Том 2 ПРАВИЛЬНЫЕ СЛОВА. Глава 1

***1***

Все-таки она получила то, что хотела. Не крохи, что мог ей дать сам Редрик, но даже не буханку, не три и не пять. Странник показал ей путь к насыщению, что длиной с вечное путешествие, в котором его последователи обретут истину. В словах бога нет лжи, ведь бог ничего не боится. Но заслужила ли она эту милость… может быть, но когда-то давно — до встречи с Редом.

Далила никогда не говорила о прошлом что-либо, о чем бы Ред не догадывался. Да и сам парень, отец которого с детства отучил задавать лишние, особенно личные, вопросы, ее не расспрашивал. Судя по тому, что он узнал — она прожила суровую жизнь, от которой остался только страх. И хотя девушка переборола его, но лишь из-за большего страха.

В конце она рассказала правду, хотя уже было слишком поздно. Но рассказала и потом приняла свою ошибку. Поняла, что зря вела эти игры, зря воспользовалась чужой добротой. Видимо, тогда ее бог и решил, что этого достаточно.

Лежа с закрытыми глазами и пожевывая хвостик баклажана, Редрик предавался размышлениям. Дурман от выпитого и какофония мыслей отрезали парня от окружающего мира. Он ничего не видел и не слышал. Порыв ветра швырнул что-то ему в лицо. Редрик очнулся. Соломенная шляпка с голубой лентой, он сам ее сделал.

—… а я и говорю: «Деррик, бросай эту контуженную. Она, конечно мелкая, а ты еще тот бугай, но лучше найди заначку бригадира и валим».

—  Простите, а кто такой Деррик? — смущенно переспросил парень.

Он пропустил часть рассказа Странника, который травил уже не первую байку. Парню пришлось уйти в себя, так как истории Странника становились все жестче.

—  Кто такой Деррик? Ты где витаешь? Деррик… — сознание парня поплыло. Солнце давно зашло. — Маккройд. Пацан, ты… — были слышны только обрывки фраз.

Редрик силился вернуться в явь. Он вскочил. Наступило утро. Мешок Странника висел на старом месте, но его владельца и след простыл. Не было и лежака Симона. Остались лишь сжатая в кулаке шляпка да вкус бумаги во рту. Парень достал вырванный из блокнота Странника листок.

«Шконарь — песня. Забираю. Свой вскрой, там — интересно. Я даже смог кимарнуть минут пять. Еще увидимся, младший Маккройд».

Улыбка коснулась губ парня. Его уже давно интересовали внутренности странных лежаков. А раз такой авторитетный товарищ разрешил, то — можно все. Он разровнял примятую шляпку Далилы и направился к воде. Она была чистой и спокойной. Утренний штиль.

Редрик запустил шляпку, словно атлет, метающий диск, и она медленно опустилась на морскую гладь. К нему подошел Смоки. Конь вопросительно водил взглядом с парня на соломенную шляпу и обратно.

—  Знаешь… — сказал хозяин, поглаживая нос скакуна. —… эта шляпа принесла удачу культистке. Теперь она, наверное, станет королевой культистов. Но я не хочу быть королем лавочников, — Смоки скептически посмотрел на парня. — Но, может, шляпу прибьет к далекому берегу, пусть даже острова Рассвета, где ее подберет мальчишка мечтающий стать королем пиратов. И когда-нибудь обязательно им станет. О да… станет же?

Конь фыркнул, опустил голову и захрустел песком. Ред же пошел собираться. Больше он сюда не вернется.

Редрик оттягивал возвращение домой. Вместе со своим верным другом они делали крюки, наматывали круги, искали места, где никогда не проезжали раньше. Среди мира разнотравья лежало цветущее поле. Посреди него расположился остов огромного дерева.

Он был древний и обугленный. У него не осталось кроны, а верх древесного трупа был расколот. Давным-давно в него ударила молния. Парня привлекло это место, он еще никогда не забирался так далеко на юг.

Подъехав, Ред спешился. Он шел сквозь море полевых цветов, что колеблемые ветром, рисовали знакомые, но далекие образы. Редрик подошел к дереву, его одолело странное чувство. В голове будто звенело, и гул нарастал. Сам остов дерева был высотою в рост парня, но по ширине скорее совпадал с размахом плеч его отца. Ред хоть и догнал того по росту и был далеко не хилым, явно уступал лавочнику в массивности. Колючки и кора выдавали в дереве акацию.

В тени гигантского пня рос белый цветок. Редрик опустился на колени и насчитал сорок лепестков, это был цветок гвоздики. Странное зрелище, будто давно умерший великан пытается защитить то, чему от силы жить осталось лишь чуть больше года.

Он сорвал цветок, но тут же упал лицом в землю и заплакал. Из него вырывалось все, что накопилось за месяц лжи. Но больше всего его поразила мысль о том, что он наделал. Зачем он отнял у мертвеца единственную красоту и утешение, которую он хранил даже в посмертии.

Шум нарастал, Редрик вытер лицо от влажной земли и предательской влаги. Из верха дерева, одна за другой, на звуки плача вылетали пчелы. Они кружили вокруг парня. Одна села ему на ключицу. Попыталась ужалить — не вышло. Почерневшую кожу не брало даже шило, маленькому существу очень повезло. Оно будет жить. Ред поднялся, так и сжимая цветок в руке, и направился к коню. Тот задумчиво наблюдал за нарастающим роем.

—  Поехали домой, приятель. Пока я не отнял еще одну жизнь.

Путь к кампусу прошел в молчаливых раздумьях. Выехав на тракт, парень встретил карету, что ехала на юг. Уже престарелый кучер или лакей, силясь, пытался надеть колесо на ось. Редрик спешился и, продолжая держать в руке цветок, подошел к старику. Тот с удивлением разглядывал высокого парня в расстегнутой безрукавке и кованых сапогах.

Реду говорить совсем не хотелось. Он просто навалился плечом на карету и, помогая свободной рукой, приподнял ее. Привычным ударом ноги телего-толкательных дел мастер загнал колесо на место, оно прокрутилось. Редрик поставил карету и замешкался, не зная, что делать дальше, но его отвлек Смоки.

Конь показал мордой на дорогу. Ее пресекали борозды, словно от когтистой лапы величиной с человека. Видно, зрение старого кучера уже ослабло, вот он и наткнулся на них. Подойдя, парень увидел, что бетон был вывернут и оплавлен.

Редрик ткнул борозду железным носком сапога. Бетон не поддался. Он ударил сильнее. Сильнее. Он вложил весь вес в толчок, сбив кусок вздыбленной дороги в яму. Смоки, что стоял рядом, глубоко задышал. Сначала из его ноздрей пошел дым, затем пламя. За несколько секунд оно сменилось с синего на оранжевое, а затем на зеленое. Тогда конь начал плеваться огнем в бетонные гребни. Парень же продолжал крошить дорогу ногами. Их не жгло. Добротные армейские сапоги хорошо защищали.

Бетон стал размягчаться и плавиться. Редрик продолжал бить и топтать. Он вспотел, увидел цветок в своей руке, на глаза снова навернулись слезы.

Удар, удар еще удар. Парень не знал, сколько прошло времени, но дорога вновь стала ровной. На подошву налипли потухшая слюна Смоки и черное крошево. Сапоги стали тяжелыми, да и будто выше на пару миллиметров. Черный налет не отрывался, но парню было все равно.

Отдышавшись, он развернулся и пошел к карете. Подошва не утратила гибкость, но его шаги стали похожи на звуки ударов каменных глыб. Кучер улыбался в усы, он был уже слишком стар, чтобы чему-то удивляться. Но выглянувшее из кареты маленькое девичье личико выглядело испуганным и озадаченным.

Редрик подошел к открытой дверце. Девочка нырнула внутрь и нервно начала теребить манжет платья своей, видимо, матери или тети, так они были похожи.

Женщина медленно поправила рукав и, безучастно обмахиваясь веером, продолжила смотреть в противоположное окошко. Ред перевел взгляд на девочку. Ее обеспокоенное личико показалось Редрику до боли знакомым. Но откуда...

Задорные и милые черты лица, покрытого веснушками, контрастировали с непонимающим взглядом часто моргающих ярко-голубых глаз. Лет десять, не больше. Она теребила длинную рыжую косу, но лишь одной рукой, другую, видимо, не знала куда деть.

Редрик протянул девочке цветок, та быстро его взяла. Гвоздика гармонировала с платьицем белого и кирпичного оттенков. Она хотела что-то сказать, но посмотрев с секунду на неожиданный подарок, зажмурилась. Девочка взяла себя в руки и, развернувшись, стала копаться за сидением.

В руке Редрика оказалось небольшое яблоко — ответный подарок. Нежно салатовое и будто светящееся изнутри. Белый налив. Глаза цвета пасмурного неба встретились с ярко-голубым полуднем. Лазурь и ни единого облачка. Правда, в ее глазах читалась показушная взрослость в виде нагнанной мрачной решимости. Редрик отвел взгляд, это было слишком забавное зрелище.

Он тихо засмеялся. Уходя и смеясь, он поднял руку на прощанье, девочка не выглянула, но старик, сняв потертую шляпу, кивнул парню вслед. Ничей голос тогда не нарушил загадочного молчания. И над трактом разносился лишь тихий смех да хруст бетона и яблока.

На крыльце сидели лавочник с гремлином. На этот раз они не делали ставок, а просто поприветствовали парня. Редрик не хотел спрашивать о Далиле, тем более отвечать на вопросы, связанные с ней. Никто и не рвался, отец лишь сходу отметил закопченные ботинки сына:

—  Ты что заснул в них, а Смоки пытался тебя разуть?

—  Нет, просто ровнял тракт после прохода какой-то громадной твари. След длиною с тебя, пап.

—  Что, сапогами ровнял? — поднял брови Лоуренс.

—  Смоки помог.

—  М-да, неспокойные времена нынче. Твари всякие, сепаратисты, старые лакеи, что торгуются как посаженные друг на друга два рыжих гнома, а то и три полурослика.

—  Что-то убыток тебя волнует больше, чем монстр.

—  Чудовищ всех вывели и очень давно.

—  Да, прямо всех? Кто?

—  Странник, авантюристы прошлой эпохи, чудаки со змеиными зенками, которых потом вывели авантюристы. Много было охотников. Сейчас остались лишь те, кого пощадил лично кайзер, либо малочисленные и хорошо прячущиеся твари. Они далеко и не опасны, в отличие от пустой мошны, которая прямо у тебя под боком.

—  Так ли страшен был тот лакей?

—  О-о-о… — протянул лавочник, отмахиваясь. — Торговался за каждую запаску, каждое яблочко, каждую кварту березового сока…

—  А что с Эденруата сняли эмбарго? — прервал отца сын.

—  Ага, вот, — похлопал он вскрытый бочонок с эмблемой эльфийского торгового дома. — Свежий завоз. Ты все пропустил.

—  Не-а, я встретил скупого старика на тракте. Помог ему с колесом.

—  Славно… он тебе заплатил?

—  Не он… — Редрик взял протянутую отцом жестяную кружку. Зачерпнул прозрачной жидкости, вдохнул едва уловимый аромат, выпил.

—  Что, тебя полезли наперебой благодарить Адель и Кэтрин Сайдер? — ехидно хохотнул отец.

Редрик прыснул соком на Гизмо, что все это время осматривал изогнутую дугой друзу какого-то кварцевого кристалла.

—  Ах ты, падла, готовься к ответочке, — он вскочил с ногами на скамью, попутно надувая щеки.

Лоуренс поддел ногу Гизмо, и тот завалился на спину. Поток огня ушел вертикально вверх. Смоки весело заржал.

—  Нет, только Кэтрин. Малышка угостила меня яблочком.

—  Ну хоть так. Пошли, у нас на обед фаршированная курочка и баклажаны по рецепту от дамы с полуострова, которая в кои-то веки смогла разговорить Валенсию.

—  В рецепте есть сыр?

—  А как же, — улыбнулся отец.

—  Это я удачно заехал, — вернул улыбку Редрик, хлопая себя по бурчащему животу. — Ты, кстати, знаешь кого-то по имени Деррик?

—  А должен?

—  Не знаю.

—  Ну вот и я не знаю, — сказал отец, хлопая сына по спине, приглашая зайти внутрь.

Понеслись будни, быт перемежался бытом, летние поставки с юга загрузили тракт, а тракт загрузил работой Маккройдов. Лавочник особенно негодовал по поводу блокады островных сепаратистов, что не пускали грузы из Порто Аб’Дудак, а с ними и товары из Абуля, Дур-Симы, Пейсалима и Аройо-Илаго.

Все приходилось доставлять фургонами, и в торговых кампусах было не продохнуть, как от количества купцов, так и от проблем, что они с собой везли. Конец лета и начало осени пролетели словно миг.

Имперская армада под командованием адмирала Передрейфуса разогнала пиратствующие флоты. Это известие так порадовало обитателей кампуса, что Лоуренс, плюнув на сложившийся уклад, пообещал отпраздновать сынов и свой дни рождения.

Наступила двадцать пятое октября. Все сели отметить и выпить за здравие, но закончилось все ожидаемо, но необычно. Валенсия ушла спать рано, а Гизмо, накачавшись лаком для обуви, убежал в неизвестном направление, выкрикивая призывное: «Я охлаждаю, нужно охлаждать… на-на…»

—  Скока тебе уже, сына? — спрашивал, уже изрядно набравшийся, Лоуренс.

—  Шес… п-тнадцать. Ох е-е-е, совсем старый стал, — сын не отставал от отца.

—  Редрик, это — плохо.

—  С чего вдруг, это я — так. Тебе вон сорок пять и еще прыткий.

—  Да епт, это приятно конечно. Но неприятно будет, когда весной заедет почтальон с письмецом от рекрутера.

—  Да у нас самих нормальная «кутера» и без почтальона, тем более бухать до весны — это слишком сильно.

—  Но не боись, у батьки есть план…

—  Капкан…

—  Может быть.

—  Расскажешь?

—  Не-е-е, не будем тянуть октофага за тентакли, а то прыснет — не отмоемся.

—  Как-как?

—  Говорю — все в лучшем виде будет. Но если лажанем… ладно, пошли я подарок покажу.

—  Блин, а я как-то не это… без презента. Чето не воспитал ты меня.

—  Но-но. Ща я тебя так воспитаю, что мамой клянусь…

—  Клянись чем-то, о чем я знаю.

—  Ты че, мля? Что это значит?

—  Я даже про свою мать толком ничего не знаю, не то что про твою. Ох блин, я… извини, бать, — Редрик встал из-за стола, завалив стул. Лоуренс смотрел в пространство, но через секунду встал сам. В его взгляде было помешательство.

—  Она мертва! Я ее убил! — крикнул он куда-то мимо Редрика.

—  Ни хера себе — откровение, — Ред навалился на хладоблок. — Зачем!? Как!?

—  Так же, как и ты убил свою, — фраза отца огорошила парня. После нее на Редрика начало накатывать. — Чтобы продолжить влачиться по этой помойке, и чтобы это повторялось — снова и снова.

Он бил кулаком по столешнице, пока ножки стола не сломались все разом.

—  Вот знаешь, что? — сипло спросил Ред.

—  Ну? Давай.

—  Вот не посмотрю, что ты мне батька.

—  И?

—  Поколочу, клянусь всеми богами всех народов и Странником на сдачу — поколочу.

—  Кого поколотишь? Батьку? А чем орудовать собрался? Или попытаешь счастье на кулаках?

—  Почти.

Редрик напрягся и поднял хладоблок. Крышка открылась, и из каменного ящика выпало с десяток бутылок фискгордского светлого, разбившись вдребезги. Парню добавилось еще одно горе в комок желчи, что подступил к горлу.

—  Что, хочешь вместе с Гизмо пойти охлаждать?

—  Да завались уже! — злость придала парню сил. Он поднял каменный ящик над головой. — Да за такие рамсы, такого родителя как ты, должны… берут… — Редрик задыхался от усилия и гнева.

—  Ну-ну, я слушаю, — лавочник закатывал рукава.

—  Таких как ты — берут менты!

Ред бросил в отца хладоблоком, в надежде, что тот, из-за скупости, не даст разбиться ценной вещи. Сработало. Лоуренс поймал ящик, но инерция заставила его отступить. Он оказался у дверного проема в гостиницу. Редрик бросился ему под ноги, пытаясь завалить. Вышло. Они кубарем, вместе с хладоблоком, укатились в дверной проем. Хлопок. Падение во тьме. Углом хладоблока больно припечатало по ребрам.

—  Опа, ну здрасте, летуны-порталисты. А вас сюда за что?

***2***

Каменные полы, каменные стены, железная решетка. Знакомое место. Отец с сыном разгребли обломки хладоблока и поднялись на ноги. След выпитого исчез. Остались только синяки. Редрик узнал ту самую камеру, куда по ошибке открыла портал провант Анна де Мур. Правда, на этот раз камера — заперта, и есть сокамерник. В коридоре послышались беготня и ругань.

—  Чего молчим, или вас прочухать?

—  Себя почухай, ерш вшивый.

Лоуренс встал в полный рост, но не увидел собеседника. Голова того была на уровне пупка лавочника. Полурослик.

—  А чего мы такие злые, я же, ей богу, из лучших побуждений.

—  И в какого бога ты веришь?

—  В того же, что и вы.

—  А если я не верю ни в одного?

—  Ну и бог с вами, — Лоуренс и полурослик пожали руки.

—  Айзек Пляр, сколько лет…

—  Мастер Лоуренс, замечательная встреча в, ей богу, отвратительных обстоятельствах, смею заметить.

—  Вы знакомы? — спросил Редрик, садясь на нары.

—  Вместе служили в шестой Илагийской когорте, — ответил Айзек.

—  Полурослик легионер?

—  Ну таки да — штабной библиотекарь и архивариус. Также руководитель армейского хора. Бывший, разумеется. Мастер Лоуренс, кто этот во всем похожий, кроме воспитания, на вас мальчик.

—  Я — Редрик, господин хоббит, Редрик Маккройд, простите, что не представился.

—  Замечательно, мед, а не приветствие. Все-таки молодые еще не забыли слов вежливости. Ей богу, ладный у тебя паренек, мастер, — Айзек подскочил и потряс руку Редрика. — Так что привело вас сюда, уважаемые?

—  Ошибка мага, — сказал Редрик. Лавочник и полурослик заинтересованно глянули на него. — У нас на дверном проеме остались символы, что капитан де Мур чертила для создания портала. Мы их не зашкурили.

—  И что? — пожал плечами лавочник.

—  Вот что, — Редрик толкнул россыпь кристаллов, что вылетели из хладоблока. — Мы в столице, в управе.

—  Нет, Родик…

—  Мое имя — Редрик.

—  Я так и сказал — Родик. Не путай старика, — помахал пальцем Айзек. — О чем бишь я. А-а-а… заклинание такого уровня, тем более — портал может сотворить только человек одаренный. Даже с рунами и кристаллами.

—  Да? — нахмурил брови парень. — В книжках вычитали?

—  Таки есть такое.

—  Ну и что мы с этим будем делать? — пробурчал себе под нос Лоуренс.

—  Пап, извини…

—  Да брось, это пьяная горячка. Могло быть и хуже. А ты, кстати, что тут забыл, Айзек? — повернулся Лоуренс к полурослику.

Маленький лысеющий человечек, в проволочных очках и потертом костюме, развел руками:

—  Ей богу, эти Путники взбесились. Бегают, хватают всякого порядочного, кто выглядит как образованный. Тычут в нос каракули. Ни ответов, ни приветов — дешифруй, шифрун. Так сказал Странник.

—  Ничего он такого не говорил. Просто дал им код от хранилища со своими дневниками.

—  Ей богу, осведомленный молодой человек. Как вас настигли столь особые сведения?

—  Просто, имел неудачу присутствовать при этом деле.

—  Почему неудачу?

—  Воздыхания по культистке окончились встречей с ее богом, — развел руками отец.

—  Как вас угораздило, вроде толковый молодой человек?

—  Угораздило и угораздило. Она получила то, что хотела, а я стал умнее, — отрезал Редрик, зарядив кулаком по решетке.

—  Понял-понял, не гневайтесь на старого меня, молодой мастер, — пораженчески отступил полурослик. — Так вот. Ничем не смог помочь я этим господам, вот они меня обобрали, избили и бросили. Я — резидент, записей в ратуше нет. Благо, к брату приехал — к Соломону. Он поручится за меня. А пока вот — присел в обезьянник до выяснения обстоятельств. На время, пока господа хорошие разбираются.

—  Ладно, вроде разобрались. А чего так тихо? Это в обезьяннике-то? — простучал Лоуренс странный, но систематичный перестук в боковую стенку камеры. Тишина.

—  Таки один я. Всех, кто был, переводят в центральную имперскую в Среднеколымске. Тут сидела целая банда: маг, гномы, сородич мой. Сумасшедшие ребята, хотели грохнуть последнего дракона. А он же в белой книге, с пиратами бороться помогает и вообще мужик нормальный.

—  Каднификара? Он в городе? — присвистнул Лоуренс.

—  Да-да. Отсыпается бедный после разгона блокады. Тут, на кладке. Они пробрались к нему ночью и… ну. В общем хорошо, что их охрана повязала на подступах, а то гореть половине парка Единства и Приморскому бульвару. Искали силы и богатств — нашли нары и побои, — слушая рассказ полурослика, Ред потянул носом воздух и чихнул.

Знакомый запах. Он повернулся к входной решетке. За ней стояли полковник и провант. Эльф был в той же шинели, а вот магесса больше не носила шляпу и сменила фасон мантии. Что-то среднее между официальным южным халатом и платьем с вырезом для ног спереди. На ногах облегающие штаны и замшевые сапожки. Все в сине-серых тонах и вышитых символах.

—  Вот и срок подошел, — тихо сказал Редрик.

—  Боже-боже, вот так рожа, — шепотом произнес Айзек. Эльф небрежно мазнул по нему взглядом.

—  Будете бить или отпускать, товарищ начальник? — опершись о стену, спросил Лоуренс.

—  Отпускать, — коротко сказал полковник Хир. — Всех, но не далеко. Я, конечно, услышал, что тут произошло, но протокол вынуждает вызвать нюхача и уполномоченного мага академии. Вам крупно повезло, что сегодня перевод заключенных, и я до сих пор на работе, — подбежавший ополченец дал ему ключ, которым эльф отпер решетку. — Прошу до лавочки, — указал он на скамью у стены.

—  Хоть немного ближе к свободе, — сказал полурослик и быстро вышел из камеры.

За ним проследовали отец с сыном. Как раз вовремя. Редрика ударило в спину потоком воздуха.

Человек в матовом стеклянном шаре на голове, серебристом трико и белой раздвоенной накидке сидел на корточках около разбитого хладоблока. Хлопок, Ред моргнул. Шар уже перед лицом. Хлопок — у стены, где открывался портал. Хлопок — исчез. Хлопок — вернулся. Ему в ногу вцепился шипящий Гизмо. Хлопок — из соседней камеры вышел Смоки.

Человек в шаре больше не появлялся. Редрик погладил коня по носу. Тот выглядел спокойней удава, будто все так и должно быть. Де Мур замерла в ступоре. С ее пальцев посыпались искры, видимо какое-то заклятье сорвалось.

—  А он и так может? — присвистнул лавочник. Полурослик задумчиво протирал очки, прищуренно вглядываясь в глаза коня.

—  Занятно, — сказал эльф.

—  Что именно, полковник? Что это за лошадь? — спокойствие эльфа не передалось прованту.

—  Шоргон, — указал он подбородком на Смоки. — Очень старый, вон глаза — золотые. Ровесник империи, — увидев недоумение присутствующих, полковник тяжело выдохнул, — Практически бессмертное разумное существо. Хитрое и умное. Их всегда было мало, и они не размножаются. А этот — один из древнейших представителей, что мне доводилось встречать.

—  А игривый, словно жеребенок, — прокомментировал Лоуренс. Редрик с усилием удерживал на расстоянии ластящуюся морду Смоки.

—  Это свойство называется «нигилизмом древних», — сказал полурослик менторским тоном, задумчиво глядя на коня, — Нестор пишет: «Вымрут и народятся племена и народы, выкопаны будут и осушены моря, но старец лишь пожмет плечами, продолжая жаловаться на ноющее колено, и щупать молодую деву, что то колено омывает, за самый срам. Ведь развлечение — единственное, что того теперь заботит».

—  Все сходится, — сказал полковник, пожав плечами. Капитан покраснела и не стала продолжать расспросы. — Но это не слова эльфа.

—  Огра, господин начальник.

—  Занятно. И откуда у них девы? Они же бесполые. Не подскажете название труда, где вы это вычитали?

—  Простите, начальник, это он нацарапал пальцем на Стене Правды в Пейсалиме. После чего перенесся домой — в Черную Крепость, — замялся полурослик. — Это вольная адаптация поговорки Странником, так как мудрость оригинала невозможно передать другим языком. Он был волен трактовать эти каракули как угодно, ведь даже сами гоблиноиды редко знают родной язык. Но Нестор каждый год приходит в день молебна по его народу, записать свою мудрость. Если желаете с ним встретиться, то только тогда.

—  Это что-то новенькое. Ай да Странник, — искренне захохотал эльф. Словно порыв ветра, что шуршит опавшей листвой. — Сши-ши-ши-ха-ха, сши-ха, ши-ха-ха...

—  У вас есть мнение по этому поводу? — нервно спросил полурослик.

—  А Страннику лет-то сколько? Он всех вас просто разводит, развлечения ради. Не усвоили вы мудрости, — вытер слезу полковник. — Молебен случайно не восьмого декабря? — тон его резко стал снова безучастным.

—  Да, в день утверждения суверенного кордона земель резерваций народов севера, — полурослик заискивающе наклонился. — В смысле как лохов разводит?

—  Ага, вот точно, как вы сказали, — кивнул эльф.

—  Простите, вы имеете в виду — День Зеленого Сгона? — переспросил Редрик.

—  Опять вы — люди — все упрощаете и называете по-своему. Это великая трагедия. Наши народы близки по духу в этот день.

—  Тунеядцы и троглодиты, объединяйтесь, — эльф нетерпеливо притопывал ногой. — Сядете все и дружно, если ваш бешеный гремлин грохнет нюхача.

Хлопок.

Нюхач был слегка опален, а его попутчик — жутко недоволен. Человек в шаре, на пальцах и в образах, что появлялись в матовой мути странного шлема, что-то втолковывал долговязому волшебнику в самой густо расписанной мантии из всех, что Редрик когда-либо видел.

—  Да завязывай мельтешить, Баря. И тащи другого, мне в приемной комиссии сидеть. Я спать хочу, — человек в шаре показал нецензурный жест, прозвучал хлопок, и он исчез. — От, сучий скороход, — волшебник достал из рукава коробочку, высыпал на тыльную сторону ладони горсть радужного порошка, занюхал. Затем, проморгавшись, посмотрел на полковника.

—  Лекарство? — поднял бровь эльф.

—  Лекарство, — чихнув и взбодрившись, подтвердил человек. — О, Анна, привет.

—  Мы знакомы?

—  И так каждый раз. Зато никаких повесток и алиментов, — развел руками волшебник. Он резко вдохнул. — Д-е-е-е, м-да. Пошла. Сейчас, давай быстро, пока не началось, — все это он говорил коню. Постоянно щелкая пальцами правой руки, левой водя над головой Смоки.

—  Куда вы катитесь? — спросил эльф, обращаясь к своей помощнице. Та просто потупилась.

—  Так, все. Магия не обнаружена, я пошел.

—  Стоять, — властно приказал полковник.

—  А? Чего вам, товарищ главный сизопуз?

—  Я лишь ведаю этой управой, главный — легат.

—  Как скажете, начальник.

—  Видишь парня?

—  Нет.

—  А он есть, — наставительно поднял палец эльф.

—  Ладно, вижу, что — пробудившийся? — волшебник смерил Редрика взглядом мутных карих глаз. — Чето, поздновато.

—  Кто, я? — непонимающе спросил Редрик.

—  Ну не я же, хотя я тоже. Но это дела былые.

—  Хватит дурачиться, магистр, — вышла вперед сконфуженная происходящим провант. — Этот юноша воспользовался порталом типа «врата». Он спонтанно активировал руны двухлетней давности, имея при себе лишь вторичные кристаллы утилитарной направленности. Пробуждение такого характера я могу назвать лишь загадочным.

—  Загадочными я называю путан, что величают себя жрицами. Хотя и те, и другие вне закона, — состроив сальную рожу, сказал маг, затем хрипло загоготал. — Кес-кес-ке-кхе, кес-кес, ке-кхе-кхе… — под конец маг зашелся кашлем. — От курва, чето лишка хапнул.

—  Публичные дома легализовали пару лет назад, но только для граждан, как для клиентов, так и для работников, — сказал Редрик. Отец заинтересованно посмотрел на него, парень пожал плечами.

—  От лярва, цену себе набивала. А хотя — все равно эльфийка. Без обид, начальник. И как мне доверили принимать экзамен по праву в Лицее? — потер вспотевший лоб волшебник.

Возникло неловкое молчание, Лоуренс хотел было его нарушить, но помотал головой, пробурчав что-то неразборчивое себе под нос.

—  Если вам необходимо… — начала Анна.

—  Ать, а, ох епт, вот же засада, — замахал магистр рукой перед лицом прованта.

—  Что, простите? — отшатнулась Анна.

—  Да парень обработанный, — указал волшебник на шею Редрика. — Где ему полотно катали?

—  Внизу, возле резидентской, — ответил эльф.

—  Ни слова больше. Полетели, — магистр подошел к стене и тронул ее пальцем. Тут же открылся портал. — За мной, юный самородок, — сказал он, впечатываясь носом в магическую плоскость. — А это, как вообще?

—  Орихалковая обшивка, — ответил эльф.

—  От лярва, — волшебник собрал руку в знаке и слегка развернул кисть. — Так, за нами не ходить — фон не портить. Тут работа тонкая, а я — давно уже не ювелир, знаете ли, — он вошел в портал.

—  Давай дуй, туда и назад, — подбодрил сына отец, похлопав по плечу.

—  Кофе? — спросил эльф.

—  Да, пожалуйста, — в один голос сказали лавочник и полурослик.

—  Тогда идемте. Селадейнский сорт — самое то, пока ждем.

—  Ненавижу порталы, — пробурчал себе под нос Редрик и пошел следом за магистром.

***3***

Тот же коридор полуподвального этажа, те же две двери — деревянная и металлическая, то же окошко под потолком. Только теперь возле него стоял тролль. Он слегка превосходил в росте полковника Хира, но был неимоверно массивней, хотя не толст, что удивительно для его вида.

Тролли, как читал Редрик, обычно гротескны и напоминают человекообразных обезьян, а этот был вполне пропорционален. Даже лицо его, хоть и имело характерные для расы черты, казалось удивительно правильным. Одет до неправильного правильный тролль был в офицерскую форму ополчения, как и эльф. Прапорщик.

Он курил сигару, выпуская дым в окошко. Также Редрик обратил внимание на то, что тролль был полностью черным, что выдавало возраст, пригодный для их, во многом мерзкого, ритуала размножения.

Всего известно четыре вида гоблиноидных рас, точнее раса — одна, но имеется четыре стадии развития ее индивида. Это непосредственно — гоблин, орк, тролль и огр. Как ранее заметил полковник, гоблиноиды бесполы, хоть и имеют явные мужские черты. Половых органов у них также не было. Точнее привычных. Была клоака. А размножение имело место в виде ритуала «омута рождения».

В поселении гоблиноидов вырывался бассейн, что заполнялся нечистотами, почвой и осадками. При его переполнении проводились выборы достойного кандидата на продолжение рода. Избранного подготавливал шаман поселения. Далее его расчленяли и, еще живого, бросали в омут.

Начинались «схватки земли». Кровь смешивалась с массой омута, формируя тела. Обычно один избранный мог породить до сотни отпрысков. А сам имел возможность переродиться в более почетную форму. Гоблин в орка, орк в тролля, тролль в огра. Огры никогда не участвовали в ритуалах. Хотя это было точно неизвестно.

Отпрыски всегда будут гоблинами, хотя если избранным становился кто-то солидней, то был шанс рождения орка. Если избранный при прошлой жизни, по толкованиям шаманов, оказывался достоин, то он сохранял память, а из его рук и ног рождались его младшие копии. Они часто становились телохранителями предка. Новорожденных гоблиноидов называют «почвяками», цвет их кожи совпадает с цветом почвы, что их породила, далее они становятся зелеными, а затем черными — «парнями» и «братками» соответственно.

Перед Редриком будто открылся параграф, посвященный северным народам, из его любимого атласа-путеводителя, который тот недавно перечитал от корки до корки.

—  Я, конечно, извиняюсь, но как человек с образованием, в свое время защитивший проект по гоблиноидам на курсе расового антропоморфизма… — откашлялся волшебник. Он тоже, как и Ред, долго рассматривал тролля, —… не могу не заметить, что вы, браток — удивительный индивид. Занимательно и беспрецедентно. Вы бы оказались желанным гостем на лекции Урсулы Кребер, — он продолжал щелкать пальцами правой руки, значительно увеличив темп.

Тролль с улыбкой удовольствия выпустил клуб дыма и заговорил довольно приятным баритоном:

—  Всегда рад услышать комплимент от профессионала, я действительно много работаю над собой. Но в большей степени это заслуга моего коллеги, — тролль постучал в деревянную дверь.

—  Я занят, никого не впускай, Грей, — прозвучало оттуда.

—  Прости-прости, — слегка повысив голос, прогремел тролль. — Где мои манеры. Грей Вебер — криминалист отдела по вопросам резидентов, — он сопроводил представление манерным жестом.

—  Гарен Кэссиди — магистр магии, всякой, но не всей.

—  Редрик Маккройд — бригадир волостного кампуса при поселке Южный, — на всякий случай тоже представился Ред.

—  Что ж, господа магистр и бригадир, не смею вас задерживать, — он постучал в металлическую дверь. — Вам туда?

—  Да, — ответил Кэссиди.

—  Там уборщик, но он уже должен закругляться.

—  Да-да, я все, — дверь открылась, из нее вышел гремлин в закопченном комбинезоне, шапке с козырьком и, зачем-то, приклеенными усами из ворса для щеток. Он держал шпатель и мешок. — Никаких выделений, жидкостей и прочих разводов. Чисто чистит трубочист, но я не он — поэтому не пачкаюсь сам. Принимай помещение, браток.

—  Спасибо, бугор, — Вебер бросил уборщику монетку. Тот ловко поймал ее в кармашек на пузе, смущенно поклонился и убежал. — Любят малыши, когда их «буграми» зовут, — увидев непонимающий взгляд Редрика, тролль добавил. — Особенности размножения у ребят похлеще наших.

—  Найти бы хороший труд о гремлинах, а то даже в атласе-путеводителе по империи одна страничка, — пробурчал Ред себе под нос.

—  Трактат «Недра» ректора Карлоса Мендосы, — подсказал Гарен, провожая взглядом уборщика, затем обернувшись к Реду, добавил, отвечая на вопрос в глазах парня. — Я — библиотекарь.

—  Приму к сведению.

—  Ладно, заходи. Ох епт. Нет, не заходи.

Воздух внутри помещения колебался, словно над костром. Перегретые металлические поверхности раскаляли воздух в комнате.

—  Убрался так убрался, гремлины — настоящий бич криминалистики. Хоть и крайне полезный народец, — прокомментировал заглянувший в металлическую комнату Вебер. Затем, смяв окурок сигары, вошел в кабинет Лекса Сайдера.

Кэссиди, ругаясь вполголоса, оставлял в воздухе черные росчерки растопыренными пальцами. Они складывались в магический круг, наполненный рунами. Закончив фигуру, он дотронулся до нее ладонью, тихо и монотонно зашептав. Из его рта пошел пар, а стены комнаты стали остывать и изгибаться. Он дернул щекой — они распрямились. Стало прохладней.

—  Фух, колдовать рядом с орихалком — полная лажа, да и не мое это, — протер лоб магистр.

—  Удобно, — выдохнул Редрик. Они вошли, дверь закрылась сама.

—  Снимай рубаху, — Ред, помедлив секунду, послушался.

—  Ты что ее поджигал? А это что, ты пытался ее срезать?

—  И да, и нет — не я, — последовательно ответил парень.

—  Ладно, мне надо, чтобы ты дотронулся до драконьего яйца. Это подавит деформацию родной ауры.

—  Яйца? — Редрик посмотрел на матовый шар величиной с голову.

—  Ну да. Дракон — создание мысли, времени и могущества. Отличный концентратор для прованта. Ну, правда, это — мертвое. Да, и кто тебе блокаду ставил?

—  Профессор Урмахер, — сказал Ред, кладя руку на яйцо.

—  Сам Урмахер. Вот же холера.

Кэссиди очень быстро защелкал пальцами. Левой рукой он проделал откровенно танцевальное движение поверх глаз. Его радужки засветились серебристым. Длинное лицо под капюшоном мантии начало часто менять выражения.

—  Что? — спросил Ред через некоторое время.

—  Тебе, как вообще?

—  Чего?

—  Ну, нормально тебе?

—  Нормально.

—  Стоп, — Гарен схватил правую руку, умеривая щелчки. — Послушай, тебе жарко? Сильно потеешь?

—  Вообще да, — задумался Редрик. — Но блокада будто холодит и никогда не нагревается.

—  И как ты с этим боролся?

—  Пивом холодным, да и не одеваюсь я особо тепло. Мля! — Редрика пробрало. — Пиво в помойку, хладоблок в куски!

—  Соболезную. Успокоился?

—  Да.

—  Де-е-е, м-да. Смотри. Вот есть ты, — он ткнул трясущимся пальцем в Редрика. — А есть твое тело. Из мяса которое. Понимаешь?

—  Допустим.

—  По чарочке пропустим, но девочек не пустим, ведь те потом в капусте, найдут чего не просят, и под венец попросят, — прочитал стишок, и хохотнул Кэссиди. Затем, помотав головой, загнал в ноздрю еще порошка. — Извиняюсь, я — маг-поэт.

—  Ясно, — медленно сказал Ред, становясь так, чтобы между ними был стол.

—  Так вот, а есть другое тело. Поверх тела из мяса — тело по-тоньше. Тонкое тело, понимаешь? Аура — по-простому. Это область субъективного пространства. В нем есть рычаги-фантазмы, чтобы влиять… ну творить магию, если проще, — он чихнул. — Следишь за мыслью? Нить-нить сего повествования, в конце которого познания… Да хватит. Серьезно же общаемся. Ты меня слушаешь?

—  Разумеется. Даже, на удивление, понимаю… местами.

Похоже, собеседник Редрика был совсем плох. Парень пытался его не беспокоить. Сам же Кэссиди скорее внушал сострадание, чем тревогу.

—  Гонишь?

—  Ага.

—  Ладно. Короче, вот есть аура. Она замкнута в себе и на себя, как правило. А у арканиста, то бишь колдуна, то бишь волшебника — разомкнута. Есть входы-выходы. Так лучше?

—  Определенно.

—  Смотри-смотри. У пробужденного мага, как ты и прочие самородки. Самоопыление, самоудовлетворение, самопровозглашение… То бишь, о чем мы?

—  Продолжайте.

—  Самоопределение… Можешь на «ты» — я вечно молод — вечный прохиндей.

—  Продолжай.

—  Самовоспроизведение… Появляются зачатки. Маленькие, неразработанные входы-выходы. Разработанные, кес-кес… Впускаешь магию извне, и смешение, творение, катарсис — рожденная мыслью идея, что должна в миру обрести явь.

—  Как портал, что я неосознанно…

—  Возжелал. Ты должен возжелать огонь, чтоб тот горел в твоей руке, но был не горячей слезы на той щеке, что так румянцем алым и милой ямочкой засела в сердце, промеж ребер словно нож…

—  Воу-воу, полегче.

—  Так, — магистр откашлялся. — Ну ты понял?

—  Вроде да, но при чем тут жара?

—  Сейчас жарко? — Ред кивнул, отвечая на вопрос Кэссиди. — На стены глянь.

Металл покрывал иней.

—  И что?

—  То, что профессор тебя так разработал, ставя блокаду, что у тебя не канальчик, словно волос, а — воронка. Словно розочка из бутылки винища, забитая горлышком тебе в глотку. Края распороты, а зев — сосет. А выхода не вижу.

—  Опять лирика?

—  Нет. Выхода — нет. Ни одного. Вот и аура сбрасывает излишек в тело из мяса, оно и греется. А блокада наоборот — питается теплом. Извне и изнутри. Охлаждает плоть.

—  И что с этим делать?

—  Изолируй.

—  Что?

—  Себя. Ходи как я — в мантии, в пальто, в пончо. Джонни две курки.

—  Так жарко же.

—  Изолируй внешнее тепло. Тогда внутреннее пойдет в полный расход — остынешь наоборот.

—  Понял. А что по магическим способностям?

—  Ну, аура у тебя раздута, что пузырь у рыбы. Вход есть, выхода нет. Два из трех — годен, — он достал печатку, надел на палец и заехал парню в лоб.

Посыпались искры. Зрение и прочие прелести сознания на мгновение пропали. Редрик обнаружил себя в кабинете полковника. Он лежал на кушетке. У окна тихо беседовали полурослик и провант. За столом играли в шахматы Лоуренс с полковником Хиром.

—  Играете прямо, как он. Так даже неинтересно, — пожаловался эльф.

—  Мы все играем одинаково.

—  Ваш следующий ход — конем. Я его ем ферзем, ставлю шах.

—  Понял, вижу мат через четыре хода. Тут не победить. Поздравляю, начальник, — выдохнул лавочник, опрокидывая своего короля.

—  Вы все равно играете лучше, чем Странник — он ест фигуры. Буквально. Ртом.

—  Ни поиграть, — прохрипел Редрик, пытаясь поднять голову. Лоуренс быстро встал и подошел к сыну:

—  Танцуй и пой.

—  Чего? — недоумевающе моргал глазами парень.

—  Ты — волшебник, Редрик. Тебя не заберут в армейку. Этот торчок тебя инициировал, весенний призыв прет лесом, — с горящими глазами тараторил отец, воздев руки.

—  Пока не доучится, и то не факт, — с сухой ухмылкой добавил эльф, делая глоток кофе.

—  Ура-а-а… — вяло просипел парень, и попытался встать.

***4***

Светало. Рядовой Рори кованым яблоком своего лучевого пистоля дробил кусок плитки.

—  Слухай, братка. — одернул его Бруно.

—  Ну…

—  По-моиму, так низя, с пикалем — растрясет, как тебя в повозке.

—  Зя-низя. Дай коня покормить. Гля, какие глаза делае — голодна тварь.

Братья Жмых уже много лет не могли выйти на повышение. Виной тому было многое, но порча имущества всегда находилась на первом месте списка этих причин. Хотя они были рады и такому. Пайка есть, отпуск — регулярно, койка без клопов. Простое блюдо для простого люда, а на десерт — спокойствие. Где-где, а в столице преступления были четко регламентированы и очень редки.

Каково было удивление братьев, когда из главного входа управы, у которого те дежурили, вышел конь, в котором те сразу признали Смоки. Тот, увидев знакомые лица, уверенно подошел и сделал требовательный вид. А ребята и рады — хоть какое-то событие.

—  И как пацик его с рук кормит? Мне сквозь перчи пече, — жаловался Бруно, кидая коню камушки, которые тот ловко ловил в воздухе.

—  Та привык, зразу и сивуха глотку пече, а потом как нада йдеть.

—  Мудер, как дядя Хуберт. Ты и похож на нього, больше чем на батьку.

—  Ты что, лом? Мы ж — двойня.

—  Твоя правда. Гля, Гоббс шагае.

Из-за угла здания вышел капрал, он тоже, как и братья, погряз в трясине карьерной стагнации. Командир звена сразу заприметил занятие рядовых и ускорил шаг:

—  Ты что творишь, олух. Брось пистоль.

Рори бросил оружие на брусчатку:

—  Как скажешь, Тоня.

—  Ой мля, какая еще Тоня? Из-за вас… Дебилов! — повысил он голос. Его лицо приняло привычное устало-раздраженное выражение. — Мне в торец прапор такие предъявы кидает, что вас мать так не кидала в детстве.

—  Меня мать в реку кидала, с обрыву, я так выучився плавать.

—  Лучше бы не научился. А то места под прочие навыки в твоем черепке закончилось, а так и на мой череп меньше проблем сыпалось бы.

—  Та ты не серчай, Гоббзя. Равно одно — звено не бьють. Повязаны мы одной цепью, одним делом.

—  Надо напроситься на наряд в трущобы, может, хоть кого-то из вас, дебилов, там прикончат.

—  Так ты ж з нами пойдешь, а твою рожу там все курвы срисовали, Тонь. Ты ж токмо оттуда, видно здалеку, — указал Бруно на лицо капрала. Гоббс протер щеку от дешевой помады.

—  Ценная клиентура. А таких ни в жисть не трогають, — хохотнул Рори.

—  Я уж придумаю, как потерять двух остолопов.

—  Приятно видеть, что наше ополчение нас бережет, — ехидно проговорил Лоуренс, уже какое-то время наблюдавший за перепалкой. Редрик же тихо подошел к Смоки и почесал тому круп, тот аж зашатался от удовольствия.

—  Здоровеньки булы, Маккройды, — в один голос гаркнули братья. Капрал кивнул. — А как это вас — мимо нас?

—  Магия, — сказал Редрик.

—  Это как? — спросил Энтони Гоббс, поправляя ремни. Салли Ляхотряска так и не научилась их правильно затягивать.

—  Да вот так, оказывается, и конь в доме волшебный, и сын.

—  Что, збуженый? — на удивление сразу догадался Рори.

—  Есть такое, — Ред поднял волосы со лба, показывая слегка светящуюся печать.

—  Иницият. Это надо обмыть, — потер руки Бруно.

—  Ты себя обмой, дура. Мы ввазюкались на два наряды, та и утро тераз.

—  Как на два? — в ужасе поднял брови Гоббс.

—  Так кент заходил, видит мол звено коня — ма, а капрала — нема.

—  Вот, Тонь, и шутканули, что мол у артистов тебя на него сменяли.

—  А он: «Раз сменяли, так стойте с новым командиром звена еще смену. А если вернут вам капрала, после того, как он им всех баб попортит, то и он пусть постоит, компанию составит…»

Редрик удивленно глядел на Бруно, что цитировал слова своего центуриона четко и совсем без акцента.

—  Утырки, сидели бы в селе своем, не портили бы жизнь людям.

—  Такмо в селах понабежало зверюганов с Фронтиру.

—  Все коронные поля за полпайки пашут. А благородным батраков стока не надо, скока селян тераз.

—  Работы людю в селе нету.

—  Расширение прав резидентов, блин. Если в города попрут такие как вы — хана, — Гоббс, в порыве отчаяния, ударил по решетке, что прикрывала окно. Оно приоткрылась, показалась морда крысолюда.

—  Я тут сейчас кому-то постучу, — пропищало существо.

—  Да пошел ты, Гэри! — в один голос крикнули бойцы.

—  Вот насру вам в суп — будете знать, — окно закрылось.

—  От падла усата, а ведь не бреше. Было уже таке.

—  И он до сих пор работает тут? — удивился Лоуренс.

—  Дык у крысюка — гумно крысюче. Отбрехался, мол паразиты на кухне завелися.

—  Хорошо, что я тогда остался на завтрак, а не на обед, — вытер лоб Редрик.

—  Ладно, бойцы, охраняйте, честь не роняйте, еду нюхайте. У нас с юным дарованием много дел.

—  Будьте здоровы, Маккройды, — в один голос попрощались братья.

—  Да-да, — безучастно поковырял носком ботинка тротуар Гоббс.

Сын, отец и конь шагали вдоль центральной площади в направлении доков. Площадь была огромной. На ней регулярно проводились парады и смотры войск. Целый легион мог уместиться на ней, маршируя по кругу.

Посреди площади стоял огромный памятник, возведенный в честь героев Войны Объединения: кайзера Ауринка и тогдашнего владыки гномов — Трора Башгюта. Они стояли над оплакивающим свою жену Титанию королем эльфов Обероном Мелорном. Та была заключена в его объятьях. Двое правителей, тогда — врагов эльфа, в акте соболезнования присели подле него, положив руки ему на плечи.

Редрик каждый раз, будучи в городе, бежал смотреть на памятник. Но его манило в нем не величие королей былого и грядущего, а еще одна фигура, что была много меньше статуй владык.

Человек сидел под постаментом, опершись о него спиной. Он кутался в плащ, в полу которого был завернут младенец. У обоих не было лиц, а подле них на постамент опиралось оружие человека. На крестовине меча была видна надпись «Бремя». Статуя официально не являлась частью памятника и была сделана из другого материала и довольно грубо.

Люди рассуждали, что значит эта фигура, и совместно пришли к выводу, что это — символ безликих воинов. Что из поколения в поколение несут бремя службы монархам, погибая и убивая ради них. Редрик замечал, что его отцу никогда не нравилась эта статуя. Он даже никогда не смотрел в безликое лицо.

Площадь окружало множество правительственных зданий: ратуша, резиденция кайзера, имперская канцелярия, здание министерства, суд и прочие заполненные чиновниками и клерками строения. Это был самый центр Аусбруха.

Сердце, что билось в такт ударам печатей по полотнищам указов, от которого расходилось множество улиц, несущих загруженных делами горожан, что были кровью столицы. Ведь город без людей бывает лишь на карте. Но столь ранним утром город страдал малокровием.

—  Хорошо, что нас не видят. Идем, как два оборванца.

Отец с сыном были в том же, в чем и сидели за столом. Домашняя старая одежда и отсутствие обуви, в районе как этот, вызвали бы много косых взглядов.

—  Как три, вон Смоки тоже не приоделся, — поправил отца Ред.

Шоргон был не оседлан, бредя за людьми, он глядел на памятник. Услышав комментарий хозяина, конь фыркнул и остановился. Редрик обернулся, чтобы извиниться перед скрывшимся из виду Смоки, но тот пропал.

—  Ну вот, обидел приятеля, — шутливо упрекнул лавочник. — Когда это он научился этим трюкам с исчезновением?

—  Примерно тогда, когда и я — трюкам с проникновением.

—  Вот это — хорошо было, — прыснул Лоуренс.

—  Но закончилось так себе, — приуныл Ред.

—  Ладно, оставь эти мысли, первый блин — комом.

—  Ага, только ком — размером с твой кулак, летящий мне в хлебало, — Ред засунул руки в карманы, отвернувшись от отца.

Они шли молча. Дошли до конца площади, вошли в сквер. Опавшие листья уже были убраны в гниющие горы. В них спали бездомные. Дорожку возле скамейки подметала пара дворников. Человек и какой-то глубокий метис. Полуэльф, полусолянка сборная столичная.

—  Вот понаехало, не дают жечь листья. Оно же завоняется, — жаловался человек.

—  Зимой проблем не будет.

—  Будет и еще больше. Это у вас леса такие, что снег в кронах застревает. А нас трупы по сугробам искать заставят.

—  Мать сыра земля, — полуэльф скрестил руки, разведя пальцы, словно крону дерева — жест природного охранения последователей друидического культа. Метелка стукнулась о плитку дорожки.

—  Что тушуешься, я слышал, у вас и похуже бывало.

—  Мне всего шестьдесят четыре, я не застал то время.

—  А я зато застал путч. Тогда шахтеры ночевали прямо на земле и замерзали насмерть.

—  Страшное событие, кайзер еще никогда так не ошибался.

—  Ты, ушастик, за языком следи. Кайзер не ошибается.

—  Но столько жертв, людей просто уничтожили, заморозили, сгноили на рудниках подгорных тварей.

—  Правильно сделал, многого слишком хотели.

—  Они просто хотели жить по-другому. Жить лучше.

—  Лучше… Хорошо уже было, лучше — не будет. Я даже не представляю, в какой котел нечистот превратился бы мир без нашего Ауринка.

—  Откуда тебе знать, он — бессменный правитель, избираемый сотнями поколений курфюрстов подряд. Вы никогда не жили по-другому, у власти всегда был он.

—  А кто, если не он? — презрительно глянул на полуэльфа человек, тот не нашелся что ответить, лишь тихо прошептал:

—  Но империя задыхается, все трещит по швам.

—  Трещишь тут только ты, ушастик. А Сквизер стоит и простоит еще столько же.

—  Но как же сепаратисты, пираты, налетчики из северных земель?

—  Это трепыхания униженных. Вот ответь, когда в последний раз была война? Настоящая война.

—  Я…

—  Я тебе скажу, когда она закончилась. Почти что полторы тысячи лет тому. Дальше просто давили дикарей.

—  Но нас же держат в неведении, мы же не знаем всего. Ты даже не знаешь, человек ли под тем доспехом. Люди не живут столько.

—  Нужные люди живут столько, сколько нужно. А мы в нем нуждаемся и вы, и все. Ты правильно сказал, что мы ничего не знаем. А вот Ауринк — кайзер единой и неделимой, король королевства Нефраер — он все знает и не делает ошибок. Все, что может вызывать вопросы, — работа его правительства. Ведь они работают с перерывами и за деньги. А кайзер владеет всем и работает всегда, — человек закипел, еще немного и он бы кинулся на полуэльфа. — Понял?!

—  Понял, — бессильно повесил голову дворник, подбирая метелку.

—  Хорошо. Дурак бы не понял. Пойдем все-таки подпалим, пока не перегнило. Бродяги убегут, а кто не убежит, того отдадим дракону. Он любит прожаренных.

—  Ты где застрял? — Лоуренс окликнул сына.

Редрик развернулся и увидел, что отец уже далеко впереди. Парень невольно остановился, заслушавшись разговором дворников.

—  Сейчас, — он перешел на бег и поравнялся с лавочником.

—  Не стоит слушать таких людей, их разговоры — пустая болтовня, что повторялась много раз. Если у человека действительно есть что-то свое в голове, то тогда ему не дадут метлу в руки и не пошлют мести двор.

—  Но мы же не лучше. Мы такие же работяги, живем в казенном доме, работаем на государство.

—  В работе на государство — нет ничего зазорного, если оно того заслуживает. Мы отличаемся тем, что понимаем это. Всякий труд должен вести к высокому результату, от которого ты не отчужден. Иначе это лишь продлевающая существование имитация деятельности. Но если нет такой возможности — нужна мечта, что станет целью.

—  И какая же твоя мечта?

—  О, когда я ее нашел — ее растоптали. Это оказалось невозможным и решенным задолго до меня. Мир подсунул мне огромную и вонючую свинью, сынок. Настолько жирную, что я сломался под ее весом. Сломался, Родя.

Лоуренс смотрел будто на тысячу ярдов вдаль. Его зрачки сжались до точек, а радужка стала практически белой. Редрик давно не слышал от отца ничего, кроме глупых подколок. Он снова почувствовал себя маленьким.

—  Обещаю, пап. Прежде чем мечтать, я стану достаточно сильным, чтобы справиться с последствиями.

—  Не надо. Человек, что лишь копит силы и не мечтает, — заканчивает как злодей. Высокая цель — вот что дает силы. Воля и дух, что ты получаешь в пути. Моя цель была мелкой, вот мир и не заметил ее. Найди что-то, что больше этого мира, что стоит над всеми народами и их хотелками. Тогда ты сможешь взять мир за жабры и хорошенько встряхнуть.

—  Приму к сведению.

—  Вот, паразит, — к отцу вернулась его привычная усмешка. — Ты уже принял к сведению мою нотацию о синьке. А бухаешь, как прежде. Я тебе тут о высоком, чувственно, блин. А ты так старика обломал.

—  Никакой ты не старик, я не видел человека сильнее тебя. Мир еще не поставил на тебе крест.

—  Мир полон тех, кто никогда не был человеком или перестал им быть. Они много сильнее всех людей вместе взятых. И сила — это далеко не все. Да ты и сам знаешь. Хотя ничего ты не знаешь — так даже лучше, — выдохнул лавочник, помяв низ рубашки.

—  Замечательно, теперь ты меня обломал.

—  Лучше отдавать долги сразу. А еще лучше никогда их не иметь. Тем более не связываться с местными ростовщиками, особенно с гелетами полуросликов.

—  Обуют?

—  Они-то? Будешь слушать батьку — не обуют… а вот Гизмо сейчас обует нас обоих.

Лоуренс показал подбородком на арку в стене, что ограждала сквер. В нее въезжал Гизмо верхом на оседланном Смоки. Через седло было перекинуто что-то, похожее на верхнюю одежду, а гремлин держал в руках две пары обуви. Ботинки Лоуренса и «грохочущие» сапоги Реда.

***5***

—  Я сегодня побывал в трех странных местах, — говорил Гизмо, пока мужчины обувались. — В первое я попал, когда вышел из-за стола. Там было холодно — мне не понравилось. Во второе меня перенес это шароголовый мудак. Там было никак. В третьем я был только что. Там было тепло — мне понравилось.

Сапоги Реда были теплыми на ощупь.

—  Ну и? — поинтересовался Лоуренс.

—  Ну и теперь я тут, — пожал плечами Гизмо, спрыгнув с коня.

—  Мутные вы ребята, гремлины. Темнить любите.

—  А как же, мы вообще света не любим — тоннельщики мы.

—  Сверистельщики вы, — надевая свою старую кожаную куртку, пробурчал Лоуренс.

—  А это что?

Редрик держал на вытянутых руках плащ необычного покроя. Дорожный пыльник, черный как уголь, хоть и слегка потертый. Тяжелый и плотный, в таком не страшно ни одно ненастье.

—  Подарок. Ты стал кидаться утварью, а затем порталами, так что мы не дошли до моей комнаты. Он ждал тебя там.

—  Это. Это то, что нужно, — осматривал Ред плащ со всех сторон.

—  В смысле?

—  Этот магистр Кэссиди, когда подтверждал наличие склонности к магии, обнаружил проблему. Это связано с тем, что мне ставили блокаду. Мне все время жарко из-за этого. Он посоветовал постоянно носить плотную верхнюю одежду, например, мантию или пончо.

—  Какой-то совет от противного, — почесал подбородок лавочник.

—  Это да, но с магией всегда все мутно. Ох ептыть, совсем забыл…

—  Поблагодарить отца за подарок?

—  Это тоже, но я про лежак, надо его вскрыть.

—  Интересно.

—  Да, и спасибо, пап. Не знаю, как ты это делаешь, но ты всегда давал мне то, что действительно было нужно. Я очень это ценю.

—  Смотри сопли не размажь, он, конечно, не новый, но будет обидно. Глянь сюда.

Отец отвернул заднюю часть ворота пыльника. Там был пришит армейский воротничок с надписью: «Маккройд / Черный Канцеляр». Ткань ворота была потрепанной.

—  Это твой старый плащ, — уверенно сказал Ред.

—  Ага. Выиграл его в карты у особиста, когда был чуть старше тебя. Он мне хорошо послужил, но, когда я набрал вес, он стал мне мелковат. Вот и лежал, ожидая нового владельца.

—  Вещь с историей. В ней память предка. У нас такое уважают, — ввернул свои пять дукале гремлин.

Редрик надел теперь уже свой, новый, хоть и не очень, плащ. Он лег по фигуре, но был слегка великоват. Несколько крупных карманов, капюшон и разрез для верховой езды — оптимальный набор для потребностей парня. Полы пыльника опускались слегка ниже колена, сапоги Редрика оставались на виду. Наконец, закончив вытряхивать воображаемую пыль, парень засунул руки в карманы.

—  Так как — отпуск? — спросил Гизмо. — На дорогах голяк, гномка управится.

—  Скорее командировка, у нас полно дел.

—  Это каких? — спроси парень.

—  Сначала в филиал Вольноградского банка, — Лоуренс посмотрел на гремлина. — Затем пойдем глянем на Каднификара.

—  Ка-ка-ко-когда? Он тут? — задохнулся Гизмо. — Он же такой… Каднификар — такой крутой, драконы, ой драконы такие крутые, — залопотал он словно ребенок.

—  Потом в купальни, похаваем и в Школу архи-рациональной арканизации гуманистического ассоциативизма. Поставим тебя на учет в Шараге, сынок.

Четверо вышли из сквера на маленькую площадь с фонтаном, от нее вниз вела широкая лестница. Говорили, что количество ее ступеней равно количеству избраний Ауринка верховным королем Нефраера. По крайней мере, известному истории количеству. Так что раз в десять лет она увеличивается на одну ступеньку. Длинная лестница.

От нее нужно было свернуть и пройти вдоль гарнизона конной полиции, банк находился в нескольких кварталах от него. Отец задержал сына у металлической ограды и показал на плац. Там проходило утреннее построение или что-то вроде того. Жандармерия выстроилась в шеренгу перед фигурой в черном доспехе.

—  Ну что, ездовые обезьяны? — прозвучал громкий знакомый голос. Это был мастер-сержант Эшберн. — Вы не уложились по времени в норму. А ну разбежались и построились по команде, я считаю.

Солдаты бросились врассыпную, рейтар ударил железной ногой о плац. Бойцы резко повскакивали на свои места в строю.

—  Так-то лучше. И чтобы так было всегда. Вам ясно?

—  Так точно, сэр, товарищ мастер-сержант сэр.

—  Я вам не товарищ, я — роднее матери. Она подарила вам дыхание, а я вдыхаю в вас науку. И я вам не сэр, я — сам зарабатываю себе на хлеб, тем что делаю из вас, обормоты, мужчин. Вам ясно? Или вы продолжите тратить мое время?

—  Никак нет, ма-ма-мастер-сержант.

—  Замечательно. Вам всем предстоит операция по охране Реформаторской площади, где будет проводиться экзамен у тех, кто одарен, как я, а не бездарен и глуп, как каждый из вас. Вас введут в курс дела после строевой подготовки. Вам ясно?

—  Так точно, мастер-сержант.

—  Разрешите обратиться, мастер-сержант, у меня вопрос, — из строя вышел боец.

—  Разрешил. Вопрошай.

—  А не лучше ли провести серию упражнений верхом, мы же конница?

—  Что вызвало у тебя такую доходчивую мысль, солдат?

—  Просто подумал, что от этого будет больше толку, мастер-сержант.

—  Толк? — рейтар замолчал. Затем подошел к бойцу. — О-о-о, замечательно. Рекрутеры теперь набирают не просто идиотов, но — толковых идиотов. Солдат, мне нравятся толковые псы, что знают трюки. Мне нравятся толковые девки, что знают, как поднять мой старый хрен. Но знаешь, что? Ты мне не нравишься! Так что, раз тебе сдались эти треклятые лошади, то после построения все пойдут чистить стойла. И если результат меня не устроит, я вам так навсекаю, что рота жизнюков будет неделю откачивать. Вам понятно, рядовой? Свободны. Нет, не свободны! Встаньте в строй.

Лоуренс с умилением наблюдал за сценкой. Редрику же не было жалко солдат из-за того, что, когда те квартировали в кампусе, за их лошадьми убирал он. Гизмо, безучастно глядя на все это, ел половинку кирпича, параллельно угощая Смоки другой половинкой.

—  Было время, — выдохнул лавочник.

—  Что, тебе нравились эти унижения? — удивленно уставился на отца Редрик.

—  Нет, конечно. Я никогда не участвовал в этой мишпухе. Ау, «Черный Канцеляр»? — он подергал Реда за капюшон. — Мои таланты в совокупности с тем, что я подтягивал детишек офицеров по математике, намекали на мое недюжинное умение считать. Так что, если я и попадал на физподготовку, то только для подсчета отжиманий, приседаний и подтягиваний. Раз, раз, раз, тяните носочки, как по уставу. Раз, раз, о почти два. Два. Ой — сбился. Раз… — закрыв глаза, лавочник дирижировал пальцем, будто задавая ритм неведомому танцу.

—  Ладно, пошли в банк. Применишь таланты там. Главное деньги так не считай, — усмехнулся Ред.

Они прошли несколько лавок мелких, но востребованных ремесленников. Даже внешнее убранство магазинов указывало на торговые успехи их владельцев. Прошли аптеку, она была уже открыта. Внутри за прилавком человек в мантии перетирал что-то в ступке. Из дверей доносился незнакомый аромат. Редрик никогда не болел, на своей памяти. Парень не знал запаха лекарств.

Центральный почтамт уже вовсю суетился, был конец месяца, и люди выстроились в очередь за зарплатой. Пара трактиров-близнецов, что назывались просто «Левой» и «Правой», зажимали в тиски бар «Встает охрана». И все это перемежалось жилыми зданиями, обитатели которых постепенно высыпали на улицы города. Банк выглядел, словно брат-близнец кампуса, только вход один, а окон больше.

—  Родя, пошли. Гизмо, посторожи Смоки.

Гремлин и шоргон переглянулись, а затем иронически глянули на Лоуренса. Тот пожал плечами и увлек сына в двери банка.

***6***

Восточная сторона, кристаллические фонари и большие окна. Казалось, что внутри так светло, что даже тени скромно сжались в маленькие комки под стопами вошедших. Мраморный пол, стены и колонны дополняли общую освещенность. Внутренность здания очень контрастировала с невзрачным бетоном внешних стен.

В зале было несколько островков для ожидания, с мягкой мебелью в кремовой обивке, ограждение для регулирования очередей и двое купцов.

Редрик повидал тысячи представителей этой профессии и по их виду мог сделать вывод, что удача обходила торгашей стороной. Да и устало выглядящий клерк, с кислой рожей выслушивающий их причитания о займах, был еще одним тому подтверждением.

Лоуренс с сыном обошли ограждение и направились к окошкам в массивной решетке. Самих окошек в стене оказалось четыре. Они были расположены на разной высоте и, судя по надписям, предназначались для представителей разных рас. Самое низкое — гремлины, гоблины, полурослики. То, что повыше — гномы, эльфы. Дальше — люди, орки. И самое высокое — тролли, гиганты, огры.

Это не значило, что представители других рас не будут обслуживаться в неподходящих окошках, но указанному контингенту будет удобней из-за роста и возможности занимать места в привилегированной очереди. Но для зверолюдов — места не было.

Работало только второе. В нем стоял прилизанный эльф, с изумрудными глазами и волосами. На нем был расшитый золотыми нитями костюм с жилетом цвета его волос. Редрик предположил, что это мужчина, исходя из одежды. Так-то у эльфов с этим сложно. Все мелкие и хрупкие. Бабы — плоские, а мужики — смазливые, как бабы.

—  Давай к делу, Златолист, а то я тебя знаю. Мать тебя должна была назвать «златоустом» и рожать быстрее.

—  Маккройд и… Маккройд, — медленно, словно мед, полился голос эльфа. Он показал пальцем на отца, затем на сына. — Одно лицо, хотя вы все на одно лицо. Но ваше лицо я не люблю особенно, — Редрика несколько смутило такое приветствие.

—  Ой брось, я — ваш любимый вкладчик. Ни дукале не снимал уже лет двадцать. Все несу, как енот в нору.

—  Краткий миг, что нужен травинке, чтоб распрямиться после прохода охотника. Мгновение, что размышляет кузнечик пред прыжком…

—  Так, стоять. Вернись в мир денег и дел из мира грез и легких снов.

—  Да-да, жаль. Суета. Чего вам, человек?

—  Дай сначала сводку по накоплениям.

—  Сейчас.

Эльф поправил бланки на стойке, свой костюм, волосы и, тяжело вздохнув, неторопливо удалился вглубь здания.

—  Это на полчаса. Кто поставил этого эльфилу за стойку? — повторил Лоуренс вздох эльфа.

—  Это накопления с того дела, о котором ты постоянно говоришь?

—  Да, но теперь дело приняло иной оборот, и я все так же рад этой предосторожности.

—  М-да.

—  Редрик, — серьезно посмотрел на сына отец. — Идут неспокойные времена, я бы не отдал тебя рекрутерам.

—  И как бы это у тебя вышло? — опешил Ред.

—  Просто — я копил на взятку.

—  А, что так можно было?

—  В мое время нет, гребли всех, даже преступников и умалишенных. Особенно умалишенных преступников. Да и призыв был с четырнадцати, а не с пятнадцати лет.

—  Жестко.

—  Жестко было дворянам, дети которых не могли попасть в Шарагу или Кадетню. Благородных в легионах тупо топили в сортирах, а то и хуже. Мы, простые парни, могли найти общий язык друг с другом, подлизать офицерью, но не они. Их никто не учил терпеть хоть какие-то лишения. Кое-как справлялись дети обедневших помещиков и нуворишей, но и тех и других — мало. Практически все остальные, те что «цацы-пецы», так или иначе довыделывались, и их принимали. В основном — ствол в зад, мелкий огонь и прожарка. Затем продавали трупы в мародерские отделения — гоблинам. Те их с удовольствием меняли на сухие пайки и жрали.

—  Ладно, вот это — жестко, — Редрик вспотел, несмотря на то, что совет Кэссиди сработал. В застегнутом пыльнике — было действительно прохладней.

—  Это да. Так было с тех пор, как реформировали армию. Лет двести назад. Но благодаря путчу, точнее — ослабевшей армии, которой требовалась реорганизация, дворянские семьи смогли надавить на курфюрстов, а те — на правительство кайзера.

—  Надавить на кайзера?

—  Да, звучит нереально, но последствия были куда реальнее. Кайзер согласился, но был введен имущественный откуп. Ты либо даешь сына, а армия его снабжает, либо снабжаешь чужого сына, а твой остается.

—  Оружие, броня, тренировки, койка, лошадь…

—  Да-да, именно. Кормежка, все по полной. Даже услуги лагерных девок были предписаны. Мелкие помещики задохнулись сразу. Ведь давали лишь пару дней для сбора нужной суммы. Если они не справлялись, то за ребенком приходила призывная команда. Либо пригоняли полк, с агрономами и прочими землемерами, и те отстегивали землю под нужды государства. Справлялось только крупное дворянство и прочие магнаты.

—  Дворян обдирают, работяг гноят. Кто останется?

—  Мы.

—  И кто же мы?

—  Те, кто живет или под железным сапогом, или на острие меча, всеми любимого сверкающего отполированным задом кайзера Ауринка. Вот такое у нас государство, сынок.

Редрик опустил взгляд, мысли не лезли в голову. Но когда он снова посмотрел на отца, в глаза ему ударил зеленый свет.

—  Что такое, неужели тебя так напугали наши реалии?

—  Нет, я переживаю, что не все слушатели оценили твою тираду, — он жестом попросил отца развернуться. За их разговором, зависнув в воздухе, наблюдал герольд.

—  А-а-а, — расслабленно выдохнул лавочник. — Не волнуйся, это — самые преданные слушатели. Да и будто бы я не прав? — шлем помотался, из стороны в сторону, мол нет, все верно.

—  Он, что нас слышит?

—  Да кто его знает. Может слушает прямо сейчас, может смотрящие ему доносят потом. Вот выучишься и разберешься в природе этих волшебных конструктов. А пока — не бери в голову. Кайзеру плевать на слова, он реагирует на действия, — герольд качнулся в подтверждение.

На одной из граней шлема Ред увидел полустертую, нарисованную тушью стрекозу. Сердце кольнуло. Именно в те дни ему солгали не словом, но действием. Парень оперся на стойку. В зеленом свечении застыли интерес и насмешка, но как в нем можно было это увидеть… Ред не знал.

—  Да ты издеваешься… — проворчал Редрик себе под нос, сдавливая рукой стойку.

—  Порча имущества выйдет вам дорого, господин Маккройд, — эльф вернулся на свое место.

—  Давай, зеленоглазая, не тормози, — нагнулся к окошку Лоуренс. Шлем приземлился на стойку для огров, глядя на Реда сверху вниз.

—  Какой счет интересует, накопительный или кредитный?

—  Накопительный, я же сразу сказал, — забарабанил пальцами по стойке лавочник.

—  Сейчас, — эльф снова пропал.

—  Да ладно!

—  Шучу. Люблю я ваши торопыжьи реакции.

—  Ой, мля.

—  Давайте тут без грубостей, уважаемый. У вас на счету — шестьдесят шесть тысяч девятьсот двадцать восемь имперских дукатов.

—  Маловато будет.

—  Маловато? — Редрик, не мог опомниться от услышанной суммы.

—  В прошлом году пересматривались процентные ставки, — развел руками эльф.

—  Эти обдирают, — ткнул он пальцем в герольда. — Вы теперь — тоже. Заберу накопления и вложу в бандитский банк к Северу.

—  Ваши упреки меня не трогают, господин Маккройд.

—  Маловато? — повторил вопрос Редрик. — Это же шестьдесят шесть тонн гречки, — сказал парень первое, что пришло ему в голову.

—  Считаешь, будто сельская бабка перед выборами салтыса.

—  Нам бы такие цены на гречку, да лет четыреста назад, — грустно вздохнул эльф.

—  Ну, кто же вам виноват. Столетия не вылезали из коитуса — и пожалуйста. В Эладейне вашем не осталось дупла, чтобы оттуда не торчало тощей эльфийской задницы. Я даже не берусь сказать, кого больше мигрировало к нам. Ваших или выселенных лесных зверушек.

—  Что-нибудь еще? — после слов лавочника эльф смотрел на него невероятно холодно.

—  Не злись, Златолист. Я, как всегда, глупо пошутил. Люди вечно несут бред, ведь у нас нет времени, чтобы думать над словами.

—  Я зол на себя. Нужно было уговорить семью уехать со мной. Нужно было заставить их. Этот выбор бы дался им легче, чем выбирать между бабушкой или внучкой, когда пришел Пожирающий Хлад, — эльф тяжело оперся на стойку, склонив голову на руки.

—  Полно, старик, — Лоуренс просунул руку между прутьев и сжал плечо эльфа. — Время было страшное, но это дело прошлой эпохи.

—  Для вас. А я все помню, я там был. Я трахал, а потом жрал, того кого трахал. Знаешь, что это такое, человек? — он дрожал всем телом. Реду показалось, что эльфа может вырвать. Его самого мутило от таких откровений.

—  Нет, не знаю и надеюсь, никто из эльфов больше такого не узнает.

—  Больше нет, бесплодие так и остается. Ничего не помогает. Скоро чистокровных эльфов не останется.

—  Я не знаю, что тебе сказать, Златолист.

—  Скажи, есть ли у тебя запрос к банку. И хватит о былом, — эльф отдышался и пришел в норму.

—  Выпиши мне чековую книжку, трехдневную. И выдай на руки четыре дукалиса, мелкой монетой. Будь добр.

Из банка отец с сыном выходили в смешанных чувствах. А вот герольд игриво кружил вокруг них, иногда замирая, будто стрекоза. Гремлин с конем курили и доедали блок бордюрного камня, вывернутый из тротуара. Шлем, как ни в чем не бывало, подлетел к Смоки, умостившись у того на крупе. Конь раздраженно глянул на неожиданного попутчика, но смирился с его присутствием.

—  Ну чего так долго, погнали? — нетерпеливо запрыгал Гизмо.

—  Ну пошли, — выдохнул Лоуренс.

Поворот налево, спуск. Уже не четверо, но пятеро попутчиков вошли в парк. Он находился на утесе и, если идти по его окраине, были видны порт и море. Оно было будто грязным от количества судов и лодчонок, что его захламляли. Из-за теней, что отбрасывал город, вода казалась черной. Черное море — так прозвали в народе эту часть моря Спокойствия.

Дворники, видимо, уже отработали тут. Ни пыли на дорожках, ни резидентов на скамейках. Лишь умирающая природа. Черная земля, черные деревья, черная чешуйчатая глыба. Дракон.

Они подошли к огороженной территории, у которой дежурило множество солдат. Они были вооружены намного основательнее ополченцев — гвардия. Черно-серебряные цвета на броне и упрощенные копии шлема кайзера выдавали в бойцах элитные войска. Их было около тридцати — треть ветеранской роты. Грозные и внушительные.

Правда, они скорее отваживали своим видом зевак, чем кого-то охраняли. Ведь зачем ему охрана. Вокруг небольшого домика свернулся огромный крылатый ящер. Его чешуя имела ониксовый отлив, как и когти, и рога.

Когти. Редрик глянул на лапу чудовища. След на тракте был больше. У него возникло странное чувство, он посмотрел на свою ногу. Ботинок такой же черный, как и дракон. И им он растоптал след существа, что было больше, и возможно могущественнее, чем эта груда темной мощи перед ним.

Кем было то существо, чудовище, следы которого стер человек. Редрик медленно вел взглядом от шипастого хвоста к вытянутой голове. Могучие сложенные крылья. Кожистый острый гребень. Мышцы, что двигались под чешуей, будто камни во время обвала. Длинная, но сильная шея. Голова, размером с платяной шкаф, увенчанная тремя рогами, что защищали ее, будто каркас. Пасть, в которой Редрик бы поместился целиком.

—  Здесь не на что смотреть, Каднификар отдыхает, — подошел лейтенант.

Ноздри, что дергаются, будто уловили знакомый запах. Светящийся лиловый глаз, что сонно смотрит на невежественного человека, чей назойливый взгляд прервал покой последнего из рода драконов.

—  Ты пришел? — донесся гул урагана из гигантских легких.