Глава III

И вот с того замечательного дня, когда я поступил в Академию, я занимался тем, что старательно учился, делал маленькие радостные гадости по выходным на пару с Юриком и вообще был хорошим парнем с огромной мечтой закончить Академию за шесть лет и улететь. В мир! в небо! Большое, красивое и свободное… О, как оно часто мне снилось! И сейчас тоже. Такое утреннее небо, залитое яркими красками, фиолетовое, жёлтое, красное… И я лечу куда-то немного вбок и вниз… Так забавно. А ещё кто-то там что-то рассказывает… Сказочки, наверное… Люблю сказки. Особенно с летающими китами. Ммм...

— Эй-эй-эй, вернись, она на тебя косится! — заявил пролетавший мимо фиолетовый кит, недовольно щурясь, и ткнул меня под рёбра.

— А кто она? — мечтательно поинтересовался я, приоткрыв глаз. На месте кита волшебным образом появился Юрик со вселенским скепсисом на лице.

— Историчка, — кисло ответил он, вновь принимаясь что-то строчить.

Сон как рукой сняло. Марта! Преподаватель истории! Только не она, нет, я не хочу, чтобы она меня заметила. Я чуть сполз под парту и осторожно глянул на центр аудитории, но Марта, к моей великой радости, отвлеклась и продолжила свою монотонную лекцию про то, что я слышал миллион с хвостиком раз. Не люблю, когда она меня замечает. "Тишский, каковы причины Урхайского конфликта? Вы читали запрещённые трактаты, да? А я уже заранее пожаловалась директору, а вы в наказание напишите мне пачку докладов по глупым темам! И мне плевать, что вы хороший парень, я лучше знаю". Тьфу. Вечно придирается. Так что на её парах я обычно сплю за чьей-нибудь широкой спиной — так она меня, вроде бы, не видит. Каждый год одно и то же, вся история укладывается в одно предложение — вот жили все мирно, вот повоевали слегка с соседями, вот бац! и орхинарцы пришли всех завоёвывать, тиранить, жечь, грабить, и на этом месте Марта на меня так нехорошо косится, будто я тут каждый день костры под её кабинетом раскладываю. Единственное, но мало утешающее — она на меня так пять лет смотрит.

Каждый раз, когда я только раскрывал рот, она уже, видимо, начинала меня ненавидеть капельку больше. Тема Орхинар вообще была для меня запретной — никто, кроме меня, никогда не сомневался в исключительно неверной позиции Орхинар, и моё легкое недоверие учебникам заставляло Марту активно обвинять меня в постоянном чтении запретных трактатов. Будто сам я думать не могу.

По ходу истории Орхинар всегда выставлялись захватчиками, варварами и просто плохими людьми. Хотя… Говорят, они даже не люди. И эта теория была общепринята. Большую часть плохих поступков совершали орхинарцы, причём не всегда обоснованно. И спорить с этим было нельзя. А я не понимал, почему. Многое не доказано, ссылается на странные источники, ни одного орхинарца никто не спрашивал, я уверен, а у них наверняка свой взгляд на историю… Ну не может же целый народ тысячелетиями заниматься тем, чтобы во всём противоречить всем людям? Не может же цель жизни каждого орхинарца быть в том, чтобы насолить как можно большему количеству людей? Мама всегда утверждала, что не все орхинарцы такие, как думают люди кругом. Может, она просто хотела убедить в этом меня, но… Разве возможно, чтобы целый народ мыслил точь-в-точь одинаково?

—… и с наступлением Тёмных веков была уничтожена большая часть культурного наследия первой половины Великой эры. Локальные конфликты с Орхинар происходили довольно часто, но война за Жизнь потрясла весь мир. Не было ни одного острова, не вовлечённого в неё. Самая кровопролитная война в этом Небе, развязанная Орхинар. Каковы были причины? — монотонно продолжила Марта.

— Она спрашивает это каждый раз, — тихо буркнул я, глядя на подскочившую с первого ряда девчонку, бойко принявшуюся излагать зазубренный текст, который сводился, как всегда, к тому, что когда-то жили люди, и жили прекрасно, тут сверху прилетели варвары, которые хотели всё разрушить и захватить мир, и два века с переменным успехом люди с ними воевали, пока в один прекрасный день не вынудили их улететь на верхние острова, куда люди добраться были не в состоянии. Орхинарцы были невоспитанными нелюдями, владевшими сверхъестественными силами, за целую эру не продвинувшимися в развитии ни на шаг и имевшие единственную цель пережечь всё, что движется. Ну, ещё иногда они отбирали еду и похищали женщин и младенцев. Вот и все причины всех конфликтов, включая и Тёмные века. Странно это, по-моему. Я не хотел верить в исключительную отсталость этого народа. Как они тогда больше эры существовали в адских условиях верхних островов и при этом оказались в состоянии устроить такую резню? Не одним же колдовством жили. Тем более, они смогли улететь на верхние острова, а туда ни раньше, ни сейчас, корабли не летали и даже в ближайшем будущем вряд ли доберутся — ни один двигатель такую высоту не берёт. А учитывая, что все учебники истории утверждали, что до Тёмных веков человечество обладало высочайшим развитием всего, чего только можно… Как кучка варваров могла почти разрушить несколько стран, обладавших такой мощью? Разве не должно быть чего-то ещё? Да и смысл было варварам бросаться на таких суровых соперников? Им просто неожиданно захотелось земли побольше и вообще весь мир, чтобы не мелочиться. А до этого их устраивали результаты маленьких периодических набегов. Странно это, странно! Может, конечно, это я так думаю, потому что я тоже орхинарец, но они бы там столько не прожили, будучи просто тупыми варварами. Не верю я, что они такие. Не верю!

— Лицо попроще сделай, — посоветовала Алиссия, рисуя в моей тетради непонятные завитушки.

— Зачем это? — хмыкнул я, косясь на Марту, которая с подозрением поглядывала на меня в ответ.

— Спросит, — она поставила жирную точку на полях. — Будешь с ней спорить — стукну.

— Стукнешь — географию списать не дам, — в том же тоне отозвался я.

— Напугал! Я у Юрика спишу.

— Я и ему не дам.

— Он и без тебя может.

— А у нас разделение труда. Историю он делает, географию я.

— Эй, вы чего? Дэй, ты мне обещал, — Юрик покосился на замершую, как статую, Марту.

— Хорошо! Поспорь с ней, а я посмеюсь, когда она тебя на экзамене завалит, — язвительно сообщила Алиссия.

— Цыц! — шикнул Юрик, делая вид, что что-то пишет в тетради.

— Тишский! — повысила голос Марта. Я вскинул голову и приготовился к очередному дурацкому вопросу...

Резкий, оглушительный звонок, тут же вызвавший страшный гвалт в аудитории, не дал ей ничего сказать.

— Ура! Никаких воплей, интриг и жалоб директору! Дэй молчал всю пару истории! Этот день надо отметить в календаре, буду праздновать! — Алиссия подпрыгнула на месте и сгребла вещи с парты в сумку. — Юрик, у тебя есть календарь? Мой выпал из окна.

— Как пять штук до него, — хмыкнул друг.

— У нас сквозняки в комнате.

— Разве тебе не нравится, когда мы пол пары занимаем высокоинтеллектуальными беседами об Орхинар? — фыркнул я. — Ты и ещё пол аудитории в это время очень удачно спят.

— Меня раздражает твоё самозабвенное повторение одних и тех же ошибок. Если бы я тебя не знала, то считала бы клиническим идиотом, — прямо сообщила мне Алиссия, когда мы вышли из аудитории. — Зачем нарываться?

— Но она ведь придирается. Всё время, — бросил я. — И потом, она ведь может ошибаться!

— Ты всё равно не докажешь, — вздохнул Юрик. — А она возьмёт, и завалит на экзамене.

— Да мне чихать, что она будет делать. Это несправедливо, — буркнул я. Хорошо, что это последний год изучения истории.

— В жизни много чего несправедливого, — заметила Алиссия. — Мы сегодня вечером слазаем на крышу башни? Вы обещали.

— О Небо, точно! — взвыл Юрик. — Зачем мы это вообще ей сказали, Дэй?

— Затем, что не можете без меня вскрыть замок на чердачной двери, неумейки, — с удовольствием подметила Алиссия, от чего Юрик снова издал полный отчаяния стон.

— Ты боишься? — хитро поинтересовался я. В прошлый раз, когда мы полезли на крышу, он был абсолютно не в восторге, а то была всего лишь крыша Академии — башня возвышалась над зданием на пару этажей.

— Я?! — он скептически глянул на меня. — Пф, Дэй, я в воздушном шаре родился, какая к шваркам боязнь высоты? Просто Алиссия — человек непредсказуемый. Сейчас она добрая, а через час "случайно" уронит меня с крыши.

— Тот раз и был случайностью! И ты бы не упал! Я тебя поймала и извинилась. Всё, — резко отмахнулась Алиссия, уходя вперёд и не замечая лёгкой улыбки, тронувшей губы Юрика. Зуб даю, он был не против ещё пару раз оступиться, чтобы она в панике ловила его за шиворот и не только. А потом бы они с наслаждением поспорили часа на два. Всегда так. Я сделал вывод, что они от этого удовольствие получают.

— А про воздушный шар серьёзно? — полюбопытствовал я.

— Ну… Знаешь, у нас во владениях празднуют день Воздушного шара, как раз в июле, ну и мама с папой просто обязаны были полететь, это традиция, и тут хоп! — Юрик взмахнул руками, — и я родился. Говорят, все были рады.

— М-да, — скептически протянула Алиссия. — То-то ты такой… Взбалмошный временами.

— Это я-то? Да я образец спокойствия...

— Да-а? Кто ночью крадёт пирожки на кухне? Ю-юрик и Дэй! Кто же носится ночью по крышам? Ю-юрик и Дэй! Кто вскрывает моими отмычками дверь в подвал за садом? Юрик и Дэй! Кто носится по коридорам ночью с простынёй на башке? Дэй и Юрик! Мне дальше перечислять?

— Это всё он, — тут же заявил Юрик, тыкая в меня пальцем.

— Ты забыла добавить девочку Алиссию, которая скачет по крышам впереди нас и при этом выкрикивает похабные стишки про Эстера, — с удовольствием добавил я.

— Зато Буревестник поржал, — хохотнула Алиссия, выходя во двор Академии. — Я и про него сочинила. Потом расскажу.

— Бедный Буревестник, — притворно вздохнул я. Если вспомнить, что она сочиняла про Эстера… У неё явный талант к похабным частушкам.

На улице свободно разгуливал сильный прохладный ветер. Пахло листьями и холодком. Ещё мясным пирогом и далёким дождём, что вместе с тучами двигался с запада. Шумели деревья, разносились по звенящему воздуху разговоры людей и переливы музыки. Периодически вдалеке раздавался гул и грохот поезда, разъезжавшего вокруг порта. Я видел его несколько раз, но никогда на нём не катался. Некогда было. Да и к тому, что я разгуливаю по городу, вообще относились настороженно — никто мне этого не запрещал, но каждый раз всячески пытались ограничить. С одной стороны, это было немного не честно — всем можно, а мне нельзя. С другой стороны, ОКО никуда не делось. Буревестник говорил, что в Академию они не сунутся, но за её пределами… Когда я получу диплом, у них будет меньше шансов законно меня пришить. Без понятия, что им помешает, но раз Буревестник так говорит… Я не против.

— Мы же покатаемся на поезде? — шепнул я. Вообще сегодня мы планировали просто прогуляться, причём задумали это аж целую неделю назад, что жутко нетипично для меня, любителя спонтанности, но почему бы не прокатиться разок? Я вообще, на самом деле, так мало видел в городе. Я даже на каникулах тут не гулял — на летних нас забирали на корабли на практику, и каждый год, кроме первого, в июне забрасывали на необитаемые островки относительно недалеко отсюда и заставляли там сдавать экзамены по ориентированию. А на зимних каникулах метели и поезда не ездят. В течение семестра же времени гулять не так много, если учиться. А я хотел учиться. Мне это нравилось, хотя часто здесь приходится сложно — хочешь закончить за шесть лет и с дипломом, учись девяносто процентов времени. Я был не против. К этому времени желание стать навигатором переросло в мою цель жизни номер один, и я делал всё — это был мой единственный билет в мир, и я его не упущу. Просто остаться на второй год казалось мне немыслимым, что уж говорить об остальном.

— Почему ты всегда говоришь об этой консервной банке с таким восторгом? — поморщилась Алиссия. Она всегда была против поездов. Да и всего города в целом, она любила только Академию и порт.

— У них в Глуши нет поездов, — хмыкнул Юрик.

— Не в Глуши, а в Тиши. Зато там яблоки есть. Откуда берётся твоё любимое варенье, м?

— И это всё, что там есть, сам говорил, — добродушно хихикнул Юрик. — Нет, лично я не против, но ты, главное, не пожалей...

— Гадкая консервная банка, — сообщила Алиссия. — Но, ладно. Может, за одиннадцать лет, что я не ездила на этом кошмаре, поезда стали лучше.

***

Гуляли мы до вечера. Дошли до порта, посмотрели на корабли, чудесные тонкокрылые корабли, едва покачивающиеся на ветру в бреши в центре острова, вокруг которой был построен порт и прокатились на поезде — в жизни больше не поеду на этой штуке, ибо меня чуть не размазала по стене толпа народу, а ещё я раз десять приложился головой о неприлично низкий потолок. В конце концов я почему-то перепутал остановки в давке, а Юрик с Алиссией были увлечены очередным спором, и мы вышли в рабочем районе, но обратно сговорились идти пешком. Солнце уже клонилось к закату, но до десяти мы успевали железно, а потому не торопились. Юрик с Алиссией оживлённо спорили о том, какой преподаватель лучше. Они вообще спорили часто и подолгу, и мне кажется, это всякий раз доставляло им удовольствие, хотя никто из них не признавался.

Было прохладно. Ветер гулял по нешироким переулкам промышленного квартала, гоняя пожелтевшие листья. Розоватый свет солнца заливал улицы, плескался на обшарпанных стенах и искрился алыми бликами в окнах. Вокруг было тихо, лишь стучали и шипели заводы где-то позади...

А я всё шёл и смотрел на орхикум. Каждый раз, когда выбирался в город, это делал. Я хотел понять, почему он летает у меня перед глазами. Сначала думал, что это всё от близости месторождения, но мы уже были довольно далеко от школы, однако он всё ещё лениво парил в воздухе, клубился вокруг растений и кружил рядом с людьми. Причём вокруг разных людей пыль летала с разной скоростью. Она всё так же складывалась в неуловимые узоры, заставляя меня ломать голову над тем, что же это значит. Ещё меня поражало то, что вся пыль, что я видел, была зелёной, и только вокруг моего компаса всегда летала красная. Свою же пыль я больше не видел, как ни старался. За всё время пребывания здесь я перечитал множество книг на тему орхикума, но все они отрицали существование его вокруг нас и в нас самих. Орхикум — чудесный минерал. Но минералы не летают перед глазами и узоров в воздухе не рисуют! И ведь его совсем никто не видит. Разве такое может быть? Я спрашивал у Буревестника и у Эстера, но они только руками разводили, а последний всё списывал на колдовство. Всё непонятное упирается в колдовство! Ещё бы кто объяснил мне, что оно из себя представляет и с чем его едят. Думал, уберусь с Тиши, всё понятно станет… Теперь у меня в два раза больше вопросов к своим сородичам и настоящим родителям и никаких намёков на существование где-то ни тех, ни других. Если бы хоть знать, где искать. Наверняка я не единственный орхинарец среди людей, возможно, даже, не единственный в этом городе… Только вот как это подтвердить?

Неожиданно из вселенских раздумий меня вырвал внезапно появившийся на мостовой камень. Без понятия, чем он руководствовался, бросаясь мне под ноги, но своей злодейской цели он не достиг — я мастерски удержал равновесие. Выругался машинально… И заметил тускло блестящую монетку неизвестного номинала.

Она была тяжёлая, с узорами по краям и непонятным словом посередине. Никогда таких не видел. Даже не знаю, какой это страны… Может, принейская? Хотя, у них серебряных нет. А эта похожа на серебряную...

Я сунул её в левый карман и оглянулся. Юрик с Алиссией уже исчезли. Ну конечно, стоит только притормозить, и эти двое никогда тебя не подождут, если заняты спором, а этим они увлечены всегда. Я побрёл было за ними, но заметил нелепо яркую причудливую надпись на стене. Жуткая, со странными кислотно-жёлтыми узорами, переплетающимися с красными мазками и зелёными кляксами. Надо же. Я знаю людей, которые зовут это искусством и по ночам бегают так же красить стены. Никогда раньше не видел их картин… Эта не впечатляет. Яркая, аж глаза слезятся, тошнотворных цветов, а что написано… "А"… Нет, это буква "М", только большая и перечёркнутая… "Мфюк"? Нет… Может, это не так читается? А вдруг оно вверх ногами?..

— Псс, дружочек, — шепнули сзади.

— А? — я аж подскочил от неожиданности. Прямо за спиной стоял широко улыбающийся мужчина с красной повязкой на лбу и тёмным плащом на плечах. — Это вы мне?

— А ты видишь тут кого-то ещё? — ухмыльнулся мужчина. Я оглянулся, но кроме нас двоих тут правда никого не было.

— Любишь рисуночки? Я знаю, как их читать, — он как-то странно подмигнул мне. — Хочешь, научу?

— Э-э… Нет, спасибо, — на всякий случай отозвался я, подумывая, как бы от него тихонько отвязаться. Подозрительный мужичок. Алиссия говорила, тут иногда ходят странные личности… Взгляд у него недобрый.

— Да ладно, не дрейфь. На это надо просто смотреть издалека. Сделай пару шагов назад, — мужчина снова подмигнул и отошёл. — Да ты трусишь, парень.

Я шагнул назад и в сторону. Что-то в этом мужчинеке меня смущало. Нет, понятно, что это всё неспроста, но… Мужчина, скорее всего, был арзарийцем. Хотя очень странным. Он был загорелый, чуть темнее меня, с хищными карими глазами и светло-русыми волосами. Я пристально посмотрел на него. Больно он светлый для арзарийца. Меня тоже принимали за арзарийца, за полукровку, правда, ибо у них не бывает зелёных глаз и белых волос. Собственно, арзарийцев тоже не любят за излишнюю хитрость, но хоть на костре спалить не пытаются.

— Тебе надо расслабиться. Ты слишком много думаешь, а так ничего в картине не поймёшь. Вы всегда слишком дёрганые. У меня есть особенная штука для таких, как ты.

— Как я — это кто? — поинтересовался я, делая ещё шаг вправо. Это он на что намекает? Арзарийцев нервными не назвать, они скорее экспрессивные. А про то, что я орхинарец, он знать не может. Какие ещё "мы"? О чём он вообще?

— Ты Терса, а? — выдал мужчина, постукивая себя по краю челюсти. — У вас ведь знаки у уха? Хитрюги. Не дрейфь, братец.

Он приподнял повязку на лбу, и я… Я даже не нашелся, что сказать. Татуировка. Алый треугольник с витиеватыми линиями внутри и снаружи. Он… Он орхинарец! Орхинарец! Что он здесь делает? Как… Откуда?

— Ну так что? — ухмыльнулся он. — Я угадал с твоим родом?

— Нет, — я откинул волосы назад. Вообще я носил короткий хвост, но уши закрывала пара вечно выбивавшихся прядей. Я бы их обрезал, но сначала Мела просила так оставить, а потом я привык.

— Чего не… — Мужчина вдруг вздрогнул и как-то сбледнул с лица. — Ты… Ты этот… Ох, Океан тебя забери, я ж не знал… Слушай, не кипишуй, не надо тут вот всякого, а, лады? Я ж всё понимаю. Давай договоримся. Спокойно, лады? Я...

— Что вы несёте? — оборвал его я. Живой орхинарец! Я тут не один! Значит, помимо него тут может быть ещё кто-то? В таком-то большом городе. Но шварки зелёные, о чём он? Он боится? Меня, что ли? Почему? Что не так?

— Тшш, не злись, лады? — примирительно попросил он. — Я просто не подумал.

— Вам что от меня надо?

— Надо? Ничего абсолютно. Я хотел предложить тебе расслабиться. Сюда часто ходят люди, которые этого хотят… Я им помогаю, а они смотрят на эту мазню и несут бред. Там ещё за углом такие — их местный художник намазал. Людей торкает с дрянного галлюциногена, что поделать. Не, для своих у меня, конечно, есть получше вещи. Но, Океан меня забери, я бы и не стал тебе это предлагать, если бы знал, кто ты. Ты не подумай ничего...

— Так вы наркоторговец? — перебил его я. Для людей, для своих… Свои — это кто? Может, он имел в виду других орхинарцев? Или кого-то ещё? И за кого он меня принимает, почему он оправдывается? Я чего-то не понимаю. Вообще, надо бы перестать общаться с подобными личностями. И меня, наверное, уже потеряли… Почему каждый поход в город кончается какими-нибудь неожиданными происшествиями? Со мной всё время так, хотя был я в городе немного.

— Ну зачем же сразу так грубо? Слушай, я же говорю, я бы и не стал пытаться втюхать тебе эту дрянь. Наркоту берут местные человечьи торчки. Я своим такое не продаю. У меня эликсир есть. Для особых клиентов. И для таких, как ты. Можем договориться, скидочку сделаю, только не говори никому и не промывай мне мозги, ладно?

— Мне не нужно ничего, — бросил я. Ну и угораздило меня на это чудо напороться. Надо бы уйти быстро, мало ли, что ему в голову придёт… Но...

— М-да? Как скажешь. Хотя зря ты так. Не пробовал, наверное, а? Нет? О! Бедняга. Хватит на меня так смотреть, эликсир не наркота, я же сказал. Откуда ты свалился, бедняга, что про эликсиры не знаешь? М-да, теряем… — он чуть откинул полу плаща и стал копаться в поясной сумке. На куртке у него была странная нашивка с красным витиеватым узором. Он был похож на спираль, окаймлённую изогнутыми линиями.

— Качество! И пропорция соблюдена. Тонизирует, — подмигнул он мне, вынув маленькую бутылочку с красной жидкостью.

Я отрицательно покачал головой. Орхинарец только фыркнул.

— Скажите лучше… — я замолчал, глядя на нашивку и думая, как его лучше спросить. Мужчина сунул флакон в карман и замер. — Где ещё орхинарцы?

— Ты имеешь в виду в городе или вообще? — он проследил за моим взглядом и вдруг ухмыльнулся. — А, ты ищешь нас?

— Кого "вас"? — уточнил я. О чём он говорит? Эликсир, теперь загадочные "они"… И ведь прямо его не спросишь. Что он подумает, если поймёт, что я ничего не знаю? По крайней мере, ему об этом догадываться не нужно. Я без понятия, почему он меня боится и что сделает, если перестанет. Но ведь я никогда раньше не видел Орхинар. Может, он расскажет мне, где их искать? Он же наверняка с ними общается. Хоть кого-нибудь, с кем я могу поговорить — мужчине я всё равно не доверял. Да и вообще, наркоторговцам из подворотни верить не склонен, даже если они орхинарцы.

— Нас, — он постучал пальцем по нашивке. — Слышал же о Таркве, м?

— Э… Да-а, — солгал я на всякий случай. — Немного. Заинтересовало.

— А, — мужчина улыбнулся. — Ну что ж, тогда ты по адресу. Ты ведь соображаешь, что в мире творится, м? Что о нас люди говорят? Что пишут?

Я промолчал, глядя на него в упор. Мужчина хмыкнул и продолжил:

— Тупые колдуны-пироманты, вот что о нас думают. Все проблемы свешивают на нас. Думают, что мы отсталые ничтожества с жаждой крови, ха! Предатели, вот они кто. Бесхребетные предатели. Это природа человека.

— Почему предатели? — спросил я. Никто ничего такого не говорил. Предали? Когда?

— Пха! Спроси у них. Думаешь, твой род, чей бы ты там ни был, просто так наверху живёт? Нравится? Они нас предали. Это их сущность. Маленьких, нервных, жадных человечков. Они все такие.

— Не все, — возразил я. — Всё зависит от личности.

— Я этих личностей видел выше крыши, всё едино, — отмахнулся мужчина. — Так или иначе, они сами изгнали нас в этот чёртов Ад на Верхний пояс и обвинили во всех грехах. Что ты на это скажешь?

— Это правда?

— Слушай, я не самоубийца, чтобы врать сновидцам. Это была краткая историческая справка на халяву. Могу поспорить, что людишки пудрят друг другу мозги всякими бреднями о своём величии и о вселенской человечьей доброте. Так вот, пропиши таким в рожу при случае.

— А что конкретно было?

Орхинарец фыркнул.

— Слушай, я тебе не энциклопедия. Я всего лишь торгую снадобьями. И помогаю тем, кто хочет восстановить правду. Тебе нужно знать? Я могу сказать, где искать. Я проводник, не более, — вдруг посерьёзнел мужчина. — Мне продолжать?

Я кивнул. Правду он говорит или нет, выслушать стоит. А потом уже подумать.

— Много ли вам рассказывают в вашей Академии? — он кивнул на мой значок. — Вряд ли. А мы когда-то были единым народом. Жили и процветали на средних островах, пока люди не начали воевать с нами — ты же знаешь, им всегда мало того, что у них есть. Иначе бы ко мне не приходили за этой дрянью. Они обманом и силой изгнали нас.

Он внимательно посмотрел на меня и чуть прищурился.

— Тебя хоть раз пытались прикопать за кустом? Никогда не задумывался, почему? Они отобрали у нас всё и выставили тупыми тварями, чтобы оправдаться. Ты же видишь ночами, что происходит с будущим? Говорят, все сновидцы это видят. А? Ты ведь знаешь, что они делают, что будет с нами. Мы гибнем по вине тех, кто сейчас жирует тут, на среднем поясе, пока мы кочуем из ледяных пустынь в песчаные и обратно, чтобы хоть как-то жить. М? Приходилось? Или тебе повезло жить чуть ниже? Всё равно, это не сравнится с тем, где мы с тобой сейчас. А они планируют уничтожить нас. Спят и видят.

— Зачем им это? — поинтересовался я. Если многое, что говорят об Орхинар, неправда, то почему нас ненавидят? Или что-то всё-таки случилось? Почему предали?

— Это жадность, братец. И эгоизм. Бич человечий. Они сделали всё, чтобы выгнать нас со Среднего пояса, теперь делают так, чтобы мы не смогли вернуться. Плюс им нужен красный орхикум, — мужчина фыркнул. — Черта с два они его получат.

— Так он существует? — выдохнул я. Вот так, гуляешь по улице, и тут появляется наркоторговец из тёмной подворотни и рушит твоё представление о мире. На вид он, вроде, адекватный. Или я не знаю гораздо больше, чем я думал, или он блефует. Или оба варианта сразу — я столько книг об орхикуме перечитал, не могут же все источники врать. Или… Могут?

— Братец, ты из какой глуши? Ты, что ли, низушник? — скептически поинтересовался орхинарец. Ох и взгляд у него… Пора прекратить его расспрашивать. Он мне не нравится. — У тебя татуировки из чего? Ты каким местом колдуешь? Люди совсем промыли тебе мозги?

Он вздохнул и вдруг сочувственно произнес:

— Раньше так не было. Теряем, братец, мы всё теряем… Из-за них. Тебе никогда не казалось это несправедливым? Когда все смотрят на тебя, как на последнюю мразь, просто потому, что так надо, а ты ведь ничего им не сделал. Тебя никогда не задевало?

Я промолчал. Я научился не обращать внимание в большинстве случаев. А ещё в Академии, по сравнению с Тишью, было гораздо лучше… А ещё у меня были Юрик и Алиссия. Поэтому на жизнь свою я не жаловался, скорее, наоборот. Но… В чем-то он, конечно, прав. Прав. Задевало. Хочу ли я, чтобы было по-другому? Очень под час. Ну и что с того?

— И ваша организация хочет это изменить, — настороженно кивнул я.

— Тарква — не организация. Тарква — это братство. Мы хотим жить. Хотим просто вернуться. Чтобы к нам относились, как к равным. Без костров и рабства.

— И как вы это сделаете? — я смял в пальцах кончик шейного платка. Пусть он хоть трижды наркоторговец, он орхинарец, и я просто обязан выспросить у него всё, что могу. Тайная организация! Я могу найти других своих сородичей! Да я уже нашёл! Значит, всё не так безнадёжно. Они меня научат! А может, и расскажут, кто я… Чёрт побери, никогда не думал, что буду рад встретить наркоторговца в тёмной подворотне. Хотя всё-таки смотрит он так недобро...

Мужчина замер, пристально глядя на меня.

— Мы приходим в поселения и убеждаем людей в том, что мы не чудовища. Некоторые сотрудничают, — медленно отозвался он.

— А кто их тогда сжигает?

— Есть и другая группировка. Ацхерна. Будь с ними аккуратнее — хорошо болтают. Они воюют с нами. А война — это жертвы. Сам понимаешь.

— Вы сам, видимо, взглядов своей организации не разделяете, — хмыкнул я. Где-то он лжёт. Иначе не кричал бы про людские пороки.

— Я верен принципам братства. Я не питаю к людям теплых чувств. И сомневаюсь, что ты бы питал, если бы они перерезали половину твоего рода. Но я не хочу, чтобы такое с кем-то повторилось, вот и всё. Поэтому вполне разделяю. А моя маленькая неприязнь — личная проблема. И не говори мне, что тебе не за что их не любить, — жестко отмахнулся орхинарец. — В общем, слушай, братец. Я раньше тоже ничего не понимал. Бродил в потёмках, недоумевая, почему меня хотят убить, и задавал всем кучу нелепых вопросов. А потом попал в Таркву… Они тебе помогут. Они всё знают. Ты хочешь правды? Она у них есть.

Он вынул из-за пазухи клочок бумаги и карандаш и что-то черкнул.

— Вот, это координаты, сто пятьдесят четвёртый сектор. В полночь туда отправляется корабль с Сенарры. Найди нас. Такие, как ты, нужны нам. Если тебе не безразлична судьба твоего народа. Если ты хочешь правды. Если тебе нужны те, кому не безразличен ты… Если ты орхинарец. Мы никогда не бросаем своих. Никогда, братец.

Он сунул мне бумажку в руки.

— Точно не нужен эликсир? Тридцать аэров, братец. Только сновидцам.

— Аэров? — переспросил я.

— Ну. Ты серьёзно низушник, что ли? — мужчина вынул монетку и покрутил у меня перед носом. Крупная, жёлтая, с незнакомой надписью… На ту, которую я нашёл, похожа! Но моя поменьше и с другими словами.

— А это какой номинал? — я показал ему свою монету.

— Крон, шварку ж понятно… — мужчина вдруг замер, вглядываясь в монету. Скепсис с его лица сошёл мгновенно, уступив место неподдельному недоумению.

Орхинарец протянул к монете руку, но я спрятал её в карман.

— Не хочешь поменяться? — ласково поинтересовался он, но лицо его посуровело.

— Нет, — быстро отрезал я на всякий случай, делая шаг назад. Нумизмат, что ли? Как-то не похож.

Орхинарец нахмурился, глядя на меня оценивающе.

— Благодарю за информацию. Я должен идти, — с нажимом выдал я, надеясь, что это серьёзно звучит. Нет, ну я не против меняться, но он так угрожающе это предлагает.

— Ладно, ладно, не кипятись, — примирительно отозвался орхинарец, вскинув руки. — Рад был помочь. Прислушайся к моим словам. И… Не показывал бы ты всем эту монету.

Он затравленно оглянулся.

— Я бы советовал поторопиться. Тут по вечерам шмонает ОКО. Они обычно начинают со стороны торгового квартала, — мужчина ещё раз оглянулся, отступил назад. — Небо с тобой, братец.

И он исчез. Исчез! Растворился в воздухе, слился с ним, испарился, я даже моргнуть не успел!

Я глянул на бумажку с координатами. Мелким почерком на ней были написаны цифры… Тарква. Слово такое… Непонятное. Там орхинарцы. Они знают. Знают то, что не знаю я, что не знают люди… Они такие же, как я. И если всё, что наговорил этот орхинарец, правда… Тогда это то, что я ищу. Если не все орхинарцы такие, как о них думают люди… Может, они объяснят, что к чему. Кто я. Он назвал меня сновидцем. Странно, всё это, странно… Но это шанс! Если они всё знают, если всё это — правда, то я наконец найду нормальных Орхинар, а может, даже, тех родителей, и они мне расскажут наконец про Чудище, про историю, про колдовство! Нет, это… Я должен туда попасть. Обязан!

Я сунул клочок в правый карман. Цифры стояли перед глазами, прочно врезались в память. Сто пятьдесят четвёртый. Почти край — дальше только неизведанные острова. Что ж, тем интереснее. Через год. Только закончить Академию… И туда. Как угодно.

***

Обратно я шёл в спешке. Без понятия, где Юрик с Алиссией — может, ищут меня, а может, идут себе потихоньку за жаркими дебатами… Главное, чтобы возвращались короткой дорогой. Потому что по ней я и шёл, мельком заглядывая в пустые тихие переулки.

Горизонт затянуло лиловыми тучами. Поднялся сильный ветер, погнал листья по серым грустным подворотням. Запахло дождём. Здесь было слишком тихо, и даже лязг и грохот далёких заводов не мешал этой сонливой вечерней тишине, царившей на окраинах квартала. И я так к ней привык, увлекшись собственными мыслями, что неожиданный рык из-за угла меня напугал.

Я не боюсь собак. Обычно мы стараемся друг друга обходить — они настороженно относятся ко мне, а я после побега с Тиши не всякой собаке доверяю. Но на меня из-за поворота вышел корсийский волкодав. Огромный, поджарый и длинноногий, настоящий боевой волкодав со сверкающими золотом глазами. Таких имеют только высшие чины из ОКО. Я стоял и молча смотрел на него. Надо бы что-то сделать, но внезапный приступ холодного страха не давал пошевелиться.

Спокойно. Просто волкодав. Они умные. Они как люди. Он меня не тронет. Если я не буду шевелиться… Если не буду его сердить. Не буду бояться. Мне не страшно… Нет, просто неуютно. Вряд ли кому-то уютно, когда перед ним стоит такой огромный пёс… Но это же пёс ОКО! Живот свело. Не надо. Я не хочу к ОКО. Я не хочу снова...

Пёс шагнул вперёд. Вообще бегать от собаки — дело, обречённое на провал, но я попробовал. Куда бежать, я знал точно. Перед глазами маячила лишь крыша пристройки соседнего дома. Я успею запрыгнуть. И тогда...

Пёс молча нёсся за мной, я ощущал это. Край настила, что закрывал крышу, скрипнул под моим весом, и я почти запрыгнул.

А потом прямо перед лицом свистнул нож, и я свалился на мостовую. Пёс переступил через меня и одарил победным взглядом. Я лишь судорожно вдохнул, вжавшись в холодные булыжники. Сердце ухнуло. Главное, не показывать свой страх. Они же чуют. Я не боюсь, не боюсь, нет...

— Ну надо же, — за спиной волкодава появился он. Седой мужчина с льдисто-голубыми глазами, тот же, что был на Тиши. В чёрном плаще со знаком ОКО. Он не носил амулетов, как все остальные, и смотрел так равнодушно, будто меня здесь не было вовсе. Сердце в панике отстукивало бешеный ритм. Я знал, зачем он тут. Смотрел на него и видел только холодные глаза, больше ничего.

— Я не сомневался, что ты здесь. Твой приёмный отец был довольно предсказуем, — вдруг сообщил мужчина.

— Кто вы? — хрипло спросил я, облизнув пересохшие губы. Пёс чуть склонил голову. Я вжался в мостовую. Небо Великое… Да почему же всё так, а?! Почему в мире так много преступников и тому подобных, а охотится он за мной?!

— Вольтаир Грейн, глава канцелярии Тайного сыска ОКО, — бесстрастно сообщил он. — Одна из первейших обязанностей нашей канцелярии — уничтожение Орхинар. Я надеюсь, ты можешь сложить два факта воедино.

Пёс выпрямился. У него были янтарные умные глаза.

— О чём ты говорил с наркоторговцем? — Вольтаир подобрал нож и задумчиво глянул на лезвие. С неба упали первые капли дождя.

— О… О картине на стене, — шепотом выдавил я, не в силах отвести взгляд от ножа. Он за мной следил?! Что он хочет знать? Выведать координаты, вот что. Я сжал кулаки, впившись ногтями в тонкую ткань перчаток и стараясь не думать о бумажке, лежащей в правом кармане.

— Нет, — бесстрастно возразил Грейн. — Ты знаешь, что тебя ждёт? Ты не попадёшь на Соль-Озёрный и не будешь казнён на Кахарре. Если ты не будешь сотрудничать со мной, ты попадёшь в руки адмиралу Фуксу, а ты наверняка наслышан о его профессионализме и арсенале Облачного форта. Какой удар для авторитета Академии — один из лучших студентов попался на распространении наркотических веществ… И свидетели найдутся.

Я вздрогнул. Адмирал Фукс, глава ОКО и регент малолетнего царя, слыл склонным к изощрённым пыткам, а из Облачного форта, самой крупной и самой надёжной тюрьмы этого Неба, не выходил никто. По крайней мере, в здравом уме и трезвой памяти. Небо Великое, что им от меня надо?!

— У тебя есть другой вариант, — Вольтаир взвесил на руке нож. — Ты рассказываешь мне всё сейчас, я исполняю свой священный долг, а на утро стража разыскивает группировку местных бандитов, лишивших жизни несчастного юношу из Академии. Печальное стечение обстоятельств. Твоей семье выплатят материальную помощь. Выбор за тобой.

— Что вы хотите, чтобы я рассказал? — я зажмурился, но оказалось, что так ещё хуже. Мне вдруг стало так мерзко. Зачем такие изощрения? Зачем, за что они на меня ополчились?

— О чём вы говорили? Что ты знаешь об Орхинар? Что зашифровано здесь? — Вольтаир бесцеремонно вынул у меня из кармана монету, будто заранее знал, где она. Я замер. Небо, зачем я её вообще подобрал?

Я только отрицательно помотал головой, не в силах ничего сказать. Там ещё и зашифровано что-то! Почему я не поменялся с тем орхинарцем? Он-то, видимо, знал, что делать...

— Ну?

— Не… Не знаю я ничего!

— Лжёшь.

Волкодав заворчал, склонился ко мне, обдав горячим дыханием… Перед глазами маячила его искривлённая в оскале пасть, будто он сейчас вцепится мне в лицо… Я почти чувствовал его клыки на коже. Зачем он это делает?! Я ничего не знаю, ничего!

— Заберите, если она вам нужна, — я вжался в холодный камень. Смотреть на волкодава было выше моих сил. Пусть он уйдёт, пожалуйста...

— Если бы мне нужна была только она, я бы с тобой не церемонился, — заявил Вольтаир. — Мне нужен ты сам. Тебя всё равно ждёт один конец. От месяцев мучительных пыток или от моего ножа.

Дождь усилился, и крупные тяжёлые капли барабанили по мостовой и, гонимые северным ветром, секли лицо.

— Почему вы так хотите меня убить? — я прищурился от дождя.

— Я не хочу убивать ни тебя, ни кого-то ещё. Я не лишаю жизни невиновных, — отозвался Грейн. — Но ты орхинарец, и это мой долг. У тебя пять минут. Другого шанса не будет, Дэйолен Тишский.

Я закрыл глаза. На меня навалилась странная тяжесть — я и пальцем пошевелить не мог. Просто лежал и… И всё. Пустота. Пустота… От неё холодно. Это всё слишком неправильно. Это точно со мной происходит? Ведь нет? Будто всё… Далеко. За глухой обманчивой пеленой. И только сердце отчаянно колотится в груди… Сердце бьётся. Значит, всё со мной. Это я, я, здесь, живой! Живой! Я жить хочу! Я ему не дамся!

Я открыл глаза. Он всё так же равнодушен. Ему плевать! Долг у него! А я?! Меня он не спросил, а я не хочу так! Я же ничего не знаю, и я не виноват в том, что я орхинарец!

Пёс предупредительно заворчал. Я замер. Мысли вылетели из головы, уступая отчаянной нарастающей панике.

— Отпусти мальчишку, — вдруг рявкнул голос из ниоткуда. Знакомый такой голос...

Вольтаир медленно повернулся и бросил взгляд в сторону крыш.

— Ты играешь с огнём, — ровно сообщил он кому-то.

Я покосился в сторону. Волкодав низко зарычал.

— Ты тоже, — отозвался голос.

Буревестник. Не знаю, что он тут делает, но, Небо Великое, как хорошо, как я рад, что он тут! Страх почти сразу отступил. Будто камень свалился. Дышать легче стало… Теперь он меня отпустит. Я на всё согласен, что угодно, до выпуска в город не ходить, в столовой дежурить каждый день, доклады по истории писать — шварки зелёные, это всё такие мелочи! Только бы не лежать здесь, на холодной мостовой, и не ждать, когда глава Тайного сыска пустит в ход кинжал или волкодав вцепится в глотку.

— Я не побоюсь вашей Академии, если ты меня вынудишь.

— А за свою жизнь ты не боишься?

Вольтаир неожиданно хмыкнул.

— Зачем он тебе? — Грейн оценивающе глянул на меня. — Ты рискуешь жизнью своей и своих подопечных ради приёмного сына твоего друга, который бросил тебя. Ради колдуна, который всё равно проявит свою варварскую натуру, и тогда будет уже поздно. Насколько это оправданно?

— Полностью. И у меня тоже есть долг.

Грейн пристально посмотрел наверх.

— Я не фанатик, — Вольтаир хлопнул рукой по бедру, и пёс покорно подошёл к нему. — Но я это так не оставлю.

— Никто и не сомневался, — холодно ответил Буревестник.

— Тогда до встречи, — абсолютно спокойно пожал плечами Грейн, сунул монету в карман и зашагал в сторону пристани. Пёс невозмутимо потрусил за ним.

Я сел, пытаясь унять дрожь, вцепился в шейный платок. Он ушёл. Он просто взял и ушёл! Ушёл! Так легко. Я… Не ожидал. Надеюсь, мы больше не пересечёмся. Было бы восхитительно.

— Не ведись, парень. Это терпеливая принципиальная зараза, он тебя до конца жизни не оставит, — подошедший Буревестник убрал револьвер и легко поднял меня на ноги. — Пошли-ка отсюда.

— А...

— Куда ты делся?! — следом за Буревестником спрыгнул Юрик и протяну руку Алиссии. — Мы тебя вечность с хвостиком искали!

— Пятнадцать минут, из них десять спорили, где искать, — хмыкнул Буревестник. — Э, потом обниматься будете. За совместным наказанием.

— Я испугалась, что он тебя убьёт, — вдруг серьёзно поделилась Алиссия, не отпуская моей руки.

— Да ладно. Буревестник знал, что делает, — Юрик хлопнул меня по плечу. — Но, шварки зелёные, это было страшно!

— И всё-таки. Знаешь, в этой жизни всё возможно...

— А я говорю, у глазастика не было шанса...

Я шёл, молча слушая их и улыбаясь. И на душе было так хорошо! Подумать только, если бы не они… Так страшно осознавать, что можно в один момент взять, и потерять всё. Абсолютно всё. Как хорошо, что они рядом! По сравнению с тем, что могло быть, любое наказание — такая мелочь! И вообще, жить, на самом деле, так хорошо! Никогда в этом не сомневался, но сейчас эта мысль звучала особенно изумительно. И всё вокруг было прекрасным, и эти розовые домики, и этот дождь, и жёлтый плющ, вьющийся по водостокам, и воздух так сладок, и так приятно просто шагать по земле и слушать ворчание Буревестника и спор друзей!

— Дэй?

— А? — я улыбнулся Юрику, внимательно рассматривая его лицо, запоминая мельчайшие черты...

— На, — он сунул что-то мне в руку. — Я тут нашёл. Тебе понравится.

Я глянул на ладонь и вздрогнул.

В руке покоилась та же самая серебряная монета.