Глава 6

Где-то в Северных горах, в нескольких верстах на юг от Расмэлеля, гора Энбору.

— Но почему Авила! Нет, она конечно лучше Виты и красивее Дарии, но ты видел ее?! Видел?! Она ненормальная! Как улыбнется — у меня мурашки по хвосту. А ее увлечения? Нет, что она интересного нашла в птицах?!

Ристар уже в который раз за день проклял свой длинный язык, а все из-за того, что не сдержался и рассказал любопытному брату решение Старейшин. Хасшер, к удивлению дракона, принял новость о женитьбе спокойно, но вот когда он заикнулся было, что знает, какие кандидатуры Старейшины рассматривают на роль супруги младшего брата…

И ведь подросток умудрился их уговорить взять его собой к Видящему, настаивая на своей полезности. Но как только добился разрешения, вся его «полезность» свелась к тому, что он всю дорогу оплакивал свою загубленную молодость и вещал о черствости единственного родственника, что не может спасти его от этой ужасной участи. Ристар терпел нападки младшего брата, чувствуя свою вину, но с каждым мгновением молодому дракону становилось все труднее держать себя в руках и не накричать на подростка, сказав ему, что пора вырасти и стать мужчиной.

«Стенает так, будто его в первую же ночь съедят, причем все втроем, на брачном ложе», — недовольно ворчал снежный дракон, выслушивая уже по третьему кругу биографию молодых дракониц и причины, почему они не могут стать женами «великого и несравненного Хасшера».

— Нашел проблему, Хасшер, — махнул рукой Зан, которому тоже уже надоело слушать своего воспитанника. — У тебя до намеченного срока в запасе целых две зимы. Возьми одну из них… к примеру рассмотрим ту же юную деву Авилу и за данный срок воспитай из нее идеальную супругу.

Хранитель знаний со слезами на глазах оставил свою драгоценную библиотеку и пошел с ними, пролепетав что-то насчет того, что хочет проконсультироваться с Видящим по некоторым вопросам, касающимся наследия Прародителей. Но Ристар хорошо знал своего друга и то, как он восхищался этим драконом, но вот до сих пор так и не решался прийти к своему кумиру один.

— Кто бы говорил, мастер, — сразу ощетинился подросток, которого совершенно не прельщало даже разговаривать с девчонкой, что зациклилась на «гадких птицах». — Сами-то уже больше восьми зим… — он фыркнул, заблаговременно спрятавшись за братом, — лепите супругу из госпожи Раснелии. И что-то сильных сдвигов в этом деле не имеете.

— Что ты сказал? — ощутимо покраснев, взвинтился Зангерел, мигом растеряв свое былое хладнокровие. — А ну иди-ка сюда, щенок, давно хвост тебе не драли?!

— Наказание за правду не… Уй!!! — его крепко схватил за ухо старший брат, от которого Хасшер никак не ожидал предательства.

— За что?! — сразу обиженно выкрикнул подросток, потирая горящее ухо.

— За наглость, — коротко обронил Ристар, и, добавив еще подзатыльник, пошел дальше по пещере. На душе тени драконов заметно полегчало: младший брат уже полдня не давал ему покоя, с того самого момента, как узнал, какой ему подарок на шестнадцатилетние уготовили добрые Старейшины.

Видящий, которому направлялись посланники, жил вдалеке от своих сородичей на горе Энбору в отшельничестве. Она была священным пристанищем всей общины, в недрах которой хранилось великое наследие — полотно Арэн драгнэри, — где огненным потоком каждое мгновение записывалась история родов северных драконов. Поговаривали, что Великая Матерь лично дыхнула огнем на каменную стену, зародив в полотне жизнь, и соткала из Хаоса к нему Привратника, чтобы тот берег ее творение как зеницу ока, пока не исчезнет само мироздание. Прародители назвали его Видящим, тем, кто смотрел сквозь время, но Привратник старался не вмешиваться в события, давая детям Матери самим решать свою судьбу.

И вот уже больше часа драконы шли по светлой пещере к недрам горы. Пещера была необычная: каждый миг из дышащего жаром пола вырывались столбы ядовитых газов, ее стены, которые из-за огненных жил, что проходили близко к поверхности, светились теплым приглушенным светом, вместо голубых мерцающих озер, к которым так привык снежный дракон, он видел огненные реки лавы. Своды пещеры были не высокими и драконы не могли пролететь, свободно расправив крылья, весь оставшийся путь, поэтому им пришлось идти в своей второй ипостаси. Горячий воздух будто окутывал с ног до головы нежданных посетителей, дышать ядовитыми парами, раскаленной пылью, что витала вокруг них, было на удивление легко и приятно. Ристар с каждым шагом, с каждым биением сердца чувствовал непреодолимую тягу к этому месту, словно после долгих скитаний по миру наконец-то вернулся домой, будто вновь оказался мальчишкой и очутился в ласковых объятиях матери.

Через некоторое время перед ними предстали каменные врата, высотой в несколько аршин[1], на которых неведомым скульптором было вырезано раскидистое древо, охватывающее черными обсидиановыми ветвями врата. Его створки были плотно закрыты, не было даже намека на ручки, они словно говорили, что незваным гостям здесь не рады. Драконы молчали, боясь разрушить чарующий миг, они наслаждались тем, что смогли прикоснуться к величию предков, почувствовать на себе их могущество и ощутить за них толику гордости. Кто бы мог подумать, что великое творение Прародителей сохранится в первозданном виде до их далеких потомков, что каменные врата, возведенные еще до первой войны более трех тысяч зим назад, смогут до сих пор исправно служить, защищая главные ценности драконов — полотно и его Привратника от любопытных незваных гостей.

«Врата Эрудра… — Зангерел благоговейно прошептал, преклоняясь перед величием зодчего, сотворившего такую красоту, — в которые он добровольно заключил свою душу. Невероятно…».

Ристар провел ладонью по холодному гладкому камню, который чуть покалывал подушечки пальцев от силы, пронизывающий врата и четко произнес:

— Аси Ристар Веяру драгнери, саширэ! (примерный перев. с ишереми — Я Ристар из рода Веяру, откройся!)

Дерево на вратах замерцало изнутри алым светом, каждый его листик, каждая черточка ствола вспыхнули, и тяжелые створки медленно раскрылись. Яркий рыжий свет сквозь небольшой проем вмиг затопил полутемную пещеру, и драконы сощурились, прикрыв руками глаза. Они наконец-то дошли до места, где по легендам Матерь дала жизнь первым драконам. Тугой комок боли и страданий, что он копил в своей душе все эти годы, будто вмиг растворился, Ристару стало так легко и спокойно, что помимо воли на его губах появилась безмятежная улыбка.

За вратами находилось огромное огненное озеро, в которое впадало несколько водопадов раскаленной лавы и полуразрушенный каменный мост, обрывающийся почти в самом начале. Жар будто пронизывал воздух, казалось, что в этом месте все дышит огнем; ярко-рыжее пламя отражалось даже от серых, покрытых коркой застывшей лавы сводов, окрашивая их в оранжевый цвет. После пронизывающего холода Северных гор, когда сам воздух готов был в любой момент застыть, превратившись в ледышку, покалывающий кожу жар казался дракону манной небесной. Это чувство щемящей радостью разливалось в сердце, ему хотелось взмыть под высокие своды пещеры, нырнуть в огромное огненное озеро и затянуть на ишереми тягучую заунывную песнь, что высвободит запертые изнутри эмоции. Только одно останавливало внезапный порыв души снежного дракона — довлеющее над ним задание Старейшин.

В самом начале разрушенного моста стояла вытесанная из темного мрамора табличка с вязью ишереми: «Только те, в чьих жилах течет кровь Матери, получат ее дар, остальных же — ждет Хаос».

— Остроумию Прародителей можно только позавидовать, — улыбнулся Зангерел, также прочитав предупреждение, но увидев на лице Хасшера явное недоумение, пояснил. — Сюда бы никто кроме драконов и не смог добраться. Ты конечно не чувствуешь, но кислорода в воздухе сейчас ниже нормы, воздух пронизывают невыносимый для других жар и ядовитые газы — все другие бы просто задохнулись еще в самом начале пути. Не говоря о том, что если бы они каким-то чудом дошли до врат — их потуги были бы бессмысленны, ведь запечатанную душу невозможно подкупить, чтобы она пропустила того, в ком не течет кровь из ее рода. Как жаль, что эти знания для создания такого потрясающего творения были утеряны… — Зангерел погрустнел, мечтательно проведя рукой по пышущей жаром табличке. — Я бы возвел такие врата в моей Библиотеке, чтобы оградить бесценные знания от невежд, недостойный лицезреть и корешка моих фолиантов.

Подросток, нутром почувствовав новую лекцию от мастера на тему «невежд и варваров», которую он обожал читать своему ученику, пытаясь привить тому любовь, уважение и священный трепет перед книгами, поморщился, и тихонько попятился назад, одновременно ища пути к отступлению. Он взглянул на брата, который, подойдя к обрыву моста, задумчиво смотрел на огненное озеро. Внезапно повернувшись, он лукаво подмигнул Хасшеру и шагнул вниз, чтобы через миг, расправив перламутровые крылья, взлететь к сводам белоснежным драконом. Младший Веяру радостно воскликнул и с разбега спрыгнул с моста, с плеском погрузившись в лаву, чтобы через мгновение вынырнуть на поверхность темно-синим драконом.

— Ну что за дитя, — пробормотал Хранитель знаний, наблюдая за своим учеником, что вместо того, чтобы последовать за братом, с удовольствием купался в огненном озере. Кожа Зангерела стала зудеть от желания тоже окунуться в пылающий поток и почувствовать на чешуйках ласковый обволакивающий жар, но дракон, устыдившись своих низменных желаний, вздохнул, с опаской посмотрев вниз. Говорить другим, что он немного побаивается высоты, было слишком неловко. Проводя все свое свободное время в Библиотеке среди узких стеллажей, Хранитель упорно давил свое драконье начало и тягу к небу, убеждая себя, что это ему не нужно, а сейчас…

— Дракон, боящейся высоты, — скривившись, прошептал он, — как глупо…

И, поджав губы, Зангерел спрыгнув вниз, обратившись в полете в отливающего золотом дракона. Он спикировал к безмятежно купающемуся ученику и послал мыслеобраз страшной кары виде безжалостной порки и многочасового протирания стеллажей. Хасшер на удивление быстро впечатлился и стрелой вылетел из озера, помчавшись под защиту брата.

Пролетев почти до середины пылающего озера, драконы приблизились к странному каменному острову, на котором возвышалась абсолютно гладкая угольно-черная глыба, тянущаяся к сводам вверх. Через нее пробегали тонкие огненные потоки, образуя вязь ищереми, будто неведомый дракон выводил их лавой на каменном полотне. Они образовали имена, линии родства… записи сменяли друг друга в случайном порядке, в очень быстром темпе, что их невозможно было успеть прочитать. Возле полотна Арэн драгнери положив увенчанную костяной короной голову, лежал черный дракон, который был крупнее своих собратьев в несколько раз. Он, сощурив сверкнувшие в полутьме светло-серые глаза, лениво наблюдал за посетителями его обители.

Посланники Старейшин приземлились неподалеку от своего собрата и, перекинувшись в людей, в нерешительности замерли. Ристар, уловив на себе изучающий взгляд обсидианового дракона, коротко поклонился и, набрав в легкие побольше воздуха, начал:

— Айшара… Аси Ристар Веяру драгнери, ви аси сашемес мовэ эн Рагнер драгнери ами лемебнери сонуэ арэ, Матерес драгнери асмо…

— Пф-ф-ф, — черный дракон выпустил из ноздрей струю горячего пара, словно перебивая тень драконов, и вмиг обернулся перед своими посетителями в человека. — Давно я не слышал столь чистого звучания ишереми. Так давно, что невольно подзабыл его за века… Юноша, не мог ли ты повторить свою речь на языке людей, он конечно примитивен, но я его, к своему удивлению, до сих пор помню.

Это был очень высокий, выше Ристара на полторы головы мужчина, с длинными, доходящими почти до пят прямыми угольно-черными волосами, из которых торчали будто выполненные из обсидиана длинные изогнутые назад рога. У него была очень бледная сероватая кожа, из-за черных одежд выглядящая совсем белой, едва заметная печальная улыбка. Дракона можно было назвать красивым, если бы не глаза — они были пронзительные: светло-серые с черным ободком, от которых невольно хотелось отвести взгляд, они пугали и завораживали одновременно.

— Видяший, — невозмутимо начал сначала посланник общины, — Я Ристар из рода Веяру, пришел по приказу Старейшин узнать путь, по которому должны следовать дети Матери. Со мной прибыли: Хранитель знаний Зангерел из рода Масмэри, и Хасшер из рода Веяру…

Хранитель знаний коротко поклонился, брат Ристара кивнул головой и робко замер позади своего мастера, не зная, как себя вести в присутствии знаменитого узника Энбору. О нем ходило множество легенд и никто из общины не знал, что из них правда, а что ложь. Но известно было точно — Привратник Арэн драгнери не мог выйти за врата, навеки осужденный хранить главную ценность общины. То ли «великий черный дракон Расмэлеля» в прошлом совершил множество ужасающих преступлений и этим сильно разгневал Прародителей, что они заперли его здесь, то ли он добровольно дал навеки себя заключить без права больше видеть солнечный цвет.

— Даже так… кровь Веяру и Масмэри, — слегка улыбнулся Видящий и оглянулся на каменное полотно, которое выводило имена, выстраивающиеся в древо чьего-то рода. — Помню ко мне приходил малец Кахалас, тоже спрашивал по какому пути идти драконам… Сколько же прошло зим? — дракон слегка наклонил голову, словно призадумавшись над этой этим, но почти сразу небрежно махнул рукой. — Признаюсь, я давно перестал следить за временем, ибо оно утекает сквозь лапы как лава… Но нового мне нечего ему сказать, только если повторить сказанное тогда… Так и передайте: «Будущее — в детях».

Ристару внезапно подумалось, что это Видящий виноват в том, что Старейшины одержимы устройством личной жизни каждого дракона, но он прогнал из головы эти мысли, постаравшись сосредоточиться на деле.

— Но это только если Кахаласу, — продолжил Видящий, посмотрев на дракона, — а тебя, кровь Веяру, я уже ждал давно, и мне есть, что сказать твоему роду… — Ристар смешался и весь обратился в слух. Привратник реликвии смотрел будто сквозь него, снежному дракону даже на миг показалось, что глаза Видящего стали полностью черные. — Лишь дитя, что ходит в мир живых и мертвых принесет вам мир.

— Что? — тень драконов опешил, не ожидавший таких слов. — Дитя? Что за дитя?

— Что за дитя… хм… стыдно не знать, а еще и потомок Веяру! — Видящий подошел к полотну и положил на нее свою руку. Миг и оно замерло. Руны перестроились, а золотистая вязь уже стала показывать совершенно иное древо. Древо рода Ристара и Хасшера. — Молодые Веяру подойти поближе…

Хасшер робко сжался под пристальным, изучающим взглядом Привратника, но чуть ли не бегом подошел к брату посмотреть на полотно, о котором среди драконов ходили легенды. Ведь только единицы могли похвастаться тем, что его видели, и подростку льстило, что он оказался одним из избранных.

— Прародитель Веяру, тот, кто образовал ваш род, — Видящий показал рукой с черными длинными ногтями на корни огненного древа. Имя предка Ристара и Хасшера, будто по молчаливому приказу дракона, засияло спокойным золотистым светом. — Я его хорошо помню, он был одним из двенадцати Великих, что создали процветающее государство драконов. Благородный, сострадающий … именно Веяру принял людей, что пришли с юга, и убедил своих собратьев помочь беженцам обустроиться на их землях. Совсем иным же был Менрос, его потомок, — палец Привратника переместился к имени отца братьев, которое от его прикосновения вспыхнуло ярким огнем. — Жестокий, мстительный, независимый… люди называли его «Королем Севера» и боялись навлечь на себя и своих родных его гнев, ибо он не знал пощады. — Ристар нахмурился, а Хасшер наоборот приосанился, расплывшись в улыбке. Он, в отличие от брата, любил отца и им гордился. — Мне всегда было интересно, какой путь выберут его сыновья, и станут ли они такими же яркими, как их предки… — Видящий замолк, внимательно смотря на притихших драконов и, неожиданно, показал на едва заметное имя, которое линией родства объединялось с Ристаром.

— Что? — изумленно выговорил тень драконов, судорожно пытаясь разобрать почти потухшую вязь ишереми, но руны удалось прочитать только с третьей попытки, словно кто-то пытался помешать узнать имя ребенка. Ристару стало жарко, а сердце забилось вдвое быстрее. Внутри он обо всем догадывался, но просто никак не мог в это поверить. — Как это понимать?

Зангерел не выдержал и тоже подошел к полотну, пытаясь прочитать запись, что так удивила его друга. Привратник слегка улыбнулся и отошел в сторону, давая драконам хорошенько рассмотреть полотно.

— Только не говорите мне, что это… — ошарашено проговорил Хранитель знаний.

— Да, Зан, — вздохнул Ристар, невольно стиснув плечо своего брата, — это она.

Возле его имени тускло сияло «Ваниша Иссашель». Одного лишь взгляда на полотно хватило снежному дракону, чтобы разрушить ту стену, которую он кропотливо возводил все эти годы возле воспоминаний о его своевольной подруге. Слишком болезненно давалось ему все то, что было связано с последней Покорительницей миров.

— Ты же с ней ругался постоянно! — неверяще проговорил Зангерел, в растерянности запустив руку в свои золотые кудри. — Говорил, что будь твоя воля — связал цепью, запихал кляп в рот и сбросил со скалы!

Ристар грустно улыбнулся, вспомнив, как тогда после каждой ссоры с Иссашель, запальчиво обещал ей все муки перерождения в Хаосе. Своевольная драконица обжигала, дразнила, заставляла ненавидеть, но забыть ее было невозможно. Как бы сильно она не отдаляла его от себя своими выходками, он просто не мог уйти, тянулся к ней, словно мотылек к губительному огню.

— Ваниша? — прочитал надпись на полотне Хасшер, но вдруг вздрогнул и с ужасом посмотрел на своего старшего брата. — Как ты мог! Она меня постоянно пугала и издевалась!

— Не говори чепухи, — отмахнулся от брата Ристар, даже не пытаясь вникнуть в суть его бессмысленных претензий. Сейчас ему было совершенно не до того. — Взрослая драконица не будет пугать шестилетнего детеныша, ведь это… Постой, ты что, серьезно? Она же… — но он внезапно серьезно задумался, ведь у его подруги были крайне странные представления о правильном воспитании детей и о жизни в целом, — хотя нет, она могла.

Видящий умиленно смотрел на них и гладил рукой полотно, надписи на котором от прикосновений дракона ярко мигали, будто это был мурчащий кот, что нежился под ласками хозяина. Он уже долго ждал, когда на доску мироздания вступят новые фигуры, в попытке спасти медленно умирающую общину. «Да… — довольно подумал пленник священной горы, — такая встряска детям Матери полезна. Ради этого я даже готов им слегка помочь».

— Стойте! — Веяру оборвал на полуслове разошедшегося брата и друга, чувствуя, что еще немного, и они уведут этот разговор в дебри его отношений с Ванишей. Но он же знал, что это сейчас не самое главное! — У меня есть детеныш?!

Хасшер вмиг вновь посмотрел на стену, а после, расширив глаза от удивления, на брата. Ристар про себя отметил, что его младший братишка так и остался невнимательным, как и восемь зим назад.

— Амару Иссашель или же Амару Веяру… — посмаковал на языке имя мальчика Привратник и насмешливо посмотрел на обескураженного родителя. — Как ты думаешь, какой он выберет род?

— Ты его видел? — резко выдохнул Ристар, став потихоньку раздражаться от насмешливого тона Видящего. Привратник слишком долго добирался до сути, медля с ответом.

— Кровь Веяру, я уже со времен твоего Прародителя не выходил с глубин Энбору… — с укоризной посмотрел на нетерпеливого юнца дракон, — конечно, я его видел. — Он дотронулся пальцем до своего лба, показывая, что стены для него не та преграда, из-за которой он не сможет видеть сквозь пространство и время. — Словно Матерь вернула Менроса из долины предков, наделив твое дитя его ликом.

— Отца? — невольно вздрогнул от ужаса тень драконов.

— А станет ли он таким же, как он, зависит от вас… — Видящий вгляделся в ровно горящее на полотне имя внука того, кто единственный за много веков приходил к нему не за советом и помощью, а просто так. — Хотя врагов своего предка он унаследовал и тени недоброжелателей уже тянутся к его шее.

По спине Ристара пробежались мурашки, ему вмиг захотелось рвануть к только что обретенному сыну и защитить того от проклятого наследства деда.

— А Ваниша? — хрипло спросил Веяру. Его сердце предательски дрогнуло. — Что с ней?

— Уже как несколько дней ее огонь погас, — поморщившись, отмахнулся от слишком подробных расспросов древний дракон и отошел от каменного полотна, словно на нем не было запечатлено больше ничего интересного. — Тело ее истлело в лучах солнца, а душа не смогла уйти в долины предков и сейчас, словно паразит, пожирает чужой огонь…

— Что? — шокировано выдохнул Ристар, пытаясь осознать, что имел ввиду Привратник. В груди его зародилась невыносимая боль, с каждым мгновением все усиливаясь. Несмотря на жару, что царила в пещере, наследнику древнего рода показалось, будто подул леденящий могильный ветер… Он догадывался, что с ней что-то случилось, но старался не слушать внутренний голос, списав излишнее волнение на усталость.

— Огонь… ее погас… — хрипло проговорил беловолосый дракон, выдавив из себя так болезненно давшиеся ему эти слова, словно все внутри противилось этой правде. — Значит, она умерла. Но как?

Видящий промолчал, с укоризной смотря прямо в глаза Ристару.

— Люди? — осенила догадка растерявшегося дракона. Он был подавлен, душу рвало на куски чувство невосполнимой утраты, ведь несмотря на то что Ванишу восемь лет назад изгнали из города он все же надеялся что однажды вновь ее увидит. Веяру умел терпеливо ждать, несмотря на то, что на этот счет говорили другие, но теперь его надежда на то, чтобы увидеть ее вновь, даже если это будет один единственный раз, исчезла.

Да… все было понятно без слов. Самые жестокие и беспощадные существа, которые только видели драконы — люди. Ваниша Иссашель, как и все ее предки, была сильна духом, непоколебима в убеждениях, но уж слишком беспечна и высокомерна. Веяру знал, что если она что-то вобьет к себе в голову, то даже здравый смысл не сможет переубедить упрямую драконицу. С ее-то презрением к людям и крайним нежеланием хорошенько прятаться в горах от них, уже удивительно, как она прожила целых восемь зим одна. «Хотя нет, — напомнил себе тень драконов, — она была не одна. С ней был мой детеныш… А-ма-ру, что значит «великий змей»… Да, она должна была хоть немного обуздать свой характер ради сына».

— Подождите, — растерянно провел рукой по своим кудрям Хранитель знаний, смотря то на друга, то на Видящего. — Если Ваниша умерла, тот сын Ристара что, остался совсем один?! В мире людей?

Тень драконов замер, озадачено посмотрев на друга. Об этом он даже не успел подумать. Но если и вправду своенравную драконицу убили, то его детеныш что, попал в плен к людям? Мгновенно снежный дракон вспомнил истязания талкнийцами его собрата, то, как они пытали ни в чем неповинного детеныша южного дракона, а потом с сожалением вздыхали, что «тварь» оказалась не такой живучей и веселье продолжалось не долго. Внезапно вспомнилось и то, как Ристар впервые увидел Ванишу.

Маленькую в грязной рваной одежде девчонку принес на руках в их ареал отец, коротко обронив, что она была у людей ручным зверьком. Молодому Веяру стало жалко хрупкую сверстницу с копной вьющихся каштановых волос, что ото всех шарахалась словно от огня, и он попытался с ней подружиться. Но пробиться через стену отчуждения, которую возвела вокруг себя Ваниша, не смог, а потом ему и вовсе надоело стараться, тем более она постоянно ходила хвостиком за Менросом. Тот ворчал, но не прогонял от себя наглую девчонку, даже позволял помогать ему в роли драгон има[2]. Впервые маленькому Ристару стало завидно, он не мог понять, почему его отец возится с какой-то оборванкой, а ему дает отворот-поворот? Ему стало казаться, что она пытается отнять у него отца, и тогда мальчик стал мстить.

На все его обидные прозвища, которые Ристар давал зарвавшейся девчонке, она, как тогда казалось наследнику четвертого Старейшины, надменно усмехалась. Вместо того чтобы плакать, когда попадала в «хитроумные ловушки», спокойно молчала, даже никому не жаловалась, что еще больше выводило его из себя. Он стал думать, что она над ним издевается и не принимает всерьез, но в тоже время мальчик поражался ее выдержкой и смог понять смысл слов «достойный враг», которые однажды обронил в разговоре его отец. Точнее, он тогда считал, что нашел себе врага.

Закончилось все тем, что мальчик увидел, как Менрос смеется и треплет Ванишу по волосам, а она ему счастливо улыбается. Ристар почувствовал себя отвергнутым, опустошенным, потому что его отец ему никогда так ласково не улыбался, держался отстраненно, отговариваясь тем, что драконы не должны позволять себе слабостей. Тогда отвергнутый детеныш подкараулил Ванишу, когда та осталась одна, и обидно выпалил, что она вообще никому не нужна и его отец возится с ней как с маленькой милой игрушкой, и пускай она возвращается к людям и оставит его семью в покое. Не дав закончить Ристару свою гневную тираду, девчонка с рыком накинулась на него, обернувшись в маленького дракона. Остановил их драку разгневанный Менрос, и, мгновенно вычислив зачинщика ссоры, потащил за хвост слабо брыкающегося сына в дом на серьезный разговор.

Этим же вечером Ристар сбежал из общины, в обиде глотая слезы. Нет, ему ничуть не было стыдно ни за выговор отца за то, что он дразнил единственную оставшуюся Иссашель, которую больше полугода истязали люди, пока Менрос не нашел и не сжег в драконьем пламени все поселение, ни за упрек мачехи, что он мог быть с сиротой подобрее. Он жалел себя, в запале решив, что раз никому не нужен, то всем лучше будет, если его не станет. Через несколько часов полета куда-то на юг, маленький дракон стал уставать и задумался о том, что может быть лучше вернуться, тем более что в небе появились первые звезды. Но семейное упрямство взыграло вновь, и Ристар полетел дальше, стараясь не думать о том, что сегодня Илдгит, его мачеха, не сможет рассказать ему на ночь продолжение интересной легенды. А дальше было падение, кусты камелии, стрельба людей из арбалета и маленький дракон чудом успел улизнуть, для себя решив, что он уже нагулялся, да и обида успела куда-то подеваться.

В ареале оказалось на удивление пустынно, только Ваниша сидела на каменной лавке возле дома и на возвращение блудного дракона никак не отреагировала, хотя задержала взгляд на оборванном хиленьком кустике, что с собой притащил Ристар. Мальчишка внезапно почувствовал укол совести, да и он теперь всерьез озадачился своим поведением — зачем он прихватил собой куст? — и поэтому не нашел ничего лучшего, как отдать его Ванише, пробормотав, что-то на счет того, что девочкам нравятся цветы, вспомнив уроки галантности от Илдгит. И какое у него было удивление, когда девчонка не только взяла куст, но и счастливо улыбаясь, поцеловала его в щечку.

После таких «серьезных отношений» Ристар понял, что больше не сможет дразнить Ванишу.

А от Менроса за побег ему все же влетело — отец заставил его побегать, разнося послания по всему Расмэлелю, и он проклял тот день, когда захотел быть на подхвате, почувствовав себя «драгон им».

Детские воспоминая легли тяжелым грузом на душу и так волнующемуся дракону. Он не хотел повторения судьбы Ваниши для своего только что обретенного сына, не мог позволить страдать из-за ошибок взрослых невинного детеныша. Поэтому, не обращая внимания ни на Зангерела, что пытался добиться от друга хоть какой-нибудь реакции, ни на испуганного поведением брата Хасшера, Ристар решительно взглянув на Видящего, сказал:

— Где.

— Да-а? — вопросительно протянул Привратник, с интересом наблюдая за реакцией его посетителей. Нет, он понял все еще до того, как дракон произнес и слово, просто спешить куда-то не видел смысла, потому что как бы ни спешила община на помощь, они все равно опоздают. Полотно никогда не врет, а Видящий умеет недоговаривать, давая драконам право выбора.

— Где. Мой. Сын, — обрублено повторил тень драконов, чувствуя, что секунды промедления стоят жизни и душевному здоровью его детеныша. Перед его глазами словно картинками проносились воспоминания пытки южного дракона, опустошенный взгляд маленькой Ваниши, ее крики и плачь во сне, а также белесый рубец, пересекающий ее спину…

— В долине, — насмешливо улыбнулся черный дракон.

— А где именно в долине? — подавив в себе гнев и желание зарычать на Видящего, более спокойно произнес Ристар. Если Привратник изъявил желание растянуть беседу, почему бы ему не помочь? Тем более Старейшины предупреждали тень драконов о том, что Видящий любит юлить, уходя от ответа или же наоборот создавать красноречивые паузы, давая собеседникам самим додумать фразу, а потом с интересом наблюдать, куда драконы сами себя заведут, искренне веря в то, что им подсказал правильный путь сам Привратник Арэн драгнери.

— Хм-м-м… — задумался Видящий, не спеша с ответом, но потом вдруг чему-то хмыкнув, серьезно сказал. — Не скажу. Сами ищите.

— Он издевается? — шепнул своему мастеру Хасшер, но в пещере стояла такая тишина, что его слова слышали все.

На нем скрестились взгляды, и подростку вмиг стало неловко, но вместо того чтобы возмутиться невоспитанности нынешнего поколения, черный дракон удивленно расширив глаза, произнес:

— А как вы догадались?

В душной пещере вмиг стало тихо. Драконы с изумлением смотрели на Привратника, который невозмутимо рассматривал свои длинные черные ногти, словно его ни сколечко не смутило то, как он обошелся со своими единственными гостями за почти десятилетнее вынужденное одиночество.

— Это было не трудно, — еле слышно пробормотал Ристар, не зная, что ему делать — то ли плакать от абсурдности ситуации, в которой он оказался, то ли смеяться над забавным выражением лица Зангерела, у которого сейчас рушился образ «великого и мудрого Видящего». Беловолосый дракон даже вспомнил, как его друг в детстве страстно желал стать похожим на этого «легендарного героя общины». Судя по тому, как у Хранителя задергался правый глаз, а рот скривился в полубезумной усмешке — монолитный образ дал серьезную трещину.

— Да? — иронично изогнул бровь древний дракон, задумчиво поскребя длинным черным ногтем свой подбородок. — А с другими срабатывало… Неужели я уже старею и становлюсь предсказуемым? Арен, предательница, почему ты мне раньше об этом не сказала? — Видящий повернулся к каменному полотну, с огорчением окинув пристыженную реликвию взглядом. — Как ты все это время могла скрывать от меня этот факт?! И из-за тебя мне сейчас приходиться унижаться перед гостями! — Арен драгнери к удивлению драконов вспыхнуло, будто от негодования золотистым светом и быстро застрочило на древнем языке предложения, но Привратник уже отвернулся от своей каменной собеседницы. — Нет, я даже слушать тебя не желаю! И знай, я и без твоей помощи прекрасно придумаю новую тактику поведения!

Арен драгнери ярко мигнуло в последний раз и обиженно потухло. Полностью. Превратившись вмиг из ценной реликвии рода драконов в бездушную каменную стену.

— Что здесь происходит… — недоуменно пробормотал шокированный Зангерел, как-то странно взирая то на безжизненную реликвию, то на задумавшегося над своей новой линии поведения Видящего. Ему все казалось, что он очутился в одном из своих самых кошмарных снов и как не старается, никак не может проснуться.

— Не обращайте внимания, — вяло махнул рукой в сторону потухшей каменной стены ее Привратник. — Через три дня Арен отойдет и вновь начнет работать, а пока ее лучше не трогать, — он чему-то усмехнулся и со скрытым злорадством дополнил. — Она не умеет долго злиться, а я вот умею. Месяц ее игнорировать буду!

— Что? — выдавил из себя Хранитель знаний, слегка ощутив укол зависти к Видящему, что так тесно общается с самым грандиозным творением предков. В нем вмиг проснулся исследователь. — Полотно вас понимает?

— Ты имеешь в виду, — медленно начал узник горы, — что это взбалмошное, обидчивое и нетерпеливое порождение Матери живое существо?

Зан неуверенно кивнул, переглянувшись с растерянным Ристаром.

— О чем ты говоришь, кровь Масмэри? — Видящий снисходительно посмотрел на золотокудрого дракона. — Эта глыба камня даже не умеет мыслить.

— Но как же… — изумленно вскинул брови Хранитель знаний, и сбивчиво продолжил. — Как вы с ним… с ней общались? Арен! Вы же звали так полотно? Да? Оно ведь живое?

— Зан, — дернул за рукав своего друга Ристар, привлекая его внимание, и мрачно поделился своими наблюдениями. — Он просто издевается. Просто… не обращай внимания…

Веяру еще хотел сказать многое, например, что Видящий явно за столько лет одиночества сошел с ума, но сдержался. Хоть и такой, но он все же был уважаемым драконом общины.

— Вы вновь раскрыли мой замысел? — заметно расстроился Привратник.

Внезапно озарилось ярким светом Арен драгнери, и словно пылая от гнева, стало выводить послание адресованное своему смотрителю. Ристар попытался прочитать письмена, но они были такими яркими, а вязь такой маленькой, что у него невольно заслезились глаза.

— Я же говорил, — довольно хмыкнул Видящий, даже не смотря, что выводит огненной вязью полотно. — Она совершенно не умеет думать. Поддаться на такую хиленькую провокацию… И ты еще хочешь называть себя живым существом, глупый камень?

Каменное полотно раскалилось докрасна и выведя огромными рунами слова на ишемери: «Рогатая чешуйчатая гадина», вновь полностью потухло.

Привратник, довольно хмыкнув, филосовски заметил, общаясь к невольным свидетелям ссоры:

— И так каждую неделю.

Хасшер некультурно раскрыл от удивления рот, уши Зангерела запылали сильнее полотна, а Ристар задумался с какого момента поход к мудрецу общины, превратился в форменное безобразие. И главное — зачем они решили сюда прийти?

— И все же, Видящий, — решил прекратить это безобразие тень драконов, вернувшись к тому, на чем остановилась их беседа. — Где мне найти в долине своего сына? И что за пророчество с ним связано?

— Немэрэ… Я не пророк, кровь Веяру, — грустно улыбнулся светлоглазый дракон, с тоской глянув на мертвый камень, что раньше был яркой реликвией. — Я говорю лишь то, что вижу. А видел я, что твой сын сможет принести мир в долину. И если тебе или же вашей общине так важно его найти, то ищите. Я в ваши дела вмешиваться не стану.

— Но почему?

— Не которые видения лучше не озвучивать, — серьезно глянул на тень драконов Видящий, Ристар почувствовал древнюю силу, что будто окутывала ровесника Прародителей, — если не хочешь лишиться будущего. Мне нечего вам больше сказать. Уходите.

Хранитель знаний встрепенулся, будто очнувшись ото сна, и только открыл рот, чтобы о чем-то спросить, как его остановил Видящий:

— И на твои вопросы, юный Хранитель мне нечего ответить. Найдешь ли ты то, что ищешь, зависит от тебя. Ты должен выбрать — жизнь или же та библиотека. — Привратник повернулся к робкому Хасшеру, и внезапно рассмеялся, да так чисто и задорно, что юный дракон заулыбался ему в ответ. — Хотел бы я, чтобы и мне посоветовали с какой драконицей связать жизнь, а то эта глупая глыба мне до хаоса надоела, — он подмигнул вмиг смутившемуся подростку и, приложив к губам палец, шепнул. — Выбери четвертую.

— Четвертую?! — воскликнул Хасшер. — Но их всего три!

— Вот именно, — улыбнулся Видящий. Ристару даже показалось, что это была не улыбка, а скрытая издевательская ухмылка. «Четвертую… — проворчал про себя дракон, чувствуя, что младший братец переложит все свои проблемы на плечи единственного родственника. — Где я ему найду четвертую? Сотворю из воздуха?»

Озадачив подростка и его старшего брата такой неразрешимой дилеммой, Привратник вновь повернулся к Зангерелу.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, юный Хранитель, — Зан нахмурившись, посмотрел на Видящего, ожидая пояснений. — Что отдать свою жизнь за потерянные знания несущественный пустяк. Что процветание общины намного важнее, чем жизнь одного дракона… Она тоже так считала, вот только в плату брала чужие души, отговариваясь тем, что «все на благо драконов». Так вот скажи мне, потомок той, что положила на алтарь всех, кроме себя, достойны ли знания столь высокой цены?

— Я…

— Не говори сейчас, — слегка улыбнулся черный дракон, с невыносимой тоской посмотрев на замявшегося Хранителя, что услышал новый взгляд на потерянную историю. — Ты будешь врать себе и другим. Задумайся об этом, когда придет время. Задумайся и реши…

— Мое решение не поменяется, — упрямо сощурил синие глаза Хранитель знаний. — Знания важнее жизни, потому что без них она бессмысленна.

Видящий покачал головой, но так и не стал переубеждать упертого юношу. В каждом, кто приходил к нему за советом он видел отражение тех, кто уже давно покинули этот мир. И в Зангереле дракон почувствовал дух той дерзкой девчонки, что не только стала легендой при жизни, создав библиотеку, которой даже спустя тысячи лет нет равных, но и не испугалась его… «Знания важнее жизней», — также убеждала она Привратника каменного полотна, пытаясь обратить его в свою веру. Он слушал ее и молчал, считая, что каждый имеет право на свое мнение. «Я отдам жизнь за процветание рода драконов!» — патетично восклицала Масмэри, стряхивая с плеч золотые кудри. — Ты мне веришь, сын Матери?» Он лишь едва заметно улыбался, надеясь, что грядущее, которое видели его глаза, никогда не претворится в жизнь.

«Ведь будущее, словно изменчивый ветер», — убеждал себя дракон, смотря со стороны, как с каждым годом эта дерзкая девчонка все глубже опускает свою душу в Хаос. И все ради знаний. Ради будущего процветания драконов. Ей уже не хотелось отдавать свою жизнь ради идеи, она положила на ее алтарь других, восклицая при этом, что это все во благо драконов. Столетия летели словно опавшие листья с древа жизни, мир неуловимо менялся, как и те, что его населяли…

Теперь его давняя подруга, та, которая пыталась научить его любить мир и показать всю его красоту приходила к нему только с конкретной целью — узнать как можно больше о мироздании. Юная златокудрая девушка, что озаряла своей улыбкой темные своды его пещеры, исчезла, оставив вместо себя жестокую, гордую женщину, стремящуюся познать далекое будущее и древнее прошлое. С болью в сердце Видящий давал ей знания, пытаясь найти в ее холодных сапфировых глазах тот свет, который раньше так радовал его душу и неистово желал, чтобы она наконец-то остановилась.

Но Масмэри наоборот, возомнила себя равной Матери. «Я хочу знать все! — требовала теперь она, с нетерпением ожидая выполнения своего приказа. На все мольбы Привратника остановиться и посмотреть со стороны в кого она превратилась — фыркала, а если он отказывался ей подчиняться, обещала превратить его жизнь в нескончаемый кошмар. Не в силах больше наблюдать со стороны, во что превращаются дети Матери, во что их превращает Масмэри, он впервые в своей бессмертной жизни решил вмешаться в события и одним взмахом руки предрешил судьбу золотой драконицы, вытащив из тела и заточив ее дух в Арен драгнери. Он просто хотел сохранить хоть частичку того ослепительного сияния, пока оно полностью не исчезло, поглощенное тьмой. Неистовая тоска и всепоглощающее горе накрыли саваном сердце древнего существа, что собственными руками сгубил ту, которую трепетно любил все эти столетия. Аккуратно взяв бездыханное тело Масмэри и отнеся его в библиотеку, которую она кропотливо собирала не щадя себя и других, он на прощание нежно провел когтистой рукой по ее холодной щеке и, обратившись в дракона, сжег библиотеку дотла.

«Знания приносят лишь боль, — ответил он на все гневные обвинения своих бывших соплеменников, смотря на пылающее зарево. — А книги окропленные кровью — ничтожны».

Пытаться отрицать свою вину в совершенном он не видел смысла, смирившись со своей судьбой еще тогда, когда замахнулся рукой на ничего не подозревающую Масмэри, намереваясь вытащить из нее душу. Зачем ему видеть свет, если радоваться лучам солнца не будет та, что показала ему этот мир? Зачем пытаться изменить судьбу других, если свою он изменить не в силах?

Одиннадцать Великих и первый наследник Масмэри, которых теперь драконы называют Прародителями, возвели врата Эрудра, отрезав Видящему путь к солнцу и обрекая его провести вечность во тьме. Он добровольно стал охранять Арен драгнери, тем более что его светоч, заключенный в реликвию, теперь сиял ему вечность, напоминая каждый миг дракону о его поступке и показывая, что никто не в силах изменить судьбу.

С течением времени история забывается, обрастает легендами, и даже драконы теряют привычный трепет и страх перед заключенными во тьме древними силами. С того времени минуло больше трех тысяч лет, а он все ждал, дремая под реликвией, когда потомки его палачей сунут свой любопытный нос в секреты предков. «Знания приносят лишь боль, Арен, — с грустью повторял он, гладя сияющее золотым светом каменное полотно, чувствуя под ладонью тепло души Масмэри, — но никто не может без них жить».

И отчаявшиеся драконы, что проигрывали третью войну с людьми, решились нарушить завет предков и открыть запечатанную душой Прародителя дверь в темницу. Их радушно встретил Видящий — он подарил общине новую надежду, вдохнул жизнь в забытый Матерью город и утешил потасканных судьбой, изгнанных людьми драконов, что так хотели мира и спокойной жизни. Он все также был пленником врат, но многовековое одиночество постепенно забывалось, как так и не вспыхнувшее желание увидеть свет. Зачем это дракону, что итак смотрит на мир в своих видениях?

— Запомни кровь Масмэри, — тихо проговорил черноволосый дракон, смотря на потухшую реликвию. — Твои знания будут ничтожны, если ты не познаешь бесценность жизни, особенно, ценность своей души, — и, посмотрев прямо в глаза растерянному Хранителю, дополнил. — Я не хочу, чтобы ты пошел по пути своей Прародительницы.

Зангерел хмуро смотрел на Видящего, и отказываться от своих убеждений и мечты по возрождению библиотеки предков не спешил. Для него эти слова еще были пустым звуком, а желание возродить былое величие общины было слишком велико.

Ристар также прислушался к словам древнего дракона и с беспокойством посмотрел на друга, надеясь, что уж слова Видящего смогут убедить друга поменьше времени проводить в библиотеке и больше на свежем воздухе. Хасшер даже скрестил наудачу пальцы, уж ему как никому другому надоело мыть стеллажи и протирать книги от пыли. А мастера выгнать из обители пыли было невозможно.

— Чуть не забыл, — внезапно произнес Привратник, смотря на Зангерела. — Говорю сразу, охочий до знаний юный Хранитель, меня исследовать не надо. В этом нет нужды, и я до сих пор не отошел от ее всех экспериментов. — Зан расширив глаза от удивления, уже хотел что-то спросить, но его опередил Видящий, припоминая все то, что с ним вытворяла в свое время Масмэри. — Нет, у меня нет хвоста, под одеждой тоже нет ничего интересного… целоваться лезть не надо, за рога дергать тоже… Что же она еще делала… О-о-о… — внезапно протянул черноволосый дракон, мечтательно улыбнувшись. На бледной коже Видящего появился едва заметный румянец. — И все реакции организма у меня в норме и ты, юный Хранитель, не златокудрая красавица, чтобы их увидеть.

Зангерел после такого откровенного признания в шоке закрыл рот, но через несколько мгновений, словно опомнившись, пробурчал себе под нос:

— Не очень-то и хотелось, — щеки и уши Хранителя знаний предательски заалели, выдавая того с головой. — Но хоть результаты исследований Масмэри я получить могу?

Видящий окинул дракона уничижительным взглядом.

— Ясно, — слегка расстроено вздохнул Зангерел. — А жаль…

Ристар утомленно потер глаза, уже устав удивляться. Если бы кто-нибудь ему раньше сказал, что Прародительница Масмэри ради эксперимента соблазнит Видящего, то он обсмеял бы этого выдумщика и посоветовал бы ему проспаться.

<b> [1]аршин</b> — единица измерения длины, примерно равная 0, 8 метров.

<b> [2]В роли драгон има</b> — это значит, в роли почтальона, доставлять послания.

***

— И долго ты будешь оплакивать свою никчемную жизнь? — внезапно раздался у меня в голове чей-то подозрительно ласковый голосок. — Бедная, бедная деточка. Платочек тебе дать, чтоб сопельки подтереть?

«Ну все, Элис, добегалась, теперь ты слышишь голоса, — флегматично заметила я, ущипнув себя за руку. Было больно, но навязчивые звуки никак не желали исчезать. — А дальше что, будешь сражаться с деревьями, веря, что это гнусный вражина?»

— О… ну если тебе так нежеланна своя жизнь, уступишь место? Обещаю, я о тебе позабочусь…

Я догадывалась, что со дня бойни в пещере стала постепенно сходить с ума, но все же надеялась, что это со временем пройдет и все придет в норму, или же хотя бы не будет развиваться столь быстро. Сначала чьи-то чужие мысли, какие-то странные сны, после — кровавое пиршество на берегу лесного озерца, а сейчас…

Стараясь игнорировать свою навязчивую вторую личность, я встала, отряхнулась и огляделась по сторонам. Лес будто дышал жизнью, и это чувствовалось во всем: в щебете птиц, в шелесте листвы, в том, как под ногами хрустела опавшая листва, что устилала землю вперемешку с желтоватой травой, и сухими иголками хвои. В нем даже дышалось легче: слегка резковатый запах хвои, насыщенный древесный аромат смолы и сухой травы, будто окутывал меня со всех сторон. Как же я соскучилась по этому насыщенному разнообразными запахами воздуху. Лес… мой такой родной, привычный с детства лес…

Я дотронулась пальцами до холодного бархатного мха, что находился с левой стороне ствола ели. Мне всегда нравилось к нему прикасаться, гладить его, будто шерстку, чувствовать кончиками пальцев его нежные листоподобные отростки. Помню Гелион как-то раз рассказывал, что в Валене изо мха делают чудесный яд, вызывающий перед смертью красочные галлюцинации, его еще ласково называют «Яд несбывшихся желаний». Хотя в сочетании с ягелем* его используют в целебных настойках северяне. А вот южане делают из мха качественную выпивку болотного цвета — ирлинг, что имеет приторно-сладкого аромат, а на вкус отдает горчинкой. Вроде из-за этой выпивки и случился знаменитый бунт в городе Кристон, людям нравились те галлюцинации, что дарил им ирлинг, и они были против запрета на его производство.

И что я сейчас делаю? Жалею себя? Пытаюсь отвлечься от навязчивых мыслей, обратив свое внимание на то, что меня окружает?

Как не прискорбно признавать, моя навязчивая вторая личность права — я слаба и никчемна. Я кто?! Девица на выданье, что разводит мокроту на пустом месте? Нет. Я дева битвы, урожденная Великого клана Северный ястреб, правнучка нашего Предводителя Альвисса! Что бы сказал он, увидев меня в таком виде? Да он послал меня в Глубины Тасхель, чтобы я больше не позорила его род своим существованием! Ну и какая разница, что мой отряд отправился раньше в чертоги Варланга? Все там когда-нибудь будем пить за одним столом хмельной эль, слушая о ратных подвигах друг друга. Испугалась того, что очнулась неизвестно где, около растерзанного тела соратника? Тоже мне причина! Да у нас воины после пира три дня прийти в себя не могут, ходят словно ходячие, требовательно что-то мычат, держась за головы, а порой и за другие части тела, все зависит от того, как и где они провели вечер, ищут как неупокоенные кружечку пива и ничего не помнят. Да им на это и наплевать, так почему меня должно волновать небольшое помутнение рассудка? О, Вересхей… развела я на пустом месте трагедию созыва кланов. Тошно.

— Правильно думаешь, деточка. Ты жалкая, ничтожная…

— Да кто ты такая?! — мысленно воскликнула я. Не могу поверить, что я в глубине души такая хамка! Если первые разы появления в глубине сознания чьего-то голоса я могла списать все на усталость, шалящие нервы, что постепенно схожу с ума, то сейчас меня терзают смутные сомнения, связанные с моим чудесным исцелением…

— Твоя совесть, честь и здравый смысл, — мне почему-то показалось, что моя невидимая собеседница довольно ухмыльнулась. — И я тебе от чистого сердца говорю — сдавайся. Ты ни на что негодный кусок ходячего мяса. О, забыла еще кое-что! Ты обязательно умрешь и попадешь к своим поджаристым до хрустящей корочки друзьям, которые стали королевскими блюдами для крыс, жуков и падальщиков. Так зачем бороться? Смирись, отпусти свой разум…

— За-мол-кни! — зажмурившись, я зажала руками уши, моля Повелителей, чтобы этот голос исчез. — Замолкни! Замолкни!!! Тебя не существует! Ты плод моего воображения!

К моему облегчению невидимая собеседница исчезла. На несколько мгновений. А после заливисто рассмеялась, да так, что у меня в ушах поднялся звон.

— А ты шутница… — отсмеявшись, произнесла она. — Долго думала о том, что я твой внутренний голос? Хотя, что же это я?! И вправду, я ведь говорю лишь с тобой! Какая досада, мне в собеседницы досталось такое ничтожество.

— Сгинь!!! — воскликнула я, ударив ближайшее дерево кулаком, к счастью, мыслей приложиться об шершавый ствол головой, не пришло. Рука вспыхнула болью, и я, сдавлено, будто умоляюще, простонала. — Исчезни… Несфея, молю, спаси от безумия…

— Ты бы еще Матерь попросила помочь, — почему-то обиженно фыркнул женский голос. — Дура — вот ты кто, не ведаешь своего счастья от знакомства со мной. Ладно, я вижу, что сейчас с тобой бесполезно говорить, ты можешь только жалеть себя…

И голос, словно растворившись в сознании, исчез, оставив меня в одиночестве. Я пару минут прислушивалась к своим ощущениям, дожидаясь, когда вновь в моем разуме раздастся этот раздражающий голос, но словно в насмешку он никак не хотел проявляться вновь. Может и вправду я сошла с ума, раз слышу в голове такое? Или же… а может это совсем не то, что я думаю и моя вторая личность на самом деле…

— …син! — принес ветер чей-то отголосок. Я настороженно замерла, посмотрев в ту сторону, откуда послышался голос. Подумать о том, кто живет у меня в голове, можно было и позже. А лучше вообще не думать, а просто ее игнорировать. Да, отличная мысль, так и поступлю, а то не приведи Повелители, меня посчитают сумасшедшей…

— …исин! — снова раздался чей-то зов, но откликаться я не спешила, а вытащив из сапога кинжал и спрятав его в рукаве, я, стараясь как можно меньше шуметь, двинулась в его сторону, где послышался подозрительно знакомый голос Кастиена. Узнавать, что он здесь забыл и главное — как очутился, мне было недосуг. Я подозревала, что Кас и тот южанин были сообщниками, и северянин вполне мог решить закончить начатое дело своего дружка, убив меня. Про этого несносного ребенка я старалась не думать, если Амару не глуп, то за ночь он успел убежать, а если нет, то упокой Тасхель душу своего порождения…

Как я и подозревала, меня встретил усмехающийся Кастиен, который рассмотрев, в каком я виде заявилась, скептически хмыкнул:

— Милаха, ты что, купалась в одежде? Ну извини, что отвлек тебя от такого важного занятия…

Я настороженно подошла ближе, готовая в любой момент отразить атаку воина.

— Что ты здесь делаешь? — произнесла я, держа его в поле зрения и следя за каждым движением. Неизвестно что он предпримет, и его расслабленная поза, дружелюбный тон, возможно, были всего лишь уловками, чтобы притупить мою бдительность. Хотя выглядел он раскованнее, чем тогда в лагере. Вместо теплой меховой накидки он надел плащ с широкими рукавами, через которые были видны нарукавники из грубой кожи, на нем были обычные штаны, сапоги, рубаха… даже намека на доспехи не было, словно северянин не ожидал ни от кого нападения. Его оружие пребывало в ножнах, лук в колчане со стрелами за спиной, в руках находились только нож, длинная палка и почти полностью наполненное лукошко с грибами. Это слегка сбило меня с толку.

— Что?! — слегка возмутился он, заметив мой интерес к его улову. — <i>Гис террэ</i> дивно хороши!

Гис террэ? А… точно, эта фраза на ишеми примерно означает «грибы», причем не просто грибы, а грибы лесные… Ладно, познания в другом языке сейчас не важны…

— Кстати, Элисин, когда ты в следующий раз уйдешь, предупреждай дите об этом. А то малец весь испереживался.

— Амару? — заметно удивилась я, на миг позабыв об исходящей от Кастиена опасности, и неожиданно для себя спросила. — С ним все в порядке?

— Да что с ним сделается, — проворчал северянин и указал рукой куда-то позади меня. — Да вот он, ждет не дождется, когда его заметят.

Я вмиг повернулась и пораженно раскрыла глаза, увидев в небе белоснежного маленького дракона. Перламутровые чешуйки радужно переливались на солнце, яркие, словно два желтых топаза, глаза робко смотрели на меня, словно он в томлении дожидался моей реакции, не решаясь, но нестерпимо желая подлететь ближе. Дракончик был небольшой — размером не намного меньше коня, у него были длинными перепончатые крылья, покрытые поблескивающими чешуйками, на голове не было рогов, как у других драконов, даже шипы на спине и хвосте маленькие и выглядели не опасными. Да и сам он выглядел так, словно являлся не тварью Тасхель — совершенным орудием для убийств, а умильной зверюшкой, вроде котенка снежного барса, которого хочется приласкать, но нужно быть постоянно начеку.

Амару заметив, что я нападать на него не собираюсь, ловко лавируя между деревьями, приземлился на землю и, крадучись, пошел ко мне, неотрывно следя за каждым моим движением. Он шел тихо, осторожно, я почти не слышала его шагов, лишь хвост Амару слегка качался в разные стороны, задевая шелестящую сухую желтую траву. Наблюдать за ним было забавно — «большая зверушка» пыталась быть как можно незаметнее, с опаской принюхиваясь ко мне. И не поверишь, что это и есть тот приставучий мальчишка, который из кожи вон лез, чтобы привлечь мое внимание и заслужить одобрение.

Мало того, что я совершенно не боялась драконыша, так еще у меня даже в мыслях не возникло идеи напасть на него, когда он будет в опасной близости от меня.

— Амару? — прошептала я, осторожно протягивая вперед свои руки, и легонько подалась вперед, чтобы дотронуться до его мордочки. — Это я, Элис.

Дракончик от неожиданности вздрогнул, но пыхнув паром, охотно уткнулся чешуйчатым носом в мои ладони. Его нос на удивление был холодным, а вот дыхание горячим, почти сразу согревшим мои замерзшие руки.

— Ну вот и славно, — хмыкнул позабытый мной Кастиен, убирая руку с рукоятки меча. Я удивленно на него посмотрела, только сейчас осознав, что он не только знает об истинной природе Амару, так еще против него ничего не имеет.

— Как же… — прошептала я, смотря то на детеныша дракона, то на северянина, — ты знал?

Воин иронично улыбнулся и пожал плечами:

— Милаха, у всех свои секреты…

Амару неожиданно одобрительно рявкнув, — звук был похож одновременно на рык барса, рев медведя и тявканье лисы — радостно бросился к северянину и лизнул ему руки. Воин возмутился и попытался отодвинуть от себя разошедшегося детеныша, старающегося выразить свои эмоции, но потерпел сокрушительное поражение — Амару пихнул его в бок, но, видимо, не рассчитал силы, и Кастиен упал. Расстроенный своей оплошностью драконыш сразу попытался все исправить — помочь подняться северянину и одновременно попросить прощение, вылизав его лицо, но его благородный порыв опять не оценили.

— Сгинь, негодный… — пыхтел под детенышем северянин, пытаясь отодвинуть его морду от своего лица, — кыш… дракона мне…

Мне стало смешно и я, прикрыв рукой рот, тихонечко захихикала над мучениями бравого воина северного клана. Перед моими глазами уже пронеслась речь жреца, читающего заупокойную службу: «Он умер смертью героя — зализанный благодарным драконом…»

Внезапно, так и не закончив начатое дело по убиению свое спасителя, любопытный Амару повел носом, видно что-то учуяв, и обнаружил лукошко с грибами, которое при падении чудом уцелело. К сожалению, встречу с прожорливым всеядным драконом оно не пережило. Кастиену оставалось только горестно вздыхать, ибо дракон в один момент проглотил весь собранный улов северянина и довольно облизнулся, лукаво посматривая на него, мысленно требуя добавки.

— Вот же… — поднялся на ноги Кастиен и, отряхнувшись, взял в руки обслюнявленное разодранное лукошко. Он сердито посмотрел на довольного Амару, который как щенок стал вилять шипастым хвостом. — Это как называется? А?

Детеныш дракона в свое оправдание лизнул руки воину и, радостно подпрыгивая, кинулся ко мне. Я выставила вперед ладони и попятилась назад, справедливо опасаясь, что теперь настала моя очередь быть обслюнявленной и поваленной на землю. Мое веселье вмиг пропало, а сердце ушло в пятки. А как иначе, когда на тебя движется нечто большое с явным намерением поиздеваться всласть?

— А-амару, — проговорила я, как можно грознее взглянув на разошедшегося мальчишку. — А ну стой!

Чудо, но дракончик вмиг остановился, с обожанием взирая на меня своими янтарными глазищами.

— Веди себя как положено дракону! — неожиданно для самой себя строго приказала я. Он недоуменно наклонил голову набок и огорченно вздохнул, выпустив из ноздрей струю пара.

— Сжигать деревни и красть женщин? — учтиво осведомился в моей голове голос. Я мысленно застонала, негодуя, что шизофрения вернулась. — Ты чему учишь моего ребенка, нахальная девка!

— Опять ты? Сгинь к Тасхель, нечестивое создание и замолчи!

— Так сгинуть или замолчать? Ты уж выбери одно… — насмешливо протянула она.

— Сгинь!

— И исчезнуть из твоей увлекательной жизни? Дорогая, ты многого хочешь…

К сожалению, мой внутренний диалог не остался незамеченный.

— Чего это тебя так скрутило, — поинтересовался северянин, подозрительно на меня поглядывая, — аки червяки в животе зашевелились?

Я возмущенно на него посмотрела, пытаясь не обращать внимания на оглушительный смех своей второй личности. Червяки в животе? Точно. Один большой толстый червяк, но вот только не в животе, а в голове. И как мне от него избавиться? Ведь тыквенных семечек будет маловато…

Ягель* — олений мох.

***

Тихо потрескивал огонь, жадно сжигая сухой хворост, над ним, нанизанные на длинные ветки, жарясь, истекали соком несколько крупных рыб… Амару сидя на корточках прямо возле огня, неотрывно следил за ними, глотая слюни. Он почти не двигался, чтобы, не дай Повелители, не разорвать зрительный контакт с будущим обедом и пожирал глазами упитанного сома, которого, как меня уверяли, он сегодня сам поймал в озере, после того как меня нашли. Узнавать то ли это было озерце или же другое я не собиралась, мне было слегка неловко от осознания того, что они могли там обнаружить и приписать мне.

Длинные белоснежные волосы Амару были переплетены во множество косичек и подвязаны кожаным шнурком в хвост, и теперь он больше был похож на маленького северянина, только вот не хватало прицепленных к волосам перьев и оберегов, отлитых из металла. В новом облике ребенка чувствовалась твердая рука Каса, видно, пока меня не было рядом, они умудрились найти общий язык и сдружится. Да и само поведение мальчишки как-то неуловимо поменялось: в его взгляде, в движениях проскальзывала какая-то настороженность, он все также широко улыбался, приставал ко мне и к воину, задавал глупые вопросы и вредничал, но не было той прежней легкости в общении. Он теперь ходил хвостиком за Кастиеном, а северянин мало того, что не прогонял его, а наоборот, привечал и с готовностью отвечал на все вопросы. Я себя стала чувствовать лишней, хотя не выдержала, если бы каждую минуту ко мне подбегал мальчишка, таща в руках, например, ветку и спрашивал, как она зовется на ишеми или же канючил еду.

Да… все после этой ночи поменялось, на многие вещи я стала смотреть по-другому, хотя честно, мне было страшно. Очень страшно… оставаться одной. Этот голос, что звучал в моей голове пугал меня, я не могла понять что это, но точно знала, что «она» может управлять моим телом и это ощущение приводило меня в замешательство. А что если в следующий раз она не просто станет мысленно общаться со мной, а вдруг решит, вытурить законную хозяйку со своего места и вновь захватить управление телом? Что если я усну и вновь очнусь перед распотрошенными трупами, например, Кастиена и этого детеныша? Эти вопросы угнетали меня, и чтобы до конца не сойти с ума, мне нужно было находиться в компании: слушая других и наблюдая со стороны за их действиями, я просто выкидывала из головы эти глупости. О, Несфея, защити свое дитя… Ресхей, дай мне мужества и сил противостоять этой напасти.

— Элис грустит? — неожиданно поинтересовался у меня Амару, но так и не оторвал взгляда от вожделенной рыбы, будто она могла от него запросто сбежать. Кастиен, который сидел по другую сторону от костра и штопал мешок, ехидно усмехнулся.

— С чего это ты решил? — фыркнула я и подбросила в потрескивающий костер еще веток. Огонь жадно принял подношение, благодарно лизнув теплом мои холодные руки. Придя на стоянку я сразу переоделась в сухое, а мокрую одежду развесила возле костра. Уже прошло несколько часов и ничто не напоминало о том «недоразумении», даже «она» молчала, чему я была очень рада, но вот только отделаться от неприятных мыслей мне было не под силу. Меня изнутри жгло беспокойство за других и страх за себя. После той картины у озера я не знала, что от себя ожидать...

— Ты поджимаешь губы, — он все же отвернулся от сома и продемонстрировал мне, как я это делаю, — вот так. А еще вздыхаешь — глубоко и грустно. Что-то случилось?

— Нет, — я можно приветливее улыбнулась ему, — все прекрасно.

Мне не поверили. Мальчишка нахмурил белые брови и, надувшись, вновь стал следить за рыбой. Почему-то обнимать меня и заискивающе смотря в глаза, выпытывать правдивый ответ он не спешил, хотя раньше бы сразу помчался. И что случилось?

— Совесть ее заела, малец, — вступил в разговор северянин, не отрываясь от своего занятия. — Вот что.

— С чего это? — возмутилась я. Тоже мне… чтец душ нашелся. — Я ничего не делала!

— Да-да… — протянул он, продевая нитку через ушко костяной иглы. — Слушай, а не плохо ты порезвилась на озере. Сразу видно — душу вложила…

По моей спине пробежался холодок: я сразу поняла, к чему клонит Кастиен. Значит, он все же это видел…

— Она меня защищала! — внезапно сказал, как отрезал, Амару и, нахмурившись, посмотрел на воина. — А он хотел убить. И Элис убить… как маму… — еле слышно пробормотав последнюю фразу он, насупившись, вернулся к своему занятию. Только вот я все же заметила, как мальчишка украдкой шмыгнул, и быстренько вытерев тыльной стороной ладони выступившие слезы, почти беззвучно добавил. — Не прощу…

— Он выполнял свой долг, малец, — примирительно произнес северянин, — как и все мы. Вот только головой чуток повредился… <i>Иссашес мэ</i>… (К сожалению)

— А ты? Как ты здесь очутился? И почему сам не исполнил долг?

— Кто бы говорил, элисин, — хмыкнул Кастиен и отложил заштопанный мешок в сторону. — Сама хороша, дракона мне в зад! Чего же ты сразу его не отправила к праотцам? И не надо привирать, что пожалела дите, ведь учат же с младых лет — сначала бей, а потом спрашивай. А потом как же… даже не прогнала и не напугала, а наоборот собрала вещички и умотала! Я все думал, когда же ты его в лес заведешь и там оставишь иль наоборот, горло перережешь, глазки ведь у него приметные, да и вопросы у всех рано или поздно возникнут, мол, кто такой, откуда свалился всем наголову. Дураки одни чтоль вокруг? Ну ладно уехала, Повелители с тобой, так если взяла ответственность, то до конца ее нести надо. Зачем позволила Суслику на мальца напасть? Почему сразу не остановила? Думала, есть дорога назад? А нет ее, дракона мне в зад! Как скрыла дите — так сразу предательницей стала! Таковы законы.

— Думаешь, я не знала, на что иду? Думаешь, мне легко было попрать заветы предков и его, — я указала на Амару, который бессовестно грел уши, — защищать? Как я тебе руку на безвинного ребенка подниму? Думаешь, у нас в клане лишь младенцев и детей резать учили?! Сама себя уважать перестану, если трону невинного ребенка… даже если это будет дите врага.

Кастиен улыбнулся и более приветливо произнес:

— Это я и хотел услышать и ты меня, элисин, не разочаровала.

Я нахмурилась, совсем не обрадовавшись такой проверке на вшивость. Кто он такой, чтобы осуждать мои действия и проверять меня на верность? Думает, я его и Амару предам после всего того что натворила? Да, мне будет стыдно смотреть в глаза деду, отцу, братьям и всему клану, если, конечно, они меня не сразу убьют, когда поймают, а дадут искупить свое предательство мучительной смертью у позорного столба, но больше отступать я не намерена. Мне нет дороги назад — она полностью скрылась во мраке, нет прощения моим поступкам, нет места среди предков в Зале Славы, и передо мной закрылись золотые врата в небесные чертоги Варланга. Я предательница, которая связалась с извечными врагами нашего рода — драконами, я проклята Расхеем, буду изгнана из клана, вычеркнута из Книги Жизни своей семьи, когда они прознают про мои поступки… Чего же он еще хочет? Чего жаждет услышать от меня этот северянин? Будет убеждать, что я сделала правильный выбор? Пусто… Зачем тратить слова, если я и так знаю кто я такая: проклятая Повелителями, кланом, обреченная нести клеймо предательницы до конца своей жизни. И никакие слова не смогут изменить эту данность. Так зачем ими разбрасываться? Я хочу жить, а куда меня заведет судьба и злой рок — на виселицу или же на золотой трон — мне все равно.

— Хотел услышать… — я горько усмехнулась, немигающее смотря на пламя костра. — Ты так и не ответил на мой вопрос, Кастиен Арэ, а все чего-то требуешь, что-то хочешь… — я перевела взгляд на него. — Да кто ты такой, чтобы требовать ответа с представительницы Великого рода, с дочери клана Северный Ястреб!

— Ой ли… — перестал улыбаться северянин и привстал с земли, положив руку на рукоять меча. — Ну если хочешь, могу и доказать свое право.

— С удовольствием, — не осталась в долгу я, показательно положив руку на длинный клинок в ножнах, что лежал у меня на коленях. Я как раз недавно его точила и чистила. Не то чтобы я была так сильно уверена в своей победе — мечом я владела не так хорошо как, например, с нагинатой и алебардой, но мне хотелось кого-нибудь ударить, а этот наглец так и нарывался.

— Вы чего? — забеспокоился Амару, недоуменный тем, как мы пристально друг на друга смотрели и держались за оружие. — Почему ссоритесь?

Кастиен нахмурившись, отвел взгляд первым и коротко обронил:

— Здесь задета честь клана, мелкий. Но не будет об этом, не время и не место.

— Не время и место говоришь? — полюбопытствовала я и издевательски улыбнувшись, передразнила его. — Ой ли…

Кастиен глубоко вздохнул и потер переносицу, сжав губы с такой силой, что они превратились в тонкую белую полосу. Видно сдерживать себя в его привычке не было, но он почему-то, к моей досаде, крайне не желал ссор.

— Да чего с женщины спросишь? — как бы невзначай проговорил он, снова заинтересовавшись штопаньем своего мешка. — Язык, как помело. Скажет глупость, а потом ревет в три ручья, когда за слова отвечать заставляют.

Возмутиться и потребовать его взять свои слова обратно я не успела, ибо вмешался один наглый малолетний дракон, которого, видно, мать не учила, что лезть в разговоры взрослых чревато.

— Честь? Клан? А что это? — пискнул мальчишка, с нетерпением дожидаясь, когда мы соизволим ответить на его глупые вопросы. От любопытства он даже повернулся ко мне, состроив одну из своих самых умильных мордашек. Если честно, я растерялась, проглотив пару колких словечек, и отвела взгляд, чувствуя себя немного виноватой. И что на меня нашло?

— Ты чего ль и в правду не ведаешь что это? — удивился Кас, в мгновение ока отвлекшись на ребенка. — Вот те на…

— Как можно не этого не знать? — изумилась я, пораженно рассматривая чешущего щеку мальчишку, никак не отреагировавшего на мое высказывание. Своим поведением он почти не отличался от обычного деревенского ребенка: энергичный, любознательный, ищущий приключений на свою голову и поразительно быстро находящий их, но вот порой Амару спрашивал такие глупые и понятные любому обывателю вещи, что просто диву даешься как раньше он жил на этом свете. И ведь самое страшное — не знаешь, как ему объяснить столь привычные вещи.

— Ну, первое, что ты должен разуметь, малец, — серьезно начал говорить северянин, — долиной правят кланы, которые живут по заветам предков и неукоснительно им следуют. Для нас заветы это честь, а честь — это жизнь и не только земная, но и души. Так что любой воин умрет, но не поступится своей честью, ибо кара за это последует страшнее, чем столетия мук у Тасхель за пазухой. Так наставляют детей с колыбели, и никто даже не будет ставить под сомнения заветы предков. Ты учти это и хорошенько запомни, — мужчина нахмурился. — Так как по этим заветам ты должен быть мертв, а твоя голова должна стать почетным трофеем в Зале славы одного из кланов.

— Но почему? — возмутился ребенок. — Я же ничего не сделал! И мама ничего не сделала! Мы жили и никого не трогали!

— Ой ли… — фыркнул воин, скривив губы в подобие улыбки. — А девчонку из отчего дома кто выкрал? А сгубил? Откупом* здесь не отделаешься, это дело только кровью омыть следует, да и драконы в заветах писаны, как твари Тасхель, подлежащие истреблению.

— Эсмель сама виновата… — пробубнил мальчишка, сжав голову в плечи и обвив руками колени. — Я ей говорил, что там опасно, а она… — он вдруг вскинул голову и обиженно посмотрел на Кастиена. — Да и неправильные у вас заветы, раз приказывают убивать других! Чем я хуже Эсмель? Она даже летать не умела и постоянно плакала, обзывалась! Грозилась, что меня убьют и маму! А я всего лишь хотел иметь друга… Я так хотел показать ей солнечное поле Духа гор… а она…

— Сделанного не воротишь, мертвых не вернешь, — равнодушно пожал плечами воин, совсем не тронутый его историей. Когда постоянно видишь смерть и даришь ее на полях битв, то становишься безразличным к чужому горю. Это неотвратимо, ибо если будешь принимать каждую смерть близко к сердцу, то однажды утонешь в сострадании, сожалении и чувстве вины. — Выбрось ее из головы малец, не тереби душу, а то вскоре она утянет тебя за собой.

— Не хочу… — упрямо буркнул Амару и стал смотреть на рыбу, видно решив, что наблюдать за ней намного интереснее, чем разговаривать с нами. — И заветы у вас нехорошие.

— Ты же сам хотел узнать, что такое «честь» для воина, — обратилась к мальчишке я. Мне не хотелось заканчивать беседу именно так, когда каждый оставался при своем мнении, я считала, что драконыш должен понять реалии нашего мира, а не отмахиваться от них, словно как от надоедливой мухи. Он должен знать, что ради одного исключения никто не будет менять правила, которым уже не одна тысяча лет, и никто не станет лучше относиться к драконам, ибо они были и будут извечными врагами людского рода и тут уже ничего не попишешь. А его ужимки, упрямство меня задевало, я чувствовала себя так, словно мне только что плюнули в душу. Нет, я знала, что Амару не хотел оскорбить меня и наши традиции, но все же…

— Я хотел узнать, что такое клан, а не то, что все хотят меня убить, — повернулся ко мне Амару, воинственно нахмурив брови и упрямо посмотрев прямо в глаза. В его взгляде читалась скрытая душевная боль, обида и непонимание того, почему мир так несправедлив и жесток по отношению к нему. — Это я и без вас знал, особенно после вчерашнего… Но мне уже больше не интересно, я понял — там живут одни убийцы.

— Да дракона мне в зад! — внезапно рыкнул на него Кастиен, похоже уязвленный высказыванием, — хватит распускать нюни! Аж тошно слушать… — мальчишка испуганно вжал голову в плечи, будто бы его собирались ударить, но вместо этого северянин замолк и, видно, немного поостыв, миролюбиво предложил. — Иди, лучше проверь, рыба вродь готова.

Амару нехотя встал, исподлобья посмотрев на северянина, и сел на корточки возле костра. Он потыкал свою большую рыбу пальцем, будто думая, что она сейчас как дернется и забьется на ветке в судорогах, и вытащил их из земли. Обед дивно пах и у меня призывно заурчало в животе, когда мальчишка осторожно протянул ветку с насаженной на ней рыбой сначала мне, а потом и Касу. От рыбы шел обжигающий пар, и даже на ветке чувствовалось тепло костра, но Амару, похоже, не заботили такие мелочи. Довольно плюхнувшись обратно на свое место, он облизнулся, пожирая своего упитанного сома глазами, и с несказанным удовольствием впился зубами ему в бок. Сок брызнул из брюха рыбы и мгновенно потек с его подбородка на одежду. Я даже не успела предупредить его о том, что надо подождать, пока сом остынет, а потом, увидев, как мальчишка аппетитно уплетает за обе щеки рыбу, не отвлекаясь даже на то, чтобы вытащить кости и убрать голову, закрыла глаза на это безобразие.

После сытного обеда северянин, довольно покусывая травинку, вытянул к костру свои ноги, решил продолжить прерванный рассказ. Настроение у него была благодушное, даже я, позабыв свои недавние проблемы, убирала высохшую одежду в котомку с улыбкой на лице. Скоро нужно было отправляться в путь…

— А теперь слушай и потом не говори, что тебе об этом не поведали. Кланов всего девять, — Кастиен достал из голенища сапога кинжал и начертил на протоптанной земле очертания нашего королевства. — Двое на каждую сторону света, чтобы оберегали нашу долину, а один в сердцевине, связующий всех воедино. — Он с силой воткнул кинжал в центр рисунка, — Клан Варланга правит нашими кланами, это благословенный род великих воителей и мудрых правителей.

Долина была огромна, богата природными дарами, полноводными реками и горными красотами. С запада ее омывало Неспокойное море, на севере расположилась Великая ледяная пустыня, губительная для всего живого, а восточнее — неприступная гряда Северных гор. Южные горы, прозванные в народе как Заступные, являлись же естественной южной границей и защитой от наших извечных врагов талкнийцев. В целом наша страна напоминала продолговатую хлебную лепешку, ощипанную и покусанную кем-то по краям.

Да, Кастиен был прав, но он ошибся в одном — нами правит Совет мудрецов, а не Верховный король. Он только одобряет или же опровергает решения старейших, созывает кланы на войну и вдохновляет всех своими речами, и разрешает просьбы жителей. Верховный король является олицетворением своего предка Варланга, он наш предводитель, но клянемся в верности на заветах мы не ему, а главе клана, а вот уже тот дает зарок служить верой и правдой владыке Данстейна. Но эта клятва не распространяется на Совет, те же склоняют голову только перед Повелителями судеб, они служат лишь королевству, свято чтят традиции и зорко следят, чтобы потомок Варланга не сбился с пути, заповедованного нами предками.

— Значит, — задумчиво проговорил Амару и показал пальцем на меня, — эти рисунки на лице говорят, что вы служите разным кланам?

— Да, малец, это наша гордость, — Северянин кивнул и прикоснулся пальцем к своему лбу, на которой был начертана вязь неба. — Каждый воин после посвящения получает особый знак клана вместе с благословением Повелителя, которого чтит община. У Ледяных Соколов — это Повелительница судеб Дженея, — он достал из-под рубахи цепочку, на которой висело потемневшее от времени серебряное око, вписанное в круг. Мужчина почтительно прикоснулся к нему губами и приложил на несколько мгновений к переносице. — Владычица, что смотрит сквозь время и плетет на полотне жизни наши судьбы. <i>Арэ наметари Дженея ис…</i> У милахи же, — он кивнул на меня, — Вересхей, приносящий удачу во всех делах. У других кланов — другие покровители. Всего Повелителей восемь, а девятый клан находится под присмотром самого Варланга.

Если у Кастиена вязь неба находилась на лбу, как у всех северных кланов, то у меня же она была на правой щеке — я из западного клана, и в отличии от него на моем рисунке была руна «хазе», знак, гласивший, что я представительница не только клана Северный Ястреб, но и родилась в Великом роде.

В одном клане было множество родов, отличавшихся друг от друга по деятельности, числу и положению в общине, но во все времена руководил ими Великий род. Чем же он велик, что его так прозвали, я не могу с уверенностью сказать, меня с детства приучили не задавать лишних вопросов и принимать свое положение как данность. Я знаю точно одно — ни один другой, кроме Великих родов не может и доли секунды смотреть на грань и остаться при этом не только в живых, но и в здравом рассудке. Конечно, у нас в клане были рода и магов, но те только могли черпать силы из грани, и никогда ее не видели, а маги, которые были из нашего рода, становились Провидцами, потому что только они могли общаться с духами предков и хранителем клана. Но такие дети рождались очень редко.

— А-а-а… — протянул мальчишка и, задумавшись, почесал затылок. — Значит ваши Повелители это как бы духи?

— Духи? — непонимающе нахмурилась я. — Души обычных умерших попадают за грань, а воинов — в чертоги Варланга. Повелители это… — я запнулась на слове, не зная как объяснить такую простую истину непонятливому ребенку. Это все, что окружает нас, наши защитники, опора в трудный час… но говорить такое, по-моему, глупо. — Повелители охраняют нас от зла.

Я мысленно послала свой язык к Тасхель. Ну вот — сказала самую, что ни на есть, великую несусветную чушь! Могла ведь что-нибудь получше придумать! Элис, ты глупая пустоголовая голова!

— От какого зла? — сразу поинтересовался Амару и придвинулся ко мне поближе, чтобы лучше меня слышать. Я покраснела и отвела взгляд, став мысленно пинать себя ногами. — А зло это что? Место? Человек? — мальчишка опустился до трагического шепота. — Дракон? Дух? А что он натворил, почему его охраняют? Он чего-то боится?

Моя душа полностью и безвозвратно погрузилась в пучину уныния. И как я ему все это объясню? О, Великий Вересхей… Что за несносный ребенок, с ним я все чаще и чаще начинаю чувствовать себя глупой.

— Зло, эт зло, малец, — хмыкнул Кастиен, не став заворачиваться с определениями. — Глава в дурном здравии эт зло, причем великое, непобедимое и мстительное, пустой погреб в разгаре пира — зло. Куда не глянь — везде оно. А Повелители никакие не духи, они скорее как… ну, положим у вас, драген ис, есть Матерь, вот и Повелители с ней одного поля ягоды.

— А-а-а, — облегченно вздохнул Амару, видно «Матерь» ему была знакома. — А я-то думал, что они духи. Ну, когда Элис постоянно шептала имя этого, Вересхея, я решил, что она просила помощи у Духа леса. Я еще так удивился, думал, что откуда она знает его имя?

— Духа леса? — я не поверила своим ушам. В голове сразу стали всплывать строки из старинных книг, которые я читала в детстве, почти мгновенно сменившись оскаленной мордой одержимого снежного барса. — Но мы же встретили духа леса! Того барса!

— Неее, — сразу замотал головой ребенок и стал показывать мне что-то на пальцах. — Это был — во, — он обвел руками полукруг над своей головой. — А Дух леса — это все что вокруг. Даже сейчас мы им дышим, он постоянно рядом, и мама говорила, что он может уберечь от беды, показать правильный путь, а если ты ему не понравишься, то завести в непроходимый лес или же сгубить. Той кисы он просто коснулся, чтобы… — он нахмурился, видимо подбирая нужные слова, — стать через нее живым: видеть глазами, слышать ушами, чувствовать, как мы. Это как я бы сейчас поменял свою форму и взлетел в небо. И Духов много. У каждого места есть свой защитник. У гор — Духи гор, у рек — Духи рек… только небо не имеет своего Духа… хотя, мама говорила, что небо всегда защищали драконы…

Мальчишка неожиданно замялся и замолчал, похоже, он сам мало верил в то, что говорил. Да… даже мне трудно представить у неба защитников, не то что Амару, который никогда и не видел своих соплеменников.

Я посмотрела наверх, на небесную синь воздушного океана. Его невесомые корабли — облака, бороздили тысячелетиями эти просторы, все не в силах найти свою тихую гавань, птицы, как рыбы плескались в его бескрайних воздушных водах, ветер — его переменчивое течение: стремительное и тихое, холодное и теплое, злое и ласковое. Мне на миг представилось, как величественный дракон взмахнул своими громадными крыльями, оттолкнулся от земли и стремительно взлетел в небо, издав победный громоподобный рев. Поблескивающая на солнце чешуя засверкала, словно переливающийся гранями драгоценный камень, заставив меня охнуть от восхищения, казалось, что еще миг и венценосная костяная корона засияет как ослепительный луч света, а широкие крылья будет разрезать не воздух, а время и миры. От него так и веяло величием — Владыка неба вернулся в свою родную стихию, поражая воображение гибкостью и плавностью движений, он не летел, а словно плыл по небесной лазури…

Оторвавшись от постыдных грез, которое нарисовало мое воображение, я вновь взглянула на ушедшего в себя драконыша. Амару поджав и обхватив руками ноги, печально смотрел на догорающий костер, о чем-то сильно задумавшись; между белесыми бровями у него пролегла упрямая складка, он нахохлился — чисто маленький воробушек, такой серьезный и одновременно беззащитный…

О чем он так усердно думал? О том, увидит ли он когда-нибудь драконов? Сможет заново обрести семью, примут ли его люди или же наигравшись, оттолкнут, как ненужную зверюшку? Я не знаю, но одно я сегодня поняла точно — чтобы не случилось, как бы ни повернулась ко мне судьба, я его никогда не брошу. И пускай Расхей навеки проклянет мою душу, а родные отвернутся — я выбрала свою стезю, чтобы однажды самой увидеть, как Амару, не боясь за жизнь, расправит свои перламутровые крылья и взлетит в небо. Доказав себе и всему миру, что Духи неба все же существуют…

*Откуп — побор, штраф за убийство свободного человека в пользу его семьи. Платился в зависимости от пола, возраста и достатка семьи, лишившегося своего члена. Если убивали единственного кормильца, то этот побор платился Верховному королю и тот определял вдове и детям пожизненную пенсию, называвшемуся в народе — кормлением. (автор не рекомендует путать эти понятия с древнеруск. терминами «кормление», «откуп» и «вира»)