Запись 2

С самого утра мы с подружками ждали, когда прилетит мама, и попутно наряжались, стараясь подобрать как можно более эффектные платья.

Лусия по крови португалка, это значит, что ее яркая красота — следствие смешения кровей самих португальцев и мавров, у этого народа женщины были красивыми всегда. Смуглая кожа Лусии такая ровная и чистая, что кажется нереальной, черные волосы блестят так, словно впитали оливковое масло, при этом они густые и легкие, и подружка вынуждена заплетать косу на ночь, а то спутаются ужасно. Днем она носит две косы, лентами привязывая кончи косы к корню другой (кажется, такая прическа называется «розеткой»). Глаза у нее темно-карие, почти черные, бархатные и неблестящие за счет длинных, густых и загнутых ресниц. Видимо, Лусия из обеспеченной семьи, так как она носит платиновые сережки со «слезками» из натурального черного жемчуга (второе ее имя Перла). Я думаю, имя Лусии происходит от латинского слова lux, то есть «свет». Лусия и правда очень добрая и светлая, и ее улыбка красива не только благодаря ровным сахарным зубам.

Паула англо-испанка, от отца-англичанина у нее белая как снег кожа и рыжеватые волосы, так что от солнца она прячется, веснушек стыдиться, и потому старается быть молчаливой и незаметной. Испанская мама наградила Паулу глазами цвета кофе и черными ресницами, тогда как брови у нее темно-каштановые — очень причудливый дрейф генов. Волосы у Паулы прямые, не очень длинные, и она старается зачесать их максимально гладко и делает довольно высокий пучок из косы, который крепит шпильками и ничем не украшает. Зато хорошо видны серебряные сережки с большим лунным камнем в окружении мелкой бирюзы. Зато она закалывает воротник такой же брошью.

Сегодня мы отказались от формы, я надела прямое платье цвета такого же глубокого изумруда, что и камешки в моих любимых золотых сережках; Лусия надела нечто национальное, столь же яркое, сколь и она сама — на юбки были вышиты их национальные черные петушки, легенду о которых она мне рассказала ( я запишу ее позже); Паула предпочла нечто очаровательно-воздушное, палевое, стилизованное под кринолин. Сейчас мы делали друг другу прически.

Обычно я заплетаю двойную косу, начинающуюся почти ото лба и у висков переходящую в основную, но Лусия убедила меня заплести нечто, напоминающее прическу боевого эльфа из древнего и очень красивого фильма «Властелин Колец». Она уже сделала мне основную косичку «рыбий хвост», и теперь колдовала над тонюсенькими косичками у висков.

Самой Лусии мы с Паулой наплели «водопад» — красиво, но страшно трудоемко, и смотрелось сие исключительно на ее волосах, она из нас троих самая красивая. Паула ограничилась стандартной французской косой.

— Не вертись, — на чистейшем английском и с идеальным акцентом сказала мне Лусия, — потом увидишь.

— Но зачем цветы? — запротестовала я.

К слову, это были заколки, привезенные мамой из Мадрида XXI века, идеально имитирующие неизвестные мне довольно крупные белые цветы.

— Для оттенка, — наставительно сказала подруга, — чтобы был акцент.

Я промолчала, потому что подружка была права.

Она едва успела закончить, как в дверь постучали, и спокойный голос матушки произнес:

— Ангелы мои, вы готовы?

— Да, матушка, — откликнулись мы хором.

Стоящая ближе всех к двери Паула скоренько оную распахнула, внутрь шагнула наша любимая матушка, а за ней и моя мама. Подружки сделали реверанс, она благосклонно кивнула, поскольку сама не могла ответить тем же ввиду того, что была одета в подобие формы (официально формы у Спецтайма нет, только приближенная к ней либо строгая, либо спортивная одежда). Сегодня мама была в сером, глаза ее казались стальными, волосы она традиционно подняла над шеей и сколола крабом, а потому выбивались из привычного облика только туфли — изящные, на огромном каблуке и словно сделанные из змеиной кожи. Косметики, парфюмерии и излишка аксессуаров мама не признавала, даже кривилась презрительно, но при том умудрялась оставаться весьма женственной, пусть и не производила впечатление слабости и беззащитности. Я всегда восхищалась смесью сдержанной силы воли и ума, которыми от нее веяло даже дома.

При людях неприлично демонстрировать чувства, поэтому я только улыбнулась матери и тоже сделала книксен, а она мягко обняла меня за талию и кивнула матушке:

— Юные сеньориты вернутся в целости и сохранности.

— Не сомневаюсь, сестра, — отозвалась наша наставница-директриса. — Ступайте, чада мои.

Мы быстро направились к телепорту.

«Догева» встретила нас музыкой и накрытым на лужайке столом, мама временно исчезла из поля зрения, зато я увидела Рекса и тетю Элли, а к калитке подкатил джип дяди Володи. Все мы принялись здороваться и обниматься, Лариска радостно защелкала фотоаппаратом.

Вернулась мама в своем прекрасном черничного цвета платье с имитацией жакета, который казался сплетенным из странного коричневато-янтарного растения. В ушах у нее качались сережки-клыки из авантюрина, третий такой клык был в авантюриновом ожерелье, на руке — простой браслетик, тоже из авантюрина. Вот это уже было гарнитуром, причем он прекрасно подходил и к платью, и к ее русым волосам, и даже к оттенку кожи.

Тетя Элли была в платье небесного цвета и аквамариновых серьгах, крупных и очень красивых, на шее подаренная мною снежинка. Я украдкой глянула на подруг, те смотрели на нее с нескрываемым восхищением. Пока мы усаживались, прилетел на мотоцикле дядя Леня, еще и Азию с собой прихватил. Догоняли их дядя Вася и Лекса.

Интересно, а где Бренд и дядя Рома?

Застолье было прекрасным и душевным, под финал мама устроила танцы, и мы по очереди атаковали то дядю Володю (он самый лучший танцор), то дядю Леню, то дядю Васю. Именно на танцы примчались наконец-то Бренд с дядей Ромой — задержались в штабе на срочном задании.

Как я и ожидала, девочки просто намертво влюбились в Бренда, что не удивительно, он же очень веселые и невозможно обаятельно улыбается, и вообще, очень похож на фавна из древнего фильма «Хроники Нарнии». Не стоит говорить, что у него и Рога есть… Рога Тельца, разумеется.

Я еле удержалась от смеха, глядя, как робкая Паула пытается не выдать своего восхищения тем, какие у Бренда красивые глаза (мама называет их голубущими, потому что топаз в ее любимом серебряном кольце и то не такой яркий). Честно говоря, я Бренда обожаю, но влюблена в него не была никогда, поскольку несмотря на глаза и хорошую фигуру, в остальном он совершенно обыкновенный, лицо просто милое, ну, может еще губы яркие и волосы густые, темные, аж потрогать хочется.

Все же команда агенту как вторая семья, потому я и считаю, что все ее члены — мои дяди, кроме, конечно же, Элли, она же не дядя, а тетя. Двоюродные дяди вообще классные, Рик замечательный, так что, если бы я не скучала по дедушке и отцу, была бы абсолютно счастлива.

Смешно, но бабушка говорит, что я молчала где-то до трех лет, а потом сказала «деда», отчего он был безмерно счастлив, совсем как тогда, когда первое слово сказала мамочка, и слово это было «папа». Бабушка смеялась и говорила, что тут уж точно пропали бы сомнения в том, чья я дочь.

Да, я знаю тайну своего рождения, ее от меня не скрывали.

Меня создали в лаборатории в тот самый период, когда мама находилась в гиперсне после внесения в ее организм некоторых модификаций, что частично делает ее киборгом. Если подумать, в нашей семье не так мало киборгов: Рекс, мама, Рик, тетя Элли, и, с какой-то позиции, я сама тоже. Мама сильно удивилась, узнав, что во мне есть также гены отца, ей Ментор этого не сказал. Я не стану комментировать этот факт, осуждать родителей последнее дело, тут права наша матушка.

Я много думала о своей «ущербности», когда узнала тайну рождения, но тогда мама сказала, словно угадав мои мысли, что нет разницы в том, появился ли ты из матери или же из репликатора — тебе решать, каким стать человеком. Цитируя ее: «Среди пробирочников есть прекрасные люди, также как и среди естественников полно скотов, да и киборг порой куда человечнее». Затем она дала мне книгу Громыко «Киборг и его лесник», тоже из серии любимых «Космоолухов». Я залезла в макет «Космического мозгоеда» на заднем дворе нашего особняка, читала ее и плакала.

Главное, что меня мама любит, что у нас замечательная семья, остальное приложится.

Маму мне жалко, она порой смотрит на меня словно стеклянными глазами, и я даже знаю, почему. Я как-то слышала — в библиотеке за стеллажами она и бабушка меня не видели, — как обсуждалось то, вернется ли дедушка. Мама говорила, что приложит максимум усилий, но потом сказала: «Не это страшно, мам, другое — я ведь почти ничего не чувствую, ни страха нет, ни осознания, что отец далеко; в общем, я бесчувственна, и Лане я не мать, а ехидна». Бабушка, должно быть, потеряла дар речи, а когда поняла, что сказать, мама уже ушла.

Мамочка, ты совсем мне не ехидна, ты самая лучшая, ты всегда видишь и мои сильные, и мои слабые стороны. Ты знаешь, когда я права, но и когда я не права видишь тоже, и ты всегда направляешь меня. Я всегда буду слушаться, всегда буду хорошо учиться, я стану хорошим человеком, потому что люблю тебя.

Нужно попросить матушку сказать маме, что она замечательная, матушке она поверит, и сестре Инессе поверила бы.

Я обязательно это сделаю.

А сейчас мы снова танцуем, и тетя Элли запела песню обо мне, потом она подарит мне текст и партитуру, я уверена. Вот бы научиться играть на гитаре как можно скорее, я тоже хочу петь, но пока что я учу испанский и португальский, подружки мне помогают в обмен на то, что я учу их русскому. Гитара будет следующей.

Как же прекрасна моя жизнь!

Люблю. Друзей и врагов.

Люблю свой мир.