Глава I

— Слезай с дерева, колдунишка белобрысый! — надрывался широкоплечий мальчишка с носом картошкой. — Слазь, кому сказал, а то...

— Ой-ё, что же ты мне сделаешь? — я свесился с ветки и показал ему язык. Жёлудем в него кинуть, что ли? Вдруг у него ума от этого прибавится?

— Чтоб тебя Чудище съело!

Мальчишка от избытка чувств пнул вековой дуб, на котором я сидел, и, судя по его перекосившемуся лицу, тут же пожалел о содеянном. Да, жёлудь тут не поможет. Ну, так ему и надо… Ой, опять забыл, как его зовут. Не Ромашка, случайно?

— Ногу смотри не сломай, — хмыкнул я и, закинув наверх пока пустую корзину для ягод, залез повыше на дерево, чтобы не слышать витиеватой ругани, доносившейся снизу. Слушать это почти каждый день мне ой как надоело — ничего нового и интересного он мне всё равно не скажет. "Бла-бла-бла, из-за тебя проблемы, нас всех съест Чудище, ты наколдовал мне прыщи..." Скука. А он ведь даже по деревьям лазать не умеет. Как у него получается это не уметь? Мне, правда, это на руку, так что пусть продолжает.

Я забрался на верхушку дерева. Отсюда открывался великолепный вид на всю Западную Тишь — небольшой островок в среднем поясе. Маленький, скучный остров садовников, треть которого занимают яблочные сады. Он круглый, как блюдце, и ровный, как стол, и за день его неспешным шагом можно пересечь в самой широкой части. Наполовину его окружали скалы, в которых брал своё начало красивый высокий водопад. Он отдавал свои воды узкой и быстрой речушке, которая, петляя, прочерчивала весь остров и обрушивалась в небо. Кто-то верил, что река берет свое начало не в горах, а гораздо выше — на острове верхнего пояса. Такие люди — у нас несколько подобных семей живёт — когда воду из реки берут, обязательно в ведро амулетик бросают, маленький, в виде пластинки. Они говорят, что вода, падающая с верхнего острова, наверняка испорчена тёмным колдовством, и спасёт от этого колдовства только амулет из какой-то специальной ракушки из Океана, название которой я никак не мог запомнить. А мне всегда при встрече целый ворох таких показывают! Считается, что я, как колдун, должен их шарахаться и тихо ночью наводить на всех злые чары. Только вот колдовать я не умею, и почему я должен бояться ракушек, мне никто не объяснил. Мама не знала, а когда я спрашивал других, они грозили мне костром на далёком Соль-Озёрном. Туда всех опасных преступников увозили. Мне так часто это рассказывали, что я сделал вывод, что они все ждут не дождутся когда я исчезну с нашего острова. Ну, все, кроме мамы и Мелы, конечно. Сначала я не мог понять — за что они так? Я же никого не трогаю. А потом я уже привык. В конце концов я и не собирался оставаться здесь. Улечу, как только смогу. Что за жизнь быть простым садовником? Копай землю, собирай яблоки, просчитывай погоду с умным видом. Да ещё в такой компании. Нет, я точно улечу. Наверняка там, на других островах, интереснее и люди не сообщают тебе каждый день, как ты им не нравишься. Я ведь почти хороший. Разве что тёте Эри мышонка на кухню принёс… Милого, между прочим, зря она так развизжалась. А ещё я напугал Бенни, прикинувшись привидением, но она сама напросилась. А ещё...

— Рома-ар! — громкий голос, раздавшийся со стороны деревни, отвлёк меня от размышлений. О, наконец-то вспомнил его имя. Говорил же, на ромашку похоже.

— Чудище тебя сожрё-ёт! — особенно громко крикнул Ромар, и ругань стала затихать.

Я только фыркнул. Каждый день повторяет.

Мама говорит, что Чудище прилетало, когда я был маленький. Оно привело с собой колдунов, которые по всему острову рыскали и пожгли яблони. Она думает, что они меня зачем-то искали. А тётя Эри говорит, что селяне хотели отдать меня Чудищу, и, если бы не мой отец, она была бы только за. Она всегда так говорит. Вот школу закончу, и улечу от них. В Лётную Академию. И пусть тогда и говорят, что хотят, но не мне, и маме с Мелой выговаривать перестанут.

Подождав, пока ругань Ромара совсем стихнет, я слез с дерева, прихватив корзину, и побежал вглубь дубовой рощи. Что может быть лучше утренней пробежки? Всё вокруг яркое, воздух особенный, и хорошо так! Будто ты не бежишь, а летишь. Всегда летать хотел.

Утекали последние деньки погожего лета. Мягкие солнечные лучи вспарывали утренний туман, проглядывая меж дубовых крон, и от мелодичного чириканья птиц звенело в ушах. Я несся, перепрыгивая овражки и пеньки, расположение которых знал наизусть. Столько раз я здесь пробегал, что, кажется, могу делать это с закрытыми глазами. Шуршала под ногами трава, взметались в небо испуганные мною вихри мотыльков. Прохладный с утра воздух приятно обжигал лёгкие.

Дубрава сменилась небольшим пушистым от травы пригорком, залитым солнцем и усеянным васильками. Тонкая тропинка сбегала по нему, ведя к маленькому мостику с ажурными перилами, перекинутому через горную речку. Кто его построил, никто не знал, но он стоит здесь не один десяток лет. Мама говорит, она на нём играть любила, когда маленькая была. В этом месте река бурлила и кипела, бросая свои воды на круглые валуны, и потому над мостом часто вилась водная пыль, вспыхивая кое-где радугой. Мост всегда казался мне немного сказочным — слишком волшебно выглядел он со своими витыми перилами, окружённый рощей вековых дубов и отражённым от воды светом… Райских птичек только не хватало.

К мосту я уже не торопился, собирая по пути васильки. Сестрёнка их любит.

Над рекой разносилась тонкая переливчатая мелодия флейты, сопровождаемая посвистыванием копирующих её птиц. Значит, сидит, играет. Мела всегда вставала рано, на рассвете убегала к валуну у реки и играла там на флейте. Очень ей это нравится. А я люблю спать с утра. Часиков до девяти… Нет, сегодня я встал гораздо раньше. Вот только зачем?

Перейдя мост, я присел за кустами, вплетая последние цветки в венок. Отсюда хорошо просматривалась круглая поляна и похожий на большую черепаху валун в мой рост. На нём сидела Мела и болтала босыми ногами. Играть она уже перестала, хотя птицы продолжали насвистывать её мелодии.

Я бесшумно взбежал на камень и замер у неё за спиной.

— Утречка, Солнышко, — громко шепнул я, надевая васильковый венок ей на голову.

— Ой, спасибо, Дэй, — она обернулась и лучезарно улыбнулась.

Пшеничного цвета кудри обрамляли её круглое лицо, спадая на плечи. Нос-кнопочка, ямочки на щеках, делающие её улыбку ещё более доброй, и большие голубые глаза. Глаза, видящие всех насквозь. А меня и подавно.

— Ты соня, — сообщила Мела, надевая стоявшие рядом с ней сандалии.

— Неправда! Я сегодня очень рано, — я уселся рядом с ней. — Зачем, кстати, нам так рано? Черника никуда не денется...

— Забывчивый соня, — повторила она, вскакивая и показывая мне язык. — Тебе не догнать меня, ужасный колдун!

— О не-ет, догоню и съем! И черникой закушу-у! — взвыл я, скатываясь за ней с камня.

Светлая фигурка проворно мелькала между деревьями, но куда ей от меня бегать? И я почти поймал её, когда она вдруг резко остановилась.

— Сегодня ярмарка! — радостно объявила она.

Я попытался затормозить, чтобы не снести её, и свалился в кусты черники.

— Чего-о?!

— В полдень, — добила Мела, хихикая и невинными глазами оглядывая меня в обрамлении торчащей в стороны листвы и веток. — Тебе не больно?

— Н-нэ, мне так удобно, — заявил я, сунув в рот ближайшую ягоду. На самом деле, это было не очень удобно, и даже немного больно, но будем считать, что так задумано. Ярмарка! Почему я забыл?!

Я глянул на небо. Солнце медленно подбиралось к зениту.

— Ну мы же успеем, — решил я, выкарабкиваясь из сплетения цепких веток. Чего там ягоды долго собирать? Раз, два, и всё, тем более, вдвоём. — Почему ты без меня не начала?

— Одной скучно, а ещё не честно, — Мела принялась ловко обрывать ягоды с соседнего куста. — Дэй?

— М-м?

— Их надо собирать в корзину, — вздохнула она.

— А вдруг невкусные? Попробовать-то надо, — важно отозвался я, облизываясь. Как можно собирать ягоды и не есть их? Вкусненькие, кстати.

— А он прилетит?

— Кто?

— Папа.

— Не знаю, — я украдкой сунул в рот ещё горсть ягод. Вот каверзный вопрос. Отец каждый год пишет письма, в которых виртуозно объясняется в том, что не может прилететь из-за каких-то особо важных дел. По крайней мере, это всё, что нам сообщает мама, читая его письма вечерами. Но Мела обязательно переспрашивает меня, будто я точно знаю больше, чем написано… А ничего я не знаю. Я смутно его помню. Он добрый и голос у него низкий. Я даже лица его представить не могу — только борода вспоминается да руки большие, тёплые. А Мела его вряд ли помнит. Улетел он, когда ей было года два. И после даже не навестил ни разу.

— Жалко, — вздохнула Мела. — Я ему лошадку сделала. Из желудей.

— Ты со мной на корабль пойдёшь? — сменил я тему. Может, сегодня пустят, мама говорила, такое бывает. На настоящий воздушный корабль! Я давно мечтал хотя бы заглянуть на палубу… Здорово, наверное, летать — небо вокруг, небо вверху, небо внизу, и ветер в ушах! Вот бы и мне полетать. Только по-настоящему. Единственный раз, когда мы с мамой и Мелой летали на остров Белой Крепости, меня не впечатлил — утлая гремящая лодчонка ползла со скоростью улитки и коптела так, что ничего вокруг не видно было.

— Пойду! А пустят? — тут же оживилась Мела. — А на ярмарке сахарные петушки будут?

— Ага-а, и медовые пряники, — отозвался я. Наверняка и представление устроят, с настоящими фокусниками! Диковинок всяких привезут. А что вечером будет! Авиаторы с купцами собираются в корчме и такие байки травят, про небо, про острова, исчезающие в тумане, про страшный Бордовый Пик, где исчезают суда, про корабли-призраки и Океан, волнами достающий до Нижних островов! Как бы я сам хотел это всё увидеть...

— Дэй, а над нами правда остров есть? — Мела указала мне на небо.

— Правда, и очень большой, — кивнул я. Мы жили довольно высоко, чуть ниже границы пояса. И, не смотря на то, что корабли поднимались и выше нас, и вообще высотная граница была довольно спорной, существование острова над нами все отрицали, кроме тех людей, кто верил, что там берёт начало наша река. Но если последнее — ложь, я сам видел, что исток в горах, то остров там был точно, я знал. Мне подсказывало это некое странное чувство, но оно было настолько сильным, что я не мог сомневаться в его правильности. Я просто знал, и всё. А ещё в ясную погоду весной, когда небо особенно высокое и прозрачное, можно видеть небольшую тучу за дымкой. Так вот, может, это и не туча вовсе, а остров?

— Тётя Эри вчера сказала, ты оттуда свалился.

— А ещё тётя Эри по ночам превращается в большую летучую мышь и ест доверчивых девочек, слушающих кого попало, — в тон ей отозвался я. На самом деле, тётя Эри странная, и, например, при встрече со мной не в состоянии ничего делать — она смотрит в небо и бубнит, а мне показывает амулеты. Причём очень странно бубнит, меня это всегда настораживало.

— В летучую мы-ышь? — испуганно переспросила Мела. Она их до ужаса боялась.

— Конечно… Нет. Так не бывает, — с умным видом заявил я.

Мела хихикнула и высыпала в корзину ещё горсть ягод.

Вскоре мы, доверху заполнив корзины ягодами и вдоволь наевшись сладкой черники, направились домой. Причём я уговорил её не срезать через лес, а пройти по дороге, лежащей у края острова. На ярмарку мы по любому успевали, а мне нравилось ходить по самому краю острова.

— Иди сюда, трусишка! — рассмеялся я, глядя на метания Мелы. Она не любила подходить к краю, а я, шагающий по кромке острова её, видимо, нервировал.

А мне нравилось! Нет, не издеваться над сестрой, а на небо смотреть. Оно повсюду кажется, и сверху, и снизу, и от горизонта до горизонта! Облака под ногами проносятся, лёгкие, пушистые, на кораблики похожие. Ветер воет, гудит, о подножье острова ударяется. Взмывает вверх волной воздуха, волосы треплет, меж пальцев скользит, будто в руках его держишь. Он пахнет прохладой, цветами, свободой и яблоками, и пьянит, и дыхание перехватывает...

— Ме-ела! Я пти-ица! Я лечу-у! — смеясь, крикнул ей я. Как птица… Как будто лечу… Когда-нибудь я улечу. Далеко, во-он за те облака, и выше, выше, и дальше!

Ветер усилился, небо дохнуло струёй воздуха. Я пошатнулся и отступил. Прямо перед нами из-за кромки острова взмыл в небо огромный корабль под ослепительно-белыми парусами. Воздух протяжно загудел, нарастающий рокот двигателя прокатился по округе...

Вот он! Настоящий корабль, бороздящий воздушные просторы! Сердце замерло от странного трепета, от дикого восторга — вот же оно, чудо, только руку протяни! Я никогда не видел, чтобы корабли так близко летали. Я вообще никогда не видел кораблей так близко — к нам редко прилетали, а если и случалось, то больше на лодках. Я вытянул руки к нему, жмурясь от потоков воздуха. Чудо...

— Это купцы! — радостно вскрикнула Мела, хватая меня за руку. — Побежали, Дэй!

И мы наперегонки бросились к дому, вздымая пыль на проселочной дороге.

Когда-нибудь я тоже буду летать. Это точно.

***

Ягоды мы оставили на лавочке у дома — всё равно никто не возьмёт, а домой заходить долго.

На небольшой торговой площади, вокруг сияющей в свете солнца вышки Героя, собралась вся деревня. По краям площади разместились прилавки прилетевших купцов. У самого края острова стояла специально построенная деревянная площадка, на которой будут показывать представление. Но главным, что было на площади, для меня был огромный деревянный корабль под золотистыми парусами, переливающимися на солнце. Мачты пиками устремлялись в небо, на ветру развевались красные флаги гильдии купцов. Величественный корабль "Белая королева" едва покачивался на ветру. С него на землю был перекинут трап, по которому туда и обратно ходили матросы, перенося тюки и ящики.

— Пойдём скорее! — я потянул Мелу за руку, и мы побежали к площади.

— Ой, смотри, там мама, — Мела указала мне на прилавок, рядом с которым стояла мать. Она была в её любимом бежевом платье и с красным платком на шее.

— Мамуля, мы ягодок собрали, — радостно сообщила ей Мела.

— Можно на корабль? — тут же спросил я.

— Можно, только держитесь вместе и… — начала было мать и вдруг охнула, глядя на меня. — Дэй, солнце, я же просила, не ходи так на ярмарку! Где ты куртку оставил?

— Жарко очень, — виновато отозвался я, раскатывая рукава рубашки. Куртку я оставил на скамейке около дома и забыл взять на обратном пути. Мама не хотела, чтобы кто-то, кроме деревенских знал, что я орхинарец. Так называли колдунов с Верхних островов, слывших варварами и иноверцами, людьми жестокими и беспринципными. Высокие они, все как один загорелые и с белыми, выцветшими на солнце, волосами, с алыми татуировками по всему телу и злыми глазами. Может, они даже и не люди. Я не знаю, на сколько всё то, что о них говорят, правда… Единственное, на счёт внешности могу согласиться. Меня местные до сих пор шарахаются, могли бы уже привыкнуть. А других Орхинар я не видел… Всё бы ничего, но татуировки сдавали меня с потрохами, а народ мой люди не любили. Мне повезло — у меня меток на лице нет, а рассказывают, что многие орхинарцы раскрашивают лица. Признаться, понятия не имею, зачем они. Только светятся иногда, раньше сами вспыхивали, теперь по моему желанию. Никакой пользы, только ребят пугать. Замысловатые узоры на руках скрывали рукава, левую руку из-за трёх алых линий на тыльной стороне ладони приходилось держать в кармане. Мать сняла с себя платок и повязала мне на шею, пряча две изогнутые линии, начинавшиеся справа чуть ниже челюсти и заканчивавшиеся над правой ключицей. Не могу сказать, что они мне не нравятся. Забавные завитушки.

— Ты же понимаешь, — вздохнула она и ласково приобняла нас. От неё так знакомо и едва уловимо пахло лавандой… Мне всегда нравился этот запах. Он ассоциировался с домом.

— Мам, а можно мне сахарного петушка? — спросила Мела, весело заглядывая ей в глаза.

— И пряник можно? Пожалуйста, — ввернул я.

— Можно, — она достала из сумки серебряную монету и отдала нам. — Не потеряйтесь, приходите сразу, как насмотритесь, я на этой стороне буду.

— Спасибо, — и мы с Мелой, проталкиваясь сквозь толпу, направились к кораблю. По пути я купил ей большого янтарного петушка, которого Мела с удовольствием принялась грызть, и ароматный пряник себе. Вскоре мы уже осторожно пробрались по трапу, стараясь не мешать авиаторам. По палубе сновали люди, что-то носили, кричали, спорили… Она едва скрипела под ногами. Здесь пахло деревом, фруктами и специями. Я подошел к мачте, провел рукой по теплому, чуть шероховатому дереву… Корабль едва уловимо качался и поскрипывал, и мне казалось, будто он живое существо. Он дышит… Сияющие на солнце причудливые паруса тихо шуршали на лёгком ветру. Можно на нём целый свет облететь! Наверное, это так здорово — лететь, как птица, над островами, сквозь облака… А потом спуститься немного ниже и посмотреть на чудесный Океан, про который пишут так много сказок. Наверное, он волшебный, ведь как иначе может столько воды быть в одном месте? Только если летать, то не с купцами. Они скучные — дальше своего маршрута ни-ни. Вот Гвардия другое дело! Или Экспедиционный флот. Первые с пиратами сражаются, вторые острова новые открывают — приключений хоть отбавляй, и всё на свете повидаешь...

— Э, дети, кыш, а то уроню чего… — прервал мои размышления проходящий мимо рослый авиатор с огромным мешком за спиной и заворчал: — Хо-одят тут, то дети, то глазастики с шавками… Тьфу ты, гадкие шавки...

Он широким шагом пошёл дальше, продолжая разговаривать сам с собой.

Глазастики. ОКО, то есть. Зачем они здесь? Никогда ведь не прилетали.

Мела судорожно вцепилась мне в руку.

— Я к маме хочу, — испуганно прошептала она. Она боялась ОКО. Их многие боялись. Мама говорила остерегаться их, говорила, они очень злые и убивают орхинарцев. И меня хотели, когда я маленький был. С тех пор да со времени прилёта колдунов местные меня в деревне и ненавидят. Злые они, глазастики. Я их не боюсь, нет. Я никого не боюсь. Разве что шварков чуть-чуть...

Мы побежали за авиатором к трапу. ОКО были тайной стражей — поддерживали порядок на островах и охотились на колдунов. Все они носили чёрные плащи с вышивкой глаза и чёрные ремни с амулетами на груди. Я нигде их не видел, но это не значило, что их здесь нет. Что же им тут надо?

Мы осторожно пробирались сквозь толпу, и я всё выискивал маму в пёстром скоплении людей, когда кто-то вдруг крепко схватил меня за плечо. Прохладный металл чёрной перчатки с когтями больно впился в кожу. Я вздрогнул и обернулся. И встретился с холодным колючим взглядом льдисто-голубых глаз.

Высокий седой мужчина в чёрном плаще с серебряной застёжкой в форме широко раскрытого глаза хрипло бросил:

— Ты идёшь с нами.

В толпе мелькнуло ещё несколько чёрных плащей. Или показалось?

Мела судорожно сжала мою руку, но кто-то оттолкнул её в толпу. Кто-то что-то крикнул, люди засуетились.

— Мела! — я рванулся за ней, но мужчина ещё сильнее сдавил плечо.

По спине пробежал холодок. Так они что, за мной? Они хотят меня на костре сжечь?! Они все так делают! Я не хочу! Я жить хочу!

— Пустите! — я вцепился в перчатку. Сердце глухо бухнулось о рёбра и спешно ретировалось в район пяток. За что? Я не пойду, не пойду!

Меня куда-то потащили. Что-то тёплое потекло по онемевшему плечу. Меня вдруг охватил дикий леденящий ужас. Перехватил дыхание, свернулся холодным клубком под рёбрами… Не хочу, нет, нет!

Я с силой пнул мужчину в ногу. От неожиданности он чуть ослабил хватку, и я вывернулся, бросился прочь от него, лавируя между людьми. Благо, они не пытались меня остановить.

Как я выбежал с площади в лес, я не помнил. Только сердце всё колотилось в ушах. Только бы не упасть. Только не остановиться. За что, за что? Что я им сделал? Почему...

Ветви хлестали по лицу, по рукам. Они отстанут, заблудятся, можно, они потеряются в лесу? Только бы не догнали, только бы не запнуться… Почему? Я не хочу к ним, я хочу жить, зачем они за мной бегут?

Залезть на дерево! Я аж выдохнуть забыл. Тут же начал задыхаться от быстрого бега. Я спрячусь на дереве! Они меня не найдут...

Резкий, противный лай зазвенел там, позади. За что-то зацепилась нога, и я кубарем слетел с маленького пригорка.

Ищейка!

— Ма-ама… — всхлипнул я, судорожно пытаясь подняться. Она найдёт меня на дереве. Она найдёт меня… Найдёт...

Я кое-как встал. Бежал куда-то, от страха не понимая, куда. Лёгкие жгло. Куда мне деться? Некуда, некуда...

В горы нельзя. Назад нельзя. Край острова… Там меня и поймают. Но я не хочу...

Солнце ударило в глаза, ослепило на мгновение. Позади — хруст веток под тяжёлыми сапогами. Они будто маячили у меня перед глазами — чёрные, страшные фигуры и собака с большими зубами и ужасным взглядом...

Всё. Это край. Впереди небо, под ногами доски. Они убьют меня. Они злые. Почему так? Что мне делать? Остановиться? Почему я не умею летать? Почему...

Лодка!

Лодка, отчаливавшая от пристани. Я больше не думал. Шаг, другой — и я прыгнул. Вокруг меня распростерлось на мгновение прекрасное голубое небо...

— Мама..!

Я приземлился на борт и, запнувшись за него, полетел носом в лодку.

— О, парень! Ты совсем с катушек съехал? — спросили меня и похлопали по щеке. — Эй, дружок? Глаза откроешь?

Я отрицательно помотал головой и приоткрыл один глаз. Надо мной склонился сероглазый мужчина, с интересом за мной наблюдавший.

— Я… Жив? — осторожно поинтересовался я. Сердце никак не хотело успокаиваться, гулко отстукивая бешеный ритм. Мне всё ещё было страшно. Всё казалось — сейчас бросится собака… И всё.

— Живее всех живых, — кивнул мужчина. — Ты бы мне крикнул, я б притормозил, а то так и убиться недолго.

Я осторожно выглянул за борт. На берегу стояли две фигуры в чёрных коротких плащах, у одного из них в руках было ружьё. У их ног скалилась тощая серая собака.

Не догнали! Не догнали, нет!

— Они меня не поймали! — задыхаясь от бега, сообщил я мужчине. Небо, я убежал!

Один из них что-то крикнул — я не расслышал из-за расстояния — и выстрелил. Пуля прошила кромку паруса. Сердце ёкнуло. Нет, нет, я же убежал, хватит, ну пожалуйста...

— Пошли вы! — заявил мужчина солдатам и показал неприличную фигуру из пальцев, другой рукой сдвигая пару рычажков управления.

Лодка рухнула. Свистнул ветер. Небо смазалось. Меня снова бросило на дно. От резкого падения перехватило дыхание.

А потом дно лодки вдруг надавило на спину… И всё замерло.

Лодка зависла в воздухе, ворча мотором. Теперь мы находились гораздо ниже края острова. Солдат отсюда было не видно.

— Люблю так делать, — улыбнулся мужчина и ласково похлопал лодку по борту. — повторять не советую.

— Чего? — не понял я. Я вообще перестал понимать. Мы упали? Или нет? В нас не стреляют больше. Значит, всё хорошо? Всё хорошо...

— Проехали. Ты сядь-ка, нечего конечности на панель управления складывать, — чуть ворчливо отозвался мужчина. — Кости целы?

— Наверное, — я неловко вцепился в борт и подтянулся. Наверное… Я всё никак не мог унять дрожь. И поверить, что всё, что больше никто за мной не гонится, что мы не падаем, что всё! Всё! Если только...

— А у них ведь нет… То есть, они же нас сейчас не догонят? — с ужасом спросил я у мужчины.

— Мы к тому времени будем далеко, — успокоил он, пощёлкивая рычажками. Лодка с неохотным скрипом двинулась вперёд. — Расслабься. Мда, гоняют они вашего брата… О, что у тебя с плечом? Погоди, у меня где-то аптечка была… Лет сто назад, а-ага.

Мужчина принялся рыться под скамьёй, а я наконец нормально сел и огляделся. Вокруг нас расстилалось безмятежно-голубое небо, на горизонте подёрнутое дымкой и осиянное солнцем, полыхающим прямо над нами.

И вдруг мне так хорошо стало! Воздух тут был прохладный и терпкий, пах… Чем-то особенным, волшебным, не так, как на острове… И я вдруг поверил, что они меня не найдут. Они меня не тронут, я сбежал, меня не заберут на страшный Соль-Озёрный! И этот, жуткий, с голубыми глазами, и эта собака, они позади! Всё позади!

— Что, смешинку словил? — ехидно поинтересовался мужчина. А я хохотал и не мог остановиться. У меня как камень с души свалился. Правда, так легко стало от того, что я живой, что убежал, что всё хорошо!

— Ну, — благодушно протянул он, передавая мне бинт. — Плечо зажми, радостный.

— Вы видели? Видели, да? Они там, а я… А я тут! — радостно сообщил ему я и тут же поморщился — плечо вдруг заболело. Или я просто раньше не чувствовал? — Я думал, всё… Совсем всё, а тут вы! А я… А я… Я думал, тут никто не летает, думал, они меня… Меня на Соль-Озёрный! А тут вы! Если бы не вы… Я даже не знаю. Спасибо!

— Да без проблем, обращайся, — хмыкнул он. Он оказался высоким широкоплечим мужчиной с орлиным носом, живыми ярко-серыми глазами и волевым подбородком. Светлые волосы были забраны в короткий хвост. — Ладно, счастливый, парусом править умеешь?

Я отрицательно покачал головой. Я на лодке-то второй раз в жизни лечу.

— Тогда ручку крути, вон ту, только когда я скажу, ага? — сероглазый подцепил верёвку паруса. — Вот сейчас крути.

Я сел рядом с ручкой и принялся её раскручивать. Сначала она плохо поддавалась, но потом стала крутиться всё легче и легче. Лодка со скрипом и пыхтением, выпуская клубы пара, медленно двигалась вдаль.

— Как вас зовут? — поинтересовался я, с интересом наблюдая за тем, что он делает.

Мужчина, натянул верёвку, парус покорно сдвинулся вправо и раздулся от ветра. Лодка пошла быстрее.

— Я Буревестник, знакомы будем. Ты крути, крути, не расслабляйся, — тут же сказал Буревестник.

— А я Дэйолен.

— Точно, — внезапно кивнул он и тут же продолжил: — И чем ты помешал достопочтенным солдатам?

— Ну… — что ему сказать? Что он сделает, если узнает?

— Скажи, вот зачем вы татушки делаете? Эти ребята же вас по ним и вычисляют, — продолжил он.

— С чего вы взяли...

— Руки, парень, — хмыкнул Буревестник, и я тут же сунул левую руку в карман. Но потом передумал — ручку одной рукой крутить не удобно, да и плечо всё болело.

— Я не знаю, зачем они. Они у меня, сколько себя помню, — я покосился назад. Тишь отсюда выглядела перевёрнутым подёрнутым дымкой конусом. Так странно. Я её… По-другому представлял.

— За что они меня забрать хотели? — я повернулся к Буревестнику. — Я же им ничего не сделал.

— А, дружок, они за всеми так носятся, не только за вашим братом. Элитная секретная служба! Защитит вас от всего, и от вас самих тоже! — громко продекламировал Буревестник и усмехнулся. — Ты родился орхинарцем, им этого достаточно.

— Но так ведь не честно, — буркнул я. Ну да, татуировки, да, орхинарец, но ведь… Так всё равно не честно!

— Согласен. В этом мире много что не честно, — Буревестник пожал плечами. — Суть не в этом. Суть в том, что ты из себя представляешь. В том, кто ты такой.

Я пристально посмотрел на него, но Буревестник лишь лукаво улыбнулся и переставил пару рычажков.

— А вы что… Вы меня не боитесь? И не это… То есть, мне все в деревне говорили, что орхинарцев все терпеть не могут, вот, — тихонько поинтересовался я. До меня вдруг дошло, что он, вместо того, чтобы тыкать в меня амулетами и читать какие-то там обереги, как чуть ли не каждый день делали односельчане, просто спокойно со мной разговаривает. И улыбается вон как.

— С чего бы? — фыркнул он. — Ты бы меньше недалёких людей слушал. Я же тебе сказал уже. Можешь отцепиться от ручки, всё равно больше не выжмем.

— Кто вы такой? — спросил я через некоторое время. Я никогда не видел, чтобы кто-то пользовался старым пирсом. И его никогда раньше не видел… Как он там оказался?

— Я Буревестник, я же сказал, — пожал он плечами. — Опережаю бурю, несу вести, выполняю обещание. Попутно учу таких, как ты.

Я не совсем понял, что он имел в виду, но переспрашивать не стал. Вместо этого робко добавил:

— Я вас раньше не видел.

— Это значит, что я очень хорошо работаю, — хмыкнул он, от чего моё непонимание только усилилось. Разведчик какой, что ли? В Тиши и разведывать-то нечего.

Буревестник обернулся и вдруг подмигнул:

— Не заморачивайся, поймёшь потом. Если захочешь, конечно.

Я не нашёл, что ответить. Странный он, этот Буревестник. Интересно, каково быть разведчиком? Здорово, наверное.

Какое-то время мы просто летели. Вокруг плыли белые лёгкие облака. Островов вокруг видно не было, даже Тишь вскоре исчезла из виду. Тёплый ветер свистел по бортам лодки, от чего та чуть покачивалась. Когда солнце окрасило облака в нежно-розовый цвет, а впереди показались летающие скалы, Буревестник заговорил:

— Мы сейчас пойдём через каменный круг. Давай так: я рулю, ты достаёшь карту и часы из прибора и прокладываешь мне маршрут по времени. Я ясно выражаюсь?

— Вроде да, — я открыл маленькую дверцу в стоящем передо мной деревянном приборе. Он был похож на узкую тумбочку со странными металлическими узорами сверху. Как только я к нему прикоснулся, узоры засветились, с них взлетела зелёная пыль и во мгновение ока выстроилась в изумрудную полупрозрачную карту с сетью координат и едва движущимися островами.

— Буревестник, а он светится, — позвал я мужчину. Тот едва обернулся и замер.

— Во те на! Я думал, он не работает! Шварки кусачие, да сегодня мой счастливый день! Не трогай бумажную карту, будешь мне по этой путь прокладывать.

— А как?

— Как, как… — Буревестник хотел что-то добавить, но потом махнул рукой. — Короче, смотри на карту и говори, если в нас что-нибудь полетит.

По карте передвигались летающие скалы, а ярко-зелёной точкой была отмечена наша лодка. Я выглянул за борт — там в точности, как на карте, двигались скалы разных форм и размеров. Коснулся одного из камней, нарисованных на карте — вокруг него раскинулись разными пунктирными линиями траектории его полёта. Над картой было подписано время для каждой линии, в левом верхнем углу высветилось текущее время. Ничего себе, механизм...

К точке-лодке начал двигаться один из камней.

— Эээ… Справа, семь келей, — быстро сказал я Буревестнику, и он, коротко кивнув, натянул парус и защёлкал системой рычажков позади него. Лодка с лёгким скрипом накренилась и нырнула вниз, постепенно выравнивая полёт. Затем Буревестник, не дожидаясь моего предупреждения, свернул влево от очередного камня.

— А куда мы летим? Снизу три, — проговорил я.

— На остров Белой крепости, — ответил Буревестник, направляя лодку в сторону.

— Почему через кольцо камней? Мы же могли подлететь снизу?

— А-агась, и попасть на главную пристань, где с меня бы спросили лицензию, которой у меня нет, и отобрали бы мою Ласточку, меня бы посадили в тюрьму, а тебя сдали ОКО.

— Почему у вас нет лицензии? — удивился я. Обычно на постройку или покупку судна нужно приобретать лицензию у ОКО, а если лицензия отсутствовала, корабль забирали. И редко кому удавалось приобрести корабль без лицензии, ещё реже — не попасться ОКО. Поэтому люди нечасто рисковали. По крайней мере, так мама говорила.

— Потому что у меня нет достаточно золота для того, чтобы набить карманы жадобам из канцелярии, а лодка мне нужна позарез. Я большую часть времени в воздухе провожу, и я несу ответственность за слишком большое количество людей, чтобы из-за какой-то бумажки перестать летать. Нет. Поэтому мы с тобой сейчас летим на секретную пристань.

— Понял, — коротко отозвался я. — Слева пять.

— И это всё? — спросил Буревестник, уводя лодку от камня. — Никаких вопросов и воплей совести? Мне это нравится. Поступать будешь — напомни мне замолвить за тебя словечко перед шефом.

— Куда поступать? — не понял я.

— Как куда? В Академию Механики и Навигации. Ты же не собираешься с таким талантом навигатора и кучей глазастиков на хвосте возвращаться в Тишь? Зря только себя загубишь.

Почему это не собираюсь? Очень даже собираюсь… Но… Тут меня вдруг осенило. Дороги назад мне нет. Если я вернусь, то они меня в живых не оставят. Но я Мелу бросил! И маму… С ними они что сделают? И всё из-за меня, а я здесь, я улетаю, а они остаются одни!

— Буревестник, мне надо вернуться, — выпалил я.

— Парень, ты правда с катушек съехал? — хмыкнул Буревестник.

— Нет, там моя сестра и мама! Они же...

— И что? Съедят они их, что ли? Они об мирных жителей руки не марают. Поспрашивают, обыск устроят. Вот что сделают в первую очередь, так это слежку за ними организуют, — Буревестник повернул парус. — Лучше бы за камнями смотрел.

— Я их бросил.

— Вернёшься — они тогда и тебя пришлёпнут, и семье твоей точно жизни не дадут. Радовался бы, что свалить сумел, так нет, — снова перебил меня Буревестник.

— Радоваться? — недоверчиво переспросил я. Серьёзно? Нет, я рад, но… Шварки зелёные, всё слишком быстро происходит.

— Знаешь, что, парень? Ты уже прыгнул. Поздно метаться, Небо не любит неуверенных пессимистов, — отрезал Буревестник. Потом чуть мягче добавил: — Расслабься, я достаточно имел дело с глазастиками, я знаю. Твои выкрутятся… Если ты не будешь маячить там какое-то время.

Буревестник повернул парус, подводя лодку к огромной скале.

— Крути ручку обратно.

Я снова взялся за ручку.

— С чего вы взяли, что я навигатор? — поинтересовался я. До меня только что дошёл смысл первой части его фразы.

— Ха, дружок, да я вас уже с закрытыми глазами вычисляю. А если серьезно — ты когда-нибудь видел, чтобы не навигатор с полпинка орхикумные карты открывал? Я нет.

Я и навигаторов никогда не видел, поэтому просто отрицательно покачал головой. Я только читал о них. Они из тех, кто чувствует орхикум, или пыль по-простому, как механики или лекари. Без этих троих ни один капитан в полёт обычно не пускается. Я, правда, не был уверен в том, что я навигатор. В Тиши я на местности с закрытыми глазами ориентировался, но этим мог похвастаться каждый, всю жизнь там проживший. А карта… Я не знаю.

— Почему вы решили, что я туда поступать буду? — поинтересовался я. На самом деле, я не знаю, зачем я задал такой вопрос. Потому что если бы меня спросили об этом сегодня утром, я бы даже не сомневался.

— А куда ты денешься? Парень, от такого не отказываются, тем более, мы всё равно летим туда, — важно закончил он.

Академия. Какой шанс… Шварки зелёные, среди нас о таком никто и не мечтал. Туда брали только тех, кто проявляет склонность к пыли… Меня правда могут взять? Я смогу быть навигатором? Навигатор… Билет в мир! Дорога к путешествиям! Я смогу попасть в Гвардию или в Экспедиционный флот… Если поступлю. Серьёзно, я… И навигатор. Так странно… Но здорово звучит, шварки зелёные!

— Ну, ты из лодки вылезешь или тут до скончания века останешься? Сколько, кстати, Орхинар живут? — поинтересовался Буревестник, вылезая из лодки. Рядом с бортом висела верёвочная лестница, по которой он уже начал забираться. Прямо над нами нависали деревянные балки, видимо, когда-то бывшие пристанью и сейчас опутанные диким виноградом.

— Не знаю, — я последовал за ним. — А если я буду у вас учиться, то вам же будет угрожать ОКО?

— Э, не парься, шеф сам кому угодно так поугрожает, что потом трижды подумают, прежде чем с нами связаться, — Буревестник забрался на край острова. — Только если ты не будешь делать глупостей.

Сразу за пристанью находился огромный густо заросший сад, окруженный с трёх сторон стенами здания кораллового цвета. Мы обошли сад по дорожке, выложенной у одной из стен, и зашли в здание.

Внутри было прохладно. Буревестник широким шагом направился по коридору, и я последовал за ним.

— Если что, шефа Эстером кличут, — шепнул он, открывая тяжёлую дубовую дверь.

— Эй, шеф, я навигатора нашёл! — громко произнёс он с порога и обратился ко мне. — Ну, заходи, чего на пороге топчешься?

— То-то ты сегодня долго, — из глубины кабинета послышался бархатистый голос.

К стоявшему посередине тяжелому столу подошёл высокий худощавый мужчина с седыми волосами до плеч и небольшой бородкой. Он окинул нас усталым взглядом серовато-голубоватых глаз и сел за стол.

— Садись, докладывай, — Эстер указал Буревестнику на стул, стоявший перед ним, и принялся что-то писать.

Они начали пространно рассуждать о каких-то своих делах, и я, быстро потеряв нить диалога и заскучав, принялся осматриваться.

Кабинет был небольшим, утопающим в полумраке. И это не смотря на огромное окно за спиной у Эстера — как можно при таком окне жить во мраке? Белые немного прозрачные шторы отсекали три четверти света, оставляя лишь узкий луч, освещавший тяжёлый лакированный стол. Стены были тёплого бежевого оттенка, и на правой висели большие часы с кукушкой, глухо тикающие в нешумном кабинете. Слева стояли шкафы с книгами и бумагами, отсекая собой часть помещения. На подоконнике стояли фиалки, в горшки которых были воткнуты разноцветные палочки с мелкими надписями.

— Ребята говорят, ветер дует западный, чайки покидают гнёзда, но обещают вернуться, — вдруг сообщил Буревестник, отдавая Эстеру какой-то свиток. Вроде бы недавно о каких-то бумагах говорили, и тут про чаек. Интересные они.

— Благодарю, — Эстер положил свиток на стол. — Я немного изменил расписание. Добавил тебе несколько пар, раз ты теперь свободен, будешь проходить мимо — посмотри.

— Эстер, ты… Всегда найдёшь, чем напрячь, — Буревестник закатил глаза.

— Всегда пожалуйста, друг мой, — улыбнулся Эстер и повернулся ко мне. — Как зовут тебя, молодой человек?

— Дэйолен Тишский, тэн Эстер, — ответил я.

— С какого острова? — он пристально посмотрел мне в глаза. У него был странный взгляд, внимательный и абсолютно нечитаемый. Светло-голубые глаза только усиливали эту странность. И не понятно было, то ли ему правда интересно, то ли он просто так спросил… То ли вообще мысли читает. Если бы люди могли это делать. Счастье, что не могут.

— Западная Тишь.

— Тишь… Ну да, откуда же ещё, — Эстер чуть прищурился и кивнул. — Родственники есть?

— Мать и младшая сестра, — произнёс я. Он меня знает? Так про Тишь говорит… Странный он.

— Как они? В порядке? — спросил Эстер, не переставая записывать.

— Да, — по крайней мере, я очень на это надеюсь.

Эстер едва улыбнулся, задал ещё пару отвлечённых, на мой взгляд, вопросов.

— Что ж, посмотрим, — он отложил ручку. — Я записал тебя. Тест завтра. Пройдёшь — будешь здесь учиться, если нет...

Эстер пожал плечами и положил перед собой принесённый Буревестником свиток.

— А теперь, господа, я попрошу меня оставить. Мне нужно решить некоторые дела.

— Ты бы хоть иногда на улицу выходил, деловой, — хмыкнул Буревестник, направляясь к двери.

— Спасибо, — сказал я Эстеру, следуя за Буревестником.

— Рано благодаришь, — отозвался тот и углубился в чтение.

Мы вышли в коридор. Там оказалось так же тихо и пусто. Тут раздались чьи-то быстрые шаги, из-за угла выбежал рыжий веснушчатый мальчишка и остановился, увидев Буревестника.

— О! А ну-ка, пойди сюда, бандит, — Буревестник поманил его к себе, и тот неохотно подошёл.

— Куда бежишь, рыжий? В комнате один?

— Да, — пролепетал мальчишка.

— Любишь чокнутых орхинарцев? — спокойно продолжил он. А с чего это я чокнутый? Я бы, может, и не стал прыгать, если бы не собаки. Я люблю собак, но не тощих общипанных ищеек, пытающихся меня съесть.

Рыжий выпучил глаза и раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но Буревестник его перебил.

— Глянь, я тебе соседа нашёл, — он вдруг подтолкнул меня вперёд. И надо сказать, силой Буревестник обделён не был. — Проведи тут экскурсию. Ещё раз увижу тебя на складе — уши откручу. Ну, бывайте, парни, у меня тоже дела.

Буревестник развернулся и пошёл к висевшей у входа доске объявлений. Рыжий схватил меня за руку и потащил за угол. Когда Буревестник скрылся из виду, парень наконец остановился.

— Слава Небу… Я уже испугался, что он опять какую-нибудь гадость придумал. Тебя как звать? Я Юрик.

— Дэй, — ответил я. — Зачем ему гадости придумывать?

— Да тут дело такое… Я случайно на склад орхикума зашёл, просто посмотреть решил. А там темно, не видно ничего, и стеллажи пустые кругом. Я за один завернул — а там Буревестник стоит, вокруг него всё зелёным светится, а он на меня так смотрит… Брр, как вспомню, так страшно становится. Он меня со склада вывел и давай отчитывать! И как! Он так говорил тихо, проникновенно, и взгляд такой… Лучше бы наорал, честное слово. Потом заставил меня мыть кухни и сказал, что в следующий раз Эстеру сдаст. Страшный человек, — Юрик повёл плечами. — Пошли, я тебе комнату покажу.

— А по-моему, он хороший, — задумчиво отозвался я, следуя за ним. В коридоре с серыми стенами было много огромных окон, поэтому было очень светло.

— А-ага, ты просто не встречался с ним, когда он в гневе. Ты честно орхинарец? Правда чокнутый? Там на верху пустыня или снег лежит? А колдовать можешь? А амулетов боишься? А татуировки как набивал? Больно? А покажи? — вдруг принялся сыпать вопросами он, с любопытством разглядывая мои руки. — А вы все разноглазые?

— Я не знаю, я в Тиши вырос, — пожал плечами я. — Амулетов не боюсь, порчу не навожу, и с глазами у меня всё нормально.

— Ууу, скука-то какая! А глаз у тебя наполовину красный, наполовину зелёный от колдовства? А потыкать можно? Говорят, у вас регенерация — огого! Правда же? Если я выткну тебе глаз, что будет? — весело отозвался Юрик, пытаясь то в глаз меня ткнуть, то за ухо подёргать.

— Эй, нет у меня "огого" регенерации, оставь мои глаза, они мне нужны! Скажи лучше, что за тест будет завтра? — спросил я, старательно уворачиваясь от любопытного мальчишки.

— Фу ты какой, мне же интересно, — беззлобно проворчал Юрик. — Не знаю, что за тест, но, говорят, несложный. Не, если у тебя хоть раз проявлялись склонности к навигации или механике, точно сдашь. Я, например, с Эстером встретился, когда карту Белой крепости рисовал. Меня дядька выгнал гулять, а мне скучно стало, вот я и занялся. Он так посмотрел и спросил, видел ли я настоящую карту Белой крепости, и я ответил, что только мельком один раз, и это была правда, знаешь же, какой напряг достать качественную подробную карту. И тогда он сказал, что я, если захочу, могу пойти в его школу. И я захотел — тем более, дядьке моему было всё равно, а в школу при Крепости меня не взяли. Ну вот, я здесь, и уже неделю живу. А ты как сюда попал?

— Я сбежал от ОКО, — просто ответил я. И… Они, наверное, будут меня искать.

— Ого, — присвистнул Юрик. — Вот это здорово! У них гончие были? А как ты от них сбежал? Они тебя связали, а ты перегрыз верёвку, да, да? Я читал про такое! Отец сказал — вздор, но а вдруг нет? Рассказывай, рассказывай!

В итоге я рассказал ему все недавно произошедшие со мной события во всех деталях, описал подробнейший план Тиши, ответил на ворох странных вопросов, так и сыпавшихся из Юрика и выслушал энное количество забавных комментариев к своему рассказу, и когда мы добрались-таки до комнаты, мы уже больше смеялись, чем говорили.

— Мне бы тоже приключений, — вздохнул Юрик, отсмеявшись, и раскрыл одну из дверей. — Чур твоя кровать справа.

В небольшой комнате стояли две кровати: одна у стены, другая у огромного высокого окна, которую как раз определил мне Юрик. Люблю большие окна. Между кроватями стоял письменный стол, над ним висела полка с книгами. Слева от двери стоял небольшой шкаф.

— Ну, тут мы будем жить, когда тест пройдём. А сейчас пошли в столовую — может, нас там покормят.

Столовая располагалась на первом этаже, как и кабинеты теоретических занятий. Мы поужинали, и Юрик с таким видом, будто демонстрирует великую тайну, повёл меня к лестнице.

— Вот там, — заявил он, важно указывая на каменный пол, — склад. Там жуть как интересно, но там злой Буревестник. Я думаю, он там колдовством занимается на ваш орхинарский манер.

— Но тут пол, — озадаченно возразил я. И даже постучал по нему ногой. Настоящий, каменный. Какой там склад?

— Это он сейчас пол, — заявил Юрик. — А тогда он превратился в лестницу. Что, ты мне не веришь? Тоже мне, колдун ещё называется. Я тебе потом покажу как-нибудь.

— Ну-ну, — кивнул я. На самом деле, я бы ему не поверил, если бы не слова Буревестника. А сейчас… Я не знал, что и думать. Поэтому решил отложить раздумья на потом.

Вдруг в коридорах прозвенел странный громкий звонок.

— О, это отбой, — произнёс Юрик, поскакав вверх по лестнице. — Пошли, после отбоя гулять нельзя.

Я пошёл за ним, всё оглядываясь под лестницу. И зуб даю, я слышал тихий женский смех, он доносился оттуда, снизу. Но никого там не было.

***

— Ну вот, так и живём, — подытожил Юрик, сидя на кровати и поджав под себя ноги. — Ну расскажи что-нибудь про колдовство, чего ты? Не поверю, что не знаешь.

— Ну правда не знаю, — неохотно отозвался я. — И не умею.

— Вот ты вредина, — заявил Юрик и вдруг кинул в меня подушкой.

— Ах ты та-ак? — я сцапал летящую в меня подушку. — Ну смотри!

Вдох, выдох. Неяркий алый свет растекается по татуировкам. Я делал так раньше. В основном других детей пугал, когда напрашивались. Когда я был совсем маленький, они светились непроизвольно, но теперь я научился контролировать свечение. Это всё, что я на самом деле мог наколдовать, но тишским людям этого было достаточно, чтобы шарахаться и шептать обереги мне в след.

— У-у! Я ужас! — хохотнул я, кинув ему обратно подушку.

— Вау! Светишься! — Юрик подскочил ко мне, опасливо ткнул меня пальцем. — Здоровски! А мигать можешь? Это ты можешь без фонарика по ночам ходить! Это же здоровски! Можно на кухню ночью ходить, и никто не засечёт! Я тоже так хочу!

— Ты не боишься? — на всякий случай полюбопытствовал я, с интересом наблюдая за скачущим вокруг меня Юриком.

— Ты что! — замахал руками он. — Это же ух как классно! А что ещё можешь?

— Я больше не умею ничего, — вздохнул я, гася татуировки. Вот бы кто научил. Только я больше орхинарцев не знаю...

— Ничего, научишься, — вдруг успокоил меня Юрик. — А ты, получается… У тебя родители тоже орхинарцы? И вы на Тиши живёте? Я думал, на Среднем поясе нет орхинарцев.

— Я не знаю, где они, — пожал плечами я. — Я один орхинарец на Тиши. Мама говорит, что нашла меня на пороге.

Она никогда не рассказывала про это, нашла да и нашла. И я не интересовался, пока мне не надоело выслушивать упрёки всех деревенских. Я помнил каждое слово из нашего разговора.

То был вечер. В камине тихонько потрескивал огонь. Приятное тепло разливалось по небольшой комнате, укутывало своим мягким плащом. Мела тихонько дремала на коленях у мамы, а та сидела в большом мягком кресле, которое, как она говорила, очень любил отец, и читала сказку мягким тихим голосом, как могла читать только она, чуть певуче, с какими-то особенными интонациями.

Огонь плясал, отбрасывая мягкие отсветы на ковёр. Ароматное дерево едва слышно потрескивало, будто нашёптывая свою историю вместе с маминой сказкой...

Я знал каждое слово. Знал, что вот сейчас она тихонько прочитает последнюю строчку и мягко захлопнет книгу. Настанет время спать...

— Мама, — шепнул я, опережая шелест закрывающихся страниц.

— Да, Солнце? — отозвалась она, ласково гладя меня по голове.

Я зажмурился. Никогда я не спрашивал её...

— Расскажи мне? — выпалил я, не спеша открывать глаза. Почему-то я так давно не решался её спросить. — Как ты меня нашла? И что было потом?

— Я же говорила тебе, — она тихо положила книгу на маленький стоявший рядом с креслом столик.

— Да, но… Что было потом? Они мне всё время говорят о Чудище. Я думал, это они просто так… Или нет?

Мама только вздохнула.

— Расскажи, — вдруг сонно попросила Мела. — Про Чудище.

— Ну хорошо. Но потом спать.

Я кивнул и положил ей голову на колени.

— Это было тёмной безлунной ночью. Лил дождь да гром гремел близко… Страшная ночь была. И тогда-то к нам и постучали. Только не было за дверью никого, лишь свёрток на пороге лежал.

— Я? — переспросил я, зная ответ.

— Да. И записка с твоим именем. Больше никого. Гроза подошла тогда совсем близко, но ты молчал, не боялся. Я отнесла тебя в дом, а отец потом твердил, что когда он закрывал дверь, то видел алую искру, улетевшую в грозовые тучи...

— Что это было? — прошептал я. Она никогда не говорила. Да и я никогда не спрашивал. Просто… Я так много слышал странных рассказов про орхинарцев, столько необоснованных упрёков в свой адрес… Мне вдруг захотелось знать, почему.

— Не знаю, Солнце. Отец ваш считал, что тот, кто принёс тебя, что-то наколдовал. Но никто больше не видел подобного.

— А потом? — поинтересовалась Мела.

— А потом пришли люди из ОКО. Сразу на утро прилетели, устроили обыск. Спрашивали про женщину из Орхинар с ребенком. Отец спрятал тебя. Они рыскали с собаками по всему острову. Потом лишь пообещали следить за нашим островом и улетели. А через несколько дней прилетели орхинарцы. Их было много, и принесло их Чудище.

— Что за Чудище? — с замиранием сердца прошептал я. Все мне о нём твердят. Неужели это то самое, которого все так боятся? Разве Герой не победил его по преданию?

— Оно было большое, с горящими глазами и пламенем, вырывающимся из пасти. Когда оно раскрывало крылья, то, казалось, могло достать ими до краёв острова...

— Большое… — изумилась Мела.

— Те орхинарцы говорили на странном языке. Как наш, но другой, непонятный. Один из них спрашивал про твою мать. Но отец не позволил никому рассказать. Тогда люди его слушались. Эти тоже искали повсюду. Но они были страшнее — мы знали методы ОКО, но что сделают Орхинар… Мне кажется, Чудище им что-то сказало. Они перестали искать и молча ушли к Чудищу. Оно сделало несколько кругов над островом… Сожгло две трети сада. Тогда очень мало яблонь осталось. И отломило часть острова за горами, так легко, будто прут переломило. Вот и всё… После этого к нам никто не прилетал, и тебя перестали искать.

— Это из-за этого меня все они ненавидят?

— Ненавидят? Нет, Солнце, что ты. Они просто...

— Они говорят, что я не такой. Неправильный. Они хотят, чтобы меня забрали на Соль-Озёрный, на костёр, — буркнул я. Вот почему они все… Такие. Можно подумать, я хотел, чтобы Чудище прилетало. Я этого даже не помню.

— Что ты, никто тебя никуда не заберёт, нет. Ни за что, Солнце. Ты не неправильный, ты просто особенный. Они не понимают, а потому боятся. Мы часто боимся того, чего не можем понять. Не принимай близко к сердцу, милый.

Особенный. Не такой. Не правильный. Я вцепился в ворс ковра. Кто я?

— Кто я тогда? — повторил я вслух. Орхинарец. Просто орхинарец в просто деревне на простом острове, но… Это ведь не всё. Есть что-то ещё, почему я не такой? Кто я и почему я здесь? Каждый раз мне тыкают тем, что я колдун, но я не знаю ни одного заклинания, и никто не говорит мне, что именно я должен уметь. Все ненавидят Орхинар, но не говорят, почему — просто так надо, и всё. Так сказал Герой. А кто он, этот Герой, почему сказал именно так? Когда я спрашивал, на меня смотрели, как на ненормального. Это было негласно принято и неоспоримо — Герой есть, Герой ведёт людей, Герой победил Чудище и злых Орхинар. Всё. Никаких почему и зачем. Но что мне тогда делать? Я не понимаю, за что другие на меня злятся. Зачем меня искали? И кто мои те, другие родители? Может, они могли бы мне рассказать, объяснить, научить… Но где их искать? Я ведь ничего о них не знаю...

Мама вздохнула.

— Дэйолен. Дэй… Ты наш сын, и всегда им будешь, и мы тебя любим, и будем любить, что бы ни случилось. И ваш отец… Мы вас обоих любим. Вы наши дети. А другие… Не слушай их, они поймут потом. Главное, будь тем, кем хочешь быть.

Я кивнул. Кем хочу быть… Кем?

Я задумчиво провёл рукой по ковру. Я… Стану авиатором. Улечу и найду тех, кто ответит на мои вопросы. Найду других Орхинар, ведь не могут они все быть злыми? Я найду добрых. Спрошу их… Узнаю, кто я такой...

Я тряхнул головой, отгоняя воспоминания. С тех пор я всегда помнил этот разговор. После него у меня появилась цель, жгучее неодолимое желание — вырваться в Небо, в полёт, и найти Орхинар, ибо мне казалось, что только они смогут мне ответить… Вернее, мои другие родители. Я надеялся, что они живы. Я хотел знать всё.

— А-а. А я думал… Я никогда орхинарцев не видел, вот. Только слышал. Что вы летаете на Чудищах, сжигаете острова, которые повыше, и детей крадёте. Ну и ещё много чего...

Я только плечами пожал. Откуда я знаю? Мне самому интересно, что правда, а что нет.

Юрик громко зевнул и завалился на подушку.

— Тут такие потолки высокие… — вдруг заявил он, размахивая руками.

Я глянул наверх. И правда, высокие… Мне нравится. Мне тут всё нравится.

— А у тебя тут есть кто-то из родных? Кроме дяди? — спросил я.

— Не-а. И знаешь, мне на это наплевать, — сонно высказал Юрик. — Впрочем, как и ему на меня. Знаешь, хорошо, что мы с тобой тут. А то...

Он недоговорил.

— А то что? — спросил было я, но Юрик уже спал, безмятежно раскинувшись на кровати.

Я приник к окну. Отсюда открывался вид на высокий узорчатый забор, увитый плющом. За ним виднелась мощёная камнем улочка, освещаемая орхикумным фонарём, и хорошенькие розоватые домики с резными балкончиками и покатыми крышами свекольного цвета. Вокруг домов были разбиты небольшие аккуратные клумбы, пестревшие разнообразием цветов. Людей на улице видно не было, но из открытой форточки доносились звонкие голоса и музыка. Было тепло, и лёгкий ветерок едва колыхал занавески.

Странно, но я вдруг осознал, что знаю эту улицу так, будто уже был там. Она упиралась в сад, разбитый по краю всего острова, пересекалась с другой, более широкой, которая тянулась на восток и запад… Я мог представить обступающие улицу здания, нечётко, но этого хватало для ориентации. Но я никогда здесь не был. Давным-давно, мне было лет пять, мы с мамой и Мелой летали сюда, но были только в торговом районе. Я тогда потерялся… Вернее, она меня потеряла, я-то знал, куда идти. Хотя откуда бы? Значит, это и есть талант навигатора? Раз так… Мне нравится. Надо будет у Юрика завтра спросить, чувствует ли он то же самое? Да, наверное. Наверное...

У меня есть шанс сдать, поступить… Учиться. Я буду навигатором. Может, меня даже возьмут в Экспедиционный Флот! Вот он, мир за Тишью! Я ведь всегда успею вернуться, верно? Что плохого в том, что я останусь тут? Тем более, если мой возврат действительно навредит маме и Меле...

Нет. Я же улетел! Я ведь этого хотел. Я научусь всему, а потом смогу путешествовать, и никто не заставит меня стать садовником, и не будет больше глупых ребят типа Ромара, и я буду летать, как птица! И я найду того, кто наконец объяснит мне, кто я и зачем я здесь… А на Тишь я вернусь, но потом. Обязательно вернусь. А пока...