Глава 4 "Секс под наблюдением"

Глава 4

Секс под наблюдением

Они с Димой ехали в автомобиле по ночной Москве. Миле почему-то всегда казалось, что нет места уютнее, чем машина. За окном гулял холодный ветер, а здесь было настолько тепло, что Мила даже сняла пальто. Играла приятная мелодичная музыка. Они рассекали ночную улицу серебристым капотом, и вдаль уносились бесконечные неоновые огоньки и вспышки города.

С Димой было очень уютно. И легко…

Мила видела, как он старался ей понравиться, как выделывал всякие фортеля под музыку, доносившуюся из автомобильной магнитолы. Он пританцовывал головой и плечами, сидя в кресле. Это было так заразительно, что Мила тоже, раскрасневшись от теплого воздуха, танцевала на своем сиденье.

Она и не заметила, как оказалась у Димы дома.

Жил он на самой окраине Москвы, на самом последнем этаже, двадцать четвертом, кажется.

Квартира была угловой и с балкона, заставленного пышными зелеными растениями, открывался вид на современный город и лес. Противоречивый, контрастный вид, как сам Дима.

С одной стороны, бушевал красочный город. Красные реки машинных огней текли в бесконечной суете. Яркий город жил и горел и этим завораживал.

А с другой стороны балкона открывался вид на лес. Темный и сплошной он, казалось, наступал на город своей мрачной тенью.

Мила поежилась. Скорее не от холода, которым сквозило от рамы окна, а от гнетущего вида леса. Ей показалось, лес смотрит именно в это окно. И он видит что-то. Что-то, что Мила так тщательно старается скрыть от Димы…

Дима подошел сзади и нежно обнял ее за плечи.

— Холодно? – спросил он.

— Немного.

Мила оглядела квартиру.

Явно холостятское место. Ярко-красные стены, мало мебели, бардак. Комната была единственной, и от кухни ее отделяла невысокая резная перегородка из темного дерева, которая могла складываться гармошкой, как ширма.

Дом создавал впечатление заброшенной берлоги.

Шторы запылились. На шкафу бог знает сколько времени лежала старая гитара. Было ясно, что ее уже очень давно никто оттуда не доставал. На небольшой полке стояли несколько красивых рамок из-под фотографий. В одной — фотография какой-то пожилой пары. Скорее всего, родители Димы. Все остальные рамки были пусты.

— Ты давно живешь один? – спросила Мила.

— Уже не помню, сколько… наверное, лет сто.

— Не одиноко? – Мила с сочувствием посмотрела на Диму.

Диме не понравилась эта жалость, и он напустил на себя веселое равнодушие. Плюхнулся на диван, раскинув руки и ноги, стараясь выглядеть как можно более раскованным.

— Одиноко бывает бездельникам, — небрежно слетело с его губ, — мне всегда есть чем заняться.

— Я вижу, — сказала Мила, взяв один из бесчисленных дисков с компьютерной игрой, которые были разбросаны у монитора на рабочем столе Димы.

— У меня куча друзей! Мы частенько шатаемся по барам, пьем ночи напролет, орем песни под гитару… — говорил Дима, почти оправдываясь.

— Ты играешь на гитаре? – спросила Мила.

— Да.

— На этой? – она указала пальцем на ту пыльную старую гитару, которая лежала на шкафу.

— Ну… — растерялся Дима, — последнее время что-то забросил.

— Можно?

Мила протянула куру к гитаре, и Дима немного нахмурился.

— Да, бери… — недовольно сказал Дима.

Ему, видимо, не очень хотелось, чтобы Мила доставала ее со шкафа. Как будто она вместе с гитарой могла достать оттуда какие-то воспоминания.

Но Мила все равно взяла инструмент, перекинула пеструю ленточку чрез шею и стала перебирать пальцами струны. Гитара совсем не была настроена.

— Ты тоже играешь? – поинтересовался Дима.

— Только, когда мне грустно, — улыбнулась Мила.

Она вдруг заметила, как он смотрит на нее. Таких глаз она давно ни у кого не видела. Это было что-то похожее на взгляд дикой собаки, которой человек неожиданно протянул кусок колбасы. Недоверчивый, но с оттенком надежды.

— У тебя много растений, — сказала Мила, взяв еще один аккорд.

— Да… люблю смотреть, как они растут. Поливать их. Такое впечатление, что… — Дима замолчал. Но Мила продолжила за него:

— … что заботишься о ком-то?

— Наверное… — задумался Дима, — ты смотришь не как все.

— Это как?

— Обычно люди смотрят и делают простой вывод, например, какой бардак или странный цвет стен. А ты… как будто хочешь понять меня.

— Дом иногда говорит о хозяине то, что сам хозяин никогда не признает.

— Тогда не советую тебе заглядывать в шкаф, — с улыбкой сказал Дима, — там у меня улики с мест преступления: мой боевой нож и парочка скальпов.

— Какой кошмар, — Мила решила поддержать шутку и притворно испугалась, — вот значит, где логово того самого маньяка! Мамочка!

— Не бойся, — Дима хищно оскалился, — тебя я сегодня не убью. Ты мне еще пригодишься.

— Это для чего же? – сказала Мила, опустив колено на диван рядом с Димой.

Дима посмотрел ей в глаза. Посмотрел так, как будто надежда пересилила недоверие. Она видела, что нравится ему.

Миле вдруг почудилось, что она ему очень нужна. Наверное, так нужна, как никто и никогда не был нужен ей. Хоть он и пытался шутить, казалось, он впервые, за долгое время позволил кому-то смотреть на себя, такого, какой он есть, на свое жилище… позволил хотя бы попытаться понять себя. И в ответ на такое доверие Миле захотелось сделать ему что-то очень доброе. Подарить ему хоть чуть-чуть своей нежности.

Она наклонилась и поцеловала Диму.

Он вдруг схватил ее за плечи и прижал к себе.

Гитара оказалась между ними, и Мила немного смутилась.

Дима снял с ее шеи гитару и аккуратно отложил в сторону.

Никогда еще Мила не чувствовала столько нежности в кончиках пальцев, которыми Дима скользил по ее телу.

Вдруг Дима прервал поцелуй и посмотрел куда-то в окно. Шепотом он спросил:

— Это все честно?

Мила поняла, насколько важно было для него услышать «да». Она знала, что Диме сейчас нужен не банальный поцелуй и даже не секс, ему нужно было, чтобы его любили. Хотя бы этой ночью. Именно любили. И тут Мила подумала, что именно в этот вечер, она может его любить. Хотя бы попытается, насколько может ее застывшее сердце. Ведь — это именно то, чему она так хочет научиться. И ей показалось, что Дима тот человек, который мог бы помочь ей в этом.

— Честно, — ответила она так же тихо.

Тогда Дима закрыл глаза и обнял ее. Он не стал целовать или трогать ее. Он просто на несколько секунд застыл, крепко сжимая ее в руках, как будто боялся, что она может исчезнуть, как мираж.

Потом голова Милы закружилась в круговороте ласк, поцелуев, объятий, стонов, неги и теплого нежного дыхания. Она ерошила его волосы. Он пропустил свои пальцы, сквозь пальцы ее рук и крепко сжал Милину ладонь. Он проводил рукой по ее груди, а ей хотелось откликаться на его прикосновения всем телом, и она выгибалась, как кошка, слегка прикрыв глаза пушистыми ресницами. Она целовала его в ухо, слегка прикусывая мочку, и смотрела, как не его руке появляются мурашки то ли от щекотки, то ли он нежности. Она улыбалась. Он дышал. Она закрывала глаза. Он целовал. Она дышала. Он сжимал. Она кричала. Они любили друг друга в ту ночь.

А потом они уснули.

Первым уснул Дима.

Своей сильной рукой он обхватил Милу и прижал к себе, стараясь держать ее крепко так, словно боялся, что она может исчезнуть. Мила тоже этого боялась. И она была очень рада, что Дима так крепко держит ее.

Наутро, когда Дима проснулся, Мила стояла у окна, обернувшись в простынь.

— Уже встала? – спросил Дима.

— Надо на работу… — грустно ответила Мила.

Дима задумался.

— Спасибо тебе, — сказал он Миле.

— За такие вещи спасибо не говорят.

— Все равно…

Мила улыбнулась и села рядом с ним. Он тут же схватил ее за руку. Мила чувствовала, что ему очень хочется прикасаться к ней. Хотя бы держать руку. Хотя бы ненадолго.

— Ты когда-нибудь любил? – спросила Мила.

— Я не люблю говорить о любви. — Вдруг, от него повеяло холодом. Он тут же разжал ладонь, и Милина рука застыла в воздухе.

— С тобой что-то случилось? Расскажи. — Она провела рукой по плечу Димы, но он съежился от ее прикосновения.

— Почему вам обязательно все всегда нужно знать? – резко ответил Дима.

— Нам, это кому? – не поняла Мила.

— Девушкам.

— Ну, раз я – это «мы»… — обиделась Мила. От обиды она даже не нашла больше слов.

— А разве ты не девушка? И разве тебе не хочется все знать? – настаивал Дима.

— Вчера мне показалось, что тебе хотелось поделиться со мной. И ты был не против того, чтобы я знала.

— Вчера речь не шла о любви.

— А… — Мила просто не знала, что сказать.

Ей казалось, что она видит совершенно другого человека. Хотя…

— Ты знаешь, может, оно и к лучшему, — сказала Мила, — Давай и правда не будем заходить на эту территорию. Так, по крайней мере, тебе не будет больно.

— А тебе? – спросил Дима.

— За меня можешь не беспокоиться. Я сама привыкла о себе думать.

Мила встала с дивана и принялась одеваться.

Наверное, это все, и правда, к лучшему. Прошлым вечером ей казалось, что она нужна ему. Может, так оно и было. Но только вечером. К тому же они оба неплохо провели время. А большее? Ну, кого она обманывает… Она не могла дать Диме ничего большего. Секс из жалости – максимум на что она была способна. Он казался ей неплохим парнем, и она знала, что не должна позволять ему влюбиться в себя. Иначе он бы страдал, как страдали все, кто ее любил. Потому что, в конце концов, ей стало бы душно в его объятьях, как это бывало и раньше. Наверное, он тоже это почувствовал и старается сейчас отгородиться от этой опасности. Правильно делает. И ей, наверное, нужно помочь ему в этом.

У порога Мила строго посмотрела на Диму.

— Ты ведь не влюбишься в меня?

— А что? – в Диме вдруг опять проснулись вчерашняя надежда и нежность. Он не мог ответить сразу «нет», и Мила почувствовала это.

— Не стоит, Дим. Поверь мне, — сказала она ласково, чтобы не задевать его чувства.

— Нет, конечно! Мне это и в голову не приходило, — он ответил ей шутливо, тоже, видимо, чтобы не обидеть. Но ей показалось какое-то разочарование в его голосе.

Но было уже поздно. Надо было спешить на работу.

Мила выскочила из подъезда, поцеловав Диму на прощание в губы.

Дима захлопнул за ней дверь. Началось ожидание.

Мила очень ждала следующей встречи в клубе.

Ждала и боялась встречи с Димой.

Вдруг он принесет ей цветы? Начнет ухаживать? Или, не дай бог, позвонит в середине недели, не дождавшись четверга, и попросит встретиться? Ей это было совершенно не нужно. Но она никак не могла забыть его взгляд. Нежный, доверчивый, ждущий чего-то. Ей казалось, хотя он и не говорил о любви, что он что-то чувствует к ней. Как ей тогда поступить? Быть с ним и врать, что любит? Или сразу лишить его надежды? И то и другое, в конце концов, причинило бы ему боль. А она так не хотела делать больно этому человеку. Господи, хоть бы он повел себя так, как будто ничего не произошло. Хоть бы он не влюбился…

Но Дима не звонил. Держался. Молодец.

Мила заметила одну особенность, которая не менялась с того времени, как она начала посещать клуб «Возврат потерянного». Это прослеживалось каждый раз. Первые пятнадцать минут в клубе определяли ход дальнейшей встречи, которая заканчивалась каким-нибудь событием.

В предвкушении встречи она шагала по голым, бесснежным тротуарам от метро до улицы, которой нет на карте.

Начался декабрь.

Никто уже не ждал снега. Жители города смирились с унылым течением бесконечной осени и даже заговорили о том, что теперь в Москве, как в Европе. Дамы покупали модные пальто и радовались тому, что нет необходимости портить прически громоздкими шапками.

Она ждала встречи с Димой. Всю неделю надеялась, что Дима будет благоразумным.

Но началось все не с личного разговора Милы и Димы. И не с каких-нибудь перепалок с Феликсом Арсеньевичем. И не с Митиного неловкого «Здравствуйте… как дела?»

Все началось с построения. Как в армии.

Пять человек клуба «Возврат потерянного» выстроились в шеренгу в своем, ставшим уже почти родным, огромном зале склада.

Перед ними шагала туда-сюда безупречно выглядевшая Марина.

В этот раз она была одета в полосатый блейзер – черная и белая горизонтальные полоски. Узкая высокая стойка-горлышко обхватывало ее тонкую шею. На груди и запястье висели элегантные ниточки жемчуга. Черные строгие брюки закрывали каблуки ее туфель.

— Итак, кто мне скажет, где наша любимая Валентина Игоревна? – спрашивала она всех, словно провинившихся школьников на линейке в актовом зале.

— Мы почем знаем? – хмыкнул Феликс Арсеньевич. — Мы что с ней дружбу водим?

— Она опоздала. Это простительно, — нахмурилась Марина, — однако, если она не придет в течение двух часов, то будет автоматически исключена из клуба. Вы все помните об этом?

— Так точно! – Феликс Арсеньевич вытянулся по стойке «смирно» и козырнул рукой.

— Ваш сарказм, Феликс Арсеньевич, совершенно неуместен, — заявила Марина.

— Но мы и вправду не знаем, где она, — развела руками Мила, — в прошлый раз она тут была и нашла какой-то флаер и кружку с чаем… Может, она нашла то, что искала?

— Или сделала выбор в пользу того, чтобы не искать, — добавил Дима.

— В любом случае, — сказала Марина, — ровно через два часа двери нашего клуба закроются для нее навсегда. Я не требую, чтобы вы ее нашли или ответили, где она. Я просто хотела вас предупредить, что так будет с каждым, кто пропустит наши встречи.

— А если, — пропищал Митя, — если человек заболел…? Она в прошлый раз чихала, кажется… Вдруг, она в больнице?

— Это тебе не школа, Митя. Тут справки от врачей не помогут. Либо ты приходишь в девять, либо остаешься за дверью.

— Но это нечестно… — протестовал Митя, — я как раз хотел отпроситься на следующий раз.

— Отпроситься? – нахмурилась Марина.

— Да… понимаете, я еле достал билеты… — Дима вытащил из кармана какие-то бумажки и стал протягивать их Марине, — Вероника, моя девушка, очень хотела попасть на концерт… А он как раз в четверг…

Марина даже не стала смотреть на билеты.

— Правила есть правила, молодой человек, — оборвала она.

— Что тебе дороже? – обернулся к нему Дима, — то, за чем ты сюда пришел, то, что ты можешь здесь найти? Или концерт на один вечер?

— Я не знаю… — Митя опустил глаза и стыдливо спрятал свои билеты обратно в карман, — Вероника сказала, что если я не достану билеты, она не будет со мной праздновать Новый год…

— Пф-ф-ф! – ухмыльнулся Феликс Арсеньевич, — Мариночка, а если я все понял и совершенно не хочу слушать этот ваш, — он кивнул на Митю, — детский лепет, можно мне уже приступать к поискам?

— Конечно, — Марина снова стала приветливой и улыбчивой, как раньше, — приступайте, пожалуйста.

Марина улыбнулась на прощание и покинула зал.

— Привет, — Мила подошла к Диме, — как дела?

— Нормально, — сухо ответил он и отвернулся.

Миле показалось это странным. Но подходить второй раз она не стала. Они вчетвером, отправились в глубь зала. Шли все рядом, рассеянно глядя на разбросанные вещи.

Феликс Арсеньевич быстро шмыгнул куда-то вправо и скрылся за стеллажами.

Мила шла справа от Димы. Слева шел Митя.

Мила не смотрела на Диму и не заговаривала с ним. Просто шла сама по себе. Просто им пока было по пути.

А вот Митя растроенно шлепал чуть сзади, пытаясь не отставать от Димы.

— Что же делать? – не выдержал Митя и поглядел на Диму.

— Не знаю, смотри, что тебе дороже, — ответил он.

— Может, удастся поговорить с Мариной один на один и объяснить все? – участливо предположила Мила.

— Ты же слышала, — холодно ответил Дима, — она не похожа на человека, который отступает от правил.

— Но может… — тихо начала Мила.

— Не может, – отрезал Дима.

Мила была в недоумении! Снова прежний! Самодовольный, резкий! И как она могла подумать, что Дима – тонкий и душевный человек? Вот же он, во всей своей красе! Только еще более категоричный, чем обычно…

— Не знаю, — рассуждал Митя вслух, не замечая пока перемен в Диме, — если выбирать между любимой девушкой, нашими отношениями и каким-то клубом…

Дима вдруг остановился.

— Ты неправильно ставишь вопрос.

— В смысле?- Митя захлопал глазами.

— В смысле, один вечер с какой-то вертихвосткой или уверенность в себе. Если ты пропустишь – ты же слышал, пути назад не будет!

— Почему Вы опять решили, что Вероника – вертихвостка? – Митя сделал шаг назад от Димы.

— А не ты только что сказал «если я не свожу ее на концерт, она не будет со мной праздновать Новый год»? Думаешь, нормальная девушка стала бы выторговывать себе билет на концерт таким способом?

— Она не выторговывает! – стал хорохориться Митя, защищая Веронику, — Вы просто не знаете! Она уже несколько лет обожает эту группу! Билет достать очень сложно! Это важно для нее!

— А для тебя что важно? Думаешь, такая девушка станет думать, что важно для тебя?

— Она думает! – Митя, видимо, решил, что чем громе он кричит, тем убедительнее звучат его слова.

— Запомни, Митя. Никакая девушка никогда в жизни ни о ком, кроме себя не думает.

— Да?! – удивилась Мила, — значит, вот как ты думаешь о девушках?

— Да, – коротко ответил Дима, обернувшись к Миле.

— Ты судишь обо всех, не зная лично. Тебе лень копаться в каждой душе отдельно, и ты всех меряешь одним аршином. Это самая глупая, нелепая и слабая позиция, которую может выбрать взрослый человек! Да еще ребенка этому учишь! Ты хочешь, чтобы он стал таким же бесчувственным? Митя, не слушай его, — вскипела Мила.

— А в чем моя бесчувственность? В том, что я не валяюсь у тебя в ножках? Не ты ли мне говорила, что вот сюда, — Дима показал пальцем на грудь, примерно в область сердца, — мы не заходим? Так в чем твои проблемы, дорогая?

— У меня нет проблем, Дима! – Мила развернулась и пошла прочь.

Она слышала еще какие-то перепалки между Димой и Митей, но ей было это уже не интересно. Свои выводы о Диме она сделала. И надо же было так купиться? Как девчонке! Как школьнице! Да ему с самого начала нужно было просто переспать с ней – и все. Хорошо же он играет свою роль… У Милы все плыло перед глазами.

До нее донеслись крики Димы:

— Все, решай сам свои проблемы. Детский сад, в самом деле! Подрастешь – поймешь. Не было бы поздно.

Миле было жалко Митю, но возвращаться туда ей почему-то не хотелось. Она могла наткнуться на Диму и, возможно, не удержалась бы и избила его. По крайней мере именно этого ей сейчас хотелось больше всего.

Чтобы успокоиться, Мила стала перебирать вещи. Сначала машинально, механически, но все больше и больше засасывал ее поиск. Как и раньше захлестнул азарт. Только теперь, он был особенно сильный. Она, как ищейка, напавшая на след, рылась в какой-то куче, отбрасывая назад не нужные ей вещи. Это место, и правда, обостряло все чувства. И всю свою злость на Диму Мила вымещала на этих вещах.

Женоненавистник! Хам! Идиот! Сколько в ней бушевало злости!… Она ненавидела этого человека!

И вдруг рука ее вошла во что-то мягкое. Своей массой, она продавила кучу вещей и уткнулась носом в деревянную ширму. Ей что-то напоминали резные узоры на темном дереве. Что-то очень теплое. Она прикоснулась к поверхности ширмы. Ширма оказалась странно мягкой и как будто излучала тепло. В дереве были вырезаны японские длиннохвостые драконы, цветы, какие-то зонтики… Где-то она уже видела эту ширму. Вспомнила! У Димы в квартире…

Она зашла за нее, и перед Милиным взглядам оказалась ванна, заполненная мягкими игрушками из детства Милы. Тут были мишка Потапыч, кукла Чучундра, зеленоглазый жираф Петька (почему-то в детстве она называла его именно так). От ее детских они отличались только тем, что были набиты не ватой, а чем-то невероятно мягким, словно воздушными облаками.

Мила не понимала, почему они наполняют ее до краев. Она взяла одну из своих бывших кукол и сжала ее в руках. Кукла мягко и послушно сжалась. Мила точно помнила, что в ее детстве кукла Анфиса была сделана из резины, а не из этого материала…

— Ты тут? – послышалось за спиной.

Это был Дима.

Он отодвинул ширму и подошел к Миле.

— Чего тебе? – нехотя отозвалась она.

— Все еще сердишься? – он надменно смотрел на нее. — Тебя слишком легко вывести из себя.

Мила кинула куклу Анфису обратно в ванну и со злостью повернулась к Диме.

— Ты думаешь, что такой умный? Вот скажи — ты женоненавистник, женофоб или просто кретин?

— Я просто не очень высокого о вас всех мнения. А ты сейчас занимаешься именно тем, что подтверждаешь это.

— Не собираюсь убеждать тебя в обратном! На это у меня нет ни сил, ни желания!

— Ни, как я понимаю, способностей. Интересно, ты — истеричка, озлобленная стерва или просто кретинка? – мягко и иронично спросил Дима.

— Все… — Мила обошла ванну, чтобы держаться подальше от Димы и встала.

— Я тут для того, чтобы искать, а не для того, чтобы выслушивать твои оскорбления!

— Но согласись, я всего лишь отвечаю на твои, — снисходительно отвечал Дима.

— Не соглашусь! Ты опять обидел Митю! Ты не думаешь ни о ком, кроме себя! Неужели тебя кто-то так сильно обидел в прошлом, что ты теперь ненавидишь всех? Да еще смеешь навязывать свое мнение ни в чем не виновному ребенку?

— Знаешь, что мне в тебе нравится? – неожиданно спросил Дима.

— Что? – стараясь не выказывать особого интереса, спросила Мила.

— Что ты всегда копаешь вглубь. И умеешь видеть суть. Даже если ты психуешь, как бешеная, ты все равно точно видишь причины и следствия.

— Я просто умная, — фыркнула Мила, не зная что ответить на столь агрессивный, но чертовски приятный комплимент.

— Не могу с этим поспорить, — согласился Дима.

— А знаешь, что мне нравится в тебе? – Мила говорила так, что казалось, она скорее обвиняет Диму в чем-то, чем хочет сделать комплимент.

— Что? – ухмыльнулся Дима и скрестил руки на груди.

— Ничего! Ничего мне в тебе не нравится!– Мила отвернулась.

— Ты ведь не это хотела сказать, — совершенно точно подметил Дима.

Мила снова развернулась к нему.

— Может быть…

— Что тебе мешает сказать то, что думаешь?

— То же, что и тебе, — Мила перестала кричать и говорила уже более спокойно, — нам обоим мешает то, что мы не можем сказать друг другу все. Я знаю, что у меня на душе, но не знаю, что у тебя. И наоборот.

— Согласен. Мы скользим по границе откровенности, но не решаемся ее перейти, — сказал Дима, сделав пару шагов к Миле, — то ты сдаешь назад, то я.

Его взгляд скользнул по волосам Милы, её носу, губам, шее. Бесцеремонно и почти физически ощутимо провел взглядом по груди и остановился на бедрах.

Этот нахальный взгляд возмутил Милу, одновременно с этим, возбудил в ней желание…

— Я ненавижу тебя! – прошипела Мила сквозь зубы.

— Я тоже тебя недолюбливаю, — Дима иронично улыбнулся и поцеловал Милу в шею.

Одновременно, Дима гладил бедро Милы, сжимал его. Уже не так нежно и аккуратно, как в первый раз. Это было что-то животное, что-то первобытное.

У Милы подкосились ноги, и они вместе с Димой упали прямо в ванну, наполненную мягкими игрушками из ее детства.

Дима бесцеремонно задрал юбку и без всяких прелюдий устремился пальцами между ног. Она уже была возбуждена до предела. И он сразу почувствовал это.

— А еще мне нравится твоя страсть, — шепнул Дима ей на ухо и расстегнул блузку.

Губами он впился ей в грудь, немного больно, но все же головокружительно приятно.

Милу захлестнула волна агрессии, ненависти, страсти, желания, отчаяния… Отчаянного желания… Она цепкими пальцами впилась в рубашку Димы и буквально содрала ее. Ей хотелось искусать его, исцарапать, хотелось почувствовать его прикосновения, почувствовать его внутри себя.

Долго ждать не пришлось. Как свою добычу, Дима распластал Милу, схватив за плечи. Он поднял ее ногу и с нажимом вошел в нее.

Из груди Милы донесся стон. Она просто не могла сдерживать себя.

Дима обернулся, испугавшись, что их кто-то услышит.

Но Мила не могла с собой ничего поделать. Дыхание было прерывистым и громким. Тогда Дима закрыл ей рот рукой. От накатившей на нее страсти Мила стала лизать его пальцы, обсасывать их, как собака косточку.

Дима двигался резко и быстро, в такт бешеному биению ее сердца. Все ее тело горело изнутри. Внизу живота начиналась агония и пронизывала каждый сантиметр тела. Рот был зажат, поэтому стоны были глухими и отдавались эхом в ее сознании. Мышцы рук и ног были напряжены до боли, носки сами по себе вытягивались, создавая прямую линию до бедра. А Дима все водил свободной рукой вдоль ноги, к бедру и обратно, к пальцам ног, и снова к бедру…

Мила вдруг как будто провалилась. Исчезло все… Стены, помещение, звуки, мысли, она сама… Остались только эти ощущения… невероятные, жаркие, бьющие… Черное пространство, которое она видела сквозь закрытые веки, рассыпалось на тысячи мелких красочных точек… зубами она чувствовала, что впивается в мягкую податливую плоть его ладони. Но и это вскоре исчезло. Не было ничего… только жар… и нега… и сладость… и еще что-то такое, что она не могла сравнить ни с чем на свете…

Мила открыла глаза.

Дима, тяжело дыша, смотрел на нее, замерев.

Мила хотела что-то сказать ему, но получилось только мягкое

«М-м-м-м…» и она облизнула пересохшие губы. Руки и ноги стали такими легкими, что казалось, они парят в воздухе. Но у Милы не было сил держать их, и они мягко опустились вниз. Взгляд блуждал по потолку, бессмысленный, глупый, но до того счастливый… Единственная мышца, которая отказывалась расслабляться, была имена та, которая держала на ее губах улыбку.

В глазах у Димы появился лукавый огонек.

Он одним пальцем легонько прикоснулся к ее носу.

И вдруг, Мила почувствовала, как Дима шевельнулся внутри. Как мягко он начал двигаться, снова зажигая в ней искры пламени.

Картинка реальности опять смазалась, и все повторилось снова. Руки, губы, грудь, живот, спина… Мила и раньше чувствовала оргазм, но что он бывает таким, она не могла себе даже представить.

Спустя какое-то время, они обнявшись лежали в ванной, набитой мягкими игрушками. Ни Мила, ни Дима, не могли пошевелиться. Да и просто не хотели. Они просто держались за руки, сжимая ладони друг друга. Не хотелось ни говорить, ни спорить, ни обсуждать чего-то… Хотелось просто лежать… Вечно…

Вдруг Мила заметила взгляд, из-за ширмы. Она аккуратно сжала руку Димы, привлекая его внимание.

Дима вопросительно посмотрел на нее.

Она взглядом показала на фигуру человека, стоящего за ширмой.

Дима вздрогнул.

— Кто это еще? – резко крикнул Дима в сторону ширмы.

Фигура встрепенулась и начала быстро удаляться.

Забыв надеть рубашку, Дима выскочил из ванны и, застегивая на ходу брюки, помчался за человеком, который смотрел на них.

— Я спрашиваю, кто это?

— Ну что ты раскричался, что? – оправдывался Феликс Арсеньевич, — вы же сами шумели, никто вас не просил!

— Какого черта! – кипятился Дима.

— Надо такими вещами дома заниматься, а не в общественных местах, — возражал испуганно Феликс Арсеньевич.

— Какое Вам дело?! – возмущался Дима.

Мила тут же вскочила из ванны, нашла на полу свою одежду и стала спешно натягивать блузку. Было неприятно. Она даже представить себе не могла, что в этот самый момент Феликс Арсеньевич стоит за ширмой и смотрит на них! Как он мог?! Ее возмущению не было предела.

Видимо, Диминому тоже. Послышался звук падающей мебели.

Видимо, Дима решил кулаками объяснить старому извращенцу, правила поведения. Хотя Миле казалось, что они, конечно же, сами виноваты… Но изменить она ничего не могла… Страсть захлестнула их именно в этом месте и в это время. И она была настолько сильной, что противится ей было все равно, что противиться ходу вселенной.

Миле было стыдно.

В это время она услышала дребезжание звонка, значит время истекло.

Мила выбрала окольный путь между боковым стеллажом и стенкой, чтобы не столкнуться по пути ни с кем из присутствующих. Кто знает, может, Феликс Арсеньевич не единственный, кто их видел, ну, или хотя бы слышал. Она выскочила из клуба первой и побежала домой.

Марина проводила Милу непонимающим взглядом.

У двери Мила быстро бросила ей

— До свидания!

И, не дождавшись ответа, выскочила.