Том 2 ПРАВИЛЬНЫЕ СЛОВА. Глава 4 (Часть 2)

***5***

—  Переметнулись или внедряетесь? — спросил Ред, когда братья уселись на ящики. Гном зашел в здание.

—  Та не, ты шо? — отмахнулся Рори.

—  Мы тута кента Сайдера эскортируем, мля не это — плохо было…

—  Короче, центура тут приманку для Хера Оленячего присмотрел, договориться пошел.

—  А ничего, что место бандитское? — показал Ред на дверь большим пальцем.

—  Та с одной кормухи емо, — пожал плечами Бруно.

—  А Гоббс где? — спросил Ред.

—  Та унутрь, под шумок шибко забег, — кивнул на дверь Рори.

—  Под предлогом, что давно бабу не пех.

—  Он совсем плох, как алкаш только до баб.

—  Сексоголик, — сказал Ред.

—  Вот, оно самое, — щелкнул пальцами Бруно.

Дверь бесшумно отворилась, из нее высунулся Орм.

—  Так, Редрик, тебя хочет видеть Север. Иди за мной, — сказал он на гномьем.

Ни хрена себе упал. Ред покосился на Смоки, тот стоял, как статуя, типа не при делах. Шоргон всегда знал, куда Реду нужно попасть, даже лучше самого парня. Хитрая морда. Ред двинулся к двери.

—  Так стопэ, пока нас не було, ты шо нам карты помогномил? — воскликнул Бруно беря свой расклад.

—  Слышь, мент, гномы не мухлюют. Запомни, — зло ответил Орм.

—  Он кажет не смухлял, а погномил. Мля, и мне погномил. От гномзя.

—  Да я вообще не знаю, что это значит.

—  Та все ты знаешь, гномопутало ты бородатое. Погномить нас захчал?

—  Та похер, тасуйте, я скоро буду.

Редрик вошел за гномом. Узкий темный коридор, много боковых дверей.

—  Добро пожаловать в кабаре мистера Мура.

—  Де Мура?

—  Ну де Мура. Эти приставки вообще что-то значат? Тупой язык, тупой строй и госуклад, вот у нас… — бухтел гном, пока вел Реда за собой.

Интересно выходит. Все со всеми повязаны, будто не крупный город, а село. Дочь владельца притона живет с главным ментом, а ее отец крутит дела с Севером. Может так и до кайзера доберемся, вдруг он тут сидит где-то со Странником. О, знакомое лицо.

Возле двери стоял, нервно переминаясь с ноги на ногу, капрал Гоббс в одном исподнем. Заметив гнома, тот сразу к нему обратился:

—  Слушай, я конечно человек простой. Доволен малым...

—  Ближе к делу, мент.

—  Я конечно просил меня удивить. Но это не то, что полдукалиса не стоит, я с этим в одном помещению не могу находиться, — постучал капрал по двери.

Гном быстро подошел и заглянул внутрь, его усы зашевелились и приподнялись.

—  Ну нахер. Она вернулась… — выдохнул он, быстро закрывая дверь.

—  И что теперь?

—  Деньги мы не возвращаем. Отец Нации. Ладно… смотри, а лучше не смотри. Закрываешь глаза и заходишь со мной. Там главное прелюдию, секунд пять, переждать, а дальше будет просто песня, — гном говорил, на удивление, участливо.

—  Вот же подляна, ладно, — Гоббс полупил себя по щекам. — Я готов.

Капрал зажмурился, а Орм практически втолкнул его в дверь. Похоже, Гоббс так и не заметил Реда. Темно. Из-за двери послышались приглушенные голоса:

—  Так сейчас будут разные звуки, ты не пугайся. Она — актриса, ух мля… в образ входит.

—  Что-то легче не становится. Давайте как-то резко.

—  Резко, так резко. Выпускайте кракена! — выкрикнул Орм.

Раздался потусторонний рев, подкрепленный ором двух мужских глоток. Такой звук мог издать только ночной кошмар, вынырнувший из глубин океана. Ему на смену пришли хлесткие звуки ударов, будто хлысты. Затем звук разрывающейся плоти. Наконец начался размеренный чавкающий шум. Послышался плач мужчины и песня сирены, что уволокла его душу в пучину.

Редрик вообще не понимал, что происходит. Из двери вышел потный гном с выпученными глазами. Ред глянул в проем. Падение. Темнота.

—  Ты жив? Помнишь, что-нибудь? — гном легонько пнул Редрика в плечо.

—  Что? Сколько я валяюсь?

—  Секунды четыре. Что ты видел?

—  Не помню, — озадаченно сказал парень, поднимаясь.

—  Везет, мне такое уже не забыть. Пошли.

Они шли дальше по коридору. Похоже, за каждой дверью ждала девушка древнейшей профессии. Случайно заглянув в одну, Ред понял, что ждали не только девушки. Полурослик в кожаных штанах, верхом на связанном кентавре, разыгрывал сценку спасения принцессы. Принцессой была зрелая благородная дама, закинутая на шкаф. Дракона изображал темнокожий толстяк, курящий кальян в углу. Похож. Ред быстро закрыл дверь и догнал гнома.

Завернув за угол, Орм предупредил, что тут зона варьете и нужно вести себя тихо. Боковые двери больше не появлялись, зато впереди показалась занятная компания. Четверо. Сногсшибательная эльфийка в наряде друидического культа, адаптированном под реалии профессии. Практически не уступающий ей в привлекательности молодой мужчина в форме офицера ополчения. Босой человек в штанах, расстегнутом жилете и цилиндре в полоску. Он курил сигарету, но дым не мог задерживаться в его рту, так-как губы отсутствовали, как и нос и левый глаз. Вся его кожа была покрыта символами, знакомыми Реду. Семантическая сеть прованта. Одни прованты… Четвертым был Скордо, дымящий сигару.

—… и все тридцать сбрендивших эльфок залезли на крышу Гранд Цирк, встали раком и орали гимн весеннего возрождения Матери Сырой Земли. Шалавы точно напугали его, — доносился певучий альт офицера.

—  Вечнотрахи — ни страха, ни срама, — прокомментировал Скордо. Одноглазый человек булькающе посмеивался.

—  Но она… — положил офицер руку на плече эльфийке.

—  Привет, брат, — приподнял шляпу Скордо.

Ред кинул ему трехпалый жест меченой рукой. Офицер неудовлетворенно покосился на Реда, чье появление прервало его речь. Эльфийка воспользовалась паузой:

—  Центурион, но я не…

—  Тише, бельчонок. Не трать воздух, побереги голосок, для привлечения хищника.

Вечная безгубая улыбка. Булькающий смех.

Центурион Лекс Сайдер — сын барона Бенджамина Сайдера, но не леди Адель. Голубоглазый и стройный блондин. Слегка напоминает отца, но красив, как эльф. Похоже, Лекс и Вебер нашли друг друга, два пиковых представителя своих рас в плане внешней привлекательности. Стремные мысли.

—  За мной, бельчонок, нас ждет охота.

Лекс повел эльфийку под руку. Когда та проходила мимо Реда, парень обнаружил две странности. Полное отсутствие инстинктивного влечения и кадык. Ох уж эти эльфы.

—  Лэрд Сайдер, вы выбрали наживку не на того зверя — это парень, — сказал Ред в спину Лексу.

Безносый хохотнул громче. Лекс остановился и недоверчиво взглянул на своего спутника. Тот смущенно кивнул. Сайдер пожал плечами у повел эльфа дальше, свернув по коридору.

—  А что, Фендралу все равно? — спросил Ред в пространство.

—  Сайдеру все равно. Он бы и своему ручному троллю в клоаку засадил. Мыловар-глиномес. Мыслишки-мыслишки, все бегают да не те. А голова гнилая, — постукивал себя пальцем по лбу человек без носа. Говорил он очень быстро и хрипло.

—  Что-то одни прованты кругом, — выдохнул Ред.

—  А с прованта спрос меньше, и он нужнее. Фуфлометы везде есть. А чтоб понять, что у человечка в черепушке, нужно намного меньше усилий, чем для осознания устройства мира. Мнимое против истинного. Первое на лопатках. Первосвященник на лопатках…

У Реда заболела голова.

—  Чувак, да ты просто бешеный. Пошли, Север ждет, — одноглазый, теребя себе висок, схватил Реда за рукав и потащил в дверь, ведущую в зал варьете. Скордо помахал Редрику вслед.

Вход был со стороны сцены. На ней сейчас выступал грузный мужчина с усами. Под аккомпанемент из трех аккордов, что доносились с оркестрового балкона, мужчина в сером костюме размеренно пел о воровской романтике. Он попал в свою публику.

Все ряды были заняты контингентом, что явно хоть раз, но побывал в местах не столь отдаленных. Даже лица это выдавали. Из картины выбивался лишь первый ряд. Он понравился Реду намного больше остального зала.

Зверо-девочки, разных форм, размеров и расцветок. Ушастые милашки в костюмах горничных, с цветастыми заплатками на юбочках. Кошечки, зайчики, лисичка. Они одновременно нервничали и скучали. Странное зрелище.

Одноглазый вел Реда вдоль стены мимо рядов зрителей. Лестница на уровень выше. Зона для важных персон с мягким освещением — три столика по три места. Полукруглые диваны. Замечательный обзор на сцену и звук. В стену вмонтированы вокс-резонаторы, тут слышимость лучше, чем в остальном зале. Под зоной — бар.

За левым столом сидели двое полуросликов, за центральным — людей, а на правом, вместо таблички «зарезервировано», шлем кайзера. Герольд в обстановку не вписывался.

Один полурослик хлопал другого по плечу и махал Реду:

—  Смотри, братец, это сынишка мастера Лоуренса. Ей богу, таки одно лицо.

Логика, память и наблюдательность расставила все по своим местам. Ред подошел к полуросликам.

—  Всегда рад познакомиться со столь уважаемым хоббитом, мастер Соломон. Я не имел удовольствия наблюдать ваших работ, но наслышан об огромных достижениях ваших подопечных, мастер-хореограф. Также я рад снова встретиться и с вами, господин Айзек.

Все, кто интересовался культурной стороной жизни, знали Соломона Пляра — мастера-хореографа при Театре оперы и балета, что внутри комплекса Гранд Цирка. Все прима-балерины последних десятков лет — его воспитанницы.

Соломон был старше брата, седой и без очков. Пальцы ходили по столу, будто наигрывая мелодию на пианино. Он глядел на ноги Реда.

—  Гремящая обувь. Цокот… Нужно подумать над этим, таки немножечко помыслить. Шаг, притоп, две шаги направо, оборот — вам говорят… — промурлыкал Соломон и углубился в мысли.

—  Весь в деле, ей богу талант поглотил, без остатка, — хохотнул Айзек и кивнул Реду.

Парень подошел к столу, что стоял посередине ложи.

—  Рад встрече с гордым отцом двух замечательных дочерей и лордом Высокого Предела, маркизом де Муром, — обозначил поклон Редрик.

—  В марке безраздельно властвует моя ненаглядная жена — леди Вероника. Мое место тут, где я помогаю несчастным беженцам с окраин империи. За это мне дали прозвище — мистер Мур Любитель Шкур. Но я прошу, отбросьте последнюю часть, хоть в ней есть зерно истины.

Мистер Мур представлял из себя мужской и состаренный вариант своей старшей дочери. Младшая же была копией матери. Все в альбоме, спасибо Страннику. Одет он был интересно — ярко-фиолетовый костюм-тройка с широкополой шляпой. Еще — выкрашенная черно-белая соболиная шуба, но она была скинута с плеч и покоилась на спинке дивана.

—  Вы знакомы с Анной и Клио? — Мур поднес руку к подбородку, заинтересованно глянув на Реда.

—  Обеих мне представили их спутники. Так что да, просто знаком, — Ред снова обозначил поклон и повернулся к последнему, но не по значимости, из присутствующих.

Мужчина, на вид лет шестидесяти, седеющий, но энергичный. Волчье выражение острого, как клинок, лица и темных глаз. Настороженность, готовность, уверенность. Взгляд ходил по треугольнику: Ред, дверь, балкон. Ничто не скроется. Руки в постоянном движении — тасуют колоду карт. Перстни, масти, чайки, кот… Все в арестантских наколках, лишь одна выделяется — знак ордена Первого Пламени.

Север был одет в белый костюм с белой же расстегнутой рубашкой, белую шляпу-федору и темно-синюю адмиральскую шинель с сорванными погонами. На шее вытатуирована рысь. Хищник скрывал черный хомут блокады.

Мелькание пальцев и карт прекратилось появлением сигареты. Ловкач-катала — тот же фокусник. Редрик достал трутницу и, направив поток искр в ладонь, помог подкурить криминальному авторитету об огненный водопад. Пока тот делал долгую первую затяжку, Ред отступил на шаг. Парень прислонил руку, сложенную в трехпалом жесте к груди.

—  Мое почтение, дон. Редрик, сын Лоуренса Маккройда, — представился парень с долгим кивком.

Север выдохнул дым, после чего раздался сиплый голос:

—  Даже плащ тот же, только волосы не батины. Он — Черный Канцеляр, а кто же ты?

—  По пути сюда меня назвали Медным Всадником, — ответил Ред первое, что пришло ему в голову. Север знает его отца.

Кольнуло висок.

—  Мир, как зона. Дает кликуху — живи с ней всю житуху, — сказал одноглазый.

Север хмыкнул и указал на свободный стол:

—  Сойдет. Присаживайся, Медный, расскажешь, что тебя сюда привело, а заодно, кто тебя так отделал по дороге.

Ред сел на предложенное место, но тут же покосился на герольда, тот мельком взглянув на парня, снова повернулся к сцене.

—  Не жмись, Медный. В такую рань дела не делаются, а все, что Ауру надо, он и так знает. Он тут ради новой песни Воробья и особых гостей Мура.

Особые гости. Ушастые милашки в платьях горничных. Вспомнился сосущий бычок клерк без подбородка. Аврора… Череп прострелило болью. Ред оперся на стол, положив лоб на ладонь.

—  Босс, я не могу. Он накидал Вилли Палтусу, — хохотнул, опершийся о перила одноглазый.

—  Проводнику? — поперхнулся Айзек. Даже его брат отвлекся от разработки нового танца и глянул на Реда, как и Мур.

—  Вы неплохо держитесь для ходячего трупа, юноша, — заметил маркиз.

—  Это он неплохо держался, а эта штука ему против меня не поможет, я тоже, в некотором роде, в культе, — Редрик достал из кармана медальон на толстой цепи. Опять прострел в виске.

—  Он его развел, отблефовал так, что я с таким катать не сяду, босс. Жаль, что у того этих яиц хоть жопой жуй.

—  Хватит, Харя, у парня сейчас мозг закипит, — ударил кулаком по столу Север. — Подробностей не надо, это уже правильный поступок.

—  Извиняюсь, просто этот жирофуфел мне нос оторвал, — опять прострел боли. — Прости-прости, — булькающий смех. — Босс, паренек ему щеку оторвал… и сиську. Дуплет. Два пива, молодому человеку! — крикнул Харя, перегнувшись через перила.

—  Вы его знаете? — спросил Ред.

—  Все большие люди друг друга знают, Медный, — ответил Север. — Даже те, кто просто большие суки. Даже не знаю, кто большая мразота, Палтус или Биба.

Север затянулся и тяжело выдохнул.

—  Я встретил этого упыря во время второй ходки в лагерь на прииске. Он там в яме дрался, но не с людьми, а с орками и зверолюдами. Я не знаю, как ты выжил после партера с этой тушей. Он как-то раздавил голову минотавру, сидя на другом минотавре.

—  Он оказался мягкотелым, — Ред достал дукале и согнул монетку пальцами. Айзек присвистнул.

—  Я бы его сам по ноздри в землю вбил. Мы оба воруем, но он — мразь. С того, кому все должны от рождения — не спросишь, я не знаю, на кой ляд Странник подымает по баблу этих вшей. А эта падла обдирает самых беззащитных — сирот. И сидит у себя безвылазно, безнаказанный.

Официант принес напитки. Реду досталось два пива, парень глотком осушил треть бокала. Север тоже пил пиво, но из бутылки.

—  Тут — где я нахожусь, я за это в ответе, чтоб беспредела не было. Кому левый залетный на рынке руку сломает и бабло стрясет, тот идет ко мне. Говорит, мол, бать, так-то, так-то. Вижу, что человека ни за что разули. Я могу того найти и спросить — со мной он так поступить сможет или нет. Не сможет, ведь видит, что получит такой отпор, что захлебнется.

Север закашлялся. Но затем продолжил:

—  Не можешь, значит — возвращай все взад. А не вернешь, то посмотрю, кто тебя гулять искать будет по городу красивого. Деньги только на лекарства теперь понадобятся. А этот урод Палтус спрятался за ментов.

—  Как он вообще в культ попал? — спросил Ред, тоже закурив.

—  Да сделал то, после чего ему нельзя показывать свою жирную задницу из каменных палат. Когда я еще не был доном, город держал Бриллиант. Самый достойный человек, после Луковицы…

Он и Симона знал.

—  Когда был этот путч, Бриллиант организовывал людей в городе, чтоб прятали шахтеров, но его загребли и сразу на зону, да с таким откупом, что в казне имперской столько нет. А там по ходу сам Ауринк…

Ред глянул на герольда, тот не подавал признаков заинтересованности.

— … заказал его. Но никто не осмеливался поднять руку, на такого человека, кроме Палтуса. У этой суки нет ничего людского. Перебил всех сокамерников в хате на двенадцать рыл и задушил человека, что ему в отцы годился. Да он нам всем, как отец был. За это сучару как-то пропихнули в иерархи. Что-что, а культы всегда подконтрольны государству. Там его не достать. Сразу чуть что — порталы открыты. Пес-зассыха.

—  И после смерти Бриллианта вы с Бибой поделили город? А что с ним?

—  А он — последняя тварь, без чести, без чувства меры, дерьмо петушиное он. Я в этом убедился, когда он взял то, что построил твой отец. Взял не свое. Не как вор! И кинул нас всех.

—  Кинул?

—  Кинул, как сука зарывает грязью дерьмо, только он сам дерьмо, а зарывал золото — труд твоего отца и мой.

—  Что же произошло? — Ред занервничал так сильно, что заколотил пяткой.

***6***

Антрацитовый путч, начало которого было предопределено вакуумом, что образовался между простолюдинами и знатью, длился тридцать лет. Но даже после его «официального» подавления отголоски гремят до сих пор. Все крупные предприятия принадлежали короне или знати. Простолюдины, что накопили достаточно средств на их приобретение, совершали первые попытки приватизации, выкупая рыбные хозяйства, мельницы и прочее. Но когда дело дошло до шахт, Ауринк провел черту.

Начались возмущения — он толкнул черту дальше, отбирая уже приобретенное. Первая демонстрация в столице. Первая бойня. Началась гражданская война, которую запретили так называть. Путч — авантюристическая попытка группы заговорщиков произвести государственный переворот. Восстание врагов уклада. Вот так называть можно.

В северных княжествах все улеглось быстро, но юг всегда был относительно предоставлен самому себе. За порядком, по большей части, там следили дружины местных фюрстов, да и на юге всегда было меньше регулярных войск около городов, так как легионы стояли вдоль Фронтира.

Там путч смог основательно пустить корни. Множество стычек в городах, целые кварталы обносились баррикадами и становились крепостями. Зрела идея народовластия.

Тогда северные легионы совершили полную перегруппировку. От каждого было взято по когорте, был создан Легион Подавления. По приказу кайзера, первой целью такого легиона стал Аройо-Илаго. Там был самый крупный укрепрайон повстанцев на всем юге. Именно, что целый район, граничащий с окраинами города. А из крупных городов лишь у Аусбруха были стены.

Легион встал по периметру и взял повстанцев в осаду. Но этого было мало, тогда кайзер сказал свое слово. Если те люди хотят сами принимать решения, связанные с их существованием, пусть так. Пусть тогда попробуют принять следующее. Тот, кто хочет продолжить жить, просто жить, но по-старому, пусть убьет хоть одного из тех, кто хочет жить по-новому или наоборот. Тогда район накрыло куполом лютого мороза. Ауринк сказал, что узнает, когда внутри все придут к «согласию». Проголосуют делом.

Полусфера зимы, внутри холод, словно на горной вершине в ночную стужу, а по краю — руку засунешь, ее и нет больше. Люди жались по подвалам, жгли все, включая книги. Разбирали оружие, ради кристаллов, для обогрева. Прошло время, которого должно было хватить до начала бойни внутри купола, когда люди стали бы замерзшими животными, но ситуацию изменил человек, что шел к куполу, волоча на себе пять связанных бронированных фургонов для перевозки заключенных.

В таких помещалось до сорока человек, а броня держала выстрел из баллисты, не говоря уже про наличие поглотителя — крупного орихалкового штыря, что словно громоотвод, стягивал на себя магию, выстрелы лучевого оружия в том числе.

Симон шел прямо сквозь военный городок, построенный легионом, к границе купола, что совпадала с окраиной города. Он не реагировал на приказы, угрозы и проклятия. Его не беспокоили ни палатки, ни телеги, ни баррикады, что были у него на пути. Он ломал их грудью и топтал ногами.

Фургоны попытались расцепить, но тщетно. Они были созданы для того, чтоб никто не смог помешать конвою. Пытались зацепить и растащить лошадьми, но сколько бы сил ни прикладывали солдаты, Симон был сильнее. Маги не могли помешать из-за поглотителей.

Оказалось, что Симона знают почти все, и тот, может по мелочи, но помог или самому солдату, или его родителям. Они не хотели по нему стрелять. Когда тот подошел к куполу, то раскрыл дверь первого фургона, набрал ящиков, мешков и тюков с теплой одеждой, а затем просто вошел в стену смертельного холода, а через время вышел, спиной вперед. Так же, не поворачиваясь к солдатам, он подошел к фургону и встал в проеме.

Раздались тихие слова слезной благодарности и детский плач. Он, мало того, что пережил проход сквозь хлад, так еще и пронес под одеждой двух женщин и пятерых детей. Дверь фургона захлопнулась, те были в безопасности.

Офицеры наконец решили вмешаться, показав пример. Когда Симон вынес следующих, его накрыло огнем. Красные лучи били его в спину, но он продолжал боком идти к фургонам. Открыл дверь, запустил замерзших людей. В него полетели арбалетные болты. Все застряли в слоях теплой одежды. Один залетел внутрь. Никого не ранило. Но послышался вой матери, возле ребенка которой упал отскочивший болт.

Тогда Симон с хрустом ломающегося дерева выпрямился, перекрыв собой проход. Он был горбуном, но на ровных ногах и с прямой спиной он был выше трех метров. Он первый раз повернулся к легионерам, не полностью, в пол-оборота. Ничего не сказал, у него не было слов для них. Солдаты удостоились лишь взгляда. Разочарование. Вначале это разозлило их, они проклинали его и даже рядовые начали стрелять. Но он продолжал. Спасал и порицал. Молча.

Офицеры приказали размолотить двери фургонов кувалдами. Никто не решался на такое. Вперед вытолкнули орка штрафника. Тот ударил кувалдой дверь, но затем встретился взглядом с Симоном. Тот произнес единственное слово: «Прекрати». Он и прекратил… существовать. Следующий удар легионер нанес себе по голове. Он бил себя, пока не пробил череп. Умер на месте. Больше Симон не говорил ни с кем.

Когда одежду на его спине сожгло и изрезало, все увидели шрамы и рубцы глубиной в ладонь. Ни одной свежей раны. Они не могли причинить ему вред. Мир отказывался давать им это право. Единственное, чего были достойны те, кто пытался остановить этого человека, — его разочарование.

Огонь стих. Оружие выпало из ослабевших рук людей. Офицеры организовали тыл и задние ряды, чтобы те стреляли в передних, если те не будут поливать огнем Симона. Они угрожали и проводили казни, дошло до децимации в отдельных ротах. Тогда-то молодой парень со взглядом, что глядел на тысячу ярдов, развернулся и ночью вошел в палаточный лагерь старших офицеров.

Лоуренс сам всех положил. Затем окопался и вел стрельбу из штабной палатки. А Симон все спасал и порицал, спасал и порицал. Заполнив фургоны, он утащил их на восток. Когда Лоуренса почти выбили, в палатке открылся портал. Из него вышел Энвин Хир. Эльф сломал тому колено и избил Лоуренса до потери сознания, а затем утащил с собой. В некотором роде — спас.

А Симон вернулся на следующий день. И так каждый день, пока купол не сняли в одном городе и не поставили в другом. Симон приходил и повторял свои действия. Снова и снова. Месяцами.

Симон получил прозвище «Луковица» не за наряд. Просто все, кто его видел, падали и плакали. Семьи спасенных падали ему в ноги и целовали землю. Солдаты же падали на колени и просили прощения. Но у этого человека для них его не нашлось. Лишь порицание. Из-за действий Симона дезертировало пол-армии.

Начались расправы над офицерами. Практически весь командный состав состоял из дворян, их семьи всполошились. Они надавили на фюрстов все разом. Тогда-то и появился имущественный откуп.

Эльф телепортировал Лоуренса прямо в здание трибунала, где ему определили штраф, а затем отправили в Среднеколымск. В лагерь, где отбывал очередной срок Север.

Срок — неверное слово. Все исправительные колонии Нефраера — трудовые лагеря, за исключением временных изоляторов и каземата под ареной Гранд Цирка. Арестанту начислялся штраф, который можно было оплатить в любой момент. Три дня после вынесения приговора давались на оплату по месту, а дальше заключенного конвоировали в лагерь.

Север, к моменту заезда отца Реда, уже выиграл в карты достаточную сумму, чтоб откупиться, и просто ждал, пока за ним приедут подельники из города. Лоуренс, хромающий и побитый, подошел к Северу и спросил про бои в яме.

Тогда на прииске чалился тролль — Кирза. Огромный сукин сын — тогдашний чемпион. Разбой, грабеж, вымогательство. Если Север воровал лишь у тех, кто бы и не заметил, что у них что-то украли, то Кирза крал у всех, кого не боялся. Подонок.

Лоуренс вызвал его. Учитывая, что человек был хромой и призывал ставить на то, что он оторвет троллю голову, коэффициенты были заоблачные. Север впервые рискнул необходимым ради излишества. Потом дал себе зарок, что не будет так поступать. Лоуренс победил, как и обещал.

Север на выигранные деньги выкупил себя и Лоуренса. Вместе они отправились в столицу. А там уже и Палтус убил Бриллианта. Была война группировок, мир между которыми держался лишь на авторитете Бриллианта. Город разделили Север и Биба — бывший телохранитель старого вора. Лоуренс же призывал к союзу и совместной работе. Тогда теневой мир и увидел все таланты Черного Канцеляра.

Он научил всех, кого крышевали обе стороны, двойной бухгалтерии такого уровня, что люди вздохнули. Те, кто платил ментам, стали платить ворам. Люди получили защиту.

Если трогали того, кого крышевали менты, то виновника либо сажали, либо просто мочили. Север же разбирался в деле и заставлял компенсировать убыток — пострадавшему, а не короне. Но Лоуренса беспокоила ситуация на юге.

Симон был один. Кайзер же, вдоволь насмотревшись на его борьбу, просто накрыл стужей все южные города разом. Никаких магов бы не хватило на кольцо смерти и тот ледник, что был раньше, но теплые края ждала многолетняя зима. А самое главное — справиться со всем этим сам Симон не смог.

Бессилие великана и пропаганда Ауринка, подкрепленные личными бедами каждого горожанина, вылились в то, что сколько бы людей ни превозносили Симона — еще больше возненавидело его. Винили, что, не дав свершиться казни локальной, тот навлек глобальную. Близорукие невежды. Тогда он ушел.

В городах остались еще как достойные люди, так и местные воры с группировками, что были на грани. Тогда пришедшие на то время к консенсусу Север и Биба сели решать эту проблему. Людям нужны были: кристаллы, уголь и прочее необходимое в больших объемах. Достать было негде. Тогда Лоуренс отправился в Вольноград.

Город-государство всегда стоял особняком, но никакой изоляции, кроме странного внутреннего строя, в который сложно влиться извне. Меритократия — власть достойных. Звучит как сказка, у руля которой стоит миф — честно отобранный лучший из людей. Избираемая должность — лучший из граждан города. Такой звался Примархом.

Город стоял в долине Двуречья, что под горой Колхидой. Гора — арка. Сквозь гору вел природный пробой, в котором находилось озеро, куда стекали все осадки, что тормозились горными хребтами. Из него выходили две реки. Одна на север, проложив путь сквозь земли гномов, впадала в море, другая несла свои воды вдоль границ Помпасово и впадала в Илаго — озеро в княжестве Аройо, а оттуда разделялась на две, что шли в Абуль-Арапчуль и Порто Аб’Дудак.

Лоуренс вернулся с торговыми хартиями от Казаднорта и Вольногдада, и арендными купчими на корабли, как речные, так и морские, заодно со всеми пропускными грамотами. «Договорился», — просто сказал он.

Все завертелось. Включая отношения Лоуренса с девушкой, что приехала с ним. Розалина Хейс — мать Редрика. Север не смог что-то о ней рассказать, та никогда не хотела влезать в теневую сторону города.

Речные пути шмонали — по ним провоз был возможен, но сложен. С морским направлением было еще гаже. Три полунезависимых архипелага и огромный полуостров. Последний был занят двумя мелкими княжествами: Чучхе и Флорином. Если первое исповедовало политику изоляции и не вмешивалось, то у второго были свои интересы.

Флорином правили благородные торговые дома с большим влиянием на воде. Острова же вели самую разную политику, проблемой был архипелаг острова Рассвета — база короля пиратов. Биба взялся разрулить ситуацию.

Он всегда был мутным типом, но по натуре и по жизни был налетчиком. Подвижный мужик, во всех смыслах. Он сам со всеми договорился, лишь пираты потребовали часть груза — малая цена. Начался завоз необходимых вещей для замерзающих городов и вывоз людей. Заодно все это прикрывалось обычной торговлей, так что в выигрыше были все.

Так продолжалось, пока путч не изжил сам себя, бесполезная затея, когда противник не считается ни с чем и ничего не боится. Кайзер — древняя полумифическая личность. Он сразил Оберона Мелорна в дуэли во время Войн Объединения. Тогда не было мага сильнее правителя эльфов, но Ауринк победил. Многие до сих пор спорят, кто сильнее — он или Странник.

Тогда городам начали давать поблажки — размораживали на некоторое время, но пути торговли остались, все было замечательно, пока на улицах не начали находить людей со сгнившими ртами и разлагающимися конечностями.

Новый наркотик на основе пороха — разновидность петушиного дерьма, только серый. В народе его прозвали «хмурым». Сначала его было мало, никто не придал этому значения, торчки постоянно дохнут. Но его становилось все больше, особенно после того, как пираты стали отжимать больше груза, а затем и вовсе захватывать суда.

Биба заключил соглашение с морскими налетчиками, это был их наркотик. Кристаллы и уголь, что шли от гномов, были не в пору качественнее Нефраерских. Дурь выходила намного мощнее. Мало того, в кристаллическом порошке было достаточно магии, чтоб вызвать лепру — арканическую проказу. От нее и загибались, но привыкание было моментальным, больной проказой постоянно нуждается в магической энергии, а наркотика много — он везде. Начали находить и детей с почерневшими лицами и руками.

Снова разгорелась война группировок. Но у Бибы было столько средств, что он не сдал своих позиций. Помощь пришла от Каднификара. Кто не рассердиться, если ему подадут гнилое мясо? Взамен он потребовал защиту диаспоры гремлинов, а сам сжег весь флот Бибы. Бибу искали и менты, и воры, он выбрал первых — сдался, но сразу откупился, и все вернулось на круги своя. Он и не заметил потери денег. Лоуренс не выдержал и ушел вместе с женой.

—  Похоже, парень в шоке, босс, да я и сам бы всплакнул, если бы было чем. Такой человек погиб. Кем же был этот Симон? — спросил Харя.

—  Вы знаете? — спросил пришедший в себя Редрик.

—  Мы все про всех знаем, кроме него, — Север указал на герольда. — Да еще и этого эльфа. Мутный хер. А Симона ждали три километра цветов на бетоне. Его действия не дали путчу пройти бесследно, мир изменился. Немного, но изменился.

—  Вы и за отцом следили?

—  Только, чтоб убедиться, что он в порядке. Профессия загоняет в разные ситуации, Медный. Я много в жизни перенес и никому не советую. Я уважаю его и его выбор, поэтому дал спокойно уйти.

Север раскурил новую сигарету и отложил колоду карт, сосредоточив внимание на Редрике.

—  Эти двое: Симон и Канцеляр, научили меня двум вещам, что дополняют друг друга. Первый — тому, что, если перед тобой тот, кто не достоин ни единого твоего слова, — его нет вовсе. Одно слово человека, что поступает правильно, — ценнее жизни ничтожества. Второй — тому, что главное языком владеть — словом, а не оружием. Оружие, что им владеть? Дурак на курок нажмет и все. А вот именно избежать такого кровавого конфликта — это другое. Словом можно спасти, а оружием — только убить. Я живу воровским — для меня это людское, правильное. Если будешь жить достойно, то за твоим словом будет стоять железный закон. Как я решаю — так и происходит, я могу найти правого и виноватого, и рассудить. И как я скажу — так и будет, — сиплый голос немолодого мужчины колотил по голове. Сила слов. Свинцовые капли.

—  Тогда почему Биба и Палтус еще живы? — спросил Ред.

—  Бибе скоро настанет биба, — хохотнул Харя.

—  Не понял.

—  Понимаешь, мир он таков, что, если совершается локальная несправедливость, — решай ее сам, но, если она глобальная, как в его случае, о ней и узнает весь мир. И всегда найдется сила, которая приведет всех к общему знаменателю. Сверху небо, снизу ты, посередине надгробие. Все, кто тогда принимал решение о мразотном применении труда твоего отца, — умирают. По одному за год. Остался один Биба. Скоро и его черед.

—  Вот значит, как…

—  А Палтус под защитой того, кто никого и за людей не считает. Для него никакие слова не имеют силы. Это видно по его поведению, — ответил Север. — Он даже постепенно упразднил силовиков, будто насмехаясь…

—  Силовиков? — переспросил Ред.

—  Ну, парень, смотри, вот есть провант — всякая эмоциональная пежня, а силовик он сло...

—  Ой, да заткнитесь...

Речь Хари оборвалась на полуслове. Он застыл словно статуя. На свободном месте за столом полуросликов из сгустка теней появился неприметный человек. Профессор Урмахер.

***7***

—  Ваша, до рези в мозгу, нескладная манера речи, что прослеживалась даже в письменных изложениях, что вы мне подсовывали, оскорбляет слух. Не удивлен, что вам оторвали рот, молодой человек. Лучше сбегайте мне за теплой сангрией.

Редрик через волевое усилие смог взглянуть в лицо профессора. Радужки глаз неприметного человека светились янтарным. Харя, подергиваясь, скрылся, прыгнув через перила.

—  Ей богу, Якоб, вы еще тот артист, я уже думал, что вы таки не придете? — залопотал Айзек. Его брат и мистер Мур явно занервничали. Север не повел и бровью.

—  Я в отличие от теперешних фигляров — маг, а настоящий маг всегда приходит, когда его ждут.

—  Похоже, ты уже тут давно, Профессор. Неужели тебя так вывел мой подчиненный? — спросил Север, делая затяжку.

—  Просто бред и домыслы, которые себе вывел этот мальчишка, — попытка свалить вину за некомпетентность. Я не имел права дать их ему даже начать озвучивать. Приказ по упразднению предмета силовой словесности поступил лишь задним числом. Люди измельчали, как и маги. Из ныне живущих — единицы имеют способность к владению силой слов, не говоря уже про магию жизни и смерти.

—  Есть мнение, что он нарочно ослабляет магов, как бы странно это ни звучало, — заметил Север.

—  К каждому приходит и лично отсасывает магию. Я вам скажу так, молодой человек, мои исследования показали, что повышение качества жизни и истребление чудовищ, то есть лишение человека природного врага и бытовой смертности, привело к ослаблению оного как вида.

—  Обоснуйте.

—  Дайте закурить, — радужки Урмахера засветились.

В руке Севера появилась сигарета, но так же и исчезла. Тот зло прищурился.

—  Теперь вы, юноша.

Редрик не успел опомниться, как кинул в Урмахера пачкой, что крутил в руке. Та остановилась перед его лицом, оттуда вылетела сигарета, зажглась и подкурилась сама. Урмахер взял ее, а пачка плавно вернулась к Реду.

—  Вот. Вы же сами говорите, что за вашим словом — закон. Громадный самообман — ваш образ, которому вы следуете. Вы создали его, проецируя на себя образы великих и достойных людей ушедшего времени. Это дает вам возможность причислять себя к людям старой формации, создавая абсолютное чувство правоты и неимоверную гордыню. Вот вы и можете противиться и провантам и силовикам, они для вас — не авторитет, а остальные вообще на такое не способны. — Урмахер сделал затяжку. — Помню, раньше форсированное дознание походило на схватку разумов, теперь скорее на грабеж. А вы хотите, чтоб кто-то еще владел этой магией.

—  Ходишь по тонкому льду, маг. Значит раньше было иначе? — хмыкнул Север.

—  Когда еще в лагерях сидели не вы, а ваша матушка. Я проводил археологические изыскания в древних поселениях на территории Фронтира. Останки и найденные записи ввели меня в полное расстройство. Еще во времена Войны Объединения человек комплекции и роста… — Урмахер ткнул пальцем в парня и пару раз щелкнул. — Мак-Мак… тьфу, Редрика считался вполне посредственным представителем эпохи. Сейчас посредственный — это я, а этот паренек рядом со мной — великан.

—  Выше значит были? — спросил Ред.

—  Больше, больше — во всех смыслах, молодой человек. И скорее всего, на заре мира люди были как Симон. Если Странник — первый человек, то Симон был последним, кого можно назвать человеком, — покачал головой Урмахер.

—  Что, хочешь сказать, со всем этим беспределом, что творит Ауринк, — жить проще? — спросил Север.

Харя приковылял на прямых ногах и отдал напиток Урмахеру, затем опомнившись скрылся, спустившись по лестнице.

—  Беспредел? Да раньше города вообще стирали с лица земли за сутки. Драконов были сотни, а сейчас — один, и тот пиратов гоняет.

—  Значит ты согласен с ним, Профессор?

—  Конечно… нет. Я знаю подноготную этого мира поболее вас, молодой человек, страсти еще те… хотя, мне не дают возможности узнать все подробности, вот я и категорически не понимаю, чего кайзер хочет от всех нас.

Повисла тишина. Мужчины размышляли. Со сцены доносились лишь три блатных аккорда да воровская романтика.

—  Я заранее извиняюсь, но можно спросить насчет Энвина Хира? — подал голос Редрик.

—  Этот эльф, как я и сказал — мутный хер. По факту легат — подставной, а Хир рулит всеми городскими когортами. Это он задушил путч в северных княжествах, еще до того, как Ауринк мобилизовал Легион Подавления.

—  Возможно, я не прав, но если бы он этого не сделал, то всех бы постигла участь южных городов. Исходя из того, что я о нем знаю и того, что сказали вы, дон, он будто пытается защитить текущий порядок вещей. Уклад, который построил кайзер. Если кайзер не реагирует на слова — это делает эльф. Обрабатывает, сажает, может, даже убивает, но не дает дойти до массового уничтожения. Будто оттягивает последние дни мира. Хир не хочет дожить до этих дней. Он сам мне это сказал.

—  Обнаружить и заткнуть до поднятия кутежа… Если смотреть с этого угла, то картинка сходится, но она — не светлая. Последние дни мира уже наступили, — тяжело выдохнул Север.

—  Если мы — составные части мира, так захирели, то это симптом смертельной болезни, факты налицо, — хмыкнул Урмахер.

—  Я думал об этом… что нас, что ментов… нас быть не должно. В здоровом обществе — все способны жить правильно. Но оно загнивает. Мы похожи на паразитов. Но даже мы полезны, как пиявки, что борются с давлением, или блохи, что греют в холод, гоняя кровь к коже. Ауринк же — гиена, что кусает умирающего, чтоб тот дернулся и повеселил ее. Его укусы страшны и ядовиты — мешают миру поправиться, но и не дают заснуть. Он умрет во сне.

—  И тогда гиене не над чем будет потешаться, — выдохнул молчавший доселе Мур.

—  Ты нас так внимательно слушал, Мур. Что скажешь? — усмехнувшись спросил Север.

—  Господа, у меня вообще нет времени думать о таком. Я занят тем, что пытаюсь помочь несчастным резидентам. Я просто не мог смотреть на то, как они умирали на улицах. Мне удалось построить место, где они могут дождаться гражданства. Кормлю, одеваю, даю приют. Я организовал их. Всех, кто покрепче и позлее — к вам, дон. Остальных устраиваю уборщиками, официантами, лакеями, проститутками наконец. Даже помогаю раскрывать таланты — хоть какая-то соломинка, для закрепления в мире. У меня полно дел и без этой демагогии, софистики или что это сейчас было… Я извиняюсь, если кого обидел.

—  Ты — добрый человек, Мур. Добрее нас всех, — улыбнулся Север. — Наверное, поэтому тебе досталась такая замечательная жена и две дочки-умницы.

—  Просто борьба со следствием, а не причиной. Но может и так, а мои дети — полное разочарование. Все трое. Ни один не смог достичь того, для чего был рожден, — устало сказал Урмахер.

—  Якоб, вы слишком строги к себе и своим детям, я специально вас сегодня позвал, чтобы вы таки в этом убедились, — тронул того за локоть Айзек.

—  Я увижу сегодня лишь отголоски своих ошибок… я не справился…

—  А чего все собственно ждут? — спросил Ред.

—  О, сегодня первое выступление дочурки Якоба за пределами ее кафе. Чудная девочка, она подготовила что-то особое для нас.

—  Скоро должна прийти Клио с друзьями, — сказал мистер Мур. — Она давно хотела увидеть выступление Авроры, но публика, что собирается в том кафе, — не лучшая компания для леди. Поэтому я позвал их сюда.

Ред покосился на контингент, что заполнял зал варьете. Мистер Мур, будто опомнившись, повторил его действие, а затем опустил лицо на ладонь и выдохнул:

—  Мать моя женщина, вот это я дал. Совсем сроднился я с вашими подельниками, дон.

—  Всяко лучше клерков-извращенцев, — хмыкнул Север.

Меланхолично бездействующий Соломон вдруг опомнился:

—  Глядите, идет моя пропажа.

Сначала показался Скордо, он нес шпагу в украшеных ножнах. Оружие было длиннее его тела. Редрик, предчувствуя потеху, сдвинулся в тень и набросил капюшон, заодно заведя руку за спинку сидения. С края дивана было лучше видно сцену.

Показалась знакомая троица ребят. Ничего не изменилось, лишь стали слегка повыше. Клио была в состоянии крайнего смущения, похоже, какая-то из дверей в зоне борделя оказалась открытой, Сильвия же источала ауру сильнейшего раздражения, лишь Рэнсом держался спокойно.

На ребятах была форма, но не та, что раньше. На шинели Рэнсома появились пустые эполеты и аксельбант, и цвет ее сменился на черный. Также на груди пестрела россыпь нашивок. На голове фуражка, а через грудь идет перевязь для шпаги, совмещенная с рыцарским металлическим поясом. На согнутом локте у парня висело два дамских плаща-дождевика.

Платья девушек были белыми, как и все остальное, включая туфельки. Лишь парадные голубые ленты поперек груди пестрели цветами нашивок. Учитывая, что у Сильвии в сумме нашивок было больше, чем у ее товарищей вместе взятых, Ред сделал вывод, что так отмечали за успехи в учебе и прочие заслуги. На головах девушек были шляпки-канотье с такими же голубыми ленточками.

—  Солнце мое, куда вы пропали, моя школа танцев чахнет без вашего таланта, — фаталистки протянул руки к Сильвии Соломон Пляр. — Вам говорят.

—  Мастер Соломон, я же предупреждала, что готовлюсь к экзаменам, — раздраженно ответила Сильвия.

—  Папуля, я, конечно, горжусь тем, что ты помогаешь резидентам, но… — похоже Клио вспомнила, то что ее смутило. Она покраснела, словно рак, и зажмурилась.

Ребята вежливо со всеми поздоровались, но так и стояли в нерешительности. Редрика пока не замечали.

—  Красивая на вас форма ребята, — заметил Север. Сильвия дернулась, но взяла себя в руки и кивнула.

—  Папуля так и не видел меня в выпускном платье, вот я его и надела. Правда, стеснялась сама идти так по улице, и ребята меня поддержали.

—  Никуда мы не шли, нас кэб довез, — сказала себе под нос Сильвия.

Клио присела рядом с отцом. Похоже, она уже бывала в компании Севера и не стеснялась авторитета. Девушка тихо щебетала что-то отцу на ухо, бросая взгляды в темный угол, где затаился Редрик.

—  А вы, ребята, составьте компанию Ауринку и Медному, они не гордые — уже подвинулись, — указал Север на свободное место возле Реда.

Ребята замялись в некотором замешательстве, но подошли к столику. Герольд глянул на них, а затем вновь отвернулся к сцене. Рэнсом застыл, видимо, размышляя над тем, пропустить даму вперед либо сесть, оградив от незнакомца. Вечные дилеммы манерных джентльменов.

Пока тот тер подбородок, Сильвия, нервно дернув плечом, села возле Редрика, старательно не глядя на того. Рэнсом тоже присел. Парень хотел положить на стол фуражку, но под нее поднырнул герольд. Молодой аристократ отдернул руку, а смотрящий слегка подпрыгнул, поправив головной убор, и довольный собой мигнул глазами.

Пора вскрываться. Ред завел руку за спину девушки, положив ее на спинку дивана, а сам откинул капюшон и, упершись в стол локтем, положил голову на руку. Взял Сильвию в бесконтактные клещи.

—  О, солнце мое, так дело не пойдет, не вижу ни установленных реальных целей, ни крупных жизненных этапов. А вы, Ваше Вседержательство, что-то видите?

Редрик подготовил другую шутку, так как думал, что герольд не среагирует, но тот моментально повернулся и стал подъезжать к груди Сильвии, затем, остановившись на краю стола, «помотал головой» и вернулся на прежнюю позицию.

—  Рэнсом, мы же обсудили, какую позицию нужно озвучить, чтоб ситуация изменилась.

—  Месяц, — просто ответил парень, было слышно, что он отчаянно сдерживается, чтоб не хохотнуть. Ред вопросительно глянул на него. — Я передал ваши слова Сильвии, и был лишен ее общения на месяц.

Парень принял вытянутую по спинке дивана руку Реда за предложение рукопожатия и сжал ее. Никакого результата, но Редрик вернул жест. Рэнсом был ему симпатичен, чем-то напоминая Бенджамина Сайдера.

—  Значит не сработало, ну теперь держись, солнце мое, я от тебя не отстану.

—  Так и знала, что это его конь… — процедила сквозь зубы Сильвия.

—  Как хоть экзамены? Прошлые и будущие, — поинтересовался Ред.

Сильвия пыталась отодвинуться как можно дальше, но при этом не терять лица. Милашка.

—  Когда мы с вами познакомились, мы сдавали вступительные на подготовительные курсы, а теперь поступаем в Шарагу. Благо, методика искусственного пробуждения позволила нам не разлучиться с Сильвией и Клио.

—  О, солнце мое, я человек честный — можешь идти знакомить меня с папаней, видел его утром. За одной партой сидеть будем. Буду списывать и приставать — предупреждаю. Я за партой никогда не сидел — накопилось. Готовься — я буду рядом каждый день, каждую минуту, каждую секунду, солнышко.

Сильвия вдруг напряглась и странно посмотрела на Реда:

—  Ты знаешь отца?

—  Нет, но знаю, что он новый магистр Цветов Волшебства. Черное Солнце. Ты на него очень похожа, только глазами и… — Редрик прошелся ладонью по плоскости стола и поиграл бровями, — … ну ты понимаешь, в маму пошла. Обе — уничтожающе прекрасны. Я даже не знаю, кто из вас мне больше нравится, нужно подождать пару лет и напроситься на художественную сессию к Страннику. Там-то все и выясню.

Девушка долго смотрела на Реда, потом устало легла на стол и горько засмеялась.

—  Да пошли вы все, и ты и отец…

—  Значит, тоже поступать приехали… Вы столкнулись в городе с проблемами? — через какое-то время спросил Рэнсом. — Ваши раны — свежие.

—  Просто в меня влетела пятисоткилограммовая вхлебало машина, но я отбился.

—  Машина? Мне неизвестно значение этого слова, — потер подбородок Рэнсом.

—  Это из старого языка гномов, при переходе на новояз оно было упразднено первым, что странно — так как оно имело просто неимоверное количество значений. В принципе оно подходит и в моем случае.

—  Объясните.

—  Просто сегодня утром я подрался с тем, кому чуждо все человеческое. Это существо ни с чем не считалось, а просто имитировало человека.

Ред поймал взгляд герольда. Интерес.

—  Внимание — начинается! — крикнул Айзек.

Все затихли. С балкона спорхнуло создание, сотканое из нежности утра. Ред чуть не упал с дивана. Урмахер просто больной, раз мог назвать свою дочь разочарованием. Спорхнула она, так как имела четыре крыла. Два крупных, что росли из лопаток, и два поменьше, что росли из поясницы.

Перья цвета самого мягкого из оттенков розового, как и кожа. Тело, прикрытое легким эстрадным платьем, изгибам которого бы позавидовала любая женщина. Лицо, наделенное такой правильной красотой, что на него можно смотреть вечно, как на огонь. Огонь волос, волны живущего своей жизнью пламени заката. Они действительно двигались, словно по ее воле складываясь в форму воды, огибающей тело желанной женщины, томленной в неге морских волн. У Реда проступили слезы.

Она приземлилась. Мягко и беззвучно, в позе сценического приветствия. Девочки в первом ряду просто пищали. Контингент явно оживился. Даже Сильвия очнулась от прострации.

—  Девочки-птички лучшие… — просвистели легкие Реда. В ответ раздался ее голос, который так и не позволил парню вздохнуть.

—  Я рада приветствовать вас в этом месте и благодарна мистеру Муру за такую возможность. Мое выступление будет коротким — всего три песни, простите меня. Просто я еще не уверена в своих силах и лишь надеюсь, что вам понравится, — произнесла Аврора вступительное слово.

На оркестровом балконе показалось несколько зверо-девочек с музыкальными инструментами, там же встали две неожиданно знакомые фигуры. Кадет Майлз с саксофоном и здоровяк Протей с гитарой, что в его руках казалась крошечной.

Когда Аврора запела, Ред понял, что предел внешней красоты — существует, а вот красота ее голоса… Небесная мелодика — звук рапсодии бога, что изобрел любовь. Парень захотел сбегать за словарем, у него заканчивался запас эпитетов.

Первой песней было проверенная временем «Извозчик Джо», она исполняла ее в оригинале — на лютецком наречии, что было будто создано для песен. Все, кто не должен был издавать звуков, — их не издавал. Ред почувствовал такой покой, что все приключившееся и услышанное сегодня стало неважно. Мир стал прекрасным местом, где у Редрика было все. Самый богатый человек в мире — это он. У него есть ее песня. К слову, Протей и Майлз играли виртуозно.

Песня закончилась мучительно быстро, но ее сменила вторая. На имперском. Ред никогда ее не слышал. Она была про самого несчастного в мире человека, о котором она даже не хочет мыслить. Ни за деньги, ни за прочие блага. Ред захотел броситься на сцену и вывернуть все свои карманы. Присягнуть ей, лишь бы быть нужным. Что же чувствовали обычные клерки во время ее песен? Такие даже могли начать ублажать себя под столом. Мысли о таком кощунстве вернули Реда в реальность. По рядам ходила девушка-лисичка, собирая добровольные пожертвования в шляпу. Медь, серебро.

Она, помявшись, поднялась в зону для важных персон. Полурослики закинули по дукалису, Урмахер отмахнулся. Лисичка не решившись подходить к центральному столу, пошла к Реду. Рэнсом подал два дукалиса, за себя и за Сильвию, что была будто в трансе. Ред без сожаления отвалил и свой дукалис. Внезапно герольд взлетел. Он завис перед лицом девушки-лисички и резко крутанул сальто. Поверх ее шляпы упала фуражка Рэнсома, наполненная горой золота. Та аж согнулась под тяжестью металла, она ошарашенно глядела на шлем Ауринка, что улетал в сторону сцены.

Все были шокированы таким поворотом. Девушка-лисичка кланялась в пол, но ей было тяжело. Ред встал и проводил ее на место, помогая донести драгоценный груз. У сцены он и остался. Шлем кружил, выбирая удачные ракурсы, будто танцуя, увлеченный песней. Кайзер, кайзер. Отдал девчонке стоимость целой деревни. В твоем мире людям живется по-всякому, вот и ты тоже не отстаешь. Играешь на контрасте, подачка — лучшая пропаганда. Теперь Аврора у тебя на крючке. Зачем она тебе?

Третья песня. Протей спрыгнул на сцену, ее тряхнуло. Он был в той же шляпе пчеловода, но теперь на нем был огромный белый фрак, бугрящийся на спине. Зеленый шарф, расшитый зеленый жилет и безразмерные туфли. На руках не было перчаток — на каждой по шесть когтистых пальцев, да и похожи те на руки гориллы.

Песня снова была на наречии. Ее начала Аврора, но продолжил Протей. Если Аврора пела просто невероятно, то Протей еще и умел петь. Будто у нее были данные, а у него талант. Его голос был даже выше и мелодичнее, чем у нее. А когда он запел в соло, она закружилась вокруг него в танце.

Он пел и играл на гитаре, а она порхала. Она была танцем, ее руки, ноги, волосы, крылья и потоки воздуха, по которым она скользила. В ее лице была радость и гордость. Этот дуэт, Рэд понял, что лучше этого в мире нет ничего.

Они закончили выступление. Девочки, как всегда, верещали в восторге. Аврора глянула на Протея. Он снова сгорбился, но какой же молодец ее младший братишка. Он поборол боязнь сцены.

Сцену тряхнуло. На нее запрыгнула массивная фигура в черном плаще. На голове человека была грива рыжеватых и растрепанных волос. Левый глаз налит кровью, а лицо иссечено ранами. Сцена подпрыгивала от его гремящих шагов. Аврора не успела испугаться, а человек взял ее за руки. Она в перчатках — обошлось.

—  Ваш отец — величайший глупец из всех, кого я знаю. Может, вы стали его разочарованием, но вы — спасение этого мира. Вы показали мне истинную красоту, что перевесила всю мерзость, что я видел в своей жизни.

Знает о них. Красиво, но ей много приходилось слышать. Это была хорошая похвала, но не лучшая. Человек внезапно взял за руку и Протея. Он… он спокойно ее трясет.

—  Спасибо вам за то, что вы есть. Спасибо, что украшаете мир своими талантами, — он отпустил Аврору и обнял Протея, оторвав того от земли. — Не прячь свои таланты от мира, брат. Он того не стоит, но будь к нему добр, и тогда мир станет добрее ко всем нам. Он примет тебя, будь уверен.

В стальных глазах стояли слезы. Человек был лишен зависти, похоти, вожделения и желания обладать ими. Он просто был рад за них. По-человечески, честно рад.

Незнакомец знал правильные слова. Аврора никогда такого не испытывала. Она просто глядела, как человек в плаще спрыгнул со сцены и ушел в зону для важных персон. Большой человек. Кто же он?

—  Протей, ты такой молодец, что не поранил его и не испугался, — Аврора приобняла брата, положив голову тому на плечо.

—  Теперь я боюсь людей еще больше. Сестра, я не смог бы его поранить. Может, я могу руками гнуть латунь, но его руки крепче моих, он стиснул меня, как щенка, и поднял. Ты понимаешь? Меня… Он сильнее меня, а его еще и недавно побили, — как всегда сипло ответил гигант.

Ребята стояли перед дверью в кабаре. Дело шло к полудню. Рядом виднелся кэб, на котором те приехали. Извозчиком был зверолюд, из подопечных мистера Мура. Видимо, поэтому он без страха сюда заехал.

—  Ну что, какие у кого планы? — спросил Ред.

—  Завтра экзамен — нужно занести документы, — ответила Клио.

—  Ты что, еще не сделала это!? — воскликнула Сильвия. Ее подруга сделала смущенный вид и двинула плечами.

—  Не переживай, девочка, я тоже в твоем положении. Мы в одной лодке, — похлопал Ред Смоки по седельной сумке.

—  Может, сходим занесем, а потом сядем где-то пообщаемся. Как вы на это смотрите? — спроси Рэнсом.

—  Ну это ближние планы, а дальше? Чем вы хотите заниматься? Вообще? Эй, солнце мое, я тебя спрашиваю, тебе определяться надо, а то все — я начну сниться.

—  Я даже не хочу думать над значением твоих мистических пикировок, оболтус. Ты лучше для начала сам определись.

—  О, солнце мое, я уже во всем разобрался. Я буду искать правду. Правду о том, почему мир таков, каков есть.

—  Вот это было просто. Мелкие у тебя цели, — Сильвия протянула Реду газету, которая лежала на сидении кэба. «Правда Кайзера». Смешно.

—  Этим зад подтирают, а ты мне тут правду искать предлагаешь.

—  Какой же ты мерзкий. Иди тогда прохожих поспрашивай. Любой бродяга скажет, что, по его мнению, в мире не так.

—  Вот, солнце мое. Мнение. У всех свое мнение, а правда… Правда — она одна.

Признаться, как и предисловие, я пишу эти строки многим позже, чем саму книгу. Сейчас, написав уже более полутысячи страниц следующего тома, я (хотя может дело в иллюзии предвзятости) … так вот, я могу утверждать, что я способен учиться. Об этом свидетельствует некоторое смущение, с которым я последний раз перечитал эту книгу.

Там, где нужно, я многого себе не позволил, и совсем наоборот. Я вижу свои ошибки, но они сродни следам, или зарубкам на деревьях, отмечающим мой путь в сфере, где не у кого учиться кроме себя самого. Сейчас у меня еще есть шанс исправиться, перекроив чуть ли не суть моего повествования, но я отказываюсь. Такие ошибки, они сродни назиданию из прошлого, сродни истории. А тех, кто переписывает историю, сглаживая углы, я уважать не могу — это лжецы.

Я сказал, что они сродни зарубкам… что же пусть будут зарубки. Зарубками часто отмечают рост человека, а если в процессе своего пути я буду постоянно опускаться и зашкуривать их, то как я увижу, что расту? Я надеюсь на это, иначе зачем это все…

Пусть уровень повествования растет вместе с героем — вот моя цель. Ведь сам герой со своей — определился. Стоит брать с него пример. Ведь зачем тогда нужны герои?

Мне приятно думать, что ты дошел до этих строк, дорогой читатель. Это правда. Мне даже будет приятно, если ты подумаешь, что я — оправдывающийся неумеха, старающийся схитрить под конец нашего своеобразного, до жути одностороннего, общения. Ведь это не меняет того факта, что ты здесь. Благодарю тебя.

Также я благодарю всех моих близких, кто смирился со столь резким изменением вектора моей жизни, и теперь поддерживают меня. Благодарю твоих коллег, дорогой читатель, тех, кто крутил счетчик в Интернете, подбадривая меня. Благодарю тех, кто (как я надеюсь) честно высказался по поводу моего творчества. Благодарю всех, кто помогал.

Отдельно хочу выделить команду издательства «Астропринт», которая помогла придать моей оформившейся мысли форму поприятнее. Спасибо каждому сотруднику и лично Гарбузову Геннадию Александровичу.

Также отдельно стоит упомянуть Ткачука Олега Владимировича, что консультировал меня по художественному оформлению обложки. Спасибо и ему.

Всех благ и до новых встреч на страницах книг…