Глава 2. "Утешая шубу"

Глава 2

Утешая шубу

На работу Мила пришла, как всегда до начала ее смены. Ей предстояло весь день стоять за стойкой и выдавать ключи от номеров, регистрировать посетителей и выслушивать их капризы на четырех иностранных языках, которые она знала.

Смена начиналась в семь утра, и в гостинице в эту пору было немноголюдно.

Сидя за компьютером, она думала о том, что вот-вот старый управляющий должен отойти от дел. Это был милый дедушка, Петр Семенович, который проработал в этой гостинице более двадцати лет. Он знал каждого своего сотрудника по имени отчеству, знал, сколько у кого детей и даже домашних животных. Он всегда следил за тем, чтобы всем было уютно и комфортно, и даже иногда «вклинивался» в личные дела своих работников и старался уладить случившийся конфликт мирным путем. Видимо. это было так, потому что семьи у этого человека не было, и люди на работе заменяли ему сестер, дочерей, кузин и кузенов, сватов и золовок.

Однажды Петр Семенович застукал Милу с Ромой в прачечной. Тогда еще Рома не сделал такой быстрый рывок по карьерной лестнице и был, как и Мила, администратором.

— Я понимаю, вы — молодые, можете считать, что я несу ахинею… Человек старой формации… Но, Рома… у тебя такая хорошая жена Лидочка.

— Я знаю, — потупился Рома. Было неприятно, что его застали на месте преступления, и отвертеться было уже невозможно.

— Что нам теперь будет? – спросила Мила, жалобно глядя в глаза Петру Семеновичу.

— Да ничего вам не будет, — махнул рукой старик, — мне скоро на пенсию. Зачем перед уходом вам жизнь портить.

— Ну, раз так, я, пожалуй, пойду, — сказал Рома и попытался выйти из прачечной.

— Не спеши, Рома. Я ведь мог бы и Лиде позвонить.

Рома напрягся, лицо его перекосило. Он остановился и напряженно посмотрел в глаза Петру Семеновичу. Глаза у старика были лукавые, но добрые.

— Не звоните, пожалуйста, — попросила Мила и увидела во взгляде Ромы немое «спасибо», — я понимаю, что на работе романы заводить запрещено.

— И всё-то ты про работу, девонька моя. Я ведь про жизнь хочу сказать, понимаешь? Ты красивая, образованная девочка. И я знаю, много пожил, в людях разбираюсь – сердце у тебя не злое. На чужом несчастье счастье не построишь.

Мила опустила глаза.

— Знаю…

— Вот. И было бы ради чего! – Петр Семенович вдруг нахмурился, — Вы же так… поиграться решили! Была бы у вас любовь великая – понимаю. А вот так, ради игры семью под угрозу ставить… – Стоит ли, Рома?

— Ну, мы просто… — начал было Рома, но Петр Семенович его прервал.

— А ты не отвечай мне ничего. Мне твой ответ не нужен. Ты загляни внутрь себя, подумай.

Петр Семенович вышел из прачечной, оставив Рому с Милой вдвоем.

Он так ничего никому и не сказал. Он больше никогда не возвращался к этой теме. А Рома и правда задумался. А может, задумался над словами: «Я ведь мог бы и Лиде позвонить». Так или иначе, их связь быстренько свернулась.

Мудрый все-таки он был, этот Петр Семенович.

Но еще больше воображение Милы будоражил вопрос, кого же поставят на это место? У нее были все шансы. Она давно и с большим рвением работала тут. И она знала, что никто лучше нее не справится с этой работой. Последние два года она часто брала дополнительные смены, работала по ночам. Быстро разрешала все нестандартные ситуации.

— Мила, можно тебя на секундочку? – прервал ее мысли Рома.

Он был как всегда чисто выбрит, служебный пиджак без единой пылинки, а спина такая прямая, будто он швабру проглотил. Но его широкая улыбка на этот раз показалась Миле какой-то натянутой.

— Да, Ром, сейчас…

— Не Рома, а Роман Геннадьевич, — прошипел он Миле сквозь белозубую улыбку.

Мила быстро вышла из-за стойки и пошла за ним в его кабинет.

Он теперь занимал высокую должность, поэтому и кабинет у него был со всеми удобствами, компьютером и даже маленькой банкеткой у стены. Он тоже занимался персоналом, но стоял выше Петра Семеновича.

Мила вошла в кабинет и плюхнулась на банкетку.

— Да, да, я Вас слушаю, Роман Геннадьевич, — весело сказала Мила.

Рома вдруг обернулся и, сверкнув глазами, навис над Милой.

— Ты звонила моей жене?!

— Что?! – ничего не понимая, спросила Мила.

— Чего ты добиваешься, я хочу знать?!

— Ром, ты что?! Никому я не звонила!

— Не надо притворяться! – его чисто выбритое личико покраснело от злости.

— Я не притворяюсь, Ром! Между нами уже давным-давно ничего нет. С чего мне сейчас вдруг понадобилось звонить твоей жене? Мне никогда это не было нужно!

— Да?! – его голос сорвался на визг. Но в тот же момент он сник. Руки безвольно опустились, плечи ссутулились, и он отошел к своему рабочему столу. Тяжело, даже как-то старчески опустился на стул.

— Я ничего не понимаю… — тихо сказал Рома, — она подозревает меня… мучает вопросами… она о чем-то догадывается…

— А что, поводов нет?

— Ну, ты ж меня знаешь, — хитро улыбнулся Рома.

— Тогда чего ты хотел?! Женщины всегда это чувствуют…

— Она не чувствует, понимаешь! Она что-то знает! Она откуда-то знает, что я покупал тебе цветы. Хотя все чеки я тут же рву и выбрасываю далеко от дома. И никогда не покупаю цветы в своем районе. И всегда в разных ларьках… Продавцы не могли меня выдать…

— Боже мой! Да ты прям Штирлиц!

Рома встал, снова подошел к Миле.

— Скажи честно, ты ведь ей что-то сказала? Мне нужно знать, что. Я не буду сердиться, правда. Мне просто нужно понять, что именно она знает, чтобы просчитать, как дальше себя вести, — елейным голосом попросил Рома.

— Да честное слово, я ничего ей не говорила…

— Черт! – Рома с силой долбанул кулаком в стену прямо рядом с Милиной головой, — не сознаешься, да?!

Мила вздрогнула от неожиданности. Потом встала, выпрямилась, посмотрела ему прямо в лицо.

— Роман Геннадьевич. Я не собираюсь перед Вами оправдываться. Я ничего никогда никому о нас не говорила. Вы можете продолжать так истерически вести себя, но я в этом участвовать отказываюсь. Слава богу, что наши отношения давно в прошлом. Не понимаю, как я могла связаться с таким неуравновешенным психом, как Вы!

Мила фыркнула, хотела было открыть дверь и выйти, но Рома схватил ее за руку.

— Стой, стерва! Я ведь знаю, что ты проболталась…

Мила попыталась вырвать руку, но у нее не получалось – его пальцы сжимали запястье, как наручники.

— Пусти!

— Пущу… Ты только знай: один щелчок моих пальцев – и ты вылетишь с этого места куда-подальше! Ты, наверное, уже размечталась занять место Петра Семеновича? Только у тебя не то, что этого места не будет, нигде в этом городе ни в одну гостиницу тебя не примут работать. Все твои характеристики зависят только от меня. Понятно?!

— Я знаю четыре языка. Меня возьмут куда угодно.

— Языки, милая моя, это еще не профессия. Это большой плюс, но это не решающий фактор.

— Рома, я, правда, ничего никому не говорила.

— Я буду наблюдать за тобой. Один сбой, хоть малейший… и ты покатишься у меня отсюда со свистом!

Мила вскипела, выдернула руку и тоже начала орать.

— Я не виновата в том, что у тебя паранойя! Надо себя уметь контролировать, а не спать со всеми подряд! Тогда спать крепче будешь!

— А я, Милочка, со всеми подряд и не сплю. С работы ты одна у меня такая, — он снова говорил приторным елейным голосом, — А это риск… ты можешь кому угодно проболтаться – уборщице, подружке Юлечке с ночной смены… А Лида у меня ревнивая…

Мила внимательно посмотрела на Рому. Он ей сейчас казался настолько тошнотворно-отталкивающим, что хотелось запустить в эту расползшуюся в улыбке рожу кирпичом.

— Значит, ты будешь искать повод? Чтобы меня уволить?

— Малейший, дорогая… Малейший… И наш дружный коллектив сделает тебе ручкой.

Он замахал ладонью, как машут дети на прощание.

Мила в бешенстве стукнула каблуком по полу.

— Я выкладывалась тут на триста процентов! Все это время! И уж поверь, я не собираюсь так просто терять это место! Просто так меня уволить тебе не дадут! И я тоже не дам тебе повода!

Мила хлопнула дверью и зашагала к своей стойке. Возле нее уже скопилась очередь из трех человек. Другая девушка, работающая вместе с ней за стойкой, не справлялась с потоком посетителей.

Всю последнюю неделю, Мила работала на пределе. Она старалась максимально угождать всем постояльцам, внимательно все протоколировала и ежесекундно ловила на себе сверлящий, ненавидящий взгляд Романа.

Странно, но чем ближе был четверг, тем чаще вспоминалось ей то школьное платье, которое она нашла в том необычном клубе. Почему оно лежало там? Кто мог туда принести это давно потерянное и забытое платье из далекого детства Милы? И все сильнее Милу тянуло обратно, в этот хаотичный бардак. Ей снова хотелось копаться в ненужных вещах, искать что-то, чего она никогда не могла там найти… Это было какое-то подобие деятельности… и оно давало ощущение того, что ты пытаешься решить проблему, а не опускаешь руки. Ближе к четвергу пальцы начали сами, невольно, перебирать ручки, карандаши и листки бумаги за стойкой. И эти неосознанные движения стойко ассоциировались у Милы с тем местом.

В среду она уже ни о чем не могла думать, кроме того, как будет бродить там, среди странных куч хлама, как будет разглядывать незнакомые, но до того трогательные вещи. Ей вдруг подумалось, что каждая вещь находится там не просто так. Что она принадлежала когда-то кому-то, что она хранит историю жизни своего хозяина, его запах, его переживания, связанные с ней. И Миле остро захотелось почувствовать этот запах и пережить эти эмоции. Пускай пока не свои, пускай чужих ей людей. Но вдруг, когда-нибудь, она ощутит и свои собственные. Те, которых так давно и жадно ждала…

В четверг Мила бодро шла по улице Клинива, которую она, кстати, не нашла ни на одной карте Москвы. Ноги сами ее вели от метро в этот маленький темный закоулок, в котором таилось место, где можно спрятаться от работы, от передряг и гипнотически рыться, рыться и рыться в каких-то вещах… Миле показалось, что сама природа застыла в ожидании чего-то важного. Вопреки всем календарным законам, ноябрь никак не хотел выпускать на улицы снег. Видно было, что ему не просто сдерживаться, и он уже трещал по швам, хрустя порывистым хриплым ветром, упрямый месяц ноябрь…

У дверей с вывеской «Возврат потерянного» уже собрались Дима, Валентина Игоревна и Митя. Видимо, они чувствовали на этой неделе то же, что и Мила. По крайней мере, у Мити и Валентины Игоревны на лице было написано нетерпение. Дима, как всегда, хотел казаться безучастным. Но характерное перебирание пальцев выдавало и его.

— Всех зацепило? – спросила Мила, подходя к двери.

— Решил еще раз придти. В конце концов, что я теряю? – нарочито равнодушно сказал Дима.

— Я всю неделю думала, как снова приду сюда… — сказала Валентина Игоревна.

— Я сначала сомневалась, а потом тоже не удержалась, — призналась Мила и улыбнулась женщине. — Что, еще закрыто?

— Да, — Митя посмотрел на наручные часы. Они были странные, как будто советские, но почему-то казались новыми, — мы на десять минут раньше. Наверное, нам откроют ровно в девять.

Мила вздохнула, прислонилась к стене и стада ждать.

Валентине Игоревне, от природы такой общительной, было неловко стоять вот так просто и не занимать себя хоть каким-нибудь разговором.

— А Вы нашли в тот раз что-нибудь важное? Мы с Вами на выходе не встретились, Вы, наверное, там задержались…

— Да, — отозвался Дима, — мы с Милой вышли чуть позже Вас. Я не нашел ничего сверхважного. Билетик в кино.

— Да что Вы говорите? На какой фильм?

— Старый, восьмилетней давности, а билет уже никуда не годится.

— Как интересно… а я вот нашла афишу. Представляете, новую афишу к премьере спектакля «Серебряные колокольчики» по пьесе Ибсена. Этот спектакль шел в театре Советской Армии в прошлое воскресенье. Я подумала, что не просто так на глаза мне попалась эта афиша…

— И Вы пошли на спектакль? – угадала Мила.

— Да, сходила. Получила невероятное удовольствие. Сто лет не была в театре…

— С мужем? – поинтересовался Дима.

— Нет, одна… У него много работы. Он, конечно, был очень злой…

— Почему злой? – удивился Митя.

— Ему не нравится, когда я надолго ухожу из дома… Он у меня человек строгий… Вы бы знали, с каким скрипом он меня сюда-то отпустил в этот раз. Я ему рассказала об этом клубе, так он мне целый скандал закатил! Мол нет таких клубов, и улицы Клинива в Москве нет!

— Но ведь и правда нет, — подтвердил Дима, — я специально смотрел по карте. Тут должен быть дом пятнадцать, а не улица…

— А Вы кому-нибудь рассказывали об этом месте? – заговорщески спросила Валентина Игоревна.

— А это можно? – засомневался Митя.

— Не знаю, — Мила пожала плечами, — я никому не говорила.

— А зачем? — спросил Дима, — кому интересно слушать про какой-то склад в подвале.

— Я не говорил… — на всякий случай сказал Митя.

Тут глухо щелкнул замком и открылась дверь. На пороге стояла Марина. На ней были темно-синяя плиссированная юбка и небесно-голубая блузка, на блузку был надет приталенный строгий жакет, а к юбке сбоку, на линии талии, был кокетливо привязан маленький голубой платочек. Волосы собраны, как в предыдущий раз, в пучок. Только в этот раз шпильки заканчивались маленькими голубоватыми жемчужинами. Несмотря на возраст, Марина была одной из самых привлекательных женщин, которых когда-либо видела Мила. Мила подумала о том, что красота бывает не только вульгарно-сексуальной, какую навязывает нам масс-медиа, но и вот такой, подчеркнуто строгой, изящной и утонченной.

— Добрый вечер. Рада вас видеть, — поздоровалась Марина и впустила всех собравшихся внутрь.

— А где Феликс Арсеньевич? Решил не приходить или опаздывает?

Все переглянулись. Миле не верилось, что эта манящая магическая притягательность клуба «Возврат потерянного» может кого-то не зацепить.

И тут словно в подтверждение ее мыслей послышались рёв мотора, скрип тормозов и в двери влетел Феликс Арсеньевич в дорогой черной норковой шапке.

— Я не опоздал? – перепуганно спросил он.

— Нет, — улыбнулась Марина, — Вы как раз вовремя. Идемте.

И они все вместе двинулись по коридору. Мила подумала, что коридор не напрасно такой длинный. С каждым шагом она чувствовала, как удаляется от реальности, от своей привычной жизни и погружается куда-то… Вот куда? Может быть, вглубь себя…

На этот раз стульев в зале не было. Марина запустила всех в зал и закрыла дверь. Только сейчас Мила обратила внимание, что над дверью висели большие круглые часы с зелеными стрелками. Скромные, без всяких украшений. Просто зеленые стрелки на белом фоне. И цифры от одного до двенадцати.

— Ну что, начнем тут все обшаривать? – потер руки Феликс Арсеньевич.

Видимо, ни у кого больше не оставалось сомнений, что цель их визита в этот клуб – прочесывание куч хлама.

Сам процесс перебирания вещей настолько затягивал, что все с упоением взялись за дело. Каждый работал по-своему. Дима подошел к тому же месту, где остановился в прошлый раз. Он начал методично перебирать полку за полкой, быстро просматривая листы и бумаги, валявшиеся там в беспорядке. Перебирал их, складывал в аккуратные стопочки и возвращал на место.

Валентина Игоревна металась от одного шкафа к другому, от одной полки к следующей. Ее поиски казались Миле совершенно беспорядочными и бессмысленными. Она вдруг ни с того ни с сего могла оставить прежнее место поисков, как будто услышав голос за спиной, встать и пойти искать, очень целенаправленно в соседней куче вещей.

Самую странную методику поисков выбрал вальяжный Феликс Арсеньевич. Он отрыл где-то маленький, шатающийся пыльный стул, положил на него свой носовой платок и уселся в центре зала. Он просто сидел на стуле, обводя взглядом все закоулки этого помещения. Иногда он вставал, подходил к тому месту, которое ему чем-то заприметелось, брал в руки тот предмет, который его заинтересовал, возвращал его обратно и снова садился на стул. Он мог сидеть, просто смотря по сторонам, и десять и пятнадцать минут.

Мила начала поиски по велению чувств. Ее взгляд остановился на маленькой резиновой красной шапочке, очень похожей на ту, в которой она в детстве принимала ванну. Она вытащила эту игрушку из кучи. Сама куча была высотой в три роста Милы. Чтобы вытащить игрушку, ей пришлось встать на стул. Она осмотрела эту кучу, и взгляд ее упал на карниз. Обыкновенный деревянный карниз, который был воткнут в кучу хлама, как меч. Такой карниз висел у ее бывших соседей по даче. Она с силой потянула его на себя, и куча стала сыпаться вниз, чуть не сбив Милу с ног. В образовавшуюся дыру можно было попытаться залезть, что Мила и сделала. Она шагнула на неустойчивую поверхность, нашла опору для ноги, зацепилась рукой за какую-то длинную палку и влезла вглубь этой кучи. Света не хватало, но Мила наощупь перебирала предметы. Если предмет напоминал ей что-то, вызывал в голове образы и фантазии, она направляла поиски в ту сторону. Вскоре Мила прорыла тоннель в этой куче. Ее совершенно не волновало, что эта шаткая конструкция, бог знает, на чем держащаяся, в любой момент может обрушиться и засыпать её хламом.

Когда Мила оказалась с другой стороны этой вещевой пирамиды, то увидела внизу Диму. Он не замечал Милу, потому что она находилась на полметра выше его затылка, а он был слишком увлечен своими поисками, чтобы глазеть по сторонам.

В отдалении от Димы, у того же стеллажа, копался Митя.

Миле показалось, что мальчишка не просто так выбрал Димин стеллаж. Он часто косился на Диму и понемногу приближался к нему. Словно боясь, что Дима прогонит его. Дима на него не обращал никакого внимания. Он был занят своим делом, и никто больше его не волновал. Мила даже заметила, что Митя не глядит на предметы, которые берет в руки. Он машинально достает их с полок и ставит обратно. Взгляд его направлен на Диму.

Миле стало неловко подглядывать за чужими людьми, и она хотела было уползти в глубь своей кучи, как вдруг Митя решился и подошел к Диме.

— Кхем… — Митя немного стеснялся, и от этого у него першило в горе, — вас зовут Дима? – поинтересовался парень.

— Да, — не глядя не него, ответил Дима.

— Так странно, у нас одинаковые имена, — Митя сделал еще пару шагов к Диме.

— Я заметил, — сухо ответил парню Дима.

— Вы думаете, это просто так? Случайность?

— Я не знаю, — Дима не горел желанием с ним разговаривать. Он всячески отворачивался и делал вид, что сильно занят. Но Мила заметила сверху, что и Дима уже не смотрит на предметы, которые перебирает.

Любопытство перевесило чувство совести, и Мила решила остаться и посмотреть, как пойдет их разговор. Она улеглась на что-то мягкое, положила голову на руки, в общем, уютно устроилась.

— Вы работаете стоматологом? – Митя спрашивал то, что уже и так знал, отчаянно пытаясь зацепиться хоть за какую-то ниточку в разговоре.

— Да.

— А вы учились на стоматолога?

— Ну, а как ты думаешь? – немного раздраженно ответил Дима. — Кто бы мне доверил свой рот, если бы я не учился?

Мите стало неловко. Он опустил глаза и решил отойти.

Диме, наверное, показалось, что он слишком резко ответил, и поэтому спросил более мягко:

— А почему ты спрашиваешь?

Митя тут же вернулся на место, словно ждал, что его позовут обратно.

— Я просто… скоро школу заканчиваю… Вот, думал, какую профессию выбрать…

— Ммм… — задумался Дима, — выбирай стоматологию. Люди верно говорят, с нашей профессией без куска хлеба точно не останешься.

Дима подмигнул Мите, и тот во весь рот заулыбался.

Мите почему-то было очень важно найти с этим человеком какой-то контакт. Он тянулся к Диме, видя в нем, возможно, что-то такое, чего ему самому не хватало.

— А Вам не противно? – по-детски наивно спросил мальчишка.

— Это моя работа! Как мне может быть противно?!

— Моя девушка, — Митя очень подчеркнуто сказал «моя девушка», словно хотел похвастаться наличием таковой, — говорит, что мне нужно стать бизнесменом.

— Ага. А больше она ничего не говорит? – презрительно фыркнул Дима.

— Ну… она много чего говорит… она вообще-то болтливая… — потупился Митя.

— Не слушай никаких девушек. Иди туда, куда тебя потянет сердце. Этих девушек у тебя будут сотни, а профессия одна на всю жизнь. И важно, чтобы ты ее любил.

— Я понимаю… просто ей хочется, чтобы я много зарабатывал. И сразу… Митя говорил довольно тихо и, чтобы расслышать слова, Миле приходилось сильно напрягать слух.

— Глупая стерва. Бросай ее немедленно, – резко ответил Дима.

От такого резкого и грубого тона Митю даже пошатнуло, как от маленькой взрывной волны.

— Вы не можете так говорить, Вы ее не знаете…

— Я знаю женщин, — отрезал Дима.

— Я люблю ее, — почти шепотом пробурчал Митя.

— Что я могу тебе сказать. Тогда ходи у нее под каблуком, а она будет вертеть тобой, как захочет. Хочешь быть слизняком? Твой выбор. Я тебе мешать не буду. – Дима очень презрительно, почти с отвращением, посмотрел на Митю и отошел в сторону.

Митя остался стоять на месте. Его лица Миле было не видно, но по опущенной голове и еще более ссутуленным, чем обычно, плечам Миле показалось, что он дико расстроен. Он даже тихонько шмыгнул носом. Потом Митя сжал кулаки, выпрямил голову и решительно подошел к Диме. Он ткнул Диму пальцем в плечо и с напором заговорил:

— Знаете что?! Знаете… Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей девушке! Вы не можете так говорить! Она любит меня, а я люблю ее! Я просто хотел с Вами поговорить, а Вы, как моя мать, думаете, что умнее всех! И знаете все наперед! Так вот, нифига Вы не знаете!

Дима повернулся к нему и тихим, но раздраженным тоном прервал монолог мальчишки.

— Ты можешь тут петушиться сколько влезет! Мне насрать на тебя, на твою девушку и вообще на все твои проблемы. Я просто сказал то, что думаю. Девка, которая ищет от тебя прямой выгоды, да еще поскорее, которая не думает о твоем будущем и о твоей карьере, о твоих желаниях – тупая стерва. Я сказал так, потому, что мне кажется, что я прав. Не нужен тебе мой совет – катись отсюда. Жуй сопли всю жизнь, как ты это делаешь сейчас. Все, до свидания!

Вдруг Митя сорвался с места и со всех ног бросился куда-то в глубь зала.

Миле видно было с высоты, что он забрался в какую-то старую шубу, уткнулся носом в мех и пытается сдержать слезы. Мелкая дрожь трясла его плечи, но ни одного звука от него не было слышно.

Мила быстро выскочила из своего укрытия, в два прыжка спустилась с высоты и налетела на Диму.

— Вы что, совсем бесчувственный чурбан?! – со злобой прошипела Мила, — зачем Вы довели мальчишку до слез?

— Это не я, — сухо ответил Дима, — он сам себя довел.

— Я все слышала, Дмитрий! Вы наорали на беззащитного парня! Хотя вы знаете, что он здесь ищет именно уверенность в себе! Как бы Вам понравилось, если бы мы знали, в чем Ваша проблема и били по больному месту?!

— Во-первых, в следующий раз, когда будете подслушивать, предупреждайте заранее, чтобы я в разговоре мог упомянуть, как отношусь к таким вещам. А во-вторых, я высказал ему свое мнение, только и всего. У меня не было цели обидеть его.

— Я не специально подслушала. Но то, что сделали Вы – отвратительно! Он там сидит и плачет! Я бы на Вашем месте, пошла туда и попыталась его успокоить.

— Плачет, потому, что сопляк, как я и говорил. Ни один нормальный мужчина не расплакался бы оттого, что сказал ему незнакомый человек. Тем более, если он на сто процентов уверен, что эти слова неправда.

— Откуда Вы знаете?! Может, Вы задели его за больное?!

— Откуда Вы знаете, может и он меня за больное задел! Я же не плачу тут по углам! – Дима кипятился не на шутку.

— Но Вы – взрослый мужчина! А он еще мальчишка! Знаете, Вы просто жестокий, высокомерный идиот, — сказала Мила с отвращением.

— Вы имеете право так думать. Я совершенно не хотел завоевать Вашего расположения. А сейчас, извините, у нас осталось всего полчаса. Я бы хотел продолжить поиски, — Дима отвернулся от Милы и занялся перебиранием старых виниловых пластинок, лежащих на полке.

Милу просто колотило от такого высокомерия, безразличия и жестокости.

Она пошла в глубь зала.

Там, все так же закутавшись в шубу, сидел Митя.

Мила села рядом с ним.

— Митя, — позвала его Мила.

Митя молчал.

— Митя, вылезай, — Мила пыталась с ним говорить как можно более ласково.

Но от ее слов мальчишка начал еще чаще всхлипывать.

Тогда Мила просто обняла пушистую шубу, в которой он прятался и стала, как бы успокаивая, гладить его по голове. Пушистые волоски шубы гладить было приятно.

— Не слушай ты всяких идиотов. У него нет чувств. Он и пальца твоего не достоин. Готова поспорить, у него в отличие от тебя, девушки нет. А значит, ты уже круче него.

— Думаете? – из шубы послышался глухой голос Мити.

— Конечно. Способность любить – великое счастье. Наслаждайся этим.

Митя угукнул из своей шубы, тоненьким голосом, как цыпленок.

— Ну, вылезай оттуда. Шуба пыльная, мало ли… не стоит ее прижимать к лицу.

Митя нехотя шмыгнул носом и забарахтался в шубе. Через несколько секунд из нее показалось заплаканное лицо с мокрыми длинными ресничками.

— Ну вот, видишь? Так ведь дышать легче, — улыбнулась ему Мила.

— Вы тоже думаете, что я слизняк? – искренне спросил Митя, глядя Миле в глаза.

— Я думаю, что ты — ранимый молодой человек, который способен почувствовать очень много. Я думаю, что ты пока еще не научился контролировать свои чувства.

— Как это, контролировать?

— Ну, вот ты чувствуешь что-то… Допустим, чувство голода. Но у тебя лекция.

— У нас уроки.

— Ну, хорошо, урок. Ты сидишь, тебе хочется есть. Ты это очень хорошо чувствуешь. Но ты ведь знаешь, что пойти и покушать можно только после урока, на перемене. Вот так и с чувствами. Иногда нужно их уметь откладывать. Только не на долго. Их обязательно надо пережить. Ведь если ты не поешь, ты умрешь с голоду. Но эмоции надо переживать тогда, когда для них подходящее время.

— Понятно.

— А то, представь, сидишь ты, допустим, на саммите Большой Восьмерки и вдруг чувствуешь злость. Как наорешь на Барака Абаму, во всю глотку…

Мила засмеялась, Митя в ответ тоже заулыбался.

— Это с опытом приходит. Ты только-только еще вступаешь во взрослую жизнь…

— Да не такой я и маленький! – возмутился Митя.

— Конечно! Раз девушка есть – уж точно не маленький, – улыбкой поддержала его Мила.

Митя еще раз всхлипнул, но уже успокаиваясь.

Неожиданно раздался резкий звонок.

— Пора, — сказала Мила, вставая и протягивая руку Мите.

— Ага, — он бойко вскочил на ноги, специально не берясь за Милину руку. — Наверное, хочет показать, что он быстрый и ловкий, — подумала Мила и улыбнулась.

Хотя Дима с самым независимым видом ушел в другую сторону, Миле вдруг показалось, что из-за стеллажа за ней и Митей наблюдают. Но не успела она это понять, как человек уже скрылся за шкафом. Миле почему-то хотелось думать, что это Дима. Все же, ей казалось, что он не мог быть настолько жестоким и безразличным.