Глава 8

Спохватилась, сообразив, что наговорила лишнего, но Зенозиус уже придвинулся, положил руки на мои колени, отчего сердце чуть не покинуло тесное пространство грудной клетки. Захотелось выпрыгнуть из кареты, укрыться в темной лесной чаще, не обращая внимания на испорченную прическу и порванное платье.

Хотелось даже оставить розы, лишь бы больше не бояться. Надоело. Я — выжатый лимон, сиротливо лежащий на тарелке, забытый объевшимися гостями, тусклый, кислый, унылый. Зенозиус же, напротив, похож на жизнерадостный оранжевый апельсин, его шевелюра вызывающе лохматится, несмотря на усилия льстивых парикмахеров. Бессердечный, самовлюбленный аристократ.

— Сиенна, почему ты так дрожишь? — в голосе Зентера звучали испуг и неподдельное участие. Он обнял меня и крепко прижал к себе, бормоча глупые утешения, совершенно не характерные для него.

— Сиенна, холодно? Или боишься? — спрашивал Зенозиус, прикасаясь тонкими пальцами к моим щекам, волосам, скулам. — Смотри, радуга! Сегодня она особенно яркая, тебе не кажется?

Нет, мне так не показалось. Обычная радуга, только фиолетовая полоса немного смущала. Она искажалась, вибрировала, сползала вниз, перемешивалась с другими цветами. Морана говорила, что фиолетовый — цвет вдов и сирот, несчастных, беззащитных людей. Я ничего не знаю о прошлом. Возможно, я сирота или вдова. Вальяжные облака медленно проплывали по ярко-синему небу, в некоторых из них виднелись смутные очертания человеческих лиц.

Я никогда не выходила за пределы сада и теперь с удивлением наблюдала открывшуюся передо мной панораму. В саду Зенозиуса трава не поражала буйной яркостью, внушающей надежду на лучшее. Сейчас приходилось жмуриться от слепящего солнечного света, обилия пронзительно-сказочной, нереальной зелени.

Мелькали цветы — пышные и скромные, гордо тянущиеся к солнцу и стыдливо поникшие, вызывающие и нежные, любящие внимание и просто наслаждающиеся жизнью. За полем виднелись очертания сурового леса, наверняка заполненного необычными существами, для которых высшее наслаждение — поиздеваться над простодушными любителями грибов и ягод.

Зенозиус все еще обнимал меня, но я не делала попыток вырваться, наблюдая за медленно тающей радугой со странной фиолетовой полосой, что наводила на мысль о сиротах и вдовах. Постепенно исчезали все цвета, но фиолетовый не хотел сдаваться, уступать безжалостной судьбе, умирать на глазах у сопливой девчонки. Он цеплялся за жизнь с отчаянным упорством, я даже почувствовала легкий укол жалости.

Видимо, чувства отразились на лице, потому что Зенозиус выпустил меня из объятий, недоуменно моргая, словно желая извиниться.

Хех, какая смешная мысль. Представить извиняющегося Зенозиуса? Как такое только в голову пришло? Тем временем фиолетовая полоса полностью исчезла, вызвав вздох сожаления об упрямом цвете, не желающем покидать земную юдоль.

— Сиенна, о чем ты думаешь? — произнес Зенозиус таким ласковым и участливым тоном, что я, бестолковая, решила поделиться.

— Радуга… Она очень странно себя вела.

Зенозиус не ответил, устремив взгляд куда-то вдаль. Рыжая прядь упала на высокий лоб, достойный кисти самого талантливого живописца. Наверное, в этот момент я покраснела, заметив за собой ненормальную увлеченность внешностью Зенозиуса. Да, он красив, но следовало бы быть осторожнее. Наконец хозяин замка заговорил, тихо и неуверенно, словно боясь произвести неприятное впечатление.