Глава 8

Осознание пришло не сразу. Мне не хотелось верить, не хотелось слышать эти страшные слова, чувствовать, как в один миг оборвалась та нить, которая прочно связывала мою душу с отцом. Но Ристар не врал и я это знала. Менрос больше не будет летать под небосводом, насмешливо называть меня глупышкой и неистово истреблять этих мерзких людишек! Огонь его души погас, тело истлело в лучах рассветного солнца — Матерь забрала в свои объятья одного из лучших и мудрых Старейшин общины! Как она могла! Как он мог так просто погибнуть! Он же обещал вернуть былое величие драконов! Обещал, что мы больше не будем скрываться в тени и сможем отвоевать обратно наши земли! Отомстить за все страдания, за пролитую кровь драгнери!

Ристар осторожно подошел ко мне, попытался обнять, думая, что мне нужны его утешения! Как бы ни так!

— Он не мог так просто умереть! Не мог меня оставить! — я вырвалась из его объятий, оттолкнув дракона подальше. — Он Старейшина! Отец — величайший из сынов Матери!

— Ваниша… — тихо проговорил Ристар, с неподдельным сочувствием на меня взирая. От этого стало тошно. Неужели ему все равно? Это же был и его отец!

Я почти вплотную приблизилась к нему, да так, что почувствовала на коже его дыхание.

— Не знаю как ты, Ристар, — прошипела я ему в лицо, — но я собираюсь сжечь дотла тот вшивый городишко!

— Не глупи! — вцепился мне в руку этот нытик. — Желаешь повторить судьбу Менроса? Так жаждешь отправиться к Матери?

— Уж лучше так, чем сидеть на месте и гнить изнутри от бессилия! — запальчиво произнесла я и с горечью добавила, на миг подивившись своей откровенностью. — Это же я отправила его туда, я собственными руками сгубила отца!

— О чем ты говоришь? — неверяще посмотрел на меня Ристар. Бедный, бедный ничего не знающий Ристар. Мальчишка, который так и не смог повзрослеть. Как ты сможешь в одиночку сохранить семью и ареал? Вырастить Хасшера, заменив ему отца и мать? Не сможешь. Нет в тебе стержня, нет воли и силы Менроса. Пустышка.

— Я! Я отправила его туда! — я вцепилась в его одежды, жадно всмотрелась в зеленые глаза, пытаясь разглядеть в них искру, частицу души отца. Пробудить в нем огонь, неистовое пламя, возродить Менроса. — Ты слышишь? Я! Я жаждала их крови, хотела смотреть, как горят человеческие дети и визжат от боли! Они схватили Илгрит! Издевались, упивались ее страданиями, давили волю! Скажи, твоя мать заслуживала этого? Я первая ее нашла и сказала Менросу, где ее прятали! И…

— Замолчи! — впервые за все время закричал на меня Ристар. На мгновение в его глазах отразился гнев, то самое пламя отца, от которого у меня затрепетала душа. Мне захотелось больше этих ярких эмоций, которые можно впитать в себя, заставить ярко гореть пламя, почувствовать вкус силы и жажду крови.

— Ты не хочешь отомстить? — процедила я сквозь зубы, распаляясь от близости, до мурашек чувствуя желание выпить без остатка его ярость, заполнить пустоту, что образовалась в моем сердце. — Разодрать людишек в клочья? Они разрушили твою семью! Оставили маленького бедного Хасшера сиротой!

— Замолчи! — прорычал Ристар. Его глаза вспыхнули зеленым огнем, а по комнате пробежалась волна чистой незамутненной жажды крови. Мои ноги подкосились, но Ристар не дал упасть, до боли вцепившись предплечья. Сердце тяжело стучало в груди, душу сжало словно в тисках — не продохнуть от животного ужаса. Менрос. В гневе он так похож на Старейшину Менроса.

Эти черты лица, взгляд, волосы, голос и даже запах — все напоминало о нем. Менрос. Менрос. Менрос! Драгнери, который меня вырастил, мужчина, которого я обожала всем сердцем до щемящей боли внутри, я готова была пойти за ним хоть на край света, разделяла все его желания, проживала его эмоции, была одержима им. Его сын был одновременно так похож и не похож на него. Внешне вылитый он — настоящий Король Севера, но в душе слабее оленя! И только в гневе он был прекрасен! Неистовой, первородной красотой могучего драгнери, что мог сокрушить многотысячную армию врагов одним лишь огненным вздохом.

Больше ярости! Больше! Чтобы будоражащий душу страх разливался по крови, горячил ее, заставлял изнывать тело от желания испытать его вновь, получить горячительную смесь из ужаса, страсти и похоти!.

Но вместо того, чтоб сжать меня сильнее и впиться в губы поцелуем, этот невозможный драгнери просто отшатнулся от меня, как от больной! Он смешался, его взгляд потерял былую уверенность, гнев, силу, он вновь стал тем нытиком-Ристаром, которого я с детства презирала за слабость духа. Мощь и сила, что взволновали мое естество, исчезли как дым, образ Менроса потух, оставив напоследок лишь сожаление и горечь. Ну почему он не может хоть ненадолго притвориться им и дать сполна напиться этой жаждой крови?

— Прости… — прошептал Ристар, пытаясь не смотреть на меня. Жалкий дракон боялся своей истинной силы, давил ее с детства, не желая становиться подобием отца. Глупец! — Я сорвался, не хотел на тебя кричать. Смерть Илгрит… — его голос на мгновение дрогнул, — смерть мамы выбила меня из колеи. Пресветлая Матерь, я даже не знаю, что сказать Хасшеру! Он… он ведь еще детеныш, а Илгрит… Она всегда ему на ночь читала сказку… и… — Ристар с болью посмотрел на меня. — Ваниша, как ему объяснить, что никого больше не осталось?

— Так и скажи, — зло бросила я. — Твою мать замучила свора кровожадных людишек, а отец погиб, пытаясь ее спасти! Не вижу проблемы!

— Но он же детеныш…

Я раздраженно поморщилась — мне уже начала надоедать эта игра в сочувствие и милосердие к чувствам ребенка.

— Я тоже была детенышем, когда люди на моих глазах вырезали всю мою семью! Они всегда будут пытаться нас уничтожить и ему следует поскорее это усвоить, пока он не отправился к Матери вслед за Менросом! И раз ты не хочешь его просветить — это сделаю я!

— Нет! Не смей! — Ристар почти мгновенно оказался возле меня, схватил за руку, словно боясь, что я побегу к его маленькому братцу.

— Ты живешь в иллюзии, Ристар, — прошипела я, отцепив его пальцы с моего запястья. — Матерь давно бросила наш мир, а земля пропиталась пролитой кровью невинных драгнери! Расмелель — ловушка, город сделал нас слабым, дал ощущение мнимой безопасности! А потом и отнял лучшего! Менроса!

— Мой отец не был лучшим! — распалился беловолосый дракон, а воздух вокруг него снова завибрировал от силы. — Не смей так о нем говорить! Он жестокий! Беспощадный! Безумный!

— Лучший… — выдохнула я и, не колеблясь и минуты, вцепилась в одежды Ристара и притянула его к себе. Поцелуй оказался с привкусом крови, желанный до щемящей боли в груди и нехватки воздуха…

Проснулась я резко. Сердце стучало словно заведенное, щеки предательски горели, а тело изнывало от сильного желания обладать тем драконом. Пресветлый Вересхей! Мне еще никогда не снились столь реалистичные и похотливые сны! Было стыдно до ужаса, хотелось в тот же час забыть увиденное, но… но память меня предала. Она раз за разом подкидывала в сознание образы, от которых меня бросало в жар, насаждала эмоции, которых не было и в помине… Мне все казалось, что я прожила чью-то другу жизнь, чьи-то яркие воспоминания, вторглась в сознание той женщины и подсмотрела то, что не предназначалось для моих глаз.

Нет, это не было просто сном. Эмоции, которые я испытывала, были довольно яркие, даже сейчас я ощущала их отголоски, а тот мужчина… Я его знала, словно была знакома с ним всю жизнь! И те разговоры про драконов и смерть… Суждения этой женщины бросали в дрожь, но было в них что-то родное, правильное. А этот человек… нет, дракон по имени Ристар? Он был слишком похож на Амару — те же белые волосы, черты лица, смущенная полуулыбка…

«Эй, ты! — мысленно обратилась я к той твари, что поселилась в моей голове. — Этот белобрысый — твой муж? Отец Амару?»

Тварь молчала, решив меня проигнорировать и не отвечать на неудобные вопросы.

Расценив молчание, как знак согласия, я открыла глаза, давя в себе последние отголоски неожиданного сна. С ней нужно было что-то делать, а то мало ли что она может? Меня до сих пор бросало в дрожь от той расправы над южанином и эти воспоминания, которые я видела, каждый раз закрывая глаза, пытались, словно растворить мою душу в них. Я боялась однажды после еще одного такого сна потерять себя, страшилась стать «ею».

В Пригорь я намеревалась не только закупиться необходимыми для путешествия вещами, но и сходить в храм Повелителей судеб, возложить жертвенные дары на алтарь Вересхея и попросить заступника моего клана избавить меня от напасти, что поселилась в моей голове. Священное действо должно было изгнать из моего разума отродье Тасхель, а амулет от злых духов, который я хотела купить у жреца, оградить от новых проблем такого рода — свой я потеряла еще в пещере.

Я была уверена, что Вересхей мне поможет. А как иначе?

Вчера вечером, мокрые, усталые и довольно злые, мы всей компанией ворвались в первый попавшийся постоялый двор, желая одного — поспать и согреться. Довольно быстро нашлись свободные комнаты, а также за существенную доплату — бадья с горячей водой. От ужина я отказалась — моих сил хватило лишь на то, чтобы добраться до комнаты, выпнуть от туда уже развалившегося на кровати северянина — эта скотина даже не удосужилась снять свои грязные сапоги! — и уложить Амару спать, стянув с него грязные и мокрые вещи. Мылась я и стирала грязные вещи, уже спя на ходу, постоянно убеждая себя в необходимости этих действий. А потом, упав на кровать и подвинув развалившегося дракона, закуталась в одеяло, почти мгновенно провалившись в сон.

За слюдяным окном до сих пор шел дождь, и от рамы потянуло сыростью, от которой у меня по коже пробежались мурашки. Надежда на то, что сегодня погода наладится, вдребезги разбилась об недружелюбную действительность. Куда-то выходить из комнаты совершенно не хотелось. Но кто мне позволит? Если не этот неугомонный ребенок, то обязательно на улицу потащит Кастиен, мстя за вчерашнее. Мы хоть и шли вместе, но за комнату я платила из собственного кармана, да и пускать малознакомого северянина к себе в постель? Пускай ночует с менестрелем! Я прекрасно слышала, как тот предлагал ему поспать в его комнате и в честной мужской компании поговорить по душам.

Кстати, а где этот мальчишка?

Только сейчас в полной мере осознав, что я нахожусь в комнате совершенно одна, по моей коже пробежали мурашки, а сердце вмиг рухнуло вниз. В голове тотчас стали проигрываться сцены жестокой расправы над ребенком, а за дверью померещились чьи-то тяжелые шаги и приглушенные крики, что раздавались с первого этажа постоялого двора. Быстро натянув на себя полусухие вещи и схватив обмотанный холстиной короткий клинок, я стрелой вылетела из комнаты, на ходу натягивая недосушенные сапоги. О, Несфея, убереги это неразумное дитя!

Выбежала я из комнаты лихо, да так, что со всего ходу налетела постояльца — рослого, широкоплечего мужчину, который успел за долю секунды меня поймать, и залихватски улыбнуться в усы, когда я ловко увернулась от его могучих объятий и побежала дальше по коридору, на ходу надевая правый сапог. Причем этот прихвостень Тасхель никак не хотел налезать мою ногу и я, согнувшись пополам, этак допрыгала до лестницы и чуть с нее не навернулась, когда услышала позади меня басовитый смех. Клинок, не выдержав таких издевательств, выпал из моего захвата подбородком и покатился по лестнице вниз, намного опередив свою хозяйку.

Мне стало неловко. Воительница клана, мать его!

И вдвойне неловко, когда все-таки натянув своенравную обувь, я встретилась глазами с незадачливым менестрелем, коего нам «посчастливилось» спасти от лиходеев. Мои щеки запылали, аки маков цвет, а в голове забилась лишь одна мысль: «О, Пресветлый Вересхей, что скажут предки?»

Теска Повелителя судеб окинул меня с ног до головы удивленным взглядом: на моих спутанных рыжих волосах, которых я так и не привела в порядок, полусухой расстегнутой куртке и рубахе с глубоким вырезом, которую я так и не успела до конца зашнуровать, посмотрел на нижние ступени, на которых сиротливо поблескивало мое оружие… В немом изумлении открыл и закрыл рот. Поднял вверх указательный палец и пафосно изрек:

— Вы неподражаемы.

Был ли это упрек или же неумело скрытое восхищение моей, гм, красотой, я не успела выяснить. Неожиданно кто-то сзади смачно шлепнул меня пониже спины, выбив из головы все мысли и заставив резко разогнуться, а на плечи опустилась чья-то тяжелая рука. Я недобро глянула на «ухажера» — это оказался мой недавний знакомый.

— Девка — огонь! — изрек мужчина и громогласно захохотал. — А как скакала, скакала! Аки молодая козочка по горным вершинам! Красота!

— Девка и пальцы умеет ломать, — мило улыбнулась я, скинув с плеча тяжеленную руку, — и кисти, и руки и кое-что пониже.

Постоялец неодобрительно цокнул, и для порядка хлопнув меня по столь полюбившемуся ему месту, спустился вниз, вполне довольный результатом знакомства с «горной козочкой». Ценитель горных вершин, Тасхель его побери! И ведь пока мужикам расправой не намекнешь — не отцепятся, хотя и некоторых такая перспектива даже и не пугала, а наоборот, была словно призывом к действию! Умные-то предпочитали не связываться с девами битвы — как нас называли в народе, — но вот другие… получали свою награду в виде сломанных конечностей, а особо настойчивые — отбитых детородных органов. Мне пришлось много таких повидать, когда рядом не было ни Рика, ни Гела и если сперва я их жалела, старалась не калечить и обойтись устным внушением, то сейчас усвоила одно — некоторые воспринимают лишь язык боли.

Потерев неприятно отбитую огромной лапищей часть тела, я тоже спустилась на первый этаж постоялого двора, подняв со ступени выставляющий меня не в лучшем свете клинок. Покосившись на задумавшегося о чем-то менестреля, и направив на него руку с зажатым в ней оружием, я поинтересовалась:

— Где мальчишка, что был со мной?

Вопрос в купе с направленным на человека клинком вышел требовательным и не подразумевающим отказа, а если принимать в счет и мой внешний вид, то и угрожающим. Поняв, как я сейчас выгляжу в глазах менестреля, я от греха подальше убрала оружие, а то, право, как-то неловко вышло.

Вересхей косясь на мою руку, ответил:

— Госпожа, так он ушел вместе с вашим спутником…

Сердце совершило кульбит и быстро-быстро забилось. Ушел? Как ушел!

— Куда! — растерянно выдохнула я, вторя своим мыслям. Мне не верилось, что Кастиен, прихватив с собой детеныша дракона, тихо ушел из города, пока я спала, но скверное утро вместе со сном и постоянным страхом разоблачения показывало только плохое развитие событий. В последнее время я стала слишком нервной…

К счастью, мои сомнения тот час были разбиты.

— Я слышал, как он спрашивал об обители дев Несфеи[1] у хозяина сего заведения и смею предположить, что его путь лежал именно в их сладкие объятья.

— Но зачем он с собой потащил ребенка?

Вересхей пожал плечами — это ему было неведомо, за то у меня все встало на свои места. Значит, «зоркий сокол» решил развлечься в объятиях распутных жриц? О… как я его развлеку, как только достану! И ладно бы пошел один, но с Амару? Он же еще совсем дитя!

— Женщинам не следует там появляться, — заметил менестрель. — Пресветлая может оскорбиться и лишить вас своей благодати.

— Ну и что, — фыркнула я, ничуть не испуганная кары, и, окинув взглядом полупустой зал, направилась к хозяину постоялого двора. Мне тоже было крайне интересно узнать, где нашли свой приют в этом городе жрицы Несфеи.

Обители дев Несфеи были в каждом более-менее большом городе, также как и храм всех Повелителей судеб. Жрицы были словно воплощением своей повелительницы — изящны, с округлыми формами — большой поднятой грудью, тонкой талией и широкими бедрами, с густыми волосами до пояса, нежной белой кожей, чувственными полными губами, окрашенными сурьмой, тонкими изогнутыми бровями и большими глазами в обрамлении длинных ресниц. У мужчин от одного их взгляда по коже шли мурашки, а женщины тайно завидовали их небесной красоте. Я видела их раньше и знаю, о чем говорю. Рядом с девами Несфеи чувствуешь себя юродивой, а то, с каким восхищением и вожделением смотрели на них Гел и Рик, вызывало жгучую зависть. Их нежные холеные руки никогда не держали ничего тяжелея кувшина с вином, у них не было мозолей на руках, шрамов на пальцах, от тетивы тугого лука, их тела были совершенны, как скульптуры великий ваятелей, они сами были произведением искусства. Ухоженные, никогда не знавшие холода и голода, ни тяжелых походов, но умевшие доставлять удовольствие мужчине и живя ради этого.

Они никогда не становились женами, матерями, навечно принадлежали Несфее, но все мужчины страстно желали их и, скопив жертвенные куны, всенепременно оказывались в объятиях жриц, вкушали этот сладкий плод и никогда не могли им насытиться.

Вот только женщинам проход в обитель дев Несфеи был заказан — считалось, что Повелительница судеб могла оскорбиться нарушению таинства обрядов и наградить виновную страшной болезнью, которое испортит ее красоту и ни один мужчина не возжелает эту женщину. Угроза была страшная, но для меня она не имела значения. Я и раньше была в обители — вытаскивала оттуда «загостивших» соклановцев но, приносив жертвенные дары Несфее и в храме проходя очищение окуриванием благовониями, успешно избегала кары.

Ноги бы моей больше не было в этой обители порока и разврата! Но придется, ибо этот северянин зашел слишком далеко, потащив туда дракона! Они же не только девы для услад, но и жрицы! А если увидят, что перед ними не человеческий ребенок?! Нет, они-то увидят точно, но вот когда?

На улице было темно, грязно и сыро. Лил дождь, частыми капелями скатываясь с черепицы, колеи и ямы до краев заполнила вода, а сами они дороги стали не хуже трясины — затягивали сапоги чуть ли не до самого голенища! Накинув свой так и не высохший за ночь шерстяной плащ, я, бурча под нос проклятья одному севернянину, пошла по пустой улице в обитель Несфеи. Хозяин постоялого двора не разочаровал, а подробно расписал, как пройти до жриц и даже шепнул, что у них с ним договоренность о скидках всем тем, кто приходит от его имени. И судя по довольному лицу мужчины, постояльцы ходили к жрицам частенько и определенная часть серебряных кун, которые они «жертвовали» Несфее за эти услуги, доставались этому предприимчивому человеку.

Пригорь в такую погоду казался мрачным, нелюдимым, черным. Все дома были построены из дерева, который потемнел от времени и сырости, на многих крышах лежали тес[2] и солома, которая из-за дождя одурманивающее пахла сеном и гнилью, а на единственной, а потому и главной площади города возвышались монументальные, сделанные из камня храм Повелителей судеб и обитель дев Несфеи. Торговые ряды были закрыты, а на помосте для казни в петле болтались два тела, от которых, несмотря на дождевую свежесть, чувствовалась вонь.

В темном, затянутом тучами небе каждую пару минут громыхал гром и его рокот, подобно раскатному реву дракона, прокатывался по небосводу, заставляя в страхе замирать мое сердце. Слишком яркие были воспоминания о той пещере, и мне все казалось, что с новым раскатом из свинцовых туч взмоет над городом дракон. Я убеждала себя в том, что зря нервничаю и придумываю всякие ужасы, но каждый раз вздрагивала и всматривалась в темные небеса, ища подтверждение своей паранойи.

В обитель дев Несфеи я постучалась насквозь промокшая и замершая. Тяжелую дубовую дверь, высотой в несколько аршин, долгое время не открывали, а когда привратница все же услышала мой стук, я предстала перед ней довольно злой. Она даже отшатнулась от меня, как только взглянула в мои глаза и на всякий случай осенила знаком изгоняющих злых духов. Не помогло, я не ушла, а наоборот, потеснив старушку, вошла в душную, насквозь пропитанную духами обитель распутных жриц.

Возле входа стояла глубокая золотая чаша для пожертвований или же, как говорил Рик — для уплаты за утехи со жрицами и, недолго думая, я кинула туда свои монеты. Я, конечно, пришла не для того, чтобы моему телу доставили наслаждение, но все же собиралась украсть у них гостя. Из внутренних комнат раздавалась музыка, веселый женский смех, и оттуда тянуло аппетитным ароматом жареного мяса. Мой живот заурчал, напомнив своей нерадивой хозяйке, что я со вчерашнего дня еще не ела.

— Нечистая! — сказала, словно выплюнула привратница за моей спиной. Я обернулась, не понимая, с чего она на меня взъелась. — Как посмела войти на благословенную землю! Убирайся прочь!

— Я отдала в пожертвование целых 5 кун. Право гнать меня тебе не дано.

— Это уже решать мне. Убирайся и забирай свое грязные монеты!

Ее цепкие худощавые пальцы сомкнулись на моем запястье, и она, с невиданной для старух силой, вытолкала меня за ворота, бросив в меня напоследок мои монеты. Я даже возмутиться толком не успела — раз и уже стою под проливным дождем, а за моей спиной захлопнулись створки, и задвинулся тяжелый засов.

— Эй! — возмутилась я и пнула ногой по двери.

— Повелительница все видит и покарает тебя, наградив кожу кровоточащими язвами, будешь кровью харкать, а легкие твои превратятся в труху! — прокричала с той стороны привратница. — Помяни мое слово, отродье Тасхель! И убирайся прочь, пока я не воздала дары Несфее, чтоб та сжила тебя со свету!

Никогда еще меня так позорно не прогоняли. Другие привратницы даже слово в мою сторону не говорили, учтиво кланялись, благодарили за дары и показывали, где пируют мои соратники в окружении жриц, но эта…. Она словно с цепи сорвалась! Сумасшедшая!

Постояв немного у входа, я спустилась с каменных ступенек. В свете сверкающих молний поблескивали в грязи брошенные привратницей монеты. На душе было муторно, словно я и на самом деле была не чистой, и обидно. Не впускать в обитель дев, осыпать проклятиями и грозиться Несфеей… Повелители… Главное, чтоб эта старуха не разболтала на весь город о моем позоре — ведь меня могли прогнать взашей или же еще хуже, относиться как к прокаженной!

Подняв коченеющими от холода пальцами куны и оглядевшись, я пошла вдоль здания обители. Насколько я знала, в таких домах возле кухни обязательно был второй вход для учениц жриц, которые относились к челяди, пока их не признавали достойными и не посвящали в девы Несфеи.

Забор, который огораживал задний двор, был хоть и каменным, но низким — где-то два аршина. Растерев руки, прицелившись, и с разбега подпрыгнув, я зацепилась за вершину забора. Подтянулась, уселась на мокрые камни и оглядела внутренний двор. Первое, что бросилось в глаза — это большой навес, сделанный из камня и потемневших от времени досок, да и грядки с зеленеющими травами, которые жрицы использовали для приготовления мазей, настоек и шампуней. Во дворе еще был колодец, к каждой грядке вели мощенные из камня дорожки, а под забором росли пышные кусты роз и шиповника.

Найдя более-менее приемлемое место для спуска, я спрыгнула, чуть не ободрав руки и плащ об колючие кусты, и спокойно пошла по каменной дорожке, ведущей к кухне. Прятаться пришлось только один раз и то за стену — дверь открылась, залив темную улицу желтым светом и во двор вышла девчонка лет десяти. Она с порога опрокинула грязную воду из корыта, немного постояла под козырьком, слушая дождь и громогласные переливы грома, но услышав чей-то зычный голос, который вопрошал, где пропала «эта лентяйка», мигом убежала внутрь. Запереть на засов дверь она забыла.

До гостевых комнат, где жрицы развлекали мужчин, я добралась без происшествий. Конечно, мне встречались девушки с подносами снеди и отдыхающие мужчины, которые, видимо, выходили, чтоб справить нужду, но никто боле не пытался меня оставить. Только вот шарахались как от прокаженной. Я, конечно, понимала, что насквозь промокшая, со спутанными мокрыми волосами, что висели, словно сосульки, я выглядела довольно… неопрятно, даже ужасно по сравнению с девами Несфеи, но мне в тот момент было совершенно наплевать на свою внешность. Я была зла, горела желанием выпотрошить как зверя этого несносного северянина! Даже проделки Гелиона, а он, стервец, еще как был охоч на всякие глупые выдумки, не злили меня так сильно, как этот Кастиен!

Вересхей улыбнулся мне после пятой проверенной комнаты…

Оттолкнув девицу в откровенном наряде, которая встала на проходе, я вошла в полутемный зал. Играла музыка, пестрели разноцветные тряпки, свисающие со стен, горели свечи, создавая приятный полумрак, но от назойливого аромата сожженных благовоний засвербело в носу. Кастиен полулежал на широком ложе, которое было завалено шкурами, перьевыми подушками и жрицами. О да, жрицы так и тянулись к светлоокому мужчине, заглядывали ему в рот, слушая россказни, а тому это только было и надобно. Он успевал прижимать к себе троих, что-то им рассказывать, заливно хохоча, пить и есть с лежащего рядом большого подноса, заставленного блюдами. Точнее, его кормили сами девушки, своими тонкими белыми пальчиками отщипывая кусочки курицы, разрезая на ломтики фрукты, и отправляя все это ему в рот, наливали из кувшина ароматный сбитень, давая испить из серебряного кубка сладкий напиток.

Слева от них располагались музыканты. Девушки играли что-то веселое на лютне, флейте и бубне, а одна из них даже отплясывала перед северянином какой-то танец с обручем с бубенцами. Выгибалась, виляла бедрами, кружилась в своем безумно соблазнительном танце… пока не пришла я.

Кастиен меня заметил не сразу. Он все также болтал со жрицами, прижимал их к себе, косил взглядом на танцовщицу и, неожиданно, громко поинтересовался у дев Несфеи:

— Ну и где же та красавица, о которой ты мне недавно поведала?

В тот момент я как раз вошла в зал, расправилась со свисающими шторами, которые мешали мне рассмотреть все действо, и вышла на свет.

Мужчина испуганно вздрогнул, изумленно выдохнув:

— Отрыжка северного оленя, кикимора!

Я тоже была очень рада его видеть.

Так рада, что отпихнув девиц, нависла грозной громадой над мужчиной, схватив его за ворот рубахи, и прошипела:

— Куда ребенка дел, стручок доморощенный!

Меня можно было понять: я замерзла, накрутила себе ужасы, которые могли случиться с мальчишкой, да еще и так скверное настроение мне изрядно подпортила привратница. Словом, вместо того, чтобы спокойно поговорить с северянином, у меня из уст вырвались оскорбления. Конечно потом, я довольно сильно пожалела о своем поведении, но сейчас у меня внутри все кипело от негодования.

— А, это ты, элисин, — довольно спокойно отозвался он, отцепив мои руки от своей рубахи. — А я уж испугался, дракона мне в зад!

Но не успела я вставить и слова, как вокруг защебетали наперебой эти жрицы, которые лежали возле северянина:

— Это твоя жена?

— Но ты же говорил, что она умерла, оставив малютку Амару на тебя!

— Фи, какая страшная!

— И мокрая!

Мне захотелось взять ближайшую девицу за ее шелковистые лохмы, тряхнуть ее хорошенько и отправить на приватную встречу с ближайшей стеной. Да, я всегда любила женский пол, особенно, когда они сплетничали обо мне в моем присутствии.

— А вы еще кто, куропатки облезлые?

Жрицы разом замолкли и затравлено на меня глянули, впечатленные моим совсем недружелюбным выражением лица. Не знаю, как это выглядело со стороны, но я стала ощущать себя сварливой женой, которая поймала своего непутевого муженька в объятиях дев Несфеи. Про таких обычно мужики в пьяном угаре травили истории и ласково называли мегерами.

— Элисин, пойдем поговорим, — примиряющее произнес наглый северянин и, приобняв меня за плечи, попытался отвести в неприметный закоулок. Увести себя я дала, но как только любопытные взгляды жриц исчезли с поля зрения, тут же потребовала объяснений.

— Ты что творишь! — как можно тише прошептала я, скатываясь на шипение. — Куда приволок мальчишку? В логово дракона! — слов мне не хватало, и я, обуреваемая эмоциями, стала активно жестикулировать. — Это тебе не портовые девки, с которым можно потискаться за пару монет, а жрицы! Тасхель тебя побери, жрицы Несфеи! Ты это понимаешь, дурья башка?!

Уголок и вправду оказался неприметный — свисающие тряпки скрывали нас от любопытных глаз, а играющая музыка заглушала неприятный разговор. Здесь по-идее должно было быть куда темнее, чем в остальной комнате, но, несмотря на это, я отлично видела хмурого Кастиена, словно над нами горела плошка с маслом.

— Понимаю, — спокойно отозвался мужчина. — А ты понимаешь, что у тебя сейчас глаза полыхают, аки два сапфира на свету?

— Что? — растерялась я, вмиг потеряв половину своей бравады. В комнате стало как-то темнее. — Ты о чем бормочешь?

— Тебе надо бы не за мальца кудахтать, а на себя глядеть. У него хоть глаза не светятся. Жрицы ведь не слепые, удумать могут, что нечеловечьи у тебя глазки, Элисин. А тогда чьи? — он задумчиво погладил свою короткую бороду. — А? Не откроешь тайну?

По моей спине пробежали мурашки — я ничего не понимала, но эта ситуация мне совершенно не нравилась. Что же… Что же такое твориться? Вмиг почему-то вспомнился противный женский голос, который недавно звучал у меня в голове. Но нет! Это же не может быть! А, может, этот стервец врет?!

— Врешь! — выдохнула я, слегка отшатнувшись назад, но внутри с каждым мгновением все крепло убеждение, что я права. — А… а если и нет, то я из Великого рода! Когда мы выходим на грань, — я судорожно припоминала рассказы отца и деда, — то наши глаза отражают саму энергию мира!

— Да? — неверяще покачал головой он и скрестил на груди руки. — Аль и так, но я гляжу, ты совсем промокла под дождем. Не холодно?

Сердце мгновенно рухнуло вниз, а мое напускное спокойствие исчезло. Я не ощущала липшую к телу ледяную одежду — мне было тепло. Как же так… ведь я совсем недавно мерзла!

— Ну и ладно, — добродушно улыбнулся северянин, хлопнув меня по предплечью. — Ты ж пришла за мальцом? Он в коморке возле кухни. С девчонкой пряники уплетают. А насчет твоих красивых глазок, элисин, — мужчина сменил шутливый тон на серьезный. — Мы после поговорим. И ты тут больше не гневайся. Не за чем пугать жриц своими прелестными очами…

И мне что-то внезапно подумалось, что отвертеться от разговора совершенно не получится. Слишком серьезный у Кастиена в тот момент был взгляд. Нет, он хотел услышать всю правду. Я вздохнула, смотря в след уходящему мужчине. А смогу ли я промолчать? Конечно смогу! Тем более, что со вчерашнего дня в моей голове не было посторонних голосов и я искренне надеялась, что они больше не появятся.

[1]Тут следовало пояснить некоторые моменты из довольно обширной деятельности Повелительницы судеб Несфеи. Если ее сестра — Илида, покровительствовала лишь духовной сфере жизни жителей долины, то Несфея заведовала всем, что относилось к красоте и здоровью тела. Она привечала целителей, знахарей и, как ни странно, путан, которых величали девами Несфеи. Они считались истинными жрицами своей повелительницы и посвящали жизнь заботе об истосковавшихся по женским ласкам мужчин. Они не только оказывали интимные услуги, но и врачевали тело, а также в обители находились бани, оранжереи с лекарственными травами и производство всевозможных масел, шампуней и мыл. Девушкам в обители Несфеи появляться было нежелательно, а тайны личностей свои клиентов жрицы повелительницы оберегали с особой тщательностью. Товары для тела, которые производили в обители, жрицы продавали торговцам, чтобы даже обычные жительницы могли похвастаться такой же шелковой кожей и густыми волосами, как и у них.

[2]тес — тонкие (всякие, но первонач. тесаные, а не пиленые) доски, идущие на обшивку сооружений и на покрытие крыш.

***

Амару и в правду отыскался в коморке за кухней. Он сидел на низкой скамеечке с той самой девчонкой, которая забыла запереть дверь на задний двор, и уплетал за обе щеки наливные медовые пряники, доставая их из холщевого мешка, который лежал на его коленях. Девчонка держала в руках пряник и, смущаясь, что-то рассказывала мальчишке, болтая при этом ногами. Тот ее внимательно слушал, очаровательно улыбался, отчего его собеседница краснела и неумело пыталась строить глазки.

Меня эти голубки заметили не сразу — мои шаги заглушал дождь с громогласными раскатами грома, который было хорошо слышно в этой части храма, да и дети были так увлечены своими байками, что если б здесь прошлась орава голосящих на все лады воинов, они б не заметили.

— А как я вырасту, магиста Джена сказала, что я стану жрицей Несфеей, — делилась своими секретами девчонка. — Но сперва мне нужно много-много учиться и обязательно слушаться магисту.

— А зачем учиться?

Она пожала плечами:

— Чтобы много знать, стать красивой и умной. Магиста говорит, что неучей во сне забирает Тасхель, крутит, вертит им голову, шепчет что-то на ухо, и они становятся глупыми-глупыми, даже когда вырастут. Я как-то вышла с магистой на рынок, и мы видели одного такого — сам высокий, аж солнце закрывает, но глупый — двух слов связать не может. Только бегает с бубенцами и мычит что-то, — она пододвинулась к Амару поближе и доверительно прошептала. — Я так испугалась!

Мальчишка утешительно улыбнулся и вцепился зубами в новый пряник, который достал, похоже, из безразмерного мешка.

— А ты когда-нибудь боялся? — внезапно сменила тему разговора будущая жрица. — И не просто, а так, чтоб прям до дрожи!

Амару коротко кивнул, жуя сладость, а как проглотил, ответил:

— Один раз, когда убили маму… — он говорил тихо-тихо, что мне, стоящей за дверью, было трудно разобрать слова. — А потом… на меня и Элис напали мертвецы… Я думал, что вновь останусь один… Было так страшно!

— А потом? — в нетерпении перебила его девчонка.

— А потом пришел Ка… папа и всех нас спас!

— У тебя хороший папа, — заключила она.

— А то! — звонко воскликнул драконыш. — А еще он много знает.

— Значит, он хорошо учился. Вот, что я тебе говорила, не будешь учиться — тебя заберет Тасхель, а будешь умным — погладит по голове Хасфей!

— Не хочу, чтоб меня гладил какой-то Хасфей, — пробурчал Амару.

Дети замолчали и наконец-то заметили меня. Если мальчишка радостно воскликнув: «Элис!» сорвался со своего места и подбежал ко мне, то девчонка слабо ойкнула и быстренько скрылась с глаз долой, сжимая в руке так и не испробованный пряник. Похоже, ей было нельзя попадаться на глаза посетителям — мелкий мальчишка, видно, был не в счет.

Как только шаги девчонки перестали быть слышны, мальчишка, так и не выпустив из рук оскудевший кладозень пряников, затараторил, словно оправдываясь:

— А ты спала, и мы не хотели тебя будить, а потом Кастиен дал мне мешок пряников и попросил называть его «папой» и во всем с ним соглашаться. А пряники вкусные, вот, медовые и с орехами! — мальчик сжал свою белобрысую голову в плечи и, заискивающе смотря своими янтарными глазами на меня, переминался с ноги на ногу. Уши у этого сорванца аллели как маков цвет. — Тут интересно и все такие добрые, и пахнет вкусно. А Аша интересная! Вот. Элис, ты только не ругайся на Кастиена, ладно? Я сам его уговорил меня взять с собой. Ты лучше на меня поругайся. А хочешь, я тебе пряник дам? У меня их много и все такие вкусные!

Если раньше я и хотела отругать мальчишку за безрассудство и то, что он поддался на уговоры безответственного северянина, то сейчас… Все раздражение и злость, словно рукой сняло. Не могла я на него злиться, даже грозно нахмуриться получилось лишь с третьей попытки.

— Ты смотри мне, — проворчала я, напустив на себя самый грозный вид. — На этот раз я тебя прощаю, но в следующий…

— Конечно, Элис, — расплылся в очаровательной улыбке ребенок. Мое сердце дрогнуло и расплылось счастливой лужицей. Какой милый… Быстро себя отдернув, я резко развернулась и пошла по коридору, кляня за неуемные эмоции к мелкому драконышу.

Как я могла попасться на эту уловку? Кошмар! Ужас! Только расслабилась, а этот… этот несносный мальчишка уже вьет из меня веревки! Элис, будь тверже гранита, холоднее ледяной пустыни.

Кстати о холоде.

— Скажи Амару, а тебе холодно?

— Драконам никогда не бывает холодно или жарко, — самодовольно произнес он, словно это была его заслуга.

— А в темноте ты видишь?

— Да, — ответил он и внезапно поинтересовался, — а почему спрашиваешь?

— Просто, — пожала плечами я, напуская на себя самый равнодушный вид. Да только внутри у меня все замерло от страха, ведь нутром я чуяла, что-то было не просто помрачение рассудка, а эти выверты тела — не простое совпадение. Неужели во всем виновата «она»? Это же мать Амару, да? Просто, с другими драконами кроме нее я не встречалась. Но как она залезла ко мне в голову? Зачем ей это? Внутри все похолодело от возможной догадки — она хочет захватить мое тело…

— Драконом быть хорошо, — неожиданно произнес мальчишка, смотря мне в глаза.

— Да ну? — неверяще усмехнулась я. — Тебя все ненавидят, пытаются убить. А живешь ты в холодной пещере, а сам — неповоротливая громадина.

Амару скуксился и, похоже, обиделся. По крайней мере, дальнейшую дорогу до привратницы мы прошли молча. А я все думала о своей новой сожительнице и дала себе зарок, как только отведу мальчишку в комнату, обязательно схожу в храм Повелителей судеб. Неизвестно, что сотворит с моим телом эта тварь Тасхель. Вдруг в следующий раз у меня не только будут светиться глаза, а выступят клыки или же появится чешуя? Становиться драконом мне что-то совершенно не хотелось.

За время моего отсутствия гроза не только не прошла, так еще и усилилась. Дождь лил с хмурых небес нескончаемым потоком, и идти в его объятья под грохочущие звуки грома и ослепительные вспышки молний, совершенно не хотелось. Я съежилась от предстоящей прогулки и невольно оглянулась назад на закрытые ворота, с потаенным злорадством вспомнив недавнюю встречу. Привратница выпучила от удивления глаза, увидев, что я все-таки пробралась в дом, а после, сплюнула мне под ноги и пробормотала проклятия. Но все же выпустила, сразу же захлопнув за нами дверь.

Амару кривил лицо, страдальчески на меня посматривая, словно я приговаривала его к невыносимым мукам в глубинах Тасхель. Он тоже явно не хотел идти под дождь, а мечтал остаться здесь: уплетать пряники, болтать с той девчонкой, по-детски прячась от грозы под столом и полушепотом рассказывать страшные истории. Ничего страшного не случится, если он немного промокнет. Не стоять же под стенами до скончания веков, ожидая пока закончится дождь?!

— А может… — заискивающе начал он, морща нос от веющей с улицы сыростью.

— Идем, — отрезала я и первой вышла под проливной дождь, на ходу накидывая на голову еще не высохший капюшон плаща.

Ему ничего не оставалось, как понурив головой, пойти за мной.

Было темно, словно настала безлунная ночь и только ослепительные вспышки молний на несколько мгновений озаряли город, давай возможность сквозь пелену дождя увидеть дорогу. Да и сама она давно превратилась в грязевое месиво, хотя нет, хуже, в бурлящий грязевой поток, достигавший чуть ли не голенища сапога. Амару как-то нашел мою ладонь и крепко ухватился за нее и вместо того, чтобы отдернуть руку, я сжала пальцы на его маленькой теплой ладошке сильнее. В такую темень и ливень его легко потерять и я беспокоилась, что он может запнуться об подводный камень, испугаться грозы, вспышек молний или еще хуже — заплакать от страха или же убежать куда-нибудь. Мало ли кто знает этих детей. По себе помню, что боялась грозы, думая, что это Повелители судеб гневались на нерадивых детей и если выйдешь на улицу, то их громогласный небесный молот ударит по земле-наковальне, расчерчивая ослепительными искрами-молниями небо, и одна такая искра попадет в твое сердце и сожжет его дотла.

Внезапно усилился ветер, подув в мою сторону. Я остановилась и повернулась назад, чувствуя мокрой спиной какую-то странную дрожь. Словно холодок прошелся по хребту, цепляя ледяными когтями мою душу. И не понять, почему такое странное беспокойство, будто в ожидании беды.

Да и мальчишка как-то странно оцепенел и резко вскинул голову вверх, став смотреть на непроглядное темное небо, отчего его капюшон куртки упал на спину, а мокрые белесые волосы облепили лицо. Во вспышке молнии его кожа показалась мертвенно-бледной, а яркие янтарные глаза налились пугающей желтизной, словно засветившись изнутри каким-то странным золотистым огнем. Мне стало не по себе. Я резко тряхнула за плечо мальчишку, отчего он очнулся, посмотрел на меня. В его глазах отразился такой ужас, что мое сердце испуганно екнуло и забилось с удвоенной силой.

Резко похолодало: я стала чувствовать мокрую ледяную одежду, обдуваемую ветром, капли дождя, которые стекали по моей коже всё норовя забраться за шиворот. Время словно замерло. И тут я услышала его — смешавшись, усилившись от громогласного перекатного грома, над городом пролетел душераздирающий рев, который мог принадлежать только одному существу на свете. У меня затряслись поджилки, зубы застучали от страха, а горло задушила еле сдерживаемая паника. Дракон! Дракон, дракон, дракон… Я замерла на месте, не в силах двинуться, не в силах посмотреть на тяжелое небо, не в силах завыть от ужаса. Сразу перед глазами нахлынули воспоминания о той пещере и если тогда я не чувствовала страха перед той чешуйчатой громадиной, то сейчас мое сердце обмирало от жути. Нет, только не это, только не снова!

Я зажмурилась. Шум дождя, грохот грозы, рев дракона, словно сокрыло пеленой — они стали тише, а бешеный стук сердца наоборот, сильнее. Я знала, что нужно бежать, но не могла. Мне все казалось, что это сон, просто страшный кошмар. Я страстно желала проснуться, но пальцы словно одеревенели, и ущипнуть себя я была не в силах.

Но странное оцепенение вмиг слетело, когда я почувствовала острую боль в коленке. Взвыв от неожиданности, я согнулась пополам, потирая ноющее место, а этот ребенок стал еще колотить меня по спине.

— Очнись! Элис! Элис! Элис! — срывающимся голосом кричал он.

Я перехватила его руки и посмотрела ему в глаза. Ребенок дрожал, по его щекам бежали беззвучные слезы, смешиваясь с дождем, а губы подрагивали в попытках удержать рыдания.

Яркая вспышка молнии расчертила небеса на две линии, показав еще небольшую, но стремительно приближающуюся к городу тень дракона. И честно сказать, мне тогда было плевать на все: как, во имя всех Повелителей, здесь появился дракон, на ливень, на тварь Тасхель, что засела в моей голове, я хотела одного — живо убраться от этого места подальше. Воспоминания о прошлой встрече с драконом были слишком яркие, болезненные, они заставляли меня трястись от страха, словно дите и бежать в панике куда глаза глядят.

Тяжело встав с колен, я схватила на руки легкого мальчишку и со всех ног ринулась по улице. Амару даже не сопротивлялся, а прижался ко мне и, стуча зубами от страха, крепко сжимал мой плащ.

Ревел, словно обезумевший, ветер, заглушая все остальные звуки: треск ломающихся деревьев, домов, грохот неистовой погоды. Хлопали ставни, бешено скрипя креплениями, с крыш срывалась мокрая солома, по улице, бороздя реки дождевой воды, плыло ведро… Воздух наполнился мусором, который летел в лицо, ветер неистово пытался сбить с ног, откинуть назад, унести в хмурое небо прямо в пасть к дракону. Я вцепилась рукой в столб, на котором бешено развивался флаг провинции, зажмурила глаза и уткнулась лицом в макушку ребенка.

Люди повыскакивали на улицу, оголив мечи, испуганно кричали женщины, дети и над всем этим безумием загудел набат. Тяжело. Гулко. Пронзительно, отчего в обычное время замирало сердце в предчувствии беды.

Небеса полыхнули голубым огнем и, сквозь тучи, ком неистового яркого огня пролетел, словно, комета вниз, с оглушительным грохотом ударив где-то вдалеке. Пошатнулась земля, меня сбило с ног внезапно сильным порывом ветра. Я упала, нырнула с головой в дождевую воду, а, когда вынырнула обратно, город сиял от полыхающих пожаров. Воздух наполнился гарью, дымом, смертью, смешавшись в причудливые нотки с дождевой свежестью и сыростью. С тихим ужасом смотря на огненное зарево, я даже не сразу заметила, как внезапно закончился ливень. Город накрыла огромная тень.

Дракон был красив: белоснежный, с перламутровыми чешуей, которая в зареве казалась, словно омытая человеческой кровью, великолепной костяной короной на голове и могучими крыльями чуть ли не в полроста самого чудовища. Он мне сильно напомнил Амару… но если детеныш в облике твари казался безобидным, то этот внушал ужас и священный трепет. От него так и веяло жаждой крови, и я вдруг отчетливо поняла — он не выпустит из города никого. Он жаждал смерти людей так сильно, что об его ненависть можно было уколоться рукой.

Из охваченных огнем улиц, бежали люди, в панике спотыкаясь, падая в воду, ползли ползком, скрюченными пальцами цепляясь за утоптанную землю; ревели надрыв дети, в ужасе кричали женщины, а воины, оголив мечи и достав луки, бежали на охваченные пламенем улицы, чтобы убить дракона.

Город в одном мгновение превратился в полыхающий лабиринт.

Амару дрожал как осиновый лист, прижимаясь ко мне и хлюпая носом. Я, превозмогая немеющее тело, тяжело встала на ноги. В ушах громыхало сердце, сознание плыло — я чувствовала себя осоловевшей, словно, после несколько кружек хмельного меда. Но отчего-то появилось острое желание пойти за тем драконом, зудящее, словно сама Тасхель шептала мне на ушко...

— Элисин! — внезапно до меня долетел отклик Каса. Люди кричали, толкались, мельтешили перед глазами, мешая высмотреть северянина.

Хотя бестолково озираться мне не пришлось. Мужчина добежал до меня сам, держа наготове лук. Я даже слегка облегченно выдохнула. Северянин мне не очень-то и нравился, но вместе с ним было как-то спокойнее.

— Держи, — протянула я ему Амару, а вместо него взяла из рук Каса оружие. Воин даже не сопротивлялся, безропотно прижав к себе ребенка, только удивленно на меня воззрился, когда я дрожащими пальцами попыталась забрать себе его колчан.

— Ты чего удумала, — удивленно проговорил он, смотря на меня как на умалишенную.

— Я должна пойти туда, — я кивнула в сторону дракона, который, кружась над городом, все дальше улетал в сторону главной площади, оставляя за собой полыхающие дома.

— Сдурела?! — рявкнул он, пытаясь перекричать паникующих людей. Если бы не Амару, то он бы меня и за грудки взял, а так — стиснув одной рукой ткань плаща, процедил сквозь зубы. — Помереть захотела?!

— Я должна! — надрывно закричала я, чувствуя, как желание поскорее побежать за тем драконом, пересиливает разум. Меня мутило, а голова была похожа на раскаленный чугунок — еще немного и разорвет на части. — Понимаешь? Должна!

В носу остро засвербело. Я шмыгнула, сглотнув солоноватую кровь, а потом вовсе вытерла ее тыльной стороной ладони, рассеянно глянув на руку. Странно…

Кастиен отступил назад, ошалело смотря на мое лицо и коротко бросил: «Иди».

Я и побежала, только ненадолго оглянулась, высматривая, ушли ли они? Да только в толпе разглядеть мне не удалось, но у меня почему-то возникла странная уверенность, что ушли. И это предало мне сил.

***

На площади собралось много народу, словно люди пришли не на смертельный бой с чудовищем, а на торжище. Тут были и воины, и лучники, и маги, которые забрались на помост и плели какое-то сложное заклятие. В воздухе висело напряжение: никто не разговаривал, старался не шевелиться, внимательно следя за каждым движением твари, дожидаясь, пока тот опустится и можно будет достать его из лука. Я тоже судорожно прижимала стрелу к тетиве немеющими пальцами и неотрывно следила за драконом. Сердце замерло, но не в ужасе, как раньше, а я в каком-то предвкушении.

Дракон больше не плевался огнем, а, словно, чего-то ждал — кружил вокруг площади, изредка оглашая воздух своим криком, больше похожим на гром, чем на рев дракона. Мне вмиг почудилось, что эта чешуйчатая гадина и затеяла сожжение города, чтобы только кого-то выманить. Но кого?

— Издевается, скотина, — зло процедил рядом стоящий мужик. — Знает ж, что не достанем.

Его лицо было все в саже, одежда обгорела, а то и вовсе прилипла к ожогам, но он крепко сжимал в руке копье, цепко смотря на дракона. Все ждал, как тот окажется чуток ниже…

— И «эти» достать не могут, — прошипел воин неподалеку, намекая на магов, которые силились что-то сотворить, да только все их волшебство было насмарку: магические стрелы отлетали от шкуры дракона, как горох об стену, а на огненные вихри и смерчи у них не хватало духу — вдруг своих зацепит? Можно было колдануть пару развесистых молний, как те маги из пещеры, да только чудовищу было на них все равно, а эти бы сил потратили изрядно.

Дракон, словно, в насмешку над зрителями, грузно уселся на остроконечную крышу самой высокой колокольни храма Повелителей судеб. Черепица под его когтистыми лапами хрустела, крошилась, падала мелкими осколками на мостовую. Властитель неба небрежно махнул шипастым хвостом и знак Пресветлого Хасфея, отточенный из огромного куска цельного гранита накренился со шпиля и под пораженный вздох толпы, полетел вниз, с грохотом разбившись.

Колокол, раскачиваясь из стороны в сторону, оглашал округу своим жалобным звоном, грозясь сорваться вниз в любую минуту.

— ЯДВИГА! — прогремел над площадью глас дракона, да с такой мощью, что у меня на мгновение заложило уши. Честно сказать, я была уверена, что эти создания Тасхель в таком облике разговаривать не умеют, а тут …

Я слегка выпала из реальности, чувствуя, как его крик резонирует в моей голове, а как очнулась, то узрела над своей головой град стрел. Тысячи огненных стрел полетели в чешуйчатую громадину, столь опрометчиво приблизившись на расстояние удара. Но он отмахнулся них крылом: небрежно, надоедливо, словно игнорируя собравшихся на площади своих убийц.

Нет, дракон явно нацелился на дичь покрупнее.

— ЯДВИГА!!! — еще свирепей прогремел дракон, отчего меня чуть не прижало к земле от страха. И не только меня. Матерые мужчины попадали на колени, ошалело озираясь вокруг, многие схватились за голову, что-то поскуливая, другие, как и я, пытались крепиться и перебороть себя, еле удерживая себе на ногах. Меня прижимало к земле, словно невидимой плитой, я не могла выдохнуть, задыхаясь от невыносимого давления и чувствуя вкус своей крови. Она бежала из носа, тоненькой струйкой капая с подбородка на мокрую мостовую. В ушах набатом гремело сердце, еще немного и я бы сломалась, упала на мостовую, придавленная силой гласа дракона, но вдруг все внезапно закончилось.

Пытаясь отдышаться, я стала с саднящих колен, вытерла кровь рукавом и в шоке уставилась на помост. С моего места его хорошо было видно, как и всю площадь в целом.

На помосте, словно ниоткуда появилась женщина. Она стояла ко мне спиной, всматриваясь вверх. На дракона.

Та самая Ядвига. И то, что это была именно она, у меня и не было и тени сомнения.

Женщина была похожа на деву битвы из старинных легенд, которая предстала перед ужасным чудовищем в решающем сражении, казалось, что она словно Несфея закрыла нас своей дланью от удара дракона. Ее распущенные золотые волосы развивались на ветру, озаряя своим светом все вокруг подобно солнцу, от женщины так и веяло благодатью — сердце отпустило тяжелое предчувствие, на душе стало спокойно — теперь я была уверена, что все закончится хорошо.

Поднялся ветер. Он неистово завывал, устремляясь к фигурке женщины, и с такой силой колыхал ее подол платья, что казалось, будто он хочет сорвать его с нее; трещали деревья, натужно скрипел помост, вокруг жрицы вихрились порывы ветра, смешиваясь с дождем, листьями, каменной крошкой и осколками черепицы. Ядвига вскинула белые, словно молоко, руки вверх, разведя ладони в стороны, и сквозь тяжелые свинцовые тучи стал пробиваться солнечный свет.

Дракон не стал ждать завершение заклятья жрицы, а, оглушительно взревев, сорвался с крыши, стремительно пикирую на свою противницу. С его пасти разверзлась струя пламени. Огонь столкнулся о ветровую преграду, и ветер поглотил его. Огненный смерч закрутился до самого неба, не опалив ни одного из противников, но он не был также милостив к невольным свидетелям схватки. Воины побежали прочь от всепоглощающего пламени, со всех сторон раздавались крики, которые заглушал завывающий ветер.

У меня перехватило дыхание; я забыла, как дышать, поражаясь мощи, что столкнулась с неимоверной силой дракона. Все действо заняло пару мгновений, но я заметила каждую деталь.

Огонь разрастался, пожирая все вокруг. Ядвига и дракон уже давно затерялись в эпицентре смерча, их фигуры было даже не различить за стеной пламени. Меня кто-то пихнул локтем, а невольно отшатнулась назад, и, оступившись, упала. С меня будто спала пелена — до этого я заворожено наблюдала за схваткой, совсем не беспокоясь за свою жизнь. Липкий тяжелый страх сковал мое горло — не выдохнуть, не закричать. Руки не держали, я не могла встать, сколько не пыталась и на корячках поползла назад, не обращая внимания на ободранные ладони и колени. Бушующее пламя подступало все ближе, я кожей чувствовала его жар, который усиливался с каждым мгновением. В голове билась одна мысль: «Быстрее, быстрее!».

Я вновь попыталась встать, когда уперлась спиной о тело какого-то бедолаги. С помощью него, точнее, используя его как опору, я смогла подняться на ноги. Мне казалось, что это я шатаюсь не в силах удержать координацию, а оказалось, сама земля ходила ходуном. Оставшиеся в живых воины попадали на колени, на их черных от копоти лицах застыл настоящий животный ужас.

Из-под толщи земли вырвались столбы воды, шириной не больше трех локтей. На землю попадали ошметки земли вперемешку с камнями, а столбы воды, вместо того, чтобы фонтаном оросить округу, по чьему-то приказу закрутились вокруг бушующего смерча, словно жгуты и заключили его в водяной кокон. Огонь зашипел, плавясь, будто метал в горне кузницы, площадь заполонил пар: белесый, удушающий, от него воняло жженой плотью и слезились глаза. Я закрыла нос и рот рукавом, и подслеповало щурясь, пытаясь понять, куда мне идти. Но тут раздался короткий хлопок, и ветровая волна сбила меня с ног. Он был такой силы, что мне на миг показалось, что кто-то с силой толкнул меня в грудь, сдавливая ребра, а голова со всей силой приложилась об землю.

От удара меня замутило, а уши заложило. Дракон взревел, отчего меня до костей пробрало его вибрирующим голосом, а сердце обмерло — перед мысленным взором вдруг предстали ужасающие картины расправы на Ядвигой: как он сжимал могучими когтями хрупкое тельце женщины, чувствовал треск ее костей, чавканье плоти и крик, наполненный невыносимой болью и мукой. Это было так явственно, что сознание помутилось, я постаралась прорваться сквозь вязкий кисель, что заполонил собой все вокруг, попыталась закричать — но горло издало лишь едва слышный хрип. А после — упала в обморок.

Очнулась я от пощечины. Звонкой, хлесткой — именно ее звук меня оторвал от блужданий в неизвестном ничто, а не разом вспыхнувшая боль. Я резко дернулась, села, обведя помутневшим взглядом пространство.

Надо мной склонился тот обожженный мужчина. От его тела едко пахло потом, кровью и обгоревшим мясом, да так отчетливо, что к моему горлу подкатил тугой, горькой комок тошноты.

— Не обессудь, девица, но я тебя вытащил, чтоб не затоптали.

Я механически кивнула и неловко встала. Под ногами сразу неприятно зачавкало, и я замерла от обуявшего меня ужаса — все было залито кровью: тягучей, темно-вишневой, свежей. Она сочилась изо всех углов, но тел не было. Нет, были, но как-то мало, они не могли окрасить землю в такой бурый цвет.

— Это та паскуда, — развеял мои последние сомнения этот мужик, — жрица его добила по— своему, а мы завершили дело топорами, на всякий, чтоб, — он щербато улыбнулся, сделав своей уродливое, обгоревшее лицо подобно гротескной маске. — Хлебни драконьей крови, девица.

Главная площадь была полностью разрушена, завалена телами и залита кровью, и над всем этим безобразием раскинулась туша дракона. Все столпились возле нее как стервятники, стремясь урвать с него лакомый кусочек. Поили друг друга чарками с его кровью, пожирали плоть, омывали лицо, руки, тело в еще не остывшей, разгоряченной огнем крови дракона, пытаясь с помощью этого заполучить его силу. Ведь ни для кого не было секретом, что кровь дракона способна сделать героем любого, стоит лишь испить глоток живительной силы, которая текла в его жилах. И если бы я раньше с радостью присоединились к этому пиршеству, то сейчас меня от него воротило. Мне упорно виделся на месте поверженного дракона Амару. Ведь, они были так похожи? Тот же окрас чешуи, то же… Я не знаю, как описать это чувство, но мне казалось, что этот ужасающий гигант, от которого кровь стыла в жилах, и милый детеныш были как-то связаны.

Я ничего не понимала, стояла, как оглашенная, смотря на творящееся бесчинство и не до конца осознавая его. Казалось, что все было во сне, да только боль от содранных ладоней, спины и головы никуда не уходила. Я никак могла понять, как эта хрупкая на вид женщина смогла в одиночку побить такого гиганта! Осознавать это было так немыслимо, странно и страшно, что я все не могла отвести взгляда от туши. Все стояла и смотрела.

Перед глазами пронеслись обрывки битвы в пещере, когда на единственного дракона напала почти сотня отборных воинов, и сейчас, на площади, когда обычные мужчины, горожане просто схватили оружие, чтобы защитить своих близких, а во главе всех встала солнцеликая жрица.

Страшно. Нелепо. Горько.

Пожары в городе стихли, и небо, ранее темное от нависающих туч посветлело — дым больше не застилал небесный свод, с него не сыпался градом дождь, казалось, что погода успокоилась, буря стихла после смерти небесного гиганта. Лишь отчетливо пахло гарью, да кровью, напоминая присутствующим, что победа досталась тяжелой ценой, как для жителей, так и для города в целом. Жрицы Несфеи, которые выползли из своего каменного убежища, стали оказывать первую помощь лежачим раненным, те же, кто мог стоять, уже давно скакали вокруг туши дракона, не обращая внимания на свои ранения, словно всеобщее ликование исцелило их не хуже лечебной настойки.

Ядвига стояла в стороне, наблюдая за копошащимися в трупе дракона воинами с материнской любовью и лаской. Сейчас, когда тварь была повержена, а небо больше не заволакивала серая хмарь, я смогла рассмотреть ее. Несмотря на тяжелую битву, она не была ранена, все также озаряя округу своим внутренним светом, казавшись больше посланницей Повелителей, чем живым человеком. Женщина не могла похвастаться высоким ростом, но ее округлостям бы позавидовала любая жрица, проповедовавшая путь Повелительницы судеб Несфеи. На ней было обычное платье служительницы Повелителей: белое с расписным красной нитью воротом и подолом, широкое, длинное, обхваченное расшитыми каменьями поясом, на котором висел ритуальный кинжал в ножнах. Золотые волосы, собранные в тугую толстую косу придерживал обруч с привесками из лунниц(1), с которых свисали медовые опалы.

Почувствовав мой взгляд, она повернулась и едва заметно улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки. У нее была молочно-белая кожа, округлое лицо, на котором выделялись глаза: с поволокой, необычного бирюзово-голубого оттенка, с длинными ресницами и чудным изгибом бровей. Приятная, притягательная внешность. Ядвига была красива.

— Кто она? — тихо спросила я у того обожженного мужчины, который уселся прямо на груду камней, обмазываясь из своей чарки кровью дракона, словно она могла исцелить его страшные ожоги.

— Приезжая что ль? — морщась, пробурчал он и с непередаваемой теплотой посмотрел на жрицу. — Все знают Верховную жрицу Ядвигу. Даже вон, эта паскуда знала.

— Столь юна и уже Верховная? — искренне удивилась я.

В каждом городе была своя Верховная жрица, которая служила в Главном храме, что вобрал в себя все алтари Повелителей судеб. Она главенствовала над всеми служителями в городе и была дланью Хасфея. Его гласом. И Волей. К ней прислушивались наместники, она имела почти неограниченную власть в городе, потому что подчинялась лишь воле своего небесного покровителя. Добиться такого положения было почти невозможно, и уж явно этого не успела бы достичь столь юная особа, которая казалась моей ровесницей.

— Юна? — усмехнулся мужчина. — Я еще под стол пешком ходил, а она уже была Верховной.

Я опешила. Сколько же ей лет?

Увидев мое замешательство, мужчина соизволил дополнить:

— Повелитель Хасфей даровал ей за верное служение долгую жизнь…

Из-за хмурых туч на мгновение выглянуло солнце, окутав ее на миг золотым ореолом. Действительно, любимица Хасфея.

Внезапно в моей голове возникла предательская мысль — может, она сможет мне помочь в моей щекотливой проблеме? Да, я устала, и у меня все болело, но мне так сильно хотелось избавиться от этой твари в своей голове, что все остальное отступило под натиском этой проблемы, и я, окрыленная этой мыслью, направилась прямиком к живой святыне города Пригорь.

Ядвига не была удивлена моему приходу. К ней многие подходили, чтобы выразить благодарность за уничтожение твари Тасхель, подносили свои чарки с кровью, она пила со всеми, улыбалась, осеняла уставших, израненных жителей знаком своего небесного покровителя. Мне даже показалось, что и стояла она здесь только чтобы подбадривать своих усталых воинов, не оставить их в час победы и проследить, чтобы мертвых отправили в последний путь жрицы Несфеи.

— Отпразднуй со всеми за чаркой крови твари Тасхель, дева битвы, — произнесла она, дождавшись того, как я подойду. В ее руках как раз была очередная чарка с кровью, которую заботливо одолжил один из воинов, и она отдала ее мне. Отказываться от подношения самой Верховной жрицы было не принято, так что мне пришлось взять сосуд. Внутри плескалась темно-вишневая, насыщенная кровь, в которой отражалось мое чумазое испуганное лицо. Мои руки подрагивали, в горле пересохло, но я никак не могла заставить себя хотя б пригубить...

Я сглотнула застрявший в горле ком и оглянулась. Все мужчины, жрицы Несфеи, которые оказались поблизости Ядвиги, внимательно смотрели на меня, ожидая, когда я выпью кровь поверженного врага, разделю с ними радость победы. Мне стало не по себе.

Мне в миг подумалось, что они же силком вольют в мою глотку кровь, если я откажусь.

Зажмурившись, я осушила чарку одним глотком.

Горло словно сжали огненные тиски, и тут я поняла, что начала задыхаться. Кашляя и отплевываясь от крови, я стала стучать себя по груди. Из глаз брызнули слезы.

— Кровь поверженного врага обладает особой силой, — сказала жрица, смотря на мои мучения. — Но не всем дано испить силу дракона. Некоторых она… не принимает.

— Правда? — прохрипела я. — Эта зараза обожгла горло не хуже огня!

— Плоть дракона закалялась в огне подобно стальному клинку в руках умелого кузнеца, и она пропиталась огненной стихией, став его частью. Никогда не прикасайся к крови дракона, в котором еще теплится жизнь, а то можешь обжечься, но вот мертвый… — она посмотрела вдаль на пирующих воинов. — Кровь теряет свою ожигающую силу. Но не для тебя, видимо.

Невольные свидетели моего позора стали расходиться, а Ядвига спустившись с камней до моего уровня, приложила свою ладонь к моей груди. Из нее полился теплый золотой свет, который успокоил мою обжигающую боль и придал сил.

Я с благодарностью поклонилась жрице, чуть задержав взгляд на ее ожерелье. Оно было красиво: с привесками из амулетов Повелителей, каменьями, из которых ярко выделялся один — опал, словно вобравший в себя лучи солнца. Он так меня заворожил, что я не сразу расслышала вопрос, который задала мне Ядвига.

— Ты же хотела поговорить со мной, дева битвы?

Я механически кивнула, нехотя оторвав взгляд от ожерелья и посмотрев в яркие глаза жрицы. Ядвига смотрела внимательно и как-то выжидающе. И тут я поняла, почему никто из жителей ее не мог назвать молодой — в ее взгляде не было юного задора, огонька, лишь тяжесть прожитых лет.

— Меня зовут Элис, Верховная жрица, — я повторно поклонилась. — Дева битвы Великого клана Северный Ястреб.

— Встань, дева, — улыбнулась Ядвига и осенила меня жестом своего небесного покровителя. — Пройдем в храм. Разговоры сии не для ушей толпы.

Я удивилась, но безропотно согласилась.

Внутри, как и снаружи храм Повелителей выглядел плачевно: на каменном полу лежали отколотые, осыпавшиеся с потолка камни, как крупные, так и мелкие, побитые лавки разметались по полу, словно от сильных порывов ветра, жаровни были перевернуты, и жаркие угли тлели на каменном полу. Алтари были почти нетронуты неистовой стихией, но пожертвования повелителям разлетелись по полу, смешались. Среди подаяний были и наливные яблоки, и монеты, и дорогие шелка, шкуры, амулеты и подвески с драгоценными камнями.

Лучи света из слюдяных окон прорезали полумрак, царивший в зале, озаряя сотканных на гобеленах Повелителей судеб, и отчего казалось, что их лики сияли изнутри. В лучах клубилась пыль, еще не осевшая на камни.

Ядвига непринужденно прошлась по залу, словно и не было никаких разрушений, и остановилась возле алтаря Хасфея. С гобелена на жрицу взирал, грозно хмурясь, мужчина в годах с густой бородой с проседью и в жреческом одеянии до пола. Из его рук расходились сотканные из золота лучи. Хасфей — повелитель дорог судеб, вершитель человеческих жизней, суровый и справедливый — такой, каким должен быть настоящий правитель. Жрица поклонилась своему покровителю с почтением, ласково протерла рукой алтарь, вознесла на него упавшие подаяния и только потом обратилась ко мне.

— Я знаю, для чего ты искала со мной встречи, дева битвы из Великого клана Северный Ястреб.

Я промолчала, ожидая, что она предположит.

— Твоя проблема стала мне ясна еще на площади, стоило лишь раз кинуть на тебя взгляд, — не дождавшись ответа, продолжила она и, повернувшись ко мне, провела рукой, рисуя полукруг в воздухе прямо напротив моей головы. — В твоем теле засел чужой дух. И это не душа человека.

Я обмерла. Сердце зашлось в бешенном стуке, отчего-то стало душно.

— Я… — голове все смешалось, мне было трудно подобрать слова. Так просто. Меня раскусили так просто! Я чувствовала себя словно ребенок, который предстал с ответом перед родителями за съеденную кубышку варенья.

Она медленно обошла меня, пытливо всматриваясь, пронзая взглядом голубых глаз, оценивая.

Я старалась не шевелиться, даже не дышать, чтобы — не дай Повелители! — не помешать жрице.

— Это женщина, — вынесла вердикт жрица, задумчиво проведя рукой по своему подбородку. — Великая душа, большая. Похоже на… дракона?

Она резко посмотрела в мои глаза, ожидая подтверждения своим словам.

— Да, — я торопливо кивнула.

— И как же ты умудрилась подцепить душу дракона, о, дева битвы? — легонько улыбнулась Ядвига. — Они не каждый день летают над городами, пытаясь выжечь их дотла.

Я чуяла иронию в ее голосе, а если вспомнить сегодняшние события — это звучало как-то странно, но ответить не могла.

— Владыка отправил нас на Южный хребет, чтобы вызволить свою дочь из лап дракона, — говорить было нелегко, потому что с каждым сказанным словом перед моими глазами вставали картины из прошлого, но я попыталась отрешиться от них, отчего мой ответ звучал сухо и коротко. — Мы нашли пещеру и приняли бой, в ходе которого меня ранило и…

— Достаточно, — перебила меня Ядвига, отчего я облегченно вздохнула. — Можешь не продолжать. Мне все стало ясно.

Женщина обошла меня, подойдя к опрокинутой жаровне. По взмаху ее руки та встала на место, а тлеющие угли вернулись в нее, разгораясь прямо в воздухе, и зал затопил теплый свет пламени. Он отражался в опалах жрицы, отчего казалось, что они наполнялись изнутри теплом. Последовательница Хасфея всматривалась в жаркие угли, водила над ними рукой, отчего те вспыхивали искрами, потрескивали, а горячий воздух, словно ластясь, крутился вокруг ладони жрицы.

— Я не знаю, что мне делать, — тихо произнесла я, подойдя к ней. Не хотелось ей мешать, но стоять и просто ждать, когда она произнесет свой вердикт, было просто невыносимо. — Я растеряна! Напугана! Я боюсь, что когда усну, она… она что-то сотворит!

Перед глазами против моей воли предстала та картина: пруд, мои окровавленные руки, кишки, развешенные по камышам и невидящий взгляд Суслика.

— Ты одержима ей, как зверь одержим духом леса, — Ядвига повернулась ко мне. В ее глазах отражалось пламя, будто она до краев наполнилась им, — но если у зверя нет разума, и дух полноправно завладевает его телом, то ты борешься, но, увы, неминуемо проиграешь. — Ее голос звучал проникновенно, до мурашек, отчего у меня внутри все сжалось в тугой клубок. Я боялась услышать эти слова, страшилась, но в тоже время какой-то частью своей души страстно желала подтвердить свои опасения. — Дух леса может в любой момент покинуть свое временное обиталище, но она же заперта в тебе, словно в клетке. Ты же это чувствуешь, ведь так?

Я нехотя кивнула.

— Я уже видела такое однажды. Много-много лет назад, — задумчиво произнесла жрица, проведя рукой по моей щеке. Я задержала дыхание, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Ее пальцы, несмотря на то, что она их только что грела над жаркими углями, были холодны, а само прикосновение казалось почти невесомым, хотя оно пробрало меня до кончиков пальцев. — Бедный юноша и тоже из Великого клана. Он шел много лун из северных земель именно ко мне, чтобы просить совета, но было уже поздно. Тварь Тасхель сжала в тисках его душу, почти поглотила ее и то, что предстало перед моим взором мало походило на человека.

Она задумчиво замолчала, видно вспоминая ту встречу.

— Он… — я на миг задохнулась от внезапной догадки. — Она сделала из него д-дракона?!

Ядвига улыбнулась, отрицательно помотав головой, отчего свет в ее привесках из опалов колыхнулся, на миг превратившись из медовой патоки в расплавленное золото.

— Нет, дева, одержимый не может стать драконом, как дух леса не может сотворить из животного подобного себе. Тот юноша стал что-то средним между человеком и зверем. Пугающее зрелище.

Женщина провела рукой над огнем; горячий воздух замерцал, покрылся рябью, угли вспыхнули, чуть не опалив меня искрами, и в них я увидела чей-то темный силуэт. Не веря своим глазами, я приблизилась к жаровне поближе, всматриваясь в жарко пылавшие угли. Увиденное мной существо было мало чем похоже человека: лишь стояло на двух ногах, сгорбившись, и исподлобья взирая на меня, примериваясь как бы напасть; его глаза горели как сапфиры, неухоженные волосы скрывали лицо, не давая мне рассмотреть его лик. Оно принюхивалось, скалилось, словно зверь, угрожающий расправой; все его тело, не прикрытое хламидой покрывала темная чешуя, будто корка, короста на больной коже, пальцы были скрючены, а вместо ногтей — острые загнутые когти. В глазах существа застыла злоба и жажда крови, оно замерло и внезапно прыгнуло из глубин жаровни прямо на меня!

Я отшатнулась, сдерживая внутри себя крик ужаса.

Мне показалось, или тени сгустились вокруг жаровни, вокруг нас, обволакивая помещение и лишь теплый свет от огня, создавал защитный круг, что отделял нас от всепоглощающего мрака. По моей спине пробежались мурашки, а рука невольно отыскала на поясе кинжал и, слегка подрагивая, сжала его. Мне все чудилось, что в тенях кто-то за мной следил. Что за нами наблюдало оно.

— Не бойся, дева битвы, — спокойно произнесла Ядвига и махнула рукой на угли. На ее лице залегли тени, создавая из молодой красивой девушки лик морщинистой старухи. — Я лишь показала тебе то, что будет, если тобой овладеет сильная душа.

— И, — я сглотнула, — ее никак не изгнать?

— Почему же? — невозмутимо ответила жрица. — Души сильных не цепляются за мир, если им нечего беречь. Уничтожь то, что ее держит на грани живых, и она исчезнет.

Перед глазами возник Амару. Детеныш дракона открыто улыбался, морщил смешно носик, ворча на «дурно пахнущие» цветы, тянул ко мне свои руки, ласково называя мамой, лез обниматься…

— Ты знаешь, что ее держит? — Ядвига пытливо всматривалась в мое лицо, словно силясь увидеть там ответ.

Я отрицательно замотала головой, спрятав взгляд. Говорить о мальчишке не хотелось. Я боялась, что он окажется тем самым якорем, что заставляет эту безумную отравлять мне жизнь. Хотя нет, в глубине души я знала, что это он, но признаться себе…

— Жаль, — разочарованно протянула женщина, оторвав меня от мыслей. И, резко развернувшись, от чего ее золотая коса, взметнувшись, мазнула меня по руке, обратилась к жаровне, — тогда мне нечего больше добавить.

— Но…

— Помочь себе ты можешь и сама, — она не повернула ко мне голову, но мне чудилось, что жрица хмурилась, проговаривая эти слова. — Узнай, что так оберегает драконица и уничтожь это. А иначе…

Иначе я стану чудовищем.

Я кивнула, сама не зная почему. Наверное, чтобы обозначить свой ответ, чем и вправду подтверждая свое задание «найти и уничтожить».

— Неужели, — мне не хотелось терять надежду, уходить ни с чем, — нет больше способа, чтобы избавиться от нее? Ритуала или же амулета?

— Душа человека слабее души дракона, — после недолгого молчания ответила женщина. — Она вцепилась в твою душу когтями, обвила ее кольцами и оторвать паразита, конечно, можно, но твоя душа, дева, будет походить на дырявые лоскуты. Хотя…

В руках Верховной жрицы внезапно появился небольшой оберег, размером не больше фаланги пальца. Он был выточен из белой кости и изображал зверя — то ли лису, то ли волка, свернутого в клубок. На нем была даже дырка для шнурка, и я сразу нацепила его на шею, где раньше висел безвременно почивший амулет Вересхея. Оберег на удивление был теплый, словно в нем пульсировала жизнь…

— Это лишь отсрочка неизбежного, — тихо произнесла Ядвига. — Помни об этом.

Из храма я уходила в смятении.

Жрица больше не проронила и слова, а я же не стала настаивать на продолжении беседы. Мне нужно было все обдумать, слишком многое на меня навалилось и стало ясно, что от этой твари в моей голове так просто было не избавиться. Был только один способ, но… Я дотронулась рукой до оберега, чувствуя его тепло даже сквозь куртку. Думать обо всем этом не хотелось. Только не сейчас.

Пока я не превратилась в это… существо, жрица не смела меня останавливать, могла лишь посоветовать, что сделать, но я была уверена, что как только я переступлю грань, что отделяет человека от зверя, то она первая попытается меня уничтожить. Она не проговаривала это вслух, но ее взгляд говорил сам за себя. Последовательница Хасфея уже избавлялась от таких одержимых как я, и избавится вновь, если я не смогу найти решения своей проблемы.

Внезапно я остановилась, огорошено обернувшись на храм. За всеми своими переживаниями я забыла главное! Возложить дары на алтарь нашего Хранителя клана — Вересхея! О, предки, ваша непутевая дочь стала эгоистичной и бессовестной, и посмела нарушить ваши заветы! Я уже дернулась назад, чтобы загладить перед Повелителем свою оплошность покаянной молитвой и щедрыми дарами, но замерла на полпути, аккурат прямо перед створками дверей храма. А смею ли я приблизиться к алтарю, осквернить его своим одержимым духом? Не выжжет ли Хранитель клана мой дух за такое оскорбление?

Я развернулась, и пошла прочь, больше не оглядываясь и сжав голову в плечи.

Простите, предки, но ваша дочь так слаба …

(1)Лунница — это металлическое украшение в виде полумесяца, обращенного рогами вниз, служило в качестве оберега.