Глава 7

Дело было ближе к обеду, поэтому финальные выпускные экзамены всё ещё шли, но кто-то, вроде Гены, уже выполнил свою миссию и теперь на радостях напоследок слонялся по академии, ломая голову над тем, чем же себя развлечь в ожидании праздника выпускного. Ой, простите! В ожидании Прощального седьмичника, конечно же.

К счастью, в последнее время никому не приходилось особо напрягать фантазию. Достаточно было просто пойти в главный коридор, опоясывающий всё здание академии по периметру и добраться до расположенной там клетки с Юлией. Уж где где, а тут всегда было весело и людно.

Несмотря на все удары судьбы, подлость и несправедливость, а так же тяжёлую потерю и совершенно незавидное положение, обитательница клетки не выглядела полностью подавленной.

Кто-то другой на её месте, наверное уже сидел бы безвольной куклой посреди камеры и меланхолично ловил лбом огрызки от яблок, но только не она.

Первые два дня Юлия бросалась на прутья, стоило ей завидеть хоть кого-то из тех троих, что принимали у неё экзамен. Крики и ругательства, посылаемые им вслед могли бы смутить даже сорокалетних мужиков из Центрального морского порта Бархана и возможно это кого-то и задело бы, если бы над прутьями её камеры на было аккуратно притороченной таблички с надписью: «Заключены здесь во искупление собственной мерзостной лжи, прочих злодеяний и во имя излечения душевного безумия и бесовства, обуявшего их слабое сердце. И да не будет их душа одержима тьмой.» Понятно, что после такой ремарки всякие слова становились бессмысленными. Всякое словесное выражение боли, поселившейся в душе девушки, ежесекундно ощущавшей свой погубленный талант, игнорировалось и даже поднималось на смех.

Она даже пыталась швырять в них мусором, но любой преподаватель, да и большинство студентов, начиная с четвёртого курса прекрасно владели хоть какой-нибудь разновидностью магического щита. От одних шел ветер, в вихре которого тонул любой выпущенный девушкой снаряд, вокруг других возникала тонкая, но упругая пелена воды. Директор, так вообще даже не обернулся. Летящий в него огрызок просто обуглился и мгновенно рассыпался в пыль.

Слегка подостыв, и видя, что все её попытки отмстить тщетны, Юлия немного подумала, после чего перевернула кровать на торец и сделала из неё что-то вроде импровизированной баррикады, постелившись на полу прямо за ней. Кровать была достаточно широкой, почти двуспальной, и достаточно высокой, чтобы доставать другим своим торцом чуть не до потолка. Там, в относительном спокойствии, она и мотала свой нелёгкий срок.

Вновь поступившим и промежуточным студентам эта её затея само собой не понравилась, ведь их жертва использовала подлый трюк и скрылась с глаз, но сделать они с этим ничего не смогли. Силёнок и выдумки не хватало. Кормили заключённую через прорезь во внутренней двери, так-что застать её врасплох в этот ответственный момент тоже не было возможности.

Так всё замечательно и шло. Юлия старательно карябала на полу слова «Убью! Убью! Убью!» и вспоминала директора. Студенты бессильно обстреливали камеру мусором. Кто-то особо талантливый и наглый даже использовал водяные пули, но ничего не добился (кровать была крепкая), да и сам быстро получил по башке от охраны. Колдовать на кающемся, поджигать его, пробивать каменными пиками и даже просто мочить было нельзя. Всё-таки администрация старалась выглядеть гуманной в глазах общественности. Но однажды наступил седьмой день экзаменов, и к клетке пожаловали вырвавшиеся на волю выпускники — уже, можно сказать, полноправные маги с некоторым арсеналом магических техник, которым было уже практически плевать на правила академии. И одним из них и был Гена.

Стоя перед ограждением, он окинул своими злобными маленькими глазками всё доступное пространство клетки, казавшееся пустым, после чего достал из кармана мантии пишущее перо. Раскрутив его в небольшом вихре, он выпустил его в стоящую торцом кровать. Со свистом рассекая воздух, оно пробило тонкую мягкую обивку и, на четверть увязнув в ней, встретилось с какой-то толстой доской, где благополучно и застряло, отчаянно затрепетав, будто стрела, вонзившаяся в мишень.

Толстяку эта забава, видимо, крайне понравилась. Его рот изогнулся в широком оскале а руки начали бить во все стороны по воздуху, в то время, как он исторгал из себя свои фальшиво-надменные смешки и сгибался чуть не пополам. Шутник уже было полез в карман за новым не менее острым пером. Однако к нему тут же поспешил один из охранников и мягко положив ему руку на плечо попросил не применять магию к заключённой.

— Мы должны быть гуманными, сир. Проявите снисхождение. Вам не требуется вся ваша безграничная мощь, чтобы раздавить кого-то, вроде этой жалкой мокрицы. — подобострастный тон охранника объяснялся тем, что толстяк приходился пусть и дальним, но родственником одного из ближайших министров короля и обходится с ним стоило несколько деликатнее, чем с большинством.

В ответ на эти действия, Гена недовольно сверкнул на охранника взглядом, но уже в следующую секунду отвернулся и что-то неразборчиво пробубнил. Юлия, понятное дело и носа не показала из своего укрытия, совершенно не собираясь облегчать ему задачу. Однако, уже в следующую секунду глаза Гены блеснули и он куда-то скрылся, а потом, спустя где-то пол часа вернулся к клетке, осторожно держа в руках здоровенную заражённую муху, которую он, очевидно, поймал где-то во дворе.

Это была тварь, каких вы, уважаемые читатели, вовек не пожелали бы встретить. Длинные жилистые крылья, одно из которых было сломано, чтобы муха не сбежала. Три пары маленьких шишкообразных фасетчатых глаз. Все разного размера и отлива лилового цвета. Чёрно-зелёное блестящее и постоянно извивающееся тело, длинной около тридцати сантиметров, покрывали короткие жесткие волоски и торчащие между ними весьма острые шипчики. На брюшке эти шипы были особенно длинными и острыми. Некоторые из них, кстати говоря, были ещё и ядовиты.

— Лови! Хватит прятаться за укрытием! Выходи! — гаркнул Гена, изо всех сил размахнувшись и швырнув муху внутрь клетки. Та жестко и упруго треснулась об боковую стену и отскочив от неё угодила прямо в просвет между кроватью и дальней стеной. Восхищенный своей меткостью парень протяжно заулюлюкал и картонно рассмеялся своим фирменным заготовленным смехом.

Надо заметить, что его метательный подвиг и правда был достоин некоторого внимания, учитывая несколько метров от внешнего ограждения до самих прутьев, наличие которых отнюдь не помогало снаряду лететь, да ещё добрый пяток метров от прутьев до укрытой за ними кровати.

Спустя секунду из-за укрытия раздался пронзительный девичий визг. Народ, всё это время уныло коротавший время в округе, внезапно оживился. На лице толстяка вновь появилась гадкая ухмылка. Он был вне себя от радости, что именно ему первому пришла в голову такая потрясающая идея.

— Куда уж этим младшакам! — внутренне ликовал он. — Они бы за целый год не сумели и одну новорождённую кошку замучить!

Охрана в этот раз не вмешалась. Магию никто не применял. Многие из них даже весьма одобрительно кивали, радуясь, что ученики их академии наконец то начали применять хоть какое-то воображение, вместо тупой грубой силы. Всё-таки, пусть охрана и не состояла в когорте преподавателей, но новый директор последние пару лет насаждал идею единства цели всех внутренних работников академии, так что они чувствовали внутреннюю ответственность и за развитие её учеников, и за тяжёлый проступок их нерадивой коллеги, хотя это чувство и было довольно вторично, учитывая Юлин талант, а следственно и общественную значимость.

Тем временем из-за кровати так никто и не показался. Крики постепенно стихали. Толстяк, ожидавший куда большей потехи, быстро полез в карман и достал оттуда ещё одну заражённую муху, а потом ещё одну и ещё. Очевидно, с его деньгами и связями ничего не стоило купить себе пространственный карман, вместо обычного. С пятого броска он снова сумел угодить мухой за кровать, после чего оттуда снова послышались крики.

К этому моменту темница Юлии стала напоминать из себя какой-то жуткий террариум для насекомых. Особенную колоритность всему придавало весьма тусклое и часто моргающее освещение, словно из фильма ужасов. Визги, мерцание света, ползающие по полу монстры: всё это не могло не привлечь к себе внимания толпы. Народ, околачивавшийся неподалёку, начал собираться к внешнему ограждению.

За время от броска первой мухой прошло не более полуминуты. Внезапно, крики особенно усилились. В следующую секунду толпа пораженно застыла, когда мечущийся и кричащий силуэт всё же вылетел из-за кровати и испуганно заметался по камере.

— А-ха-ха-ха-ха-ха! — картонно рассмеялся толстяк. — Именно такого зрелища он и ждал. Именно такого выпускного он и хотел. Толпа вокруг также одобрительно заулюлюкала.

Внезапно, казалось бы беспорядочно мечущийся по клетке силуэт, оказался прямо перед прутьями. Все стоящие в толпе студенты радостно рассмеялись. Теперь они могли лучше рассмотреть, что перед ними происходит. Кажется, заражённая муха вцепилась заключенной прямо в лицо. Все знали, что ничем хорошим это для неё не кончится и всем жутко хотелось узнать, что же случилось с её лицом. Однако внезапно произошло то, чего никто не ждал.

Словно услышав их мысли, Юлия убрала насекомое от лица. Да, именно убрала, а не оторвала и крепко зажала в левой руке. В следующую секунду в её правой руке показалась широкая петля связанная из простыни, наподобие той, какой ловят загоняемый крупный рогатый скот. Никто не успел опомнится, как эта широкая петля пролетела около трёх метров за внешнее ограждение и приземлилась на плечи обалдевшего от такого поворота толстяка и плотно затянулась там одним ловким рывком.

— Я видела, что это был ты! — не своим голосом проскрипела всклокоченная девушка. Сейчас она как никогда напоминала безумную психопатку, способную на всё. От этого жуткого голоса сердце толстяка на мгновенье остановилось, а уже в следующий момент его потащило вперёд прямо к клетке. Внешняя ограда напоминала собой оградки экспонатов в каких-нибудь музеях: ряд переносных столбиков на которых покоилась ограждающая верёвка. Всё же не смотря на всю её условность, её вполне хватило, чтобы толстяк на своём невольном пути к клетке ещё и споткнулся.

— Иди сюда! — яростно выкрикнула Юлия, после чего рванула его к себе ещё сильнее. Толстяк живо преодолел остаток расстояния и, нелепо взмахнув руками, со всего размаха затормозил лицом прямо об прутья. Послышался сначала глухой звон и треск, а потом и истошный визг пострадавшего.

Но на этом Юлия не успокоилась

— Кажется это твоё! — сквозь стиснутые зубы кошкой прошипела она и впечатала игольчатое брюшко заражённой мухи прямо в кроваво-сопливую рожу уже совсем не веселого Гены, отчего его лицо тут же покрылось красными шишками, после чего она не долго думая закинула насекомое прямо ему за воротник.

Что тут началось! Вопли толстяка, казалось, затопят собой всё здание. Муха испуганно ползала у него по телу, выше подпоясанной части, и судя по всему ежесекундно жалила его во все возможные места. Даже в экзаменационном зале были слышны отзвуки его нечеловеческого утробного визга, отчего директор да секунду снова поморщился. Эти крики пробудили у него совсем не весёлые воспоминания, но уже в следующее мгновенье он, мельком метнув взгляд на уже почти затянувшийся белый шрам своей на руке, продолжил выпускной экзамен. В конце концов, кто бы там не орал, есть и охрана, и заместители. Сейчас именно их компетенция разбираться в таких вещах.