и высыпала всё в кусты. В конце концов, у неё ещё оставались орехи, так что голодная смерть ей грозила ещё не сегодня, а какие птички, может, и позарятся.

Они собрали всё, что ещё оставалось от их лагеря, оставили подношение духам леса и снова отправились в путь. Айнинбэл сказал, что через йарргэ он выведет их на удобную лесную дорогу, а к утру они по ней доберутся до Эантиннэ.

Ясс удивилась:

— Как ты сказал? Эантиннэ?

— Я — нортиец по рождению, — улыбнулся он. — У нас Великую Реку зовут именно так. А горцы, такие как Ланнан, да и сам Эрэйл, говорят: Андино.

Она кивнула. Да, верно, Арамано объяснял ей, что кеорийцы мешают наречия без разбору, нисколько не пытаясь как-то упорядочить названия хотя бы. Им так удобно, они привыкли. А вот чужеземцы — непременно путаются. Хотя — не так много бывает тех чужеземцев в Диком Краю. Разве какой-нибудь сумасшедший дэлькеррский капитан заведёт остроносый корабль в Жемчужный Залив. Его стражи-черуски пропустят, остальным на Восток там хода нет.

Кеория — вещь в себе; ифкифрская шкатулка с секретом, которую ещё необходимо знать, где открывать, чтоб не напороться на смазанный ядом раннанги шип. Болота на Севере, скалы и море — на крайнем юге сами по себе берегут её от слишком частых гостей. Не об этом ли подумала Анга, избрав Страну Ветров своим новым домом? Теперь не у кого было узнать. Давно, очень давно ходила по дорогам Кеории Агорэна, и ветер не только стёр её следы, но и прах её развеял над миром. Была ли она когда-то или её сочинили уросские баечники, подобные Гэллу и тому же Милраниру — неведомо.

Айнинбэл, старательно державшийся рядом с Ясс, начал напевать тихонько, но поймал и её взгляд и прервался на полуслове.

— Здесь можно, рыжая, здесь мы — дома. Вэнтаррон любят, когда с ними говорят, слушают, запоминают. Ты бы тоже рада была поговорить, если бы тысячу лет на одном месте простояла, корнями в землю вросши, да?

— Не знаю, не пробовала, — рассмеялась девушка.

По извилистой тропке пробирались они всё глубже в лес, идти становилось всё тяжелее. Кони упрямились, не желая лезть в заросли тёрна и можжевельника, местами опутанные колючими побегами лхаэ. То и дело путь преграждали поваленные деревья — старые, отжившие век вдвое больший обыкновенного под защитой великанов-вэнтаррон.

Здесь словно не действовали законы, одинаковые во всём Уумаре. Совсем рядом, в Тиуйоннэ весна только-только начинала вступать в права, здесь же — словно никогда не было ни холода, ни снега вовсе. Убежище — для всех и каждого.

Тир Кеорэн лишь казался тихим и молчаливым; обман, пустая видимость. Чуткий слух Ясс ловил самые разнообразные звуки — то в отдалении, то совсем близко. Это лес не просто был наполнен жизнью, он был — сама жизнь. Вот: заворчал из увитого ползучей ежевикой кустарника потревоженный медведь; вот — унеслись со всех лёгких ног испуганные чужим присутствием олени; ярким сполохом метнулась в ветвях любопытная белка; а из-под прогнившего пенька выглянул неизвестный востроглазый зверёк. Прыскали во все стороны медные и зелёные ящерки, на все голоса заливались над головами птицы… И всё это было связано, сплетено в одно целое — единым дыханием. Наверное, это и была та самая проклятая дремучая магия, которой так страшились айлаты.

Ясс оглядывалась с любопытством. Тупое оцепенение прошлых дней отпустило, оставив лишь послевкусие, но его рыжая каннка упорно старалась не замечать. Шла, то забегая вперёд, то отставая, помогая переводить лошадей сквозь особо тяжелые участки пути. Феарры, всё так же перешучивающиеся между собой, о ней больше не говорили ни слова, только рассматривали пристально, если думали, что незаметно ни ей, ни — Эрэйлу. Сам Феархорн отмалчивался, и, как ни подмывало Ясс спросить, что такого он им приказал, она так и не осмелилась. Даже зная его совсем недолго, она понимала, что ответ скорее всего был бы совсем не таким, как ей хотелось.

Ей с ним было сложно. Он вёл себя так, будто они знакомы уже не один год, будто он несёт за неё особую ответственность, имеет на её общество какие-то права. И терпеть её не может при всём этом. Он то не обращал на неё никакого внимания, то водил за руку. Её это злило, но что с ним можно поделать, она совершенно не понимала.

Зато с Айнинбэлом было легко и просто — как с Кареком, сыном яшметской ткачихи. Высокий, огромный кеор оказался весёлым, открытым и каким-то очень своим. Эти места он знал и любил с малых лет. Он родился и вырос на уединённом лесном хуторке, и Тир Кеорэн считал даже не то, чтобы домом, нет, скорее — живым, разумным существом, мудрым, суровым, но справедливым.

— Знаешь, Ясинья, — говорил он серьёзно, без тени улыбки. — Если бы митлы меня изловили-таки, забрали отсюда на рудники или ещё куда, я бы не смог жить. Просто задохнулся бы без всего этого, понимаешь?

Он обводил рукой вэнтарронову чащу, и Ясс не то, чтобы чувствовала так же, но она — его понимала. Нэриаэаренна её отпустила, а вот Ястриннэн, Благословенную Атр’анну, Звёздами Осиянную — пришлось выдирать из сердца с кровью и мукой. И то — нет никакой уверенности, что получилось это сделать до конца.

— И ты, если ветра задуют в другую сторону, унесут тебя, ты тоже не сможешь забыть. Вот посмотришь, рыжая.

Она — верила.

Да, Арамано когда-то сумел отсюда вырваться и не сожалел, но он — был Ярренвейном, Серебряным роном, его сердце и душа просто принадлежали другой земле, не менее древней. Это не объяснить словами, это что-то более глубинное, как корни — что аэсэй, что вэнтаррон, вросшие в плоть мира, наверное, до самого сердца, до огненного нутра. Вот такой как Айнин, может, и понял бы — ведь носил в себе что-то очень схожее. Только Ясс не стала такого говорить.

— Нортиец это из тех, самых первых, да? — вместо этого спросила она. — У вас ещё есть Совет ярнов, которому подчиняются все-все, где бы ни жили, да? И главным ярном когда-то был экан Моррэллин? Верно?

Парень посмотрел на неё удивлённо.

— Верно-то, верно… Знаешь — откуда? О делах Нортайи даже в самой Кеории не особо треплются. Или, — он скривился, изображая улыбку, почти как Эрэйл, — ты всё-таки айлатский шпион?

Ясс испуганно помотала головой: чего она точно не хотела, так это, чтобы о ней думали — так.

— Нет, Айнин, нет, — сказала быстро. — У меня друг был. Из ваших. Из нортийцев. Он рассказывал. Я потому и рвалась так сюда, в Кеорию, что… мне иногда казалось, что я тут уже всё знаю, понимаешь? Что это в новые земли отправиться, а вернуться домой — так я думала.

— Правда? — как-то даже излишне серьёзно спросил феарр. Можно подумать, если бы она захотела его обмануть, ей бы это помешало.

— Правда, — кивнула Ясс.

И Айнинбэл, кажется, поверил сразу.

Может быть, что-то отразилось в её взгляде, отсвет былых надежд лёг на лицо.

Потому что — ведь не так уж давно это было: облака цветущего шиповника и жасмина, в которых плыл, подобный исполинскому кораблю белый город её снов. И она металась по каменистым тропкам, прыгала в слезах у отвесных скал, пытаясь взобраться на которые, в кровь разодрала руки, но — никак не могла дойти, доползти до заветных ворот… и вот — прорезаясь с дикой болью из плеч, распахивались за спиной острые крылья, отрывали рыжую от земли, чтобы нести к заветной цели…

В тот миг она неминуемо просыпалась.

***

А вот Феархорн не поверил ничуть. И этого следовало ожидать.

— То есть ты с чего-то решила, что если с придыханием живописуешь свою истинно великую любовь к родной земле, я прослезюсь? — поинтересовался он. — Или что?

— Ничего, — хмуро ответила Ясс. Она уже и сама была не рада.

— Тогда зачем ты мне всё это рассказала сейчас?

Они стояли на перекинутом через глубокий, но узкий овражек висячем мосту. Все остальные уже перешли на удобную поляну и обустраивали место для ночлега. Ясс расседлала Гнедка и вернулась — посмотреть вниз с моста и просто побыть наедине с Тир Кеорэном.

Одиночества не получилось.

И — ррауг, дракон, ядовитый змей подбил под руку, дёрнул за язык: всё то, о чём говорили они с Айнином по дороге, потянул выложить Эрэйлу — теми же дурацкими, искренними, но чересчур изукрашенными фразами, за которые её и Брес ругал не раз. Чего она теперь хотела, чего добивалась?

— Прости.

Она обернулась, чтобы уйти, но стальные пальцы стиснули её плечо.

— Ясинья…

— Прости, что я так много говорю.

— Не то.

Он её отпустил и сел на потемневшие от времени доски, свесив ноги. Так же, как сама Ясс, по лесу он предпочитал ходить босиком, упрятав сапоги в сумку. Похлопал ладонью рядом собой. Она размышляла о том, стоит ли следовать приглашению, лишь краткий миг.

— Говорить можно, вот только думать надо с кем и о чём. Ты меня сколько знаешь?

Ясс сосчитала.

— Два, нет, три дня.

— И уже рассказываешь мне такие вещи о себе и о других.

— Какие вещи? — недоумённо переспросила девушка. — Что такого лишнего я сказала?

— Почти всю свою жизнь.

— В одном детском сне? — Ясс улыбнулась.

— Да.

Он на неё не смотрел. Болтал ногами над оврагом, над бежавшей под ним речушкой. Мирный, безобидный такой весь — хоть за ухом чеши. За тем самым, в котором золото-алой искрой вспыхивала серьга.

— Так что теперь я знаю о тебе почти всё, а ты, — он сделал многозначительную паузу, — почти ничего обо мне.

— Мне нечего скрывать.

— Но и знать о тебе всё людям необязательно.

— И это говорит мне тот, — хмыкнула Ясс, — о похождениях которого орут на площадях Антйоррэ. Кстати, и песенки поют.

— Да? — тут же заинтересовался Феархорн. — Споёшь?

— Нет, — она тряхнула медными кудрями. — Вот уж то, как я пою, тебе точно не стоит слушать.

Он рассмеялся.

— А это мы ещё посмотрим! — заявил весело. — Не бывает плохих певцов, бывает недостаточно крепкая малгарра!

Ясс смерила его долгим взглядом.

— А я не пью.

— Все так говорят. Не пьёшь, не поёшь, на празднествах не пляшешь… Благородная аора?

— Это как раз могу, — улыбнулась рыжая каннка. — В смысле, плясать. Хоть по благородному, хоть по-простому.

— Вот и будешь… пред Элиром Астариэнном по щёлчку, — зло ухмыльнулся вождь феарров. — И на задних лапках. И на передних.

Так сказал, будто — знал что-то, нехорошее, неправильное, никак не умещавшееся в сказку о Кеории. Ясс замерла, не знаю, как лучше: спросить или остаться в неведении.

— Мне кажется, — осторожно начала она, — что ты за что-то его очень не любишь, Хранителя… Отчего так?

— Ей кажется! — передразнил он. — Пойди пред Завещанным Дрыном в землю лбом побейся — полегчает.

Она отвернулась. Подняла лицо к высокому лиственному своду, сейчас в сумерках казавшемуся сродни глубокому лесному озеру, тихому, безмятежному, тёмно-зелёным омутом опрокинувшемуся над миром…

— А за что ты его — так — любишь? — поинтересовался Феархорн.

— Разве я говорила, что люблю его? — удивилась девушка. — Тем более как-то особенно?

— Нет, что ты, — фыркнул феарр. — Ты просто так краснеешь и бледнеешь при его упоминании, будто я к тебе уже под юбку лезу. Как же! Великий непогрешимый Астариэнн, спаситель свободы и справедливости! Защитник сирых, убогих и обездоленных. Ревнитель старины. Герой, мудрец и покоритель девичьих сердец. Беги, спеши, кланяйся в ножки…

Эрэйл сплюнул прямо на тёмные доски моста, резко встал на ноги и пошёл прочь.

Ясс в недоумении осталась сидеть. Вот только что — говорили же, как люди! Откуда вдруг столько яда взялось? Что за человек, будто хворост сухой — никогда не угадаешь, от какой искры вспыхнет…

***

Рыжая каннка устроила постель в ложбинке между древесными корнями — как в Ястриннэн часто делала — чтобы и в отдалении от общего костра, и — всех было видно. Свернулась уютным клубком, уголок плаща набросив на голову. Если кто-то, не знающий про её укрытие, проходил бы мимо — нипочём не разглядел бы.

Феарры тоже долго сидеть не стали, улеглись неподалеку от огня, оставив следить за пламенем и за всем вокруг только двух дозорных. Эрэйл, кажется, был среди них.

«Вот и хорошо, — с какой-то ей самой непонятной досадой подумала Ясс. — А то играется, как с котёнком: то подразню, то под бок положу, чтобы грела. Зато я сегодня могу спать, как захочу, не боясь вертеться и пинаться коленками.»

Ведь и верно — всего три дня, как встретились, а она уже мнит себя и его чем-то связанными, будто они и вправду близки друг другу. Ничему её жизнь так и не научила: стоит кому-то обратить на неё чуть более внимательный взгляд, как она тут же вцепляется всеми убогими силёнками, когти вонзает, «моё!» — кричит, будто имеет на это право. Так было с Ярренвейном, с Рон, с Келли; нет уж, довольно! Ещё не хватало, как все эти антйоррские девы — размечтаться о великой любви и предназначении. Так — с одной случайной встречи. Смешно.

И всё же мысль о том, что они с Эрэйлом держались друг с другом, будто бы и в самом деле были — вдвоём, как бы отдельно от всех остальных, и всем это было заметно и понятно, и подразумевалось, что так теперь будет всё время — шальная, нелепая какая-то фантазия упрямо не отпускала. Наверное, это было то самое пустое тщеславие, от которого предостерегала Келли; глупая гордость от того, что он — сам тиуйоннский палач, ужас «псов» Митл-анд’ийи, а она с ним может — вот так вот запросто.

Заснуть ей не удавалось долго. Нет, не холодно было — отнюдь. Тир Кеорэн бережно хранил всех, доверившихся ему. Время тянулось, тянулось — будто разматывался плотный кокон… Где-то в темноте, вдалеке, слышались обычные для ночного леса шорохи, резкие вскрики, а то и рычание, а совсем рядом кто-то фыркал и топотал. Зелёные, голубоватые, алые и фиолетовые искры вспыхивали то в одном месте, то в другом — Ясс уже знала, что это светлячки, которых в Тир Кеорэне было — невероятное множество. Это было красиво: будто кто-то рассыпал волшебные альдские самоцветы.

В тёмных сплетениях ветвей над головой громко ухнул филин.

— Ясинья, — шёпот Эрэйла раздался неожиданно, так, что Ясс даже вздрогнула.

— Что? Что тебе ёще нужно? — буркнула она, не поднимая головы.

— Я свою стражу отстоял.

Она всё-таки села. Посмотрела на него, присевшего на узловатое корневище — прямо у неё над головой.

— Я внезапно понял, что мне достался слишком широкий плащ — хоть девок зови для любовных игрищ.

Ясс резко повернулась к нему, искренне надеясь, что в темноте не так заметно разлившуюся по лицу краску, а больше — горящий негодованием взгляд.

— Пусто и одиноко, — задумчиво сказал феарр. — Ну да, я понял, что ты со мной не пойдёшь.

Покрутил в пальцах кончик косы — он так часто делал, Ясс уже заметила, а потом расхохотался.

— Ну и вид у тебя! — щёлкнул рыжую каннку по носу и — одним прыжком взвился на ближайший вэнтаррон.

Лазил он не хуже кошки, нет, даже белки — забавно было смотреть; стремительно добрался до головокружительно высоко растущей ветки; и Ясс, разумеется, не выдержала. Ведь этого не было — ещё дольше, чем ледяных купаний.

Вскочила, метнулась следом.

Вэнтаррон был тёплым и, прислонив ухо, можно было почувствовать, как текла по древесным жилам могучая жизнь. Ловкие пальцы маленьких рук и босые ступни легко находили за что уцепиться, во что упереться на только лишь по виду гладкой коре, так что Ясс от Эрэйла отстала лишь на пару мгновений.

— Долго возишься, — всё равно сказал он. — И шуму от тебя, как от целой псовой латы.

Ясс, совершенно уверенная, что сумела бы к нему подобраться вплотную, а он бы и не заметил, только посмотрела на него мрачно.

Нижняя ветка древнего дерева была настолько длинна и широка, что на ней кроме них двоих хватило бы места всей чуть ли не всей феаррской банде. Эрэйл сел у самого ствола, прислонившись к нему спиной и прикрыв глаза. Ясс хотела пристроиться рядом, но вспомнила, как он говорил про девок, и не стала. Вместо этого осторожно прошла дальше, почти до самого конца, туда, где истончившаяся ветка сплеталась с другой, образуя живой мост от дерева к дереву.

В самом сердце Ястриннэнн тоже было так: от одного аэса до другого можно было легко переходить, не касаясь земли вовсе. Если, конечно же, знать верный путь.

Светлячков здесь было ещё больше, они будто собирались заменить собою звёздное небо, которое сквозь высокие, густые кроны нипочём не удалось бы разглядеть. Ясс запрокинула голову, раскинула руки — так, как она делала когда-то на башенном зубце Эметдора — и представила, что летит.

Медной, пламенной птицей, в ночное небо, сквозь пронизанную горьким запахом вербы и можжевельника темноту.

Это как звон — знаете? — перетянутой струны, когда и тронуть боишься: лопнет же, не будет ни музыки, ни смысла — ничего! И выносить эту муку больше нельзя, если всё — до предела, до последней грани; как пение тетивы под неловкими пальцами: стрелу-то пустили, а вот куда она войдёт — неведомо.

… раскрытыми во всю ширь глазами — смотреть, и не видеть.

Всё — наугад. Всё — в насмешку.

Столько лет шла — всеми помыслами, всей душой, а потом взяла, свернула не туда, вовсе остановилась; как же теперь страшно, что — придётся вернуться.

Не к оставленному впопыхах порогу, нет.

К себе самой.

Эрэйл подошёл — совсем близко, встал за спиной.

— Опять молишься?

Будто ледяной водой окатил; плечи поникли, ссутулились как-то сразу, и оборачиваться рыжая каннка не стала.

— А мне на какой-то миг показалось, будто ты светишься, — пробормотал вождь феарров. — Смешно. Как свеча загорелась: волосы — огонь, лицо — в полукруге света. С тебя бы картины писать — про подвиги какого-нибудь Эрунну Благословенного.

— Ариэнна, — шёпотом поправила Ясс.

— Ну да, — усмехнулся Эрэйл. — Вы его так зовёте. Только был он из этих мест, и имя его было Эрунну Скверный Язык и, говорят, язык у него, вправду, был что жало.

— Кто говорит? — спросила Ясс.

Они стояли совсем рядом в голубоватом свечении, в море шелеста и ночной прохлады, и рыжая каннка плечом ощущала, исходивший от Эрэйла жар, будто тот драконий огонь, что плескал из иных его взглядов, сжигал его изнутри. Слишком много пламени для одного.

— Те, кто его любил, и те, кто его терпеть не мог, — Феархорн скользнул мимо Ясс, переступил самый ненадёжный участок сплетения ветвей и уже с той стороны протянул ей руку. — Давай сюда. Тут есть удобный подъём, даже для городской неумёхи сгодится. Хочешь?

Он ещё спрашивал!

Ясс легко перепрыгнула к нему, хотя её-то птичий вес ветка бы выдержала точно, даже в месте сплетения.

Наверх и, правда, можно было взойти будто по лестнице: ступенька — выступ коры, ступенька — путаница стеблей могучего плюща, площадка — основание вэнтарроновой ветви; как по витой лестнице на башню получалось. В Ястриннэн так нипочём не вышло бы: седые аэсы клонили лохматые головы к земле, а здесь деревья к небу тянулись, и — почти достигали. Только, когда в башню поднимаешься, идешь, будто в каменном колодце, через малочисленные окошки лишь свет пробивается, а разглядеть что-либо за стенами — сложно. Здесь же высота пьянила, оказавшись над кронами простых деревьев — не вэнтаррон, но тоже ведь немалых — Ясс тихо рассмеялась от сжавшего сердце чувства. Когда же — много выше — они с Эрэйлом вынырнули из листвы, как из омута, дыхание и вовсе перехватило.

Море, живое, шуршащее, колышущееся расстилалось вокруг них, огромное, неумолимое, чуть посеребренное светом полной луны.

Ясс замерла — сейчас под ногами были уже тонкие, верхние ветви, приходилось двигаться осторожней. Эрэйл застыл рядом: горбоносый профиль на фоне луны, будто картина — на песни о Кеорийском Бунте написанная.

— Вот там, на востоке — Ан Милонэн, — показал он рукой. — Теперь не видно, конечно, но утром у нас с тобой не будет времени по деревьям лазить. Если сейчас не на юг идти, а прямо туда, сразу за границей Тир Кеорэна начнётся плоскогорье Ан Тир. Когда-то там селились люди, давно, ещё до падения Аэнны Лесной. Теперь — только развалины.

Ясс кивнула. Она знала, что нынешние кеорийцы почти все живут на южном берегу, если бы Север не хранили вэнтаррон, митлы могли бы взять его голыми руками.

— А Фэс Гарах? — спросила она, замирая.

— От Андино начинается. Перегораживает его от края до края и дальше ползёт к побережью. На пароме плыть будешь — увидишь.

— На пароме?

Ясс хорошо помнила историю Арамано, как он с другой местной ребятнёй, плавал через Эантиннэ. Паром тогда не действовал, всё было в запустении. Единственной переправой был Осганский Мост, перекинутый по островкам. Ну, или рыбаки, жившие на берегу, возили за плату.

— О, да, это величайшая заслуга Элира, — сказал Феархорн. — После того, как какие-то мальчишки едва не утонули, пытаясь пересечь Андино на останках старого парома, наш мудрый Хранитель решил, что тот всё же необходим. Восстановили. Не нарадуемся теперь.

Говорил он таким тоном, будто ему всё это было чем-то неприятно. Ясс не решилась продолжать этот разговор. Слишком уж хороша была ночная тишь вокруг, медленно плывшая среди обрывков сизых туч луна, и резкий холодный ветер в лицо.

… И всё-таки, всё-таки очень хотелось знать: зачем? Зачем Эрэйл с ней возился, что ему было до неё? Это в Нэриэаренне маленькая Яска не задумывалась, в упор таких вещей не видела, ещё и подшучивала над Рони, в каждом чихе искавшей скрытые знаки и предсказание судьбы. Но потом — как удар — пепелище Ойор Аэс — ожогом легло на беззащитную, доверчиво раскрытую всем ветрам душу; следом — хмарь и чад Лилового Города, цветная круговерть, неугомонная Дэнизэ с её советами и каверзными вопросами. Теперь во всём чудился подвох, скрытый смысл.