Глава вторая. Наследник рода Миркрихэйр

Утром меня разбудил вопль Кристы. Очень похожий на тот, что выдернул меня из сна в темнице.

И, прежде чем открыть глаза, я понадеялась, что подобный способ пробуждения не войдёт у неё в привычку.

— Что? — я рывком села в постели, нащупывая очки.

Сокамерница, не отвечая, молча ткнула пальцем куда-то в сторону окна.

Поспешно спрятав глаза за стёклами, я обратила внимание на растопленный кем-то камин — и натолкнулась на чужой сияющий взор. Сияющий в самом прямом смысле этого слова: очи незнакомца светились странным, чарующим и причудливым блеском синевы и серебра.

— Доброе утро, — вежливо поприветствовала я юношу, застывшего у стола с грязными тарелками в руках. — Что вам нужно?

Тот лишь улыбнулся в ответ узкими губами, и улыбка эта походила на лезвие ножа. Кожа его была пепельно-серой, как у дроу, но черты — ещё тоньше, ещё острее, ещё неправильнее; и волосы — чёрный обсидиан, а не лунное серебро, и глаза — не яркий янтарь, а блеклый синеватый перламутр, и бесформенные одежды — похожие на мантию, сотканную из сумрака ночи…

Одновременно с тем, как я встала с постели, юноша отступил на шаг, в тёмный угол рядом с окном, и каким-то образом совершенно слился с тенью. Ещё мгновение я видела огоньки его глаз — а затем пропали и они.

Когда я приблизилась к столу, в комнате уже не было никого, кроме нас с Кристой.

— Кто это был? — выдохнула сокамерница.

— Думаю, кто-то вроде уборщика, — я запоздало сообразила, что на мне нет ничего, кроме рубашки, прикрывающей ноги до середины бедра — и мстительно понадеялась, что мои кривые ноги будут преследовать незваного гостя в кошмарах. — Тоже мне, юноша бледный со взором горящим…

На всякий случай обследовала угол на предмет потайных люков и дверей, но ничего не обнаружила. Ожидаемо.

— Похоже, он ещё и официант, — добавила я, заметив на столе чистенькие серебряные колпаки, под которыми явно скрывался наш завтрак. Мельком заглянула в зеркальце, лежавшее на столешнице; торопливо поправила вздыбленную челку, скрыв противную россыпь мелких прыщей на лбу. — Давай-ка умываться и есть.

И мантия колдуна, и мои джинсы бесследно исчезли: похоже, их забрали в обмен на еду, и за этой едой я обнаружила, что мне больно глотать. Это тоже было ожидаемо — купание в реке и ночёвка на ледяном полу не могли обойтись без последствий. Особенно для человека, который больше половины уроков физкультуры просидел на скамейке по причине освобождения после болезни.

Если кто-нибудь всё же принимает участие в нашем создании, в чём я сильно сомневалась — ваяя меня, он настолько переборщил с интеллектом, что на иммунитет просто не осталось места. Насморк, кашель и прочие орви цеплялись ко мне регулярно; а за весь четвёртый и пятый класс школы я посетила от силы уроков сорок, за два года умудрившись переболеть бронхитом, гайморитом, отитом, воспалением лёгких и вирусным менингитом. Какой-то болячке так понравилось в моём организме, что лекарства лишь заставляли её кочевать из органа в орган, но никак не уходить. Мама сбилась с ног, таская меня по врачам, а те лишь руками разводили.

В конце концов я всё-таки выздоровела, но ещё долго лечила последствия антибиотиков. И те два года спала не в своей комнате, а в маминой кровати, у неё под боком. Тогда мама не объясняла, почему настояла на моём переселении — и лишь годы спустя призналась, что устала по пять раз за ночь бегать в другую комнату, чтобы проверить, дышу ли я…

Тарелка расплылась перед моими глазами, заставив проглотить комок в горле. Нет, не плакать, только не плакать! Срочно возвести в степень… тройку, да, тройку. Первая — три, вторая — девять, потом двадцать семь, восемьдесят один, двести сорок три…

— Интересно, а что нам после завтрака делать? — когда непролитые слёзы высохли на ресницах, я спокойно подцепила вилкой жареный гриб: на завтрак нам подали удивительно банальный для другого мира омлет — с чем-то, очень похожим на шампиньоны. — С утра с нами вроде обещали «поработать».

— Может, этот колдун про нас забыл? — с надеждой спросила Криста.

— Хотелось бы надеяться, — я качнула головой, — но, боюсь, вероятность этого крайне мала.

И точно: не успела я договорить, как послышался деликатный стук в дверь.

— Да, — обречённо крикнула я.

Лод вошёл в комнату с таким непринуждённым видом, словно навещал не пленниц, а дорогих гостей. Скользнул взглядом по моим голым ногам — но, как и ожидалось, особо на них не задержался.

— Доброе утро, — произнёс колдун; уголки его губ были приподняты в лёгкой улыбке. — Как спалось?

— Благодарю, прекрасно, — сказала я. — Но мне очень интересно, кто нас разбудил.

Лод сощурился, и я прочла вопрос в его взгляде.

— Тут был… юноша. В чёрном. Со светящимися глазами.

— А, вы про Акке? — улыбка мужчины стала шире. — Не обращайте на него внимания. Это мой слуга, он иллюранди.

Я как раз собиралась спросить, что означает последнее слово, когда Криста ахнула и всплеснула руками.

— Иллюранди?! — тонкий голосок сокамерницы дрожал от возмущения. — Они же демоны, создания тьмы! Мне про них Дэ… дедушка рассказывал! — к счастью, Криста вовремя поймала мой предостерегающий взгляд. — Насылают кошмарные сны, питаются человеческими силами!

— Не только человеческими, — мягко поправил Лод. — Просто у человека легче всего украсть силы — и да, именно во сне. С дроу или с эльфом такое не пройдёт, если только они не ослабли вконец, — колдун прислонился плечом к дверному косяку. — Но дроу заключили с иллюранди… соглашение. Дроу на добровольной основе отдают иллюранди свою энергию, а те взамен присматривают за их домами. Энергия дроу куда сытнее человеческой, так что иллюранди в итоге забирают совсем немного: дроу этого даже не чувствуют. А ловкость и умение мгновенно перемещаться в тени делают иллюранди отличными слугами.

— В общем, тёмные домовые, — пробормотала я. — Или дворецкие.

Очередное подтверждение того, что не так уж наш плюшевый мишка и безобиден. Действительно: куда же колдуну, живущему в мрачной тёмной цитадели и использующему невинных девиц для своих злодейских планов, без демона-прислужника…

— И вы позволили ему приблизиться к нам?! — Кристу объяснение колдуна явно не успокоило. — Когда-то сотни людей и эльфов погибли, чтобы изгнать иллюранди со своих земель, а вы…

— Акке причинил вам вред?

Голос мужчины был мягче шёлка — но улыбаться он перестал.

— Нет, но…

— Он чем-то оскорбил вас?

— Не…

— Тогда что именно тебя не устраивает?

Криста открыла рот — и встретила взгляд Лода, в котором сейчас поблескивала серая сталь.

— Да нет, — девушка потупилась, резко вспомнив, что находится в плену, а не на курорте, — всё нормально.

Едва заметная улыбка вернулась на губы колдуна мгновенно, будто кто переключил рычажок — но теперь я видела, что в прозрачной серости его глаз нет и тени этой улыбки.

— Я рад, — Лод отвернулся. — Жду вас в гостиной как можно скорее. Пора приступать к делу.

Я проследила, как за ним закрывается дверь. Покосилась на Кристу, чей нехороший прищур ясно выдавал направление её мыслей.

— Полагаю, ты думаешь о том, что ещё ему покажешь?

— Правильно полагаешь, — процедила сокамерница. — Эх, не будь на мне ошейника…

Я успокаивающе похлопала Кристу по плечу.

— Ладно, пойдём, пока он не осерчал, — подхватив штаны, я тоскливо отвернулась от раскисших, расклеившихся кроссовок: лучше уж похожу босиком. — Чем быстрее отмучаемся, тем быстрее я изучу ещё пару сотен риджийских слов.

В гостиной нас ждал сюрприз — на столе, за которым мы вчера разговаривали, были разложены штук десять мутных белых кристаллов, похожих на кварц. Колдун уже сидел в одном из кресел, положив руки на подлокотники: явно ожидая, пока мы займём два других.

— Это не займёт много времени, — молвил он, когда мы с Кристой оправдали его ожидания. — Кто хочет быть первым?

Мы с сокамерницей переглянулись, и я не увидела в глазах Кристы особого энтузиазма.

— Давайте я, — вырвался у меня тяжёлый вздох. — Что нужно делать?

В ответ на мои слова Лод нахмурился. Привстал, заставив меня напряжённо следить за его движениями. Нагнулся над столом.

И заботливо пощупал тыльной стороной ладони мой лоб под чёлкой.

— Так и есть. Жар, — заметил он. — Хриплый голос. И выглядишь болезненно, — колдун опустился обратно в кресло, сложив ладони в жесте, напоминавшем молитвенный. — Что случилось?

Я растерянно пригладила чёлку.

Он собирается использовать меня для опытов — и при этом печётся о моём здоровье?

— Да так, простудилась немного…

— Тогда сегодня отдыхаешь. Ритуал требует много сил, а они тебе понадобятся. К тому же с тобой нам торопиться некуда, — последние слова он добавил легко и просто — но это делало их ещё более зловещими. — Позже попрошу Морти подыскать тебе лекарство.

Какая трогательная забота.

Совсем как о барашке, которого лелеют до рождественского ужина.

— Тогда займёмся тобой, — Лод кивнул Кристе. — Возьми один из кристаллов. Любой.

Девушка протянула руку с такой опаской, точно камни в любой момент могли отрастить зубы. Сомкнула пальцы на кристалле, который был чуть меньше её ладони, быстро притянула к себе.

— Возьми его обеими руками, — велел Лод. — Да, вот так. Ладони на стол. Ближе ко мне, — глядя, как робко Криста выполняет его указания, он усмехнулся. — Да не бойся ты так. Не меня тебе стоит бояться.

В конце концов руки девушки, сжимающие камень, всё-таки оказались приблизительно посреди стола; и тогда, сидя напротив, колдун накрыл её ладони своими. Прикрыл глаза — я заметила, что ресницы у него темнее, чем волосы, и не слишком длинные, но пушистые.

А лоб-то какой высокий…

— Не шевелись, — велел мужчина. — И скажи, если почувствуешь себя плохо.

Золотистое сияние с внутренней стороны ладоней просветило его пальцы алым — а потом странная светлая дымка окутала и руки Кристы, и кристалл в них. Девушка завороженно, широко открытыми глазами наблюдала за камнем, вдруг начавшим слабо светиться изнутри.

А я внимательно следила за обоими — из-за занавеси тёмных волос. Никогда не забирала их в хвост или косу: привыкла прятать глаза за длинными прядями. Это давало ощущение… уединения. Безопасности.

Да, я немного социофоб. Одиночество всегда скорее привлекало меня, чем пугало.

— Достаточно, — Лод резко взметнул ресницы вверх, и сияние в его ладонях мгновенно померкло. Так же, как исчезла колдовская дымка.

И только кристалл продолжил сиять мягким молочным светом, плескавшимся в его прозрачной глубине.

— Как себя чувствуешь? — участливо поинтересовался колдун.

— Отлично, — с вызовом ответила Криста.

Но по тому, как девушка вздёрнула свой идеальный носик, стало ясно: она бы ответила то же самое, даже находясь на последнем издыхании.

Нет, особо зловещих последствий колдовства я и правда не заметила — да только вряд ли колдун пощадил бы меня без причины.

— Прекрасно, — Лод кивнул на другие кристаллы, дожидавшиеся своего часа у края стола. — Тогда бери следующий.

Я поняла, почему меня оставили в покое, после четвёртого камня: к тому моменту Криста побледнела, под глазами её залегли синяки, да и очередное «отлично» прозвучало куда тише — но девушка упрямо потянулась за пятым кристаллом. Наверное, стоило бы вмешаться и приказать ей не дурить; но я лишь молча смотрела на процесс, чувствуя себя зрителем в кино.

В конце концов, убивать Кристу явно никто не собирается. Пока. А в няньки к ней я не нанималась.

И в какой-то миг я увидела тень усмешки, притаившуюся в уголках губ Лода — однако останавливать пленницу он, естественно, даже не думал.

Прервалась Криста сама, на седьмом по счёту камне. Вдруг разжала пальцы, закатила глаза и чуть не рухнула с кресла; хорошо ещё, что Лод удержал её за руки.

— Я же сказал — предупредить меня, если станет плохо, — равнодушно бросил колдун, глядя на девушку, явно упавшую в обморок. — Акке!

Да, убивать нас пока никто не собирался.

Но и беречь — тоже.

Я всё-таки вздрогнула, когда иллюранди шагнул из тени рядом с книжным шкафом: легко, непринуждённо, так быстро, словно всё это время там прятался.

— Гестгафи? — юноша поклонился; он казался немногим старше меня, но я догадывалась, что это обманчивое впечатление.

Этого слова я не знала. Лишь предположила, что оно означает нечто вроде «господин».

Не забыть бы спросить о значении у Кристы, когда она проснётся.

А я надеялась, что она проснётся.

— Така хана и свефнхерберги, — Лод указал глазами на Кристу. — Морти ог сейя ас ех сарф саз.

Перед глазами мгновенно всплыли вчерашние пергаменты. «Така» — отнести, «хана» — её, «и» — в, «свефнхерберги» — спальня. Значит, первое предложение — «отнеси её в спальню», а второе… «морти и сказать, что я нуждается в она»? Тьфу, бред.

Но если переставить слова и пофантазировать со склонениями… похоже на «и скажи морти, что она мне нужна».

Вот это уже более правдоподобно. Только «Морти» должно быть с большой буквы: учитывая, что колдун уже упоминал кого-то с этим именем.

Да, пока знание языка было далеко от совершенства, но хоть что-то.

— Хиива, — иллюранди подхватил Кристу на руки легко, словно тряпичную куклу.

Должно быть, «слушаюсь»; но я мысленно поставила ещё один знак вопроса, надеясь, что память не подведёт.

— Полагаю, сегодня тебя лучше не беспокоить лишними разговорами, — сказал Лод, когда мы остались одни, — не то горло разболится. О твоей сумке поговорим, как выздоровеешь.

— Не так уж я и больна, — сказала я, за дужку подтянув очки, норовившие сползти на кончик носа.

Конечно, разумнее было бы согласиться с колдуном.

Да только, к сожалению, у меня тоже назрело к нему немало вопросов.

— Вещи в нашей комнате… душ и прочее… это ведь вы сделали?

Лод кивнул.

— По рассказам людей из нашего мира?

Ещё один кивок.

— И поэтому вы хотите расспросить меня? Чтобы сделать другие вещи, которые есть у нас?

— В чём-то, что есть у вас, мы не нуждаемся, — откликнулся колдун, — но некоторые предметы оказываются весьма полезными.

Он смотрел на меня, почти не моргая, мягко и пристально. Казалось, замечая и не упуская ничего — ни единого слова, ни единого движения, ни единой мысли. И этот взгляд, светлый, как блеклое небо в пасмурный день, тревожил: казалось, тебя видят насквозь, зная о тебе такое, чего ты и сама не знаешь.

Но я не отводила глаз.

Потому что в гляделки можно играть вдвоём.

— Почему вы спасли меня?

Лод в ответ лишь вопросительно вскинул бровь.

— Вы же не знали, кто я. Полагаю, вы просто прогуливались в саду с принцем, как вдруг кто-то всплыл посреди пруда, — я оперлась локтями на стол и положила подбородок на сложенные домиком ладони. — Не думаю, что дроу имеют привычку купаться в дворцовом пруду. Вы должны были понимать, что я чужая, но всё равно бросились в пруд, — я сощурилась. — А когда вытащили меня, я была почти мертва, я знаю. Я уже захлебнулась. Но вы меня откачали.

Сейчас я вспоминала об этом спокойно, без доли той стыдливости, которая охватила меня у пруда. Я помнила его губы на моих губах и мягкий щёкот его щетины на коже — но с чего, с другой стороны, меня так смутило обыкновенное искусственное дыхание?

— Так почему вы спасли меня? — повторила я. — Зная, что я чужая? Зная, что я могу оказаться вражеским шпионом?

— Странный вопрос, — улыбка колдуна окрасилась некоей озадаченностью. — Разве ты не стала бы спасать того, кто тонет на твоих глазах?

— Если он может оказаться врагом? Нет.

— А если ты не знаешь, враг это или друг?

— У меня есть лишь один друг, и его я всегда узнаю. А до остальных мне дела нет.

Колдун склонил голову набок, позволив уловить ещё один окрас его улыбки. Удовлетворённый.

И я вдруг поняла, что его интересует во мне что-то ещё. Что-то помимо моего… происхождения.

Будто я — загадка, которую ему необходимо разгадать.

— Ты интересный человек, Снезжана, — произнёс он. — Люди зачастую мнят о себе больше, чем они есть на самом деле, приукрашивая достоинства и не замечая недостатков. Правду, которая отражается в зеркале, признают лишь немногие. Но я, пожалуй, впервые встречаю кого-то, кто в своих же глазах нарочно раскрашивает себя в чёрные тона.

— А вы хотите сказать, что на самом деле я не такая, — довершила я его мысль.

Непроницаемая улыбка в ответ.

Да, он не слишком похож на злого колдуна из сказок. Но у него приятная располагающая наружность, приятные мягкие манеры, приятный притягательный взгляд и приятный обволакивающий голос.

И всё это — опасная приятная маска, за которой он прячет нечто большее.

— Боюсь разочаровать, но внешность бывает обманчива… хотя в моём случае это не так, — я откинулась на спинку кресла. — Кто же может лучше знать меня, чем я сама?

— Порой со стороны виднее, — заметил колдун, почесывая себя за ухом; странно, но в его исполнении этот жест смотрелся естественно и мило. — Так ты не знаешь, почему отличаешься от всех?

Неожиданная смена темы заставила меня замешкаться.

Неожиданный вопрос — тем более.

— В каком смысле?

— Почему не знаешь риджийского, — безмятежно пояснил колдун. — Почему, попав к нам, не стала похожа на эльфа. Почему в тебе не проснулся магический дар. Я проверял — ни намёка на него. А ведь все, кто попадал в Риджию из вашего мира, становились магами, и очень могущественными.

Пояснение было логичным — да только мне всё равно казалось, будто в его вопросе было двойное дно.

Но не мог же он знать, насколько я отличаюсь от всех.

А я уж думала, ему плевать на то, что его очередной питомец не похож на предыдущих…

— Не знаю, — совершенно искренне ответила я. — Может, потому что я переместилась сюда, свалившись в реку?

Колдун сузил глаза. Приложил палец к губам, будто самого себя призывая к молчанию.

— Возможно. — Протянул руку в сторону — и извлёк из воздуха предмет, в котором я узнала свой смартфон. — Похоже, ты действительно чувствуешь себя неплохо. Может, тогда расскажешь мне, что это?

Я взяла телефон, подозревая, что ни он, ни планшет, ни другие вещи в моей сумке не пережили купания вначале в Москве-реке, а затем в пруду дроу. Так и есть: дорогущий сенсорный смартфон напрочь отказывался включаться.

Если бы мне дали его в руки сразу после того, как вытащили из воды, может, я и смогла бы его реанимировать. Но теперь…

— Это мобильный телефон. Вы о таких уже знаете.

— Но телефон выглядит совсем не так, — удивился колдун. — Он меньше, и на нём есть кнопки. А этот похож на карманное зеркальце, только чёрное.

Не знаю, какой год был в нашем мире, когда к Лоду попала предыдущая жертва порталов между мирами — но мобильники тогда явно только входили в обиход.

— Это усовершенствованная модель. С её помощью можно слушать музыку, читать книжки, смотреть… красивые картинки… и общаться с друзьями, — сказала я, чувствуя себя воспитательницей в детском саду; просто не хотелось вдаваться в такие подробности, как «влезать в интернет», «фотографировать» и «смотреть фильмы», не то пришлось бы провести здесь ещё часа два. — Только от воды она испортилась, так что я не смогу показать наглядный пример.

— То есть она одновременно телефон и плэй-йер, — догадался Лод.

— Да.

— Ясно, — колдун склонил голову набок. — И с её помощью можно читать книги?

— Да. Копии книг, — добавила я. — Грубо говоря, весь текст книги копируют, и он отображается вот здесь, — я постучала ногтем по зеркальному экрану.

— Действительно хорошая вещь, — колдун с ловкостью фокусника вытянул из воздуха мой планшет. — А это, должно быть, несовершенный телефон?

— Нет, это планшет. И его изобрели позднее телефонов, — я стоически вздохнула. — Он… почти такой же, как телефон, но лучше.

— Он больше, — Лод нахмурился. — Его сложнее носить с собой.

— Немного. Но с его помощью можно… слушать музыку, читать книжки, смотреть картинки и общаться с друзьями, — немного беспомощно повторила я.

— То есть делать всё то же самое, что и с телефоном?

— Ну… да.

— Тогда зачем вы его изобрели, если у вас уже были предметы для этого?

А если подумать, действительно: зачем? Можно прочитать долгую лекцию про разрешение экрана, интерактивные приложения, операционную систему и быстродействие процессора — но для Лода всё это будет пустым сотрясением воздуха.

И в чём суть?

— Ну, — промямлила я, — на планшете… картинки больше… и красивее.

Лод внимательно посмотрел на меня — и в этот момент я поняла, что детский сад здесь совсем не он.

— Думаю, тебе лучше пойти и отдохнуть, — наконец мягко произнёс колдун, поднявшись из-за стола; провёл рукой над кристаллами, точно поглаживая воздух, и все камни исчезли. — Лекарства вам скоро принесут. Силам Кристы нужно восстановиться, так что сегодня и завтра вы вольны заниматься чем угодно. Только из башни не выходите.

— А из комнаты можно? — я не замедлила поймать его на слове.

— Можно, — великодушно откликнулся Лод. — Но там, — он указал на лестницу одними глазами, — мой рабочий кабинет, а я не люблю, когда меня отвлекают во время работы.

— Поняла, — покладисто кивнула я.

— Хорошо, — он отвернулся. — Доброго дня, Снезжана.

Я следила, как он поднимается по тёмным каменным ступеням. Потом встала с кресла и, украдкой покашливая, обошла гостиную: присматриваясь, приглядываясь, изучая.

В целом в комнате не было ничего интересного — не считая деревянной мишени для дротиков на одной из стен да огромного книжного шкафа. Я взяла одну из книг, самую большую, в потёртом кожаном переплёте. На обложке названия не было; оно обнаружилось лишь на первой странице, аккуратно написанное от руки, и гласило «Юртир ог плонтур». «Травы и растения».

Ещё вчера меня удивило, что написание многих местных букв схоже с земной латиницей — но находились и такие символы, которым не было аналога. К примеру, буква, звучащая как нечто среднее между «з» и «в», а пишущаяся, как зеркально отраженная «б» с горизонтальной черточкой на хвостике. Или ещё одна, по звучанию сочетавшая «с» и «ф», а по написанию напоминавшую русскую «р» — в которой вертикальная линия удлинялась не только вниз, но и вверх.

Знакомые слова читала я уже весьма сносно, а потому смело принялась брать с полки одну книгу за другой: пока не обнаружила ту, что могла оказаться полезной.

— «Сьёгулегар скийрингар». «Исторические записки», — толстый том вернулся на место, но лишь на время. — Тебя-то мне и надо.

Я опустилась на корточки. Поколебавшись, вытянула с нижней полки шкафа небольшую плетёную корзину с крышкой — и, открыв её, с удивлением увидела мраморную шахматную доску и набор каменных фигур.

Неужели в этом мире есть шахматы? Да нет, скорее кто-то из нашего мира рассказал о них Лоду…

— Эрт фу стэлль фра хёдрум хейми? — мелодично поинтересовались за моей спиной.

Я вздрогнула и обернулась.

Это была девушка-дроу. И, вопреки моим ожиданиям, она не носила ни платьев со сногсшибательными разрезами, ни бронированного белья: всего лишь чёрную рубашку, шёлковый корсет под грудь, отливающий синей сталью, бархатные штаны и кожаные ботфорты. Образ вышел боевой, но вполне приличный — и более чем женственный. Глаза кошачьи, цвета шафрана, сощуренные и любопытные; снежные волосы собраны на макушке в высокий хвост, на лбу поблескивает серебряный венец — такой же, как у принца.

Я довольно быстро сообразила, что её вопрос можно перевести как «это ты девочка из другого мира?».

Ещё я быстро сообразила, что лучше не давать моим тюремщикам знать о том, что я стремительно продвигаюсь в изучении их языка. Косить под дурачка — всегда лёгкий путь.

А быстрее всего я сообразила, что, скорее всего, это и есть та самая Морти, которая понадобилась колдуну.

— Не понимаю, — я развела руками.

Девушка нахмурилась.

— Фу талар экки тунмалив и Риджия?

Я убито молчала, хотя только что меня спросили, не говорю ли я на риджийском.

Дроу вздохнула. Улыбнулась, неопределённо махнула рукой — и прошествовала к лестнице в кабинет Лода; через плечо у неё был перекинут длиный кожаный ремень, к которому крепился объёмный ларец чёрного дерева с изящной серебряной ручкой.

А я почти машинально отметила, что, несмотря на странные, неправильные пропорции её точёного лица, нечеловеческая красота дроу — завораживавшая, как прекрасный и опасный танец огня — привлекала меня куда больше приторного личика Кристы.

Я подтащила корзину с шахматами к столу. Вытащила ужасно тяжёлую доску, кое-как водрузила её на лакированную крышку.

Пока Криста не очнулась, брать книгу я не рискну — ещё заметят. А так можно будет сделать вид, что это сокамернице захотелось почитать.

Но в ожидании её пробуждения надо чем-то себя занять.

Я разыгрывала уже четвёртую партию против самой себя, честно стараясь не симпатизировать ни белым, ни чёрным — пусть даже эта игра складывалась подозрительно похожей на знаменитую «Бессмертную партию»[1] — когда на лестнице послышались голоса.

Спустя какое-то время в гостиную спустилась дроу, а следом за ней — Лод. И если дроу выглядела вполне прилично, разве что подозрительно сияющей и немного растрёпанной, то выправленная рубашка взлохмаченного колдуна ясно свидетельствовала о том, что они наверху как раз совсем не в шахматы играли.

Заметив меня, парочка осеклась и замолчала: хотя предполагалось, что я всё равно не пойму, о чём они говорят.

— Йаэя, Лод, — бросила дроу, — ех айтла ас фара.

Кажется, она говорила Лоду, что собралась уходить…

— Комду квёльд, — Лод ласково коснулся её щеки.

…а колдун приглашал её прийти вечером…

— Ёхвитах, мун ех кома, — дроу поцеловала колдуна в губы — коротким, уверенным поцелуем давно и надёжно законной девушки — и была такова.

…и дроу была очень даже не против.

Наличие у колдуна любовницы меня немного удивило. Но лишь немного. В конце концов, он взрослый мужчина со своими потребностями, и странно было бы предположить, что он не найдёт способа их удовлетворять.

— Играешь в шахматы? — Лод вскинул бровь.

— Уже заканчиваю, — я торопливо смела фигуры с доски обратно в корзину. — Откуда они у вас?

— Девушка, которая пришла до тебя, рассказала. — Ну да, так и думала. — В Риджии есть похожая игра, называется скаук, но ваш вариант мне больше нравится. Другие фигуры, другие правила. — Лод следил, как я поднимаюсь из-за стола. — Сыграем как-нибудь?

— Как-нибудь, — согласилась я, проскользнув мимо него по направлению к нашим покоям.

И мне казалось, что его пристальный взгляд преследует меня, даже когда нас разделила закрытая дверь.

Что ему от меня нужно?..

— Явилась! — недовольно провозгласила Криста: благополучно очнувшаяся, но продолжавшая валяться на кровати. — Я тут вся извелась!

Вид у сокамерницы был более чем сносный — ни от бледности, ни от синяков не осталось и следа; да и истерить сил хватало, что тоже о чём-то говорило.

— Могла бы выглянуть в гостиную и не изводиться.

— Я больше вообще из этой комнаты не выйду! — Криста злобно покосилась в сторону двери. — Вот садист! Почему он не остановил меня, когда видел, что мне плохо?!

— Наверное, думал, что ты большая девочка и не страдаешь склонностью к мазохизму.

Хотя я знала, почему Лод её не пощадил — помимо того, что его вообще не должно особо волновать наше самочувствие.

Именно так и надо воспитывать непослушных детей: не твердить о том, что нельзя касаться раскалённой плиты, а дать разок тыкнуть пальчиком во включённую конфорку.

— Он сказал, завтра ты отдыхаешь, — добавила я. — И, боюсь, выходить всё-таки придётся — иначе заставят. Но вроде действительно обошлось без серьёзных последствий?

— Это из-за лекарства, — буркнула Криста. — Сначала калечат, потом лечат…

— Какого лекарства?

Девушка выпростала руку из-под одеяла и указала на стол: кто-то заботливо оставил там наш обед — одна тарелка уже опустела — и две бутылочки тёмного стекла. К горлышкам последних прикрепили пергаментные ярлычки, на которых аккуратно подписали наши имена.

На риджийском, естественно.

— Они уже были там, когда я проснулась, — сказала Криста. — Думаю, в моей что-то, восстанавливающее силы… а в твоей наверняка средство от простуды.

Я молча села за стол. Вытащила пробку из бутылки с лекарством, и в нос ударил пряный запах полыни. Сделала глоток; ожидала сводящую челюсть горечь, но жидкость оказалась сладкой и тягучей, как сироп шиповника.

И теперь я догадывалась, что несла любовница колдуна в чёрном ларце.

— Чем ты занималась всё это время? — Криста внимательно следила, как я ем; на этот раз подали белые стручки, похожие на фасоль, под соусом, напоминающим сливочный.

— Рассказывала колдуну про мобильники. А потом в шахматы играла.

— С кем?

— С собой.

Во взгляде Кристы я прочла явные сомнения в моей нормальности.

— У дроу есть шахматы? — после недолгой паузы спросила она.

— Наши предшественники про них рассказывали. А колдун, похоже, воспроизвёл. Сыграем попозже?

— Я плохо играю…

— Ничего, может, я тебя научу, — с сомнением проговорила я. Подумав, сложила вилку и нож по обе стороны тарелки. — Слушай, а можешь рассказать, с чего вообще дроу и эльфы враждуют между собой?

Криста с готовностью вздохнула и рассказала.

В общем, начиналось всё, как обычно: когда-то эльфы, дроу и люди жили в мире, дружили и тесно сотрудничали — а лепреконы всегда были расой обособленной. Но триста лет назад Тэйрант из рода Бллойвуг, Повелитель дроу, вдруг понял, что в сравнении с эльфами и дроу люди стоят на низшей ступени развития, да и вообще когда-то прибыли в Риджию из-за моря — а, следовательно, не имеют права на равное существование с её коренными обитателями. Посему он решил, что люди должны исчезнуть: все, за исключением магов, которых боги отметили колдовским даром.

Идею Тэйранта не оценили ни эльфы, ни тем более сами люди. В итоге Тэйрант объявил светлых братьев изменниками, пошедшими против изначального замысла богов; себя же он считал десницей провидения, призванной очистить Риджию от людской скверны. Всё это привело к ужасной кровопролитной войне, прозванной Войною Пяти Народов, разделившей жителей Риджии на «светлых» и «тёмных»: к первым с той поры относили эльфов, людей и лепреконов, ко вторым — дроу и иллюранди.

В той войне тёмные побеждали. Им помогал Ильхт из рода Миркрихэйр, самый могущественный и ужасный маг, когда-либо рождавшийся среди людей: он перешёл на сторону дроу вместе со своими последователями-колдунами, коих нашлось немало. Тэйрант сделал Ильхта своей правой рукой, и вдвоём они погубили больше светлых, чем всё их войско… но от гибели людей и эльфов спасли лепреконы: долго отсиживавшиеся в своих предгорных лесах, однако в решающий момент всё же присоединившиеся к битве на стороне света.

Тэйрант и Ильхт были убиты. Лишившись командиров, дроу бежали и укрылись под сводами гор. Их не преследовали: важнее было засеять выжженные поля, отстроить заново города, обратившиеся пепелищами, и справиться с иллюранди, которые не спешили отступать следом за своими хозяевами.

Триста лет дроу давали о себе знать лишь периодическими вылазками в предгорные города, на свои бывшие земли — где они крали всё, что можно было украсть, и убивали всех, кого можно было убить. Пять раз светлые собирали войско и отправлялись в горы, чтобы раз и навсегда покончить с порождениями тьмы — и пять раз возвращались ни с чем: в подгорных лабиринтах, усеянных смертоносными ловушками дроу, они были бессильны. В конце концов на тёмных махнули рукой, и люди и эльфы просто перестали селиться рядом с горами — а вглубь страны дроу соваться не осмеливались. Тэйрант и Ильхт обратились в персонажей страшных сказок, которыми на ночь пугают детей. Тэйрант Кровавый и Ильхт Злобный, так их прозвали; Повелитель дроу и его ручной колдун, едва не уничтожившие привычный мир.

Но восемнадцать лет назад дроу снова напомнили о себе.

Вначале явился их посланник. Иллюранди — ведь им под силу проникнуть всюду, если только место не защищено весьма специфическими чарами. Посланец дроу вынырнул из теней прямо перед Повелителем людей; прежде, чем стража успела среагировать, учтиво поклонился и сообщил, что тёмные хотят перечеркнуть старую вражду и заключить мир. Все трое светлых владык отнеслись к этому крайне настороженно — но, посовещавшись, всё же согласились на встречу.

И тогда явились сами дроу.

В условленный день они во главе со своим Повелителем прибыли на место переговоров: замок Матхниз на Долгом озере, что раскинулось на границе королевств людей и эльфов. Они расточали улыбки. Они говорили, что дети не в ответе за грехи отцов. Они казались полными раскаяния.

Казались.

А на пиру, который затеяли в честь воссоединения риджийских народов, устроили резню.

Владыки людей и лепреконов погибли. Повелитель эльфов, отец Дэна, чудом уцелел, но потерял жену. Невероятными усилиями он и его верные воины смогли одолеть и убить дроу; однако победа далась дорогой ценой — и с того дня отношения обострились до предела. Светлые поняли, что тёмные никогда не исчерпают своей ненависти к ним, и тогда Повелитель эльфов начал готовиться к новой войне.

Новой войне, которая раз и навсегда завершила бы старую.

Один за другим светлые разведчики жертвовали собой, пытаясь вызнать расположение городов дроу и нарисовать карту подгорных лабиринтов. Дроу тоже не сидели на месте — их лазутчиков периодически ловили то в городах рядом с горами, а то и в самих столицах. Впрочем, особых неприятностей дроу не доставляли, а эльфы народ неторопливый: у них ведь в запасе срок куда больше людского. Потому-то подготовка к войне и тянулась вот уже восемнадцать лет.

Когда Криста прибыла в Риджию, о дроу немного подзабыли: при эльфийском дворе хватало своих интриг. Но когда с её помощью всех интриганов вывели на чистую воду — вспомнили снова.

— Ты поэтому отправилась к горам дроу? — хмуро поинтересовалась я, осознав, что помимо неземной красоты меня забыли одарить ещё и редкостной удачей: только ею можно было объяснить, что человек с мозгами Кристы смог раскрыть хоть какую-то интригу. — Решила продолжить карьеру спасительницы эльфов, в одиночку разобравшись со всеми тёмными?

— Ну… я решила попробовать, как оно — странствовать по стране и помогать людям, — призналась Криста. — Остановилась в городке неподалеку от столицы. Там встретила девушку: её хотели насильно выдать замуж, и она попросила меня съездить в Тьядри, город рядом с горами. Передать письмо её возлюбленному. Я и поехала.

— А как же тебя к самим горам занесло?

— Там у возлюбленного этой девушки была маленькая сестра, она заболела, и для лекарства нужны были кое-какие травы…

— …которые растут только в горах дроу, — закончила я. — А поскольку никто не торопился на тот свет, кроме тебя, то съездить за ними оказалось некому.

Криста уныло кивнула.

Вот всегда говорила Сашке, что нужно быть осторожнее с побочными квестами[2]…

— Милосердие, как и любовь — опасная штука, — я вздохнула. — Весёлые ребята эти дроу.

— У тебя уже есть план побега? — голос Кристы ослеплял надеждой.

Я покачала головой.

— Маловато информации. Так что после еды продолжим изучение риджийского, — и решительно взяла вилку. — Но сначала мне нужно, чтобы ты достала из шкафа в гостиной одну книгу…

За минувшую ночь все четыре листа, исписанных накануне, неведомым образом очистились от чернил. Меня это насторожило, но и порадовало — не было нужды просить у колдуна новые. «Исторические записки» Криста взяла без проблем; не знаю даже, заметил колдун их исчезновение или нет. Так что дальше изучение риджийского двинулось несколько в другом направлении: я читала, тыкая пальцем в незнакомые слова, а Криста выписывала их на пергамент с переводом.

И да, моё вольное истолкование изречений иллюранди таки оказалось верным.

После чтения я заставила сокамерницу говорить со мной на риджийском — не только на бытовые, но и на литературные темы: как оказалось, Криста поразительно мало читала, предпочитая современные любовные романы, так что я решила пересказать ей «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Просто пересказать, довольно подробно; при желании можно было вытащить обе книги с ментальной полочки и поведать слово в слово, но на это ушло бы слишком много времени.

Конечно, я предпочла бы одно из сочинений Камю или Гегеля. Только вот урок обратился бы мучением и для Кристы, и для меня: ей — из-за сложности восприятия, мне — из-за трудностей перевода. А вот эти романы, как я и думала, пришлись сокамернице по вкусу: слушала она, затаив дыхание, а на сюжетные повороты реагировала с очаровательной непосредственностью.

Если в процессе пересказа я понимала, что не знаю перевода какого-то слова, оно тоже записывалось на пергамент. Работа предстояла титаническая — ведь я запоминала убогую письменную транскрипцию кириллицей, но она зачастую не способна была передать всех тонкостей произношения. Большинство согласных, как и гласных, требовалось сглаживать и смягчать, но некоторые — нет: та же «р» выговаривалась вполне себе твёрдо. А со слуховой памятью у меня дела обстояли далеко не так хорошо, как со зрительной — и приходилось порой по нескольку раз повторять то или иное слово, прежде чем я наконец выговаривала его правильно.

В конце концов Криста взмолилась о передышке, и мы всё же сыграли в шахматы. Сокамерница не лукавила: играла она отвратительно, в первой же партии попавшись в элементарную дебютную ловушку и проиграв мне на восьмом ходу. Другие две игры прошли не лучше — и я, сдавшись, позволила Кристе просто валяться на кровати, плача от тоски по своему принцу.

Периодически сокамерница прерывалась; тогда меня удостаивали рассказами о лихом разоблачении заговорщиков и восторженными описаниями того, как прекрасен её Дэн.

— Его все любят, все! — разглагольствовала Криста, деликатно промокая слёзы уголком подушки. — Он истинный принц, достойный наследник престола!

— Угу, — рассеянно согласилась я, изучая переведённые «Записки» и разбираясь в законах риджийского словообразования. Повезло, что риджийский ещё проще английского: падеж у существительных всегда один, даже притяжательного нет, а связь с другими словами достигается с помощью различных предлогов. У личных местоимений куча разных склонений, но их выучить несложно. Некоторые слова казались мне знакомыми, да и общий колорит напоминал какой-то язык из скандинавской группы… даже жаль, что я никогда не задавалась целью стать полиглотом: для моих нужд мне вполне хватало свободного владения английским, китайским и японским.

Неужели у риджийского действительно есть общие корни с каким-то из наших языков? Но откуда?..

— Он и у отца своего любимчик! А бедный Фаник… он очень старается быть похожим на старшего брата, но он слишком… мягкий, что ли? Да и мечом толком владеть не умеет, и вообще… Повелитель не слишком его любит, — Криста сочувственно вздохнула. — Зато Дэна обожает! Он мне сказал как-то… да, Повелитель ко мне замечательно относится, и одобряет, что я невеста Дэна! Пусть я простой человек, и не принцесса, и не из Риджии…

На этом я предпочла отключить слух, пропуская её дальнейшие излияния мимо ушей.

После ужина мы продолжили — и, ложась спать, я вспоминала содержание как очередных четырёх пергаментов, так и «Записок». Они представляли собой нечто вроде дневника, который в разное время вели разные люди: сегодня я прочла записи, датированные шестисотыми годами второй эпохи Риджии. Криста сказала, что это было четыреста лет назад, ещё до войны. Как оказалось, тогда дроу жили не под горами — но предпочитали ночной образ жизни и поклонялись лунной богине Тунгх: тёмная прохлада и сияние звёзд были им милее солнечного света. Эльфы же, как объяснила Криста, больше почитали бога Солира, воплощение солнца, и жили в режиме, привычном людям. Люди уважали веру коренных обитателей Риджии, но сами возносили молитвы Четверым: богам, олицетворявшим четыре стихии… а о божествах лепреконов и иллюранди ничего известно доподлинно не было.

«Записки» вёл придворный маг дроу. Человек. Удивительно, но человеческие маги издавна прекрасно пристраивались и среди эльфов, и среди дроу: магические возможности первых были весьма специфическими, в духе исцеления или управления растениями, а силы вторых ограничивались коварными колдовскими ловушками и особыми боевыми навыками. И только люди являлись магами в привычном смысле этого слова — черпали силы из природных стихий, могли изобретать боевые заклинания и создавать артефакты.

Неудивительно, что Тэйрант признал их право на существование.

Записки были призваны облегчить жизнь следующим придворным магам, которые в свою очередь тоже должны были фиксировать своё пребывание у дроу — в той же книге. Эпичный труд в основном касался магических исследований, быта дроу и более-менее важных политических событий: вроде встречи Повелителей или торгового контракта с лепреконами. Чтиво было интересное, хотя к настоящему имело мало отношения; так что я закончила на том моменте, как маг решил вернуться в земли людей, дабы коротать старость в обучении юных колдунов.

Следующая запись велась уже другим почерком. Если верить Кристе, она датировалась днём, с которого до Войны Пяти Народов оставалось пять лет. И правда, старый маг упоминал принца Тэйранта, наследника престола дроу — умного, обаятельного, красивого юношу, любознательного и не по годам сильного.

Грустно было знать, что после этот мальчуган развяжет войну…

Не удержавшись, я перелистнула несколько страниц, забежав вперёд.

И не удивилась, узнав, что имя нового придворного мага — Ильхт.

Следующий день прошёл почти так же, как и предыдущий. Сперва — беседа с Лодом, после — изучение риджийского, чтение «Записок» и шахматы с самой собой.

Колдун сдержал обещание: Кристу действительно трогать не стали, а вот меня вызвали для следующего тет-а-тета. Поскольку с утра от моей простуды не осталось и следа, я мысленно приготовилась к неприятной процедуре с кристаллами — но Лод об этом даже не заикнулся. Так что всё ограничилось тем, что я на пальцах объясняла ему, что есть компьютер и интернет.

Получилось, по-моему, плохо — однако колдун всё равно остался доволен.

Наш разговор прервала его любовница. Приветливо улыбнувшись мне, венценосная дроу бесцеремонным тычком под рёбра заставила Лода подняться с кресла, после чего оба удалились наверх. Тогда я, усмехнувшись, вытащила шахматную доску — от общества Кристы хотелось немного отдохнуть — но до самого обеда так и не дождалась повторного появления сладкой парочки.

И отметила, что при побеге грех будет не воспользоваться подобной слабостью нашего тюремщика.

В спальне меня снова ждали тарелки, услужливо приготовленные на столе. После еды мы с Кристой опять приступили к урокам риджийского; пересказав сокамернице «Унесённых ветром» и пару романов Остин, я углубилась в чтение «Записок».

И вот тут, помимо кучи незнакомых слов, меня ждало кое-что интересное.

Ильхт из рода Миркрихэйр вёл записи не слишком часто. Складывалось ощущение, что у него есть более интересные занятия, так что разница между заметками составляла порой по полгода. Но постоянно упоминался Тэйрант, юный принц дроу — он был ровесником Ильхта, прибывшего к дроу совсем мальчишкой: обоим едва исполнилось семнадцать. А год спустя отец принца скончался, неудачно поохотившись на дракона, и в восемнадцать лет будущий Тэйрант Кровавый стал Повелителем дроу.

Чем дальше я читала, тем больше в записях сквозил дух будущего Ильхта Злобного. Ильхт восторгался красотой дроу, их привычками и обычаями. Он сетовал на то, что этот прекрасный народ не властвует над всей страной, а вынужден ютиться в предгорных землях. Он обвинял людей в том, что, давным-давно прибыв на чужую землю, они стали вырубать заповедные леса и теснить коренное население. Он понял, что люди — узурпаторы, навязавшие жителям Риджии свои правила и законы, а эльфы, дроу и лепреконы по доброте душевной позволили им это сделать.

А потом убедил в том же пятьдесят шесть человеческих магов, и одна из них стала его женой.

Я так и не поняла, Тэйрант ли навязал ему свои взгляды — или до всего этого Ильхт додумался сам. Но, как бы там ни было, в семьсот пятьдесят первом году началась война, а записи стали появляться чаще.

И вот с этого момента от читаемого даже у меня волосы встали дыбом.

Просто и буднично Ильхт рассказывал о том, как сегодня дроу «очистили» очередной город. Сколько человек они с Тэйрантом лично убили во время той или иной бойни. Как развлекались с пленниками рядовые дроу, пытками доводя несчастных до сумасшествия; Ильхт не то чтобы одобрял такое поведение, но понимал, что надо давать солдатам развеяться.

А потом…

— Криста, как переводится слово «крага»? — не поднимая глаз, спросила я.

— Ошейник, — откликнулась девушка, скучающе болтавшая ручку в пальцах. — Записать?

— Ага.

И продолжила продираться сквозь текст: уже догадываясь, о каких ошейниках собственного изобретения повествует Ильхт.

Поскольку Тэйрант и Ильхт не планировали уничтожать магов, они принялись искать иные методы борьбы с ними — но магов проще убить, чем пленить. Чтобы они не доставляли неприятностей своим тюремщикам, нужно лишить их возможности колдовать, заблокировать их способности.

И Ильхт нашёл способ. Вывел невероятно сложную магическую формулу — и сотворил те ошейники, которые сейчас были на нас с Кристой. Которые не только блокировали магический дар, но и карали болью за любую попытку сопротивления. Непокорного пленника било нечто вроде мощнейшего электрического импульса, жутко болезненного, приводившего к параличу на несколько часов — после чего у большинства резко отпадало желание сопротивляться. А при попытке снять ошейник в горло узника вонзались острые шипы; смерть недолгая, с сожалением отмечал Ильхт, но достаточно мучительная, чтобы…

Не в силах читать дальше, я захлопнула книгу.

Наконец осознав, о каком своём «предке» говорил Лод.

— Ты чего? — нахмурилась Криста, когда я встала из-за стола и прошла к постели.

— Пожалуй, с меня на сегодня хватит. Давай спать.

— Ты же обычно до отключки сидишь!

— Отдыхать тоже иногда надо.

И легла, уставившись в потолок.

Да, Лод не соврал. Он и вправду усовершенствовал ошейники. Управление пленниками стало куда более… мягким. И простым: хочешь не хочешь, а всё равно сделаешь то, чего желает твой тюремщик. Так сказать, добровольно-принудительно.

И смерть при попытке освободиться перестала быть мгновенной.

Только вот особо это дела не меняло.

Может, и Ильхт был похож на своего потомка? Приятным, улыбчивым снаружи? А внутри прятал гниль и чёрную сталь.

Значит, мнимое милосердие колдуна и правда лишь маска? Желание развлечься на свой лад?..

Криста улеглась рядом, блаженно зарывшись лицом в подушку — а я сжала кулаки.

Бежать. И как можно скорее.

Потому что нельзя находиться рядом с тиграми, которые в любой момент могут проголодаться.