Глава II

— Подъё-ём! Нас ждёт еда-а! — под эти вопли с меня сдёрнули одеяло. Я успел подскочить прежде, чем последовать за ним.

— Где еда? — тут же проснулся я. Еда — это неплохо, я согласен поесть. Завтрак — это святое.

Нависавший надо мной Юрик скептически хмыкнул.

— Она нас не дождётся, если ты продолжишь прикидываться черепахой, — проворчал он, кинув в меня одеялом. — Пошли скорее!

Когда мы чуть ли не наперегонки спустились, в столовой уже стоял шум и гвалт. С одной стороны столовой сидели ученики, с другой стороны — ребята, видимо, ожидающие теста. И почему-то оказалось, что людей здесь не особенно много. Разве в школах на Белой Крепости не должно быть больше детей?

— О, каша! — Юрик направился к общему котлу.

Положив себе каши, мы заняли свободные места.

— А где, — спросил Юрик сидящую рядом девочку, одновременно уплетая кашу за обе щёки, — Будет тест?

— Говорят, там, где склад, — коротко ответила она. — Вы знаете, где он?

— Конечно! Я всё знаю, — он подмигнул ей и принялся тихо мне рассказывать: — Я когда на склад зашёл, там было темно, а вокруг Буревестника зеленоватая пыль летала. Такая красивая! Мне так хотелось её поближе рассмотреть! Если бы не Буревестник...

— Да как ты туда зайти мог, если там только пол! — возразил я. — А пыль я такую в лодке видел. Она потом превратилась в карту.

Я, как и все, был наслышан об этом — чудесная материя, основа жизни, на которой держится почти всё производство, работают механизмы, летают корабли...

— Это орхикум, — с видом знатока поделился Юрик и вдруг поспешно зашептал мне на ухо. — Ты не понимаешь, это, наверное, колдовство! Ты там что, ничего не почуял? Ты же колдун! Ты… Увидишь, короче. Был он там, я зуб даю!

Я только скептически хмыкнул. Для виду, конечно — на самом деле мне не терпелось ещё раз там оказаться. Я же слышал смех! Значит, там какое-то колдовство? Я хочу увидеть, просто удостовериться, что колдовство — не выдумки! Вдруг… Вдруг я там что-то пойму?

Тут раздался звонок, прервав ход моих мыслей, и все, кроме учеников, поднялись и пошли куда-то. Мы последовали за толпой и вскоре пришли к лестнице. И всё бы ничего, да только там, где был каменный пол, который мне вчера Юрик демонстрировал, была вполне себе настоящая иссиня-чёрная лестница вниз, резко контрастировавшая с серым полом.

— Видал, а? — Юрик толкнул меня в бок.

А я… Я дар речи на мгновение потерял. Колдовство!

— Её же не было! — выпалил я, силясь разглядеть лестницу за головами ребят. — Не было же! Юрик! Юрик, скажи, что не было?

— А теперь есть, — назидательно заявил он.

— Здо-орово, — я попытался пробраться поближе. Ребята вокруг удивлённо перешёптывались — не один я не ожидал такого поворота. Настоящая магия!

Тут кто-то, видимо, начал спускаться — толпа загомонила громче, а потом хлынула вниз.

Лестница была реальная. Я решил, что это мрамор — чёрные ступени были покрыты синеватыми прожилками и оказались настолько ледяными, что, казалось, аж через ботинки пробирает. Я даже ступеньки потрогать хотел на всякий случай, но толпа не дала. Лестница вела в утопающий в полумраке холл с двумя огромными витражами по бокам. Самое странное, что витраж слева светился, будто за ним было солнце, и отбрасывал разноцветные блики на пол, правый же было еле видно во тьме. Потолок куполом устремлялся ввысь и терялся в темноте, создавая ощущение того, что он очень высоко… Хотя спускались мы не так долго. Но наверняка уже под землёй. Вот чудеса-то где. Чему бы тут, казалось, светиться?

В конце холла оказались огромные двери, перед которыми стоял Эстер. Он был в тёмно-филоетовом плаще, который свет окрашивал в разные цвета. Я попытался пробраться ближе к витражу, чтобы рассмотреть источник света, но Эстер заговорил, и все замерли. Бархатистый баритон его эхом прокатился по холлу, будто бы он был везде.

— Добро пожаловать в Хранилище, — негромко и вкрадчиво произнёс он. — Здесь вы находитесь как никогда близко к одному из крупнейших неразработанных месторождений орхикума. Вас ждёт экзамен, который покажет, сможете ли вы продолжить обучение в нашей Академии, — Эстер говорил бесстрастно, периодически обводя толпу долгим взглядом. — Если вы действительно чувствуете орхикум, то для вас не составит труда его сдать. От вас требуется только пройти в двери за моей спиной. Я лишь желаю вам удачи.

Эстер шагнул в сторону. В холле повисла тяжёлая тишина. Я сжал в пальцах край шейного платка. Что же там такое секретное может быть?

— Юриан, — имя гулким эхом прошло по залу. Юрик поёжился.

— Удачи, — шепнул я ему, и он кивнул, несмело подходя к Эстеру.

Затем двери сами собой распахнулись перед Юриком, и он ступил в ослепительно белую комнату. Двери захлопнулись.

Я неосознанно покосился на витраж. Мне показалось, или тут стало холодно? И страшно. Самозакрывающиеся двери меня настораживали больше всего.

Прошло минут пятнадцать мучительного ожидания, показавшихся мне вечностью. Я успел передумать обо всём, с чем мог встретиться там Юрик. Что можно делать в пустой белой комнате? Может, там сидит экзаменатор и задаёт вопросы? Банально. А может, там коридор, просто его не видно? А что в нём? Наверное, что-то колдовское — не стали бы же нас вести в такое место для простого экзамена? Мне всё сильнее становилось не по себе. Что там с Юриком? Главное, чтобы он сдал. И я. Я должен сдать, обязан! Я даже не мо представить, что будет, если случится иначе.

Вдруг Эстер назвал новое имя. Это оказалась хрупкая маленькая девочка, осторожно подошедшая к дверям. И вновь они распахнулись, принимая её в ту же самую комнату, и захлопнулись без малейшего шума. А… Разве Юрик не должен был вернуться?

Ни спросить, ни заговорить никто не решался, и ожидание проходило в давящей тишине, от которой звенело в ушах. Я перебирал в пальцах ткань шейного платка, лихорадочно размышляя о том, что происходит. Мне было неспокойно, но любопытство, в конце концов, взяло всё. Там точно колдовство! Настоящая магия, чудо наяву! И как гадко быть не первым и не вторым в экзаменационном списке… Шварки зелёные, ну можно я уже следующий?

Но после девочки назвали другое имя. Надо отвлечься. Ненавижу ждать неизвестности. Неизвестность надо встречать сейчас же — пока не успел испугаться, передумать и устать от назойливых мыслей.

Так что я принялся упорно считать стёклышки в огромном витраже слева от нас, на котором были изображены цветы оранжевые, желтые и розовые на зелёно-синем фоне.

Я насчитал три сотни стёклышек, когда в коридоре снова раздался голос Эстера:

— Дэйолен.

Наконец-то. У меня будто камень с души свалился. Осталось дрожь в руках унять. Я подошёл к дверям, стараясь выглядеть равнодушно. Эстер глянул на меня непроницаемым взором, и я решил, что равнодушно не очень получилось. Двери открылись, пропуская меня в комнату. Она была настолько белая, что после мрачного коридора ослепляла. Я даже не заметил, как закрылись за мной двери — так бесшумно это произошло. Когда я оглянулся, то увидел только белую стену… А дверь где? Я развернулся, проводя рукой по месту, где только что были дверные створки...

И комната рассыпалась. Я испуганно отдёрнул руку. Так надо? Или я что-то сломал?

Стены позеленели и разлетелись орхикумной пылью. Она закружилась вокруг меня — лёгкая, неосязаемая, будто бы не существующая. И она правда была красивая. Восхитительная. Головокружительно прекрасная. Пыль мерцала, завораживала своим волшебным танцем… Её было столько, что я видел вокруг только изумрудно-зелёный вихрь. Интересно, шахтёры, добывающие орхикум, тоже это видят?

Вдруг пыль разлетелась в разные стороны, превращаясь в белые стены и выстраивая собой коридор. Пол тоже побелел, а вот потолка не было, вместо него — хаотично танцующая пыль. Так странно — была зелёная, стала белая. Я коснулся стены. Тёплая, мягкая, покрылась рябью, будто вода, и снова стала стеной. Магия!

Из ниоткуда заиграла музыка — тихая, лёгкая, чарующая. Будто кто-то на пианино играл откуда-то из глубины коридоров. Я пошёл вперёд, на звук, и стены за мной тут же стали разлетаться. Орхикум следовал за мной изумрудными потоками, кружился и обгонял, вновь выстраиваясь в белый коридор. Я шагал, оглядываясь, наблюдая за узорами пыли. Всё, вокруг казалось нереальным и прекрасным… Страх, волнение — всё исчезло. Как можно бояться такого чуда? Такой красоты… А коридор манил, казалось, если прислушаться, можно услышать в мягком потоке музыки, как меня кто-то зовёт по имени...

Вдруг пыль хлынула вперёд и выстроилась в развилку из трёх коридоров, одинаковых на вид. Теперь она хотела, чтобы я сам выбрал верный. Вот только ошибиться я не мог, я просто знал, что крайний левый и никакой больше. Там музыка! И она меня зовёт! Так что я даже и не сомневался. Я должен идти туда. Там меня ждёт чудо. Разве можно после этого ошибиться?

Пыль, следующая за мной, стала превращаться в узоры, цветы, иногда принимала форму незнакомых мне птиц. Не прекращалась литься и музыка. Она очаровывала, звала за собой, переливалась, то затихая, то вновь звуча громче...

Развилки появлялись снова и снова. Каждый раз я даже был не в состоянии усомниться в правильности выбора. Мне начало казаться, что лабиринт, по которому я шёл, был живым существом. Не знаю, возможно ли это, но он следил за мной, чувствовал, что я выбираю… Я ему нравился. А он мне.

Пыль разлетелась на две стороны, снова представ передо мной в виде двух коридоров. Я встал перед ними, слушая музыку… Но она больше не звала ни в один. Это было так внезапно, так неожиданно… Неправильно! Так не должно быть. Что случилось?

Я хотел было заглянуть в один из коридоров… Но не смог себя заставить. Будто они отталкивали меня. И от этого было не по себе. Назад тоже нельзя. Я что-то пропустил? Они совсем-совсем неправильные.

— Ну неправильные они, — неуверенно сообщил я лабиринту. В музыке появились странные, будто вопросительные, нотки. Что он хочет от меня?

— Они неправильные, — уже уверенней добавил я. — Туда нельзя. Ни в один.

Музыка зазвенела, оборвалась на самой высокой ноте. Я вздрогнул. Что это значит? Ему не нравится? Или наоборот?

Коридоры резко разлетелись пылью. Изумрудный вихрь пронёсся вокруг меня, затопил собою всё пространство, и стал столь нестерпимо ярок… Я зажмурился. Я что, что-то не так сделал?

И пол ушёл из-под ног. Я рухнул вниз. В животе похолодело. За закрытыми веками мелькали зелёные вспышки. Где-то в невесомости эхом раскатился испуганный крик...

Пол встретил жёстко. И внезапно. Я судорожно вдохнул и открыл глаза. Что это было? Что я сделал не так?

Я сел. Но потом решил, что сидя соображать плохо — пол-то холодный. Адски холодный, до костей пробирает. Хотя вокруг не так уж и холодно, а на дворе ещё лето. Странный пол, точь-в-точь как лестница. Так где же я?

Меня окружали огромные тёмные стеллажи. Они были пусты, а их верхние полки терялись во тьме, и так грозно нависали они надо мной, что я начал чувствовать себя… Букашкой. Да. Маленькой удивлённой букашкой. Я глубоко вздохнул и улыбнулся сам себе. Здесь было не страшно, не тревожно, наоборот — меня охватило чувство спокойствия и уверенности. Это место — часть чего-то важного. Так мне казалось.

Несмотря на то, что вокруг было темно, я прекрасно видел всё вокруг себя. А пыль, которая до этого так яростно металась вокруг меня, лениво плавала, взвешенная в воздухе. Я протянул к ней руку, и она скользнула к ладони, как ласковый кот. Она на меня не обижается. Странно, наверное, но мне казалось, что пыль всё понимает, что она живая, как и её лабиринт.

— А дальше куда? — озадаченно поинтересовался я, оглядываясь по сторонам. Мне казалось, что вокруг лишь бесконечные коридоры из стеллажей. Это мне подсказывало то же самое чувство, что сопровождало меня, когда я смотрел на город и узнавал его улицы, на которых никогда не был. Восхитительное чувство, на самом деле.

Пыль едва вздрогнула, будто только и ждала этих слов, и полилась в один из коридоров. Вновь заиграла та музыка, разгоняя сонливую тишину.

А орхикум всё тёк, его становилось больше, он вела меня в глубь, к стеллажу, который, казалось, ничем не отличался от других...

Но на одной из его полок лежал компас. Круглый компас с ладонь, сверкающий зелёными бликами в свете пыли. Он был… Красивый. Он манил. Я вдруг поймал себя на том, что жутко хочу взять его, уже протянул к нему руки… Странно. Откуда он тут? И зачем здесь лежит? И пыль вокруг него кружится… Я только подержу. Он...

Он сам открылся, только я его взял. Потеплел, шевельнулась стрелка, указала на север… Я осторожно провёл пальцем по крышке. Он мой. Не знаю, почему. Просто он мне нравится. Очень. Я не хотел возвращать его на место. Я вообще ничего в тот момент не хотел — только оставить его у себя, и чтобы больше никто не трогал. Он ведь ничей, верно? Интересно, пыль будет против, если я его одолжу? Я… Я не мог найти в себе сил его положить. Да и не хотел. Зачем? Он тут один-одинёшенек, лежит в холоде и темноте… Можно подумать, кому-то такое нравится.

Я покосился на пыль… И замер. Она не злилась, нет. Но она собиралась вокруг меня клубами...

— Можно? — тихо спросил я.

Пыль вспыхнула изумрудным… И вдруг полетела в компас. Сквозь меня! Я её не чувствовал, но видел завораживающе-красивый поток, почему-то ставший красным, освещающий всё кругом… Музыка звучала громче, в такт ей билось моё сердце, пыль сияла, часть её оседала на мне. Касаясь меня, она краснела. Светились алым и татуировки...

Меня больше не было здесь. Но я тут был. Я был везде. По всему свету, в каждом его уголке — будто обнимал мир, был им. И пыль, что летала вокруг, что пролетала сквозь меня, что оседала повсюду — это часть меня. Или это я часть её? Она живая. И я живой. Она видела весь мир. И я видел. Она видела время… Всё, чего касается пыль — живёт. Дышит. Говорит. Просто мы не всегда слышим… Может, это и не пыль вовсе? А что-то другое… Таинственное. Я не знаю. Не должен знать. Нельзя. Пока… Поток полностью скрылся в компасе. Свечение прекратилось, остался только медленно танцующий рядом орхикум. Ощущение нереальности исчезло, прекратила играть музыка. Я сжал компас в руке. Он ещё потеплел. Теперь он мой. Он… Больше, чем компас. Не знаю, что он такое, но пыль отдала его мне. Я теперь чувствовал.

— Какая кровь… — вкрадчивый шепот раздался прямо у меня над ухом. От неожиданности я подскочил.

— Т-ты кто? — тихо спросил я, прижавшись спиной к стеллажу и прижимая компас к груди. Сердце глухо забилось в ушах с перепугу. Вокруг никого не было. Пусто. Кому опять нужна моя кровь?

— Глупый маленький трусишка, — хихикнули из ниоткуда. Да так и заикой остаться можно.

— Ничего я не трусишка, — буркнул я, не отходя, впрочем, от стеллажа. — Это ты трусишка, раз не показываешься.

Голос звонко рассмеялся. Орхикум закружился, и передо мной явилась женщина. Она была похожа на зеленоватого призрака — полупрозрачная и висящая в воздухе над самым полом. У неё были резкие черты лица, острые скулы и прямой нос, короткая стрижка и большие глаза, смотревшие с иронией. Тонкие губы искривились в усмешке.

— Дерзишь, малыш? Впрочем, так меня ещё никто не называл, — хохотнула она. — Какое будущее… И как сложно тебя читать, чёрт побери!

— Ты кто такая? — упрямо повторил я. — И как ты меня читать собираешься?

— Уже прочитала, — она поджала ноги, продолжая парить. — Называй меня Риаланна-Антуанетта-Мария-Доминика-Ириен Тарсская. Сможешь запомнить? Повтори.

— Риаланна-Антуанетта-Кто? А можно попроще? — я осмелился оторваться от стеллажа. Она, интересно, часть экзамена?

— Неужели так сложно запомнить? — надулась она. — Впрочем, Буревестник зовёт меня Ири. Такой же, как ты, двух слов запомнить не может. А ты зови Ириен, так солиднее. И нет, твой экзамен давно закончился, а ты имеешь честь поговорить с великой мной, хранительницей этого места, путешественницей и просто красавицей.

— Ты что, мысли читаешь? — поинтересовался я, забыв, что пять минут назад она показалась мне ужасно страшной. Не по внешнему виду, она была вполне симпатичная, а вообще. Я никогда не думал, что призраки существуют.

— Конечно. Мысли, прошлое, будущее, я много что могу, — охотно подтвердила Ириен. Она вдруг провела рукой у меня перед лицом. — О, ну и угораздило же тебя...

— Что угораздило? — я попытался коснуться её руки, но лишь поймал воздух.

— Малыш, я нематериальна, — Ириен принялась сосредоточенно рассматривать свои ногти. — Родиться тебя угораздило. Впрочем, забавно… Может, ты будешь мне полезен.

— А ты… Пыль? — я обошёл её кругом. Она продолжала невозмутимо парить над полом.

— Я есть всё, — Ириен щёлкнула пальцами у меня перед носом, отчего пыль передо мной вспыхнула светом, заставив зажмуриться на мгновение. — Ты пока не поймёшь, маленький.

— Я не маленький, — заявил я. — Мне двенадцать.

— А мне сто семьдесят, малыш, — просто отозвалась она. Ничего себе, древняя. Это она и Тёмные века видела...

— Но-но, я попрошу! — Ириен резко подалась ко мне. Я отшатнулся. — Бестактные нынче дети пошли, а! Древняя! Я тебе экспонат музея какой?

— Н-нет, извини, — пробормотал я, отступая от неё. Какая же она странная… Даже подумать нельзя ничего. — Слушай… А ты прошлое людей видишь?

— Естественно, я же сказала, — хмыкнула она. — Это моё второе любимое развлечение. Первое — наблюдать за их будущим. Люди такие тупые временами, знаешь. Смотрю так иногда в один из вариантов какого-нибудь почитаемого индивидуума, и думаю, это человечество деградировало или я наблюдаю за идиотом? И так всё время.

— А моё ты видеть можешь? — тут же живо поинтересовался я. Будущее читать! Это же здорово, значит, она знает всё-всё...

— Что? Будущее? Конечно. В нём ты переплёвываешь некоторых личностей, которых я считала особенно глупыми. Впрочем, иногда ты делаешь что-то неплохое. Я немного видела людей, чтобы одновременно клинические дурачки, но соображали. Поздравляю.

— Я не дурачок! — обиженно возразил я. Чего обзывается заранее? Я, может, и не сделаю так, как она думает.

— Зависит от твоих поступков. Может, и нет, будущего не одна вариация, — Ириен воспарила чуть выше и села, закинув ногу на ногу.

— А прошлое?

— С ним проще. Оно уже свершилось по одной линии, и другие не мешают.

— А ты можешь...

— Нет, — с удовольствием перебила меня Ириен.

— Но я...

— Нет же! Мне без разницы.

—… недоговорил даже, — ввинтил таки я. Она же может рассказать про орхинарцев! По родителей, которые те, другие, про колдовство и Чудище...

Ириен вдруг заливисто расхохоталась.

— Я могу! — давясь смехом, заявила она. — Он думает, что именно я могу! Я всё могу, малыш, но я ничего тебе не скажу!

Ириен посерьёзнела.

— Я не разглашаю ни прошлого, ни будущего. И тебе уже пора, кстати.

— Подожди, я...

— Если ты проболтаешься тут ещё минуту, они сочтут, что ты не справился, и отчислят, не успев принять, — отрезала Ириен. — Хочешь?

— Нет! — тут же выпалил я. Нет, я не хочу, чтобы меня не взяли, я должен поступить!

— Тогда до встречи, малыш, — хитро улыбнулась Ириен… И исчезла.

Вдруг всё, что было вокруг, рассыпалось зелёной пылью. Она внезапно накатилась на меня изумрудной волной...

— А мы точно встретимся? — спохватился я, оглядываясь. Только она не ответила. Может, и не слышала...

Когда пыль схлынула, я оказался в коридоре на первом этаже, прямо на том месте, где была чёрная лестница. И её не было теперь. Совсем! Я даже ногой потопал и пол потыкал для верности. Чудеса!

Сквозь огромные высокие окна лился яркий солнечный свет. На широком подоконнике сидел Буревестник, болтая ногами, и с ухмылкой наблюдал за моим расследованием по исчезновению лестницы. Его окутывало полупрозрачное облако зелёной пыли. Оно легко двигалось вокруг него, пыль пролетала сквозь мужчину и вновь встраивалась в лёгкий свободный поток, изредка рисующий неуловимые узоры. Странно. Никогда раньше не видел орхикума в воздухе.

— Чеши налево и до конца коридора, бери форму, переодевайся и в три часа дуй в пятый кабинет, — Буревестник махнул рукой налево. — Надо было табличку повесить.

— А я сдал? — уточнил я. А то я так и не понял.

— Хватит задавать один и тот же глупый вопрос. Каждый спрашивает, а! Иди давай, — лениво отмахнулся он и добавил в след: — Компас есть, значит, сдал.

Сдал! Я сжал компас в руке. И меня теперь точно возьмут учиться!

Теперь в коридоре я почему-то тоже видел пыль. Она едва-едва двигалась, сливалась в узоры и рассыпалась, продолжая неспешно плавать в воздухе. Стоило мне отвлечься от неё на мгновение, и она исчезала, но в любой момент я мог увидеть её. Странно. Раньше её тут не было. Может, это всё какое-то колдовство со склада? О, интересно, а Юрик видел Ириен? Надо будет у него спросить.

В конце коридора была дверь с большим окошком, за которым сидела женщина и увлечённо вязала. Заметив меня, она отложила вязание и улыбнулась.

— Навигатор или механик? — дружелюбно поинтересовалась она, окинув меня оценивающим взглядом.

— Навигатор, — я улыбнулся ей в ответ.

— Подожди здесь, — она поднялась и исчезла в глубине комнаты.

Вскоре она вернулась со свёртком в руках.

— Должно подойти, — сказала она, протянув мне свёрток.

Я было взял его, но она вдруг поймала меня за руку.

— Так это ты, — вдруг обронила она, хмурясь и проводя пальцем по линии татуировки.

Я машинально отдёрнул руку. Ну что ж такое, всё так хорошо началось, и тут опять. Сейчас амулетики из-под полы доставать начнёт. Все всегда так делали. Как же это иногда надоедает!

— Постой тут, — завила она и снова исчезла в комнате.

Я в смятении остался стоять, гадая, что ей от меня надо. Вряд ли что-то хорошее, раз с таким выражением лица ушла. Пока не знала, так улыбалась. Так всегда… Хотя, вообще-то я думал, что за пределами Тиши люди более адекватно будут ко мне относиться. Как Буревестник. И Юрик. Хорошие люди...

— Ты бы не показывал никому, — женщина постучала по тыльной стороне ладони, указывая на татуировки, и неожиданно вручила мне пару перчаток без пальцев.

— О, я… Спасибо, — удивлённо поблагодарил я. Надо же. Я ошибся? Мы ведь с ней даже не знакомы, а она обо мне заботится. Так ещё никто никогда не делал. Милейшая женщина, надеюсь, она простит мне мои противные мысли.

Она кивнула… И принялась долго и с чувством рассказывать мне, что бывает за порчу имущества школы. В итоге мне не только портить страшно стало, хотя у меня и в мыслях не было что-то там портить, но и вообще касаться школьного имущества, каким бы оно ни было.

В комнате сидел Юрик и вертел в руках компас. Вокруг него и компаса витала пыль. Она двигалась быстрее, чем у Буревестника, складывалась в узоры, но они тут же исчезали, и я не успевал их рассмотреть.

— Юрик, я сдал! — я плюхнулся рядом с ним. — Ты как? Я сначала думал, что ты там и пропал, за дверью.

— Да ну, я там прогулялся и меня выпустили. Я тебя уже вечность с хвостиком жду. О, тебе тоже компас дали? — полюбопытствовал Юрик.

— Ага, — я раскрыл ладонь. Круглый, тёплый, приятного золотистого цвета — он покоился у меня в руке, и на крышке у него был выгравирован корабль с головой дракона, выточенной на носу. Мачт у него не было — по бокам корабля было два огромных относительно него крыла. Причём это были не те трёхкостные тонкие крылья, нужные каждому обычному кораблю для маневрирования и устойчивости в воздухе, а мощные крылья, по строению схожие с крыльями летучей мыши, гораздо большего размера, чем нужно трёхмачтовому паруснику. Даже самые большие боевые корабли Гвардии не имеют таких. Но это было не самое удивительное в компасе — я был готов поклясться, что когда я нашёл его на складе, гравировок на крышке не было. А узоры… Они очень похожи на мои татуировки.

— О, тоже золотой! Золото — высшая, серебро — первая, медь — вторая, а третья — не помню, мне это Зар рассказал. Смотри, у меня другой!

Компас Юрика был чуть больше моего и едва-едва отличался от него по цвету. По краям крышки тоже вились узоры, но другие, а посередине был цветок.

— Это ландыш, наш фамильный цветок, — с гордостью поделился Юрик и с видом знатока добавил: — Таких кораблей не бывает. Он бы летать не смог — парусов нет, крылья для баланса велики, а приводить их в движение для полёта слишком затратно.

— Ну и что? Вдруг он волшебный? — слабо возразил я, хотя и так было ясно, что он прав. Но раз на компасе Юрика его фамильный цветок, то и моя гравировка должна что-то значить?

Я провёл пальцами по крышке. Вокруг компаса летал красный орхикум. Быстро, вспыхивая искрами, но хаотично, не рисуя никаких узоров.

— Ему никакое волшебство не поможет, можешь мне поверить, я на теории кораблестроения собаку съел. Единственное, что я хорошего от дяди узнал, — он открыл компас, и над ним взметнулось облачко орхикума, принявшегося неспешно кружить и бросая вокруг зеленоватые отсветы. Странно. Остальная пыль отсветов не даёт… Я запутался.

— Послушай, ты видишь пыль? — спросил я Юрика, разворачивая свёрток с формой. В нём оказались рубашка, значок, синие плащ и брюки. Значок имел форму треугольного щита. Одна половина его была синего цвета, другая— оранжево — коричневого. Значок был окаймлён тёмным металлом.

— Я её на экзамене видел, она меня по лесу и по складу вела, — ответил Юрик. — и вот в компасе. Смотри, это… Мои воспоминания? О, здорово! Ты видишь?

— Не-а, только пыли чуть-чуть, — отозвался я, переодеваясь. — А почему по лесу? Я шёл по коридорам. У всех было разное испытание?

— Наверно, — Юрик пожал плечами, продолжая ворожить над компасом.

— Так что на счёт пыли? — продолжил я. — Я имею в виду, вокруг нас. Вон она летает, например, видишь?

Я указал ему на скопление пыли у самого потолка. Юрик некоторое время всматривался туда, но потом покачал головой.

— Не вижу я там ничего. Может, тебе кажется?

— Да нет, она там. И вокруг тебя тоже пыль летает, и вокруг компаса твоего её много. Она какие-то узоры вокруг тебя рисует, но я не пойму, какие. А в коридоре она почти не двигается, — рассказал я Юрику. Он смотрел на меня с лёгким непониманием.

— Да ну, — скептически отозвался Юрик. — Нет её там.

— Есть, есть! А у меня в компасе красная. Она была зелёная на складе, а потом пролетела сквозь меня и покраснела.

— Хорошо заливаешь, — вдруг заявил он. — До меня тебе, конечно, далеко, но для начала сойдёт.

— Правда это! — с жаром возразил я, но он только с улыбкой покивал.

Значит, не поверил. Но есть она там, я же её вижу. Если вижу, значит, есть. Как ему это объяснить? Её же не может не быть? Откуда бы у меня галлюцинации?

А если он не видел пыль, он видел Ириен? На экзамене же видел орхикум, значит, и её должен...

Я только открыл рот, чтобы спросить его про Ириен и… Не смог. Совсем. Ни звука. Я просто сидел и шевелил губами, а Юрик увлечённо разглядывал свой компас. Это было так странно, что я даже испугался, что разучился говорить. Как так? Я спрашиваю… И не могу спросить! Она меня заколдовала!

— Юрик! — выпалил я и тут же выдохнул с облегчением.

— Да-да, пусть правда — всё равно не вижу. Слушай, ты же колдун, вдруг у вас свои глюки?

— Сам ты глюк, — фыркнул я. Нет, я же раньше пыль не видел. Значит, дело в месторождении… И если я не могу сказать о Ириен, и Юрик о ней не рассказывает, значит ли это, что он её не видел?

Я откинул крышку компаса. Над ним засиял орхикум, только красный, и он тоже, в отличие от остальной пыли, зажигал блики на гладкой поверхности компаса. Витиеватыми буквами были выведены обозначения сторон света. Пыль компаса спокойно кружила, ненавязчиво показывая цифры.

— Что за цифры, ты не знаешь? — я провёл рукой сквозь орхикум. Воспоминания, говоришь? Пыль, мерцая, выстроилась в маленький портретик Мелы. Здорово!

— Я так понял, это время по нулевому меридиану… — Юрик затих и вдруг испуганно зашептал. — Что это?!

— Где? — настороженно отозвался я, озираясь.

— Тут! — он указал на мой компас. — Он красный, Дэй!

Я лишь кивнул. Это я и сам вижу. А вот почему он такой?

— Как ты это сделал? Это потому, что ты орхинарец? А он колдовской? А она из него достаётся? — вдруг принялся сыпать вопросами Юрик, глядя у меня из-за плеча.

— Я сам не знаю, — я захлопнул крышку и положил компас в карман. — И я не хочу доставать из него орхикум.

— Но ведь он красный! Красный, Дэй! — Юрик вскочил и принялся расхаживать по комнате. — Толпы охотников за сокровищами охотятся за хотя бы крупинкой этой штуки! Это нереально! Это… Это… Знаешь, что может красный орхикум?

— Что? — скептически поинтересовался я. Бесчисленное множество фантазий по этому поводу и ни одного подтверждения. Никто не видел красного орхикума. Тогда какого чёрта он у меня в компасе?

— Не знаю! Но гораздо больше, чем зелёный, — констатировал Юрик. — Ты же читал, нет? Обращает что хочешь в золото, летает выше атмосферы, исцеляет, что только хочешь! У тебя в руках! Ну-ка, на, вдруг золотой станет?

Он сунул мне в руки книгу.

— По-моему, нет, — я приложил компас к книге, и ничего, конечно, не произошло. — Юрик, успокойся, а? Пусть так и будет.

— О-о! — Юрик взъерошил волосы на затылке. — Ты… Такое чудо в кармане, а он! О-о!

— Юрик, — я только вздохнул. — Пошли, уже время.

— Ну-ну, — он с силой толкнул дверь. — Впрочем, твоё дело.

***

Вскоре, благодаря Юрику, за неделю проживания в школе успевшему выучить местонахождение всех дверей, мы попали в нужный кабинет. Там сидела половина тех ребят, что пришли на экзамен, и все, судя по цвету формы, навигаторы. Кабинет был светлый и просторный, с высоким потолком и большими окнами. На подоконниках стояли горшки с цветами. прямо перед первыми партами стоял учительский стол, за ним висела зелёная доска. К великому сожалению Юрика все последние парты были заняты, и мы сели за вторую от учительского стола. Сразу же следом за нами в кабинет зашли двое мальчишек и Эстер. В кабинете было много пыли, она летала вокруг каждого находящегося в аудитории и хаотично мелькала у меня перед глазами. Наблюдать за таким количеством орхикума было тяжело и бессмысленно, и я попытался от него отвлечься.

Эстер, сцепив руки за спиной и расхаживая по аудитории, коротко поздравил нас со сдачей и принялся рассказывать об Академии. Через некоторое время он начал говорить о компасах, и я сидел и внимательно ловил каждое его слово.

— Теперь об экзамене и результатах. То, что вы видели, уникально для каждого из вас. Вы все получили пылевой инструмент, в вашем случае, компас. Он хранитель особого орхикума, который несёт в себе отпечаток вашей души. Этот предмет у каждого по-своему уникален, и является вашим спутником до конца жизни. Потеря компаса недопустима и невосполнима. Вы все наслышаны о последствиях.

— Жу-уть, — тут же прошептал мне Юрик. — Говорят, люди от такого с ума сходят, не спят ночами и в Океан бросаются.

Я поморщился и сжал компас в руке. Его нежное тепло действовало умиротворяюще.

—… позаботьтесь о сохранности инструмента и никогда не передавайте никому. При этом именно с помощью компаса вы будете вести корабли, исследовать острова, создавать карты. Постепенно вы научитесь с ним работать. Теперь я объясню смысл степени. Всего их четыре— третья, вторая, первая, высшая. Они отражают уровень ваших способностей. Стоит заметить, что степень без навыка и опыта ничего не значит, поэтому упорный труд никто не отменял. Вы будете в Академии, пока не выучитесь, я не шучу. Если вы не сдаёте экзамен в конце года и не закрываете практику, вы идёте на второй год, и так до трёх раз. Если вы опять не сдаёте, вы идёте учиться в колледж, там навигаторы без чувства пыли. Всё просто. В Царской Академии вас бы отправили туда после первого провала, так что учитесь.

Эстер сел за учительский стол и обвёл аудиторию непроницаемым взглядом. Я поёжился. Вроде прямо не смотрит, а мурашки по коже...

А Эстер вновь принялся объяснять другие важные вещи, и в конце концов перешёл к лекции. Говорил он много и интересно, приятным спокойным голосом. Но взгляд… Спокойный, абсолютно не читаемый… Я не мог смотреть ему в глаза. Поэтому слушал, вертя в руках писчее перо — не смотря на то, что ручки в ходу уже лет семьдесят, здесь всё равно на каждой парте стояла чернильница и два пера. Странный он человек, этот Эстер. Не могу понять его. Вроде бы и добрый, но есть в нём что-то настораживающее. Это меня смущало.

***

Прежде чем началось следующее занятие, мы с Юриком успели сбегать до расписания. В нём числилось шесть учебных дней по четыре пары каждый день. Помимо кораблестроения и "лекций по специальности", в расписании стояли история, боевые искусства, картография вместе с географией. К разочарованию Юрика, боевые искусства вёл Буревестник. После случая со складом Юрик старался не попадаться ему на глаза.

Все остальные пары я провёл, пребывая в полнейшем восторге. Здесь всё было интересно. В тишской школе было скучно. Там были математика, история и язык, и всё. Больше никто ничего не рассказывал, и о мире я узнавал из книг и рассказов залетающих раз в год мелких купцов. И это было скучно. А здесь… Я здесь всё узнаю! Мир такой большой, а я ведь только о Тиши и знаю, и всё! Как можно было так жить? Как я до окончания школы жить собирался? Я вдруг понял, как мало знаю, как мало видел, как мал я сам по сравнению с этим миром… Тут мне вроде бы и ничего ещё и не сказали особенного, а будто глаза открыли на что-то особенное… Будто я спал раньше, а теперь проснулся. И как я жил до этого?

После окончания пары мы направились в библиотеку, предварительно завернув в столовую.

Библиотека… Я зашёл туда и замер. Она была большущая и красивая, как на картинках — с резными шкафами до потолка, лестницами и сладковатым запахом книг. Здесь было светло из-за огромных окон во всю стену. Какие окна! Никогда не видел таких! И лестниц! Шкафы с лестницами! Я остаюсь тут жить!

Тишская библиотека была не чета этой. Она находилась в тёмном и душном кабинете, здесь же было тихо и светло. Все книги были аккуратно расставлены на полках по темам, так и манили подойти и пропасть на время, изучая красочные корешки, выбирая нужную. Хотя я даже не знал, с чего начать — здесь всё было интересно. Юрик давно встал у полки с книгами о кораблестроении, и я решил ему не мешать.

Мне ужасно захотелось залезть повыше, просто потому, что я никогда не видел на столько высоких шкафов, что к ним нужно приставлять лестницы. Ну и интересно же, что там, наверху? А ещё с высоты те, кто стояли внизу, сосредоточенно уткнувшись в книги, выглядели очень забавно.

Начал я с трактатов об орхикуме, хотя соблазн взять пару книг с полки со сказками был велик. Ну любил я всякие байки и небылицы. Особенно с картинками.

В библиотеке было несколько длинных столов, за которыми сидели ученики. По левую руку от меня сидела девочка-механик, напротив — ещё несколько человек из новичков. Они поочерёдно бросали на меня настороженные взгляды. Через некоторое время они встали и группой перешли за другой стол. Не сказать, чтобы такой реакции я не ожидал. Так, бывало, делали мои сверстники в школе в Тиши. Однако чаще всего это они меня с места сгоняли. Так что жизнь налаживается, как я и говорил. И я со спокойной душой углубился в чтение. То, что задал нам Эстер, почти повторяло его лекцию. Разве что, в книге было больше "воды".

Коротко, орхикум добывают в шахтах в виде кристаллов. Кристаллы используют в двигателях различных машин для получения энергии. Порошок, получаемый из кристаллов, идёт на производство — из него делают фактически всё, что только можно себе представить. Но лишь очищенный порошок превращается в летучую орхикумную пыль, используемую в пылевых инструментах и двигателях высоты на кораблях. Собственно, почти всё я и так знал, разве что без особых подробностей. Но ни слова о пыли в воздухе. Ни в одной книге. О красном орхикуме пишут, как о чём-то невероятном.

Но ведь мне не могло показаться? Я осмотрел библиотеку. В ней было больше пыли, чем в коридорах, плюс ещё пыль, летавшая вокруг учеников. Надо посмотреть на улице, вдруг там тоже пыль? А если её там нет, значит, пыль в школе от месторождения. Правда, красную пыль это никак не объяснит… Но посмотреть всё равно надо. И в это самое время рядом со мной на стул тяжело плюхнулся Юрик, выложив на стол стопку книг.

— Не уйду, пока всё не прочитаю, — радостно заявил он мне и открыл первую книгу. Оценив внушительную стопку я решил, что остатка дня и целой ночи ему не хватит, как бы быстро он не читал.

— А я тут подумал… Может, нам посмотреть на город? Как-нибудь? Хоть одним глазком, — предложил ему я. Тем более, я ужасно хотел пройтись по улицам, чтобы убедиться, что чувство того, будто я их знаю, не обман.

— Только тебе в город и соваться, колдунишка, — неожиданно прозвенел у меня за спиной тоненький голосок. А я и забыл про мою соседку...

Девочка едва глянула на меня и продолжила чтение.

— Ты откуда меня знаешь? — удивился я и тут же осёкся. Глупая привычка закатывать рукава.

— На тебе нарисовано, — хмыкнула она, не отрываясь от книги.

— Ты знаешь, она права, — ответил Юрик. — Тебе-то там делать нечего. Может, конечно...

— Стукнут по башке и в рабство продадут, — перебила его девочка.

— Рабство запрещено законом! — с жаром возразил Юрик.

— Угу. Ещё бы кто его соблюдал, — скептически бросила она. — Видели, знаем.

— Врёшь ты всё, — Юрик махнул рукой и обратился ко мне. — Но тебе там гулять не стоит всё равно. Не все же знают, что ты не можешь превратить человека в улитку, например. Или тихо за углом поджечь чей-нибудь дом своим ужасным колдовством. А потом и весь город.

— Зачем? — не понял я.

— Во славу Чудища, конечно! — со знанием дела отозвался Юрик. — Я слышал, вы ещё можете залезть в чужой сон, проклясть до конца жизни и в полнолуние красть непослушных детишек, чтобы принести их в жертву Чудовищу!

— Э-э… А это обязательно?

— Конечно! все злодеи в сказках делают это. И почти все — орхинарцы, — подытожил Юрик.

— Ну я-то не злодей, — беспечно отозвался я.

— Ну вот, это ты так говоришь. Пойди убеди всех.

— Да ну. Враки все эти сказки. Никто бы в здравом уме такого делать не стал, — отмахнулся я. Не верю я во все эти глупости. Можно подумать, кто-то на самом деле знает традиции орхинарцев.

— Пф… Можно подумать. Если бы так, как ты говоришь, то пиратов бы не было, а ОКО были белыми и пушистыми котятами.

— ОКО тут ни при чём. Они заботятся о людях, — возразила Юрику девочка.

— Ага, что не мешает им покрывать некоторых купцов, — хмыкнул Юрик.

— С чего ты взял это?

— Они дядю разорили. Хороший у меня был дядя, а теперь в этой… Как его… Де-пре-ессии. И не нужен ему никто, а всё из-за них.

— Чушь! Твой дядя наверняка сам виноват, — решительно заявила девочка.

— Да много ты знаешь! — вспылил Юрик. — Ты небось с ними и не пересекалась!

— Это я-то не пересекалась? Пха! Да будет тебе известно, мелкий всезнайка, что...

— Не ссорьтесь, всё равно смысла нет, только людям читать мешаем, — остановил их я.

— Почему это смысла нет? Я не могу отстоять своё мнение? — резко поинтересовалась девочка.

— Потому, что каждый всё равно останется при своём мнении, как бы ты его не отстаивала, — вздохнул я. Как же неверное мнение меняет мировоззрение… А есть ли оно, верное? Ведь если судить только по чему-то одному, оно будет не верным. А видеть серое между чёрным и белым гораздо сложнее… Я вот был уверен, что не так страшны орхинарцы, как о них думают. Или это моё мнение сложилось только по тому, что я сам из этого народа, и потому отказываюсь принимать его тёмные стороны? С другой стороны, о светлой стороне никто мне не рассказывал. А ведь у всех есть свои плюсы и минусы. Просто иногда кто-то может и не замечать плюсов или минусов. Наверное, для душевного спокойствия. Ведь это проще — верить в то, во что удобно, но что может оказаться неправдой. Опять же, и плюс, и минус.

— Что-то я начитался, — вздохнул Юрик. — Пойду, книги отнесу.

— Ой, извини, я представиться забыл. Я Дэй, а он Юрик, — спохватился я.

— Алиссия, — отозвалась девочка.

— Очень приятно, — я улыбнулся.

— Взаимно. Но, может, дашь мне почитать?

— Конечно. А я уже уходить собирался… Пока, — она кивнула в ответ, и я пошёл ставить книги на место.

К тому времени, как мы вышли, часы уже показывали пол одиннадцатого, поэтому мы сразу пошли в комнату. Юрик, как только умылся и упал на кровать, сразу уснул. Он вообще мгновенно засыпает. Я же ещё долго сидел, глядя в раскрытое окно, и наблюдал за пылью. Да, она летала и на улице. Чуть больше было её вокруг деревьев. Но я всё ещё хотел увидеть, есть ли она на другом конце квартала. Я не могу быть уверен в том, что на улицу, которую я вижу, не влияет месторождение. Я не знаю, на сколько оно сильно… Вдруг пыль и в Тиши есть? И везде? И что тогда, что она значит? Может… Может, Ириен знает?

Я смял в пальцах шейный платок. Он всё так же пах лавандой, знакомо, умиротворяюще… Надо найти Ириен. Вот только как, я пока не знал.